Глава 25

«Мы придем к вам на выручку. Если у вас будет выручка»

надпись в налоговой инспекции

‑ Вот так… ‑ Инна закончила грустный рассказ и ещё раз шмыгнула носом. Слез уже не было, зато соплей – в изобилии.

‑ Перестань тереть лицо, ‑ Алена сунула ей носовой платок, пытаясь представить, что можно в такой ситуации сказать. – И успокойся уже, на тебя смотреть страшно. Ну, поругались, бывает, ничего непоправимого не произошло. Или ты его на полном серьезе послала?

Власова только обреченно кивнула, не поднимая глаз. Те уже не особо и раскрывались, делая девушку мало того, что совсем не красавицей, так ещё и похожей на Вия.

За полчаса, которые Герман провела рядом с ней, Аленка развила бурную деятельность – успокоила Инну до такого состояния, чтобы та могла внятно объяснить, по какому поводу устроила плач Ярославны, шуганула пасущегося в коридоре Женьку, похоже, не доверявшего новой знакомой сестры, и отправила Власова за чем‑нибудь вкусным. Ибо нет более действенного средства для лечения женской сердечной раны, чем скушать какой‑то тортик, на ночь глядя.

‑ А чего тогда плачешь? Если уже все решила, значит, просто выброси из головы и не возвращайся к прошлому. Ин, так нельзя, ты себя только до нервного срыва доведешь. Хочешь? ‑ Опухшее создание отрицательно качнуло головой. Вот нервного припадка ей точно не хотелось. – Тогда по какому поводу слезы?

‑ Обиииииидно, ‑ провыла Инка, у которой, как оказалось, запас жидкости в организме ещё не иссяк. – И больно…

‑ Вот блин…

В этот момент в дверь комнаты постучали – судя по звуку, даже не кулаком, а ногой, и обе мужененавистницы притихли. Власова почему‑то сразу же решила, что это приехал Сергей, и теперь разрывалась между желанием посмотреть на него хоть одним глазком и спрятаться в кладовку.

‑ Это я, ‑ Женькин голос немного успокоил судорожно зашебуршившихся девушек. – Чтоб ещё раз в середине января мороженое вам покупал… На меня в магазине, как на дебила, смотрели!

Теперь и Инна, и Алена на пару хрюкнули от смеха. И ведь реакцию продавца можно понять – на улице минус пятнадцать, а он выбирает летний деликатес.

‑ Будешь? ‑ Аленка кивнула в сторону двери.

‑ Да. ‑ Как ни странно, но сладкого захотелось со страшной силой, не пугала даже возможность застудить горло.

‑ Тогда жди здесь, сейчас принесу.

Инка благодарно кивнула, потому что к такому подвигу, как покидание своей норки готова не была. Ну, разве только в туалет…

Женька как раз раскладывал покупки на кухне, пребывая в редком для себя состоянии – парень не знал, что предпринять. То есть – совсем. Нет, конечно, можно было бы позвонить Серому, тот за пятнадцать минут примчится, а потом оставить их разбираться наедине, но поступать так с сестрой не хотелось. Он её уже и так подставил, теперь нужно постараться реабилитироваться. И сочувствие другу решено было безжалостно подавить. Тем более, что он сам виноват – нечего было на Инку наезжать, на девок своих пусть орет. Хотя, Власов не смог припомнить, чтобы Тихонов вот так срывался на кого‑то из пассий. В лучшем случае, раздраженно одергивал, если его пытались заставить ревновать. А обычно просто не обращал внимания. Так что у Инки получилось его задеть за живое, практически не прилагая к этому никаких усилий.

От размышлений о причинах странного поведения Сергея его отвлекло появление Алены. Девушка остановилась на пороге, перекрестив руки на груди, и задумчиво посмотрела на замершего на месте Женьку.

‑ Он ведь ваш друг?

Уточнять, о ком идет речь, смысла не было.

‑ Да.

‑ Понятно.

Выскочившая вслед за ней Машка просочилась на кухню и теперь вовсю знакомилась с территорией. Особенно её заинтересовали мужские лапищи, стоящие возле стола. Они были обнюханы особо тщательно, после чего, коротко фыркнув, кошка отвернулась и метнулась за холодильник. Чем именно ей так не понравился Женька, осталось невыясненным, но свое отношение к этому представителю прямоходящих мохнатая девушка высказала предельно ясно.

‑ Вот зараза…

‑ Это она уловила общую направленность женских эмоций в отдельно взятой квартире, ‑ Алена все‑таки подошла ближе. – Я за мороженым.

‑ Держи, ‑ Женька передал ей два больших пластиковых стаканчика и ложки. – Как сестра?

‑ Расстроена, обижена и пытается замкнуться в себе.

‑ Не надо! Может, пусть он приедет, поговорят, она ему все выскажет и успокоится?

‑ Нет, она не станет с ним разговаривать. Во всяком случае, сегодня, ‑ девушка удобнее перехватила стаканчики, обжигающие ладони ледяным прикосновением. – И потом, если ему хочется поиграть, лучше пусть вообще не показывается. Инна пока сама не понимает, но для неё все серьезно. Надеюсь, это останется между нами?

‑ Да, конечно. Спасибо, что помогаешь. И тогда, и теперь.

‑ Так я не ради тебя стараюсь. Она хорошая, хоть и со своими тараканами. Таких людей, как Инна, очень мало, ‑ Алена кивнула ему и ушла обратно к добровольно заточившей себя в четырех стенах. Машка за ней не последовала, но из‑за холодильника показалась. Похоже, котенок пролез по всем темный углам, судя по налипшей на усы паутине.

‑ Иди сюда, страх божий, ‑ Женька поманил кису, но та осталась непреклонной, только улеглась удобнее, положив ушастую голову на передние лапки. – Колбасу хочешь?

Как оказалось, принципиальность зверька легко преодолевалась предложением чего‑нибудь не полезного, но вкусного. Уже через пару минут котенок, урча, поедал кусочек вредности, милостиво позволив погладить себя по спине. Но стоило Женьке позволить себе такую вольность, как попытку взять на руки, Машка вывернулась, царапнула его по пальцам и шмыгнула в коридор. Чем только подтвердила, что сегодня у него отношения с прекрасным полом не складываются.

‑ Я уже не могу, ‑ Инна с нескрываемым отвращением посмотрела на мороженое. Если поначалу его хотелось, то теперь один только вид вызывал пока ещё не до конца оформившееся отторжение.

‑ Я тоже, ‑ Алена сунула ложку в стаканчик и убрала тару с глаз долой. Тем более, что у обеих девушек уже полностью заледенели и губы, и зубы, и языки. – Тебе легче?

‑ Угу…

Как ни странно, но Инка и правда чувствовала себя лучше. Да, ни обида, ни тоска, ни дурное настроение никуда не делись, но дышать стало существенно легче. Может, помог разговор с Аленой, которая, ничего не выспрашивая и не давая советов, тем не менее, смогла помочь хотя бы немного под другим углом посмотреть на ситуацию. Например, что взросление всегда сопровождается переживаниями, и что пусть Инна даже не пытается забыть Сергея – все равно не сможет. И позже, когда полностью им переболеет, будет всегда помнить. Как своего первого мужчину, как человека, в которого когда‑то была влюблена. Так что глупо тратить все силы именно на это. Да, больно, хочется спрятаться ото всех и вообще затаиться и жалеть себя, только это не выход. И ничего хорошего из такого затворничества не выйдет.

‑ А что мне тогда делать? – Власова не стала убирать мороженое, вместо этого приложила уже чуть согревшийся, но все ещё прохладный стаканчик к опухшему лицу.

‑ Понятия не имею. Что тебе нравится, то и делай. Ну, кроме очевидных глупостей. Типа, переспать с кем‑нибудь, в надежде, что сможешь так забыть о Сергее. Не поможет, ‑ Алена помрачнела, то ли вспоминая собственный горький опыт, то ли от понимая, что завтра проснется с соплями – горло у Герман уже начинало противно гореть. ‑ Например, походи по магазинам, сама же сказала, что советовали изменить стиль. А относительно поездки – совсем глухо?

‑ Не знаю. Наверное. Пока ничего конкретного не сказали, но, скорее всего, ничего мне не светит… ‑ как ни странно, но теперь эта мысль уже не вызывала такой горечи. Вот уж действительно – все познается в сравнении.

‑ Жалко. Вот такая перемена точно помогла бы… А к родителям смотаться не хочешь? И отвлечешься, и немного загоришь.

‑ А ещё меня покусают все местные москиты, и обязательно подхвачу какую‑нибудь экзотическую заразу, ‑ в словах Инны звучал не только легкий оттенок юмора, но и умудренность опытом, который, как известно, сын ошибок трудных. – Да и маме с папой будет не до меня, они там делом занимаются, а я только под ногами буду путаться.

‑ Да, непруха… ‑ Герман задумчиво постучала себя пальцем по губам. – Тогда только шоппинг. Хочешь, пойдем завтра вместе?

‑ Я завтра совсем страшная буду… ‑ Инна трезво оценивала свои шансы на восстановление привлекательности до утра и признала их катастрофически малыми.

‑ Ерунда, сейчас все снимем. А то я так ни разу ни ревела, ‑ Аленка сразу же развела бурную деятельность, первым делом оттащив жертву первой любви в ванную. – Пару минут умывайся холодной водой.

‑ Нет, это вообще что за фигня?! – многострадальная ручка полетела через весь стол и сгинула где‑то под диваном. – Я понимаю день подуться, ну, два… Но она уже неделю на звонки не отвечает и из дома выходит только в сопровождении кого‑нибудь из друзей!

Сергей прижал пальцы к уставшим глазам. То ли сказывался недосып – за последние семь дней он спал не больше трех‑четырех часов в сутки, то ли нервное напряжение, но факт оставался фактом. Ему было плохо без Инки. Реально хреново. И ведь невозможно сказать, чего именно не хватало, а как будто какую‑то часть его самого отняли. Вроде, физически все нормально, а на эмоциональном уровне такой раздрай, что цензурно и не скажешь. Тихонов о своих необдуманных словах уже сто раз успел пожалеть, но только ей это, по ходу дела, было уже совсем не интересно. Во всяком случае, после двух суток сидения взаперти, пока он пытался до неё хоть как‑то дозвониться, пусть и совершенно безуспешно, Инна теперь снова ходила в институт, улаживала последние оставшиеся дела перед вылетом в Мюнхен и вообще вела себя, как и раньше. А у него так не получалось. Уже несколько раз Сергей почти дозрел до решения силой запихнуть её в машину, отвезти к себе и нормально, спокойно поговорить. Вот только вряд ли разговор получится именно таким, каким сам мужчина его планировал. Да и попытку принудить Инку что‑нибудь сделать уже проходили. Она же упрямая, может из чисто женского чувство противоречия наоборот сделать…

‑ Вообще‑то она телефон не отключала, ‑ Женька потихоньку покачивался из стороны в сторону на офисном кресле, отчего то недовольно поскрипывало, и разглядывал хмурое, помятое лицо друга. Поставленный Инкой синяк уже сходил, так же, как и подживала расквашенная им собственноручно губа Сереги. На следующий день после памятного расставания он все‑таки отвесил приятелю люлей. Слишком уж хорошо запомнил выражение глаз Инки, которая и утром, уже почти отошедшая ото всего, по крайней мере, внешне, не могла ни на чем сосредоточиться. Даже в кофе вместо сахара соду положила. И то, что с ней не все в порядке, брат понял, когда она эту тошнотворную бурду выпила, не заметив своей оплошности. И, похоже, что решение о том, как все будет дальше, для себя уже приняла. Только вот, скорее всего, в этом самом «дальше» Серому места не оставила. ‑ Инка включила твой номер в «черный» список…

‑ Шутишь.

‑ Ха‑ха‑ха три раза. А что, похоже, что я шучу? – Видимо, карьера клоуна ему не грозила, потому как, Сергей только выругался сквозь зубы и помрачнел ещё больше. – Может, объяснишь, зачем ты это делаешь? ‑ Тихонов и так понял, о чем спрашивал друг, но внятной причины подобрать не смог, только мотнул головой. – А если она не вернется?

‑ Что ты от меня хочешь?! Чтобы я её взаперти держал?!

‑ Серый, нервы полечи. Не нужно так орать. Просто пытаюсь понять, нахрена тебе это нужно. Инке же говорить не собираешься?

‑ Нет. И ты не смей, ‑ он резко оттолкнулся, поднимаясь с кресла. Ничего нового в виде из окна не было, но рассматривал его Сергей с предельным вниманием. – Можешь устроить так, чтобы она меня выслушала?

‑ Не проси, ‑ Женька за эти дни тоже извелся, не понимая, что сделать и как успокоить сестру. Только Инке его сочувствие и поддержка и не были нужны. После первого дня, когда ревела больше, чем за все предыдущие двадцать лет, девушка стала преувеличенно спокойной и собранной. Настолько, что это уже пугало. Неряхой или раздолбайкой она никогда не было, но и такая сосредоточенность пугала, потому как явно была не от хорошей жизни. – Я обещал, что не стану вмешиваться, поэтому думай сам.

‑ Ну, спасибо…

‑ Сам налажал, сам и исправляй. Она и со мной теперь особо не откровенничает. До сих пор обижена.

‑ Мне бы твои проблемы…

Чему ещё хотел позавидовать Серый, Женька так и не узнал, потому что ему позвонили из одной очень интересной структуры. В течение следующих нескольких минут Власов только слушал говорившего и все сильнее таращил глаза.

‑ Это точно? – заинтересовавшемуся Тихонову посчастливилось услышать только не совсем внятное бормотание, в котором, впрочем, проскальзывали утвердительные нотки. – Да, хорошо, спасибо за звонок, обязательно заеду и подпишу.

‑ Что там? – Серый уже даже и не пытался сосредоточиться на текущих делах. Хотя и сказать, что он манкирует рабочими обязанностями, тоже было бы не совсем верно, но трудился без огонька, машинально выполняя свои функции.

‑ Даже не знаю, с чего начать. Тут совсем необычная история получается…

Странно, но факт – из программы обучения по обмену Инну не исключили, более того, работники визового центра вошли в положение и не стали затягивать с разрешительными документами. В результате чего девушка теперь сжимала в руках папку со всякими особо важными бумажками и, самое главное, билет на рейс до Мюнхена, датированный послезавтрашним числом. Хорошо, что у неё вещи были собраны заранее, иначе могли бы возникнуть сложности. И спасибо Алене, которая не только, как и обещала, помогла с выбором нового гардероба, но и с его упаковыванием.

‑ Все, Инночка, теперь все документы у тебя на руках, в аэропорту встретят, ‑ Нина Ивановна делала какие‑то пометки в гроссбухе, умудряясь одновременно с гордостью и некоторой печалью поглядывать на Власову, заполнять графы мелким каллиграфическим почерком и кутаться в огромную пуховую шаль. На улице так и не потеплело, и стены здания, постепенно промерзая, прекрасно охлаждали и без того не особо жаркую атмосферу корпуса. – Жаль, конечно, что Константин Дмитриевич не сможет вылететь вместе с тобой, мне было бы спокойнее…

‑ Не нужно переживать, вы же меня не в глухую деревню последней вечерней лошадью отправляете. Даже если не встретят, адреса и самого университета, и студенческого городка есть, немецким владею, так что доеду, ‑ Инна подалась вперед и порывисто обняла пожилую женщину. – Спасибо большое за помощь.

‑ Да мне‑то за что? – она тоже на секундочку сжала плечи девушки.

‑ А вы не знаете, что случилось с Эрмидисом? Он же тоже собирался лететь в Мюнхен, а тут этот отпуск…

Константин Дмитриевич удивил всех, написав несколько дней назад заявление на отпуск б/с, и после этого преподавателя не видели. По ВУЗу тут же поползли разные слухи, начиная от внезапно занемогшей старушки‑матери (о которой никто не знал, но ведь должна же быть у него родительница) до тайного и крайне секретного задания от спецслужб. Правда, в эту версию верили даже меньше, чем в болящую мать. Но факт оставался фактом – Эрмидис чрезвычайно спешно и в обстановке строжайшей тайны сгинул не только с Инкиного горизонта, но и из института. У девушки даже появились сомнения, что это «жжжж» неспроста, но никаких доказательств не было.

Да и сомневалась Власова, что тот, чье имя она не произносила даже мысленно (отчего чувствовала себя почти Гарри Поттером, только очков и не хватало), настолько разозлился, чтобы устроить разборки с зарвавшимся преподом. Но до конца так и не смогла себя в этом убедить.

Инна ещё шесть дней назад поняла, что показной жизнерадостностью никого не обманет, потому не стала растягивать губы в нарочитой клоунской улыбке. Она пыталась вести себя естественно, хотя и не всегда получалось, но, когда становилось совсем невмоготу, вспоминала слова Алены. Ведь решила же, что все – хватит. Да, скучала. Иногда до такой степени, что хотелось выть, уткнувшись в подушку. Или сделать какую‑нибудь очевидную глупость. Например, позвонить и молчать, просто, чтобы услышать голос. Но Власова прекрасно понимала – если даст слабину сейчас, так и останется на тех же ролях, а быть его надцатой любовницей без права голоса и возражений не позволяло чувство собственного достоинства. Даже не так – не сможет она безропотно терпеть такое отношение, все равно возмутится, вот только с каждым не то, что днем – часом, привыкала к нему все сильнее. Если её так ломает после нескольких суток, проведенных вместе, то что же будет через неделю? А через месяц? Ведь Инна сомневалась, что для него это серьезно. У него до неё таких же дурочек было немало, а вот как она потом вынесет разрыв, ещё вопрос…

‑ Да мы и сами в недоумении, ‑ ответ Нины Ивановны немного встряхнул девушку, которая одними только мыслями уже почти довела себя до слез. – Ничего, как говорится, не предвещало, а вот так получилось… Но могу сказать по секрету, ‑ женщина понизила голос, и Инка, хоть и не была любительницей сплетен, но все равно наклонилась. – Говорят, что его обвинили в плагиате. Вроде бы, его кандидатскую написал совсем не Константин Дмитриевич.

Власова не стала усмехаться, хотя так и тянуло – к сожалению, в мире науки и образования такое происходило сплошь и рядом, потому вряд ли этот факт мог бы настолько подкосить Эрмидиса, что тот решил временно сгинуть с глаз.

‑ А это доказано?

‑ Нет, но в том и дело, что тот самый кусок работы принадлежит не какому‑то его коллеге‑аспиранту, а одному из уважаемых профессоров университета, в котором Константин Дмитриевич тогда учился. А когда этот самый ученый муж попытался свои исследования опубликовать, тут и оказалось, что они уже фигурируют в защищенной год назад кандидатской работе…

Да, вот это уже точно серьезнее. Если в мышиную возню по поводу спорных моментов, которая не прекращалась ни на минуту среди младших научных сотрудников, руководство ВУЗа не вмешивалось ‑ там черт ногу сломит, кто у кого и что спер, все равно не поймешь, то обиду профессора точно должны рассмотреть и удовлетворить, дабы неповадно было. Зато, если это соответствует действительности, то теперь понятно, с чего Эрмидис воспылал такой страстью к студентке, которую до того момента в упор не видел.

‑ Понятно… Все равно спасибо вам. И всего хорошего, ‑ Инна потуже затянула пояс нового пальто, которое, хоть и было стильным и очень эффектным, все‑таки в смысле удобства уступало милому девичьему сердцу пуховику. – Я вернусь, вы и соскучиться не успеете.

‑ Может, ещё замуж там выйдешь, тогда уж не вернешься, ‑ хоть Нина Ивановна и улыбалась, но нотка грусти все равно была.

Как же Инна не любила прощаться! Вроде, провожая родителей, должна уже привыкнуть, а все равно каждый раз что‑то неприятно сжималось в груди…

‑ Нет, спасибо, я туда пока не хочу. Всего хорошего.

Торопливо, пока окончательно не расстроилась, девушка выскочила из кабинета, спеша покинуть корпус, который никогда не считала родным местом, а теперь, ещё не уехав, уже испытывала ностальгию.

Спрятав документы в объемную мягкую сумку, гармонирующую по цвету и текстуре с высокими, по колено, замшевыми сапогами на танкетке, и набросив капюшон на слегка растрепавшуюся прическу, Инна выбежала на улицу. И остановилась на секунду за дверью, чтобы глаза привыкли к слепяще‑яркому солнечному свету, отраженного от снега и разбегавшемуся «зайчиками» во все стороны. Так неожиданно выглянувшее светило можно было бы рассматривать, как добрый знак, но все равно на душе было мрачно и противно.

Торопливо спустившись по ступенькам, Власова оказалась на парковке, где оставила забранную пару дней назад машину. С этим тоже была связана странная история – когда Инка приехала забирать авто, оказалось, что ремонт уже оплачен. Кем именно, работяги сообщить отказались наотрез и не совсем поняли, с чем конкретно связано недовольство девушки. Даже попытка пригласить её на свидание не улучшило мрачное расположение духа рыжей, которая догадывалась, кто именно решил облагодетельствовать, но позвонить и уточнить так и не решилась. Ни звонить, ни встречаться лично она не рисковала, слишком уж сильные эмоции. Даже его номер заблокировала, потому что понимала – стоит ему заговорить, она может сломаться. А если попросит – вернется. И от этого становилось только страшнее. И как‑то непривычно чувствовать себя настолько уязвимой и поддающейся влиянию.

‑ Привет.

Она даже поскользнулась, слишком резко затормозив. Но шлепнуться на попу ей не дали, подхватив в полете и удержав за талию. И сразу же появилось желание и расплакаться, и прижаться к стоящему за спиной Сергею. Но почему‑то больше всего захотелось развернуться и, уткнувшись лицом между плечом и шеей, вдохнуть его запах. А ещё почувствовать, как чуть шершавая щека прижимается к её лбу.

‑ Добрый день, ‑ Инка могла собой гордиться. Она не повернулась, не обняла, и не втянула в себя его аромат. Только зажмурилась и крепко‑крепко стиснула кулачки, скрипнув бежевой кожей перчаток.

Зато Тихонов не стал строить из себя стойкого оловянного солдатика и, сдернув с неё капюшон, зарылся лицом в рыжие пряди. И хватку ладоней на её бедрах нельзя было назвать нежной. Как и безразличной.

‑ Мне нужно тебе кое‑что показать. Поехали, ‑ подталкивать к машине он её не стал, просто потянул за руку. Не хотелось принуждать, хотя желание вцепиться в неё изо всех сил и запереть в своей квартире, чтобы не пришлось с кем‑то делить её внимание, было острым до неспособности нормально вдохнуть. Но этот метод он использовать не собирался. Во всяком случае, пока совсем крышу не сорвет. И Серый надеялся, что до этого не дойдет, хотя дурные мысли посещали его все чаще. – Пожалуйста.

Инка почему‑то не стала сопротивляться и противиться. То ли из‑за этого самого «пожалуйста», то ли от того, что через два дня она будет за сотни километров, и они не увидятся, как минимум, полгода. Вместо возражений она, все ещё не оборачиваясь, сделала шаг к его машине.

Подождав, пока она остановится у пассажирской дверцы, Тихонов все‑таки повернул её к себе, но целовать не стал. Потому что не был уверен, что если она ответит, они не устроят эротическое шоу для прохожих. Слишком уж за эту неделю соскучился по её теплым губам и бархатной «ирисковой» коже. Только вот молчание девушки, а ещё – упорное нежелание поднимать на него взгляд, не давали возможности обрадоваться раньше времени. Но ладонью по щеке провел, без нажима, прослеживая линию скулы, подбородка… И, так и не коснувшись поджатых губ, опустил руку.

На дорогу, за которую они так и не произнесли ни слова, ушло минут двадцать.

Инка судорожно пыталась представить, куда и зачем он мог её везти. Но так и не смогла определиться. Но точно не к себе и не к родителям. И не на работу. Но куда именно?

Прочитав надпись на табличке, девушка и вовсе замерла, утратив дар речи. Так получилось, что, несмотря на близость к районному представительству этой государственной организации, она никогда не бывала внутри. Повода не было. Да и желание, если честно – тоже. И идти туда с Сергеем также сильно не хотелось. Потому Инна вцепилась пальцами в ремень безопасности.

‑ Зачем..?

‑ Так надо. Идем со мной.

Но Власова только ещё крепче вжалась в сиденье, всем видом намекая, что готова срастись с шоколадно‑коричневой обивкой кресла. А в голове почему‑то появились совсем дурные мысли, которые она и озвучила:

‑ Ты решил все‑таки написать заявление, а меня привез, чтобы долго не искали?

Такая простая логика явно застала Тихонова врасплох, потому он несколько секунд осоловело рассматривал обиженную Инку, а потом расхохотался.

‑ Нет, все‑таки женский тип мышления – это нечто… Не собираясь я на тебя заявлять. Идем, ‑ он быстро обошел автомобиль и встал рядом с открытой дверью, ожидая, когда же девушка соизволит выйти. – Взяли того, кто напал на тебя в квартире. Нужно, чтобы ты его опознала.

От воспоминания о собственном ужасе и беспомощности Инна сжалась, машинально обхватывая себя руками. Ей совершенно не хотелось снова видеть этого человека. Даже вот так, когда он точно не сможет ничего сделать. Да и что она там сможет узнать – девушка же его лица вообще не видела, только размытое темное пятно. И возвращаться к тому моменту, когда она, совершенно ошарашенная и напуганная до дрожания коленок, стояла в коридоре, размазывая кровь, текущую из разбитого носа, Инка не собиралась.

А ведь именно с этого все и началось. Не испугай её тогда этот человек, Власова никогда бы не согласилась уехать вместе с Сергеем. И ничего бы не было. Ни всех этих событий, нервотрепки и попыток разобраться в себе. Они не стали бы любовниками, и девушке бы не было так плохо сейчас. И близость к Тихонову совсем не унимала то самое чувство внутренней опустошенности и усталости. Наоборот – борьба разума, который упорно твердил, что лучше им держаться подальше друг от друга, и подсознания, упорнее не желающего принимать эти доводы, выматывала. Интересно, есть ли универсальный рецепт, чтобы забыть человека, о котором не хочешь думать, а он все равно не идет из мыслей весь день, да ещё и сниться ночью?

Похоже, все эти сомнения отразились на лице, потому что Сергей наклонился к ней, почти опускаясь на корточки возле открытой двери, и, отодвинув высокий ворот трикотажного платья, обхватил затылок Инны, на котором короткие волоски встали дыбом от такого простого, но нежного прикосновения, ладонью, прошептал:

‑ Я знаю, что тебе не хочется идти. Но если его не посадить, кто‑то может серьезно пострадать. Если совсем не хочешь ‑ мы уедем. Только ты сама себя потом съешь, когда он причинит кому‑то вред…

Что самое обидное – он был прав. И сама Инка прекрасно это понимала. Но так не хотелось снова переживать все это… Даже недовольство и некоторая оторопь от встречи с Сергеем отошла на дальний план. Хотя полностью и не пропала, тут уж ничего не поделаешь. А когда он ещё поглаживает на шее, чуть касаясь пальцами волос, так и вовсе, словно никакой ссоры не было, хотелось прижаться в его ладони и прикрыть глаза, чуть слышно мурлыкая…

Ага, и обвинения в том, что она решила гульнуть на сторону ещё до похода в ЗАГС, тоже привиделись. Это сразу придало решимости, и Инка дернула головой, давая понять, чтобы её отпустили. Хотя и с явным нежеланием, но руки Сергей убрал и даже отошел, предоставляя возможность нормально выйти из машины.

Девушка осторожно, как по минному полю, прошлась по тротуару, выложенному плиткой, которая на морозе стала угрожающе скользкой, и остановилась перед входом в РОВД. Почему‑то отделение полиции рождало скорее желание сделать пожертвование на ремонт здания, чем трепет и уважение к представителям нелегкой профессии правоохранителей.

Обшарпанное трехэтажное здание руку маляра, а уж тем более штукатура, не ощущало лет пятнадцать, потому немного стыдливо выглядывало между новым офисным центром, из‑за которого застройщики уже пару лет судятся с мэрией по поводу слегка незаконного возведения, и детским садом. Хотя, учитывая нравы нынешних деток, такое соседство было очень даже кстати…

‑ Нам в двадцать третий кабинет, ‑ Сергей положил руку её на поясницу и аккуратно подтолкнул к двери. Она, эта дверь, стояла здесь так давно, что, вполне возможно, видела и застойные времена, и эпоху «оттепели», и даже героев битвы за освобождение города от фашистов. – Через полчаса у них начнется обеденный перерыв, лучше поспешить.

‑ Я и сама могу с ними встретиться, ‑ моральных сил для этого у Инки точно не было, но все равно возмутилась. Неужели нельзя вести себя, как со взрослым человеком? Такое впечатление, что он немного ошибся адресом и перепутал отделение с садиком…

На это Тихонов ответил только долгим взглядом, а потом поднял вверх руки, демонстрируя ладони. Н‑да, совсем неожиданно. От такой легкой победы Инка даже растерялась. И что теперь делать? Идти на встречу со следователем нужно, это она понимала совершенно четко, сама девушка в нужном направлении и шага не сделает – ещё одна аксиома, а Сергей сегодня подозрительно покладист, так что вряд ли будет принуждать.

‑ Если хочешь, пойду с тобой, ‑ её нравственные терзания от мужчины явно не укрылись, но действовать нахрапом он больше не рисковал, решив выработать другую стратегию. Раньше она видела только одну его сторону, теперь нужно показать все многообразие характера. Правда, существовал риск, что после такого наглядного проявления, Инна вообще сбежит с воплями ужаса. Ну, не праведник он не единого разу. Но ради неё можно и постараться…

‑ Хорошо.

Девушка даже руку протянула, позволяя сжать свою ладошку, но внутрь отделения заходила, задержав дыхание и втянув голову в плечи. Власова и сама не знала, чего тут больше – стресса или мук нечистой совести (признаться честно, закон она нарушала и не раз), но какая‑то внутренняя маета точно присутствовала.

Изнутри отделение производило все то же впечатление неприкаянности и хронического недофинансирования. Унылые темно‑зеленые стены хорошего настроения не добавляли, да и вряд ли кто‑то приходил сюда, радуясь жизни. Хотя, было одно исключение – следователь, фамилия которого прошла как‑то мимо сознания нервничающей девушки, был единственным человеком, который даже в такой депрессивной атмосфере сохранял бодрость духа.

‑ Итак, гражданка Власова, что же это вы не заявили о проникновении в жилище? – пожилой усатый дядюшка посматривал на Инку с добрым укором, хотя и без умиления. – А то взяли мы одного ясного сокола, он нам рассказал о своих подвигах, а тут и выяснилось, что заявления от вас нет…

‑ Ну, ничего же не пропало, да и я его совсем не рассмотрела, какой смысл заявлять? По моему описанию можно половину города опознать, вряд ли бы нашли кого‑нибудь, вот и не хотелось добавлять вам работы… ‑ девушка поерзала на жестковатом стуле, пытаясь устроиться удобнее, но добилась только того, что зацепилась колготками за щетинистую ножку и замерла, опасаясь порвать одежду.

Сергей, несмотря на некоторое сопротивление доброго дяденьки‑полиционера, во время разговора от Инки не отходил ни на шаг, встав на её спиной и положив ладони ей на плечи. В другой ситуации она бы возмутилась от такого самоуправства, но сейчас была рада, что рядом находится близкий человек. Ну, не внушали ей доверия стены обители правоохранителей.

‑ Что работы не хотели добавлять – это похвально, вот только о таких случаях нужно заявлять обязательно. И что мне теперь с вами делать? Как свидетеля не вызовешь, а подозреваемый признался, что был в вашей квартире.

‑ Я так понимаю, что это не единственный эпизод? – Тихонов, почувствовав колебания Инны, решил прийти на помощь.

‑ Нет, их около десятка, ‑ похоже, следователя не особо обрадовало вмешательство ещё одного персонажа, но он пока стерпел. – Извините, а вы кем приходитесь моей гостье?

‑ Друг семьи.

‑ Аааа… ‑ дядечка пару минут сосредоточенно поперекладывал бумажки и снова обратив внимание на девушку, решив впредь игнорировать присутствующего парня. – Итак, заявление писать будем?

‑ Но ведь прошло почти две недели, ‑ Инна уже всей душой стремилась на улицу. Вот не зря её раньше совершенно сюда не тянуло, как оказалось, у неё на РОВД что‑то вроде аллергической реакции – холодеют пальчики, дрожат коленки и чувствуешь себя преступником, даже если ничего не совершал. – Помимо того, никакого ущерба, кроме испуга и поцарапанной щеки, он все равно не нанес. Не думаю, что будет уместно писать его сейчас…

‑ Это да… ‑ похоже, у дяденьки на глазах ухудшались показатели раскрываемости преступления, потому усач немного поскучнел. – То есть – никаких претензий у вас нет?

‑ Его же посадят из‑за других аналогичных преступлений? – дождавшись кивка, девушка незаметно отцепила колготки и поднялась со стула. – Тогда мое заявление все равно ничего не изменит, да его теперь уже и нормально не подашь. У меня к этому человеку претензий нет.

‑ Секундочку, ‑ Серега все‑таки влез, видя, что она собирается покинуть эту обитель скорби. – А кто это был? И с какой целью проникал в квартиру? Это не излишнее любопытство, вдруг что‑то пойдет не так, нужно же знать, кого опасаться.

‑ Внук вашей соседки с пятого этажа. Мужчина полгода назад вышел из колонии, на работу устроиться не смог, вот вернулся к старым привычкам. Простите, данные сказать вам не могу – тайна следствия, ‑ последнее он добавил с мстительной улыбочкой и жестом показал на дверь. – Не смею задерживать.

‑ Спасибо и на том, ‑ Тихонов совершенно не расстроился от такой скрытности – при желании он и сам все узнает. А это было даже не желание, а необходимость, нужно проследить, чтобы придурка, который обидел Инну, посадили. Раз уж он сам не успел найти его первым. – Где‑нибудь автограф поставить нужно?

‑ Нет, ‑ дяденька уже закопался в документы, и только раздраженно мотнул головой.

‑ Тогда всего хорошего.

Инка в последние минуты молчала, наверное, обдумывая ситуацию, но Сергея такое положение дел не особо устраивало – как правило, немного поразмышляв, она приходила к таким выводам, которые ему категорически не нравились.