Глава 18

Костя еще не вернулся с работы. Вера сделала салат, поставила кипятиться воду для сарделек. Она так и не смогла придумать, как весело и остроумно сообщить Косте о своей беременности.

За ужином, который оба — и Костя, голодавший целый день, и Вера, недавно умявшая пять блюд в кафе, — поглощали с одинаковым аппетитом, говорили о мелочах. Разлив чай, Вера спросила:

— Костя, когда у человека неправильное количество хромосом, как это называется?

— Синдром Дауна.

— Нет, по‑другому. Синдром Клифрейтера?

— Клайнфельтера, — поправил ее Костя. — Был такой американский эндокринолог. Он с группой товарищей открыл, что у некоторых мужчин есть лишняя женская половая хромосома.

— Зачем? На черный день?

— О нет. Врагу ее не пожелаешь.

Костя целыми днями слушал чужие исповеди, а по вечерам с удовольствием говорил сам. Давно, еще только познакомившись с Верой, он заметил, что, рассказывая ей о чем‑нибудь, он отдыхает и заряжается энергией. Тему, как правило, подсказывала Вера и потом с удовольствием слушала лекцию. Но часто бывало, что Костя приходил с “тезисами” вечерней беседы, которые сам заготовил днем. Мысли “надо это рассказать Вере” и “не забыть поделиться с Верой” стали для него привычными. Их беседы большей частью представляли собой его монолог, но, благодаря способности Веры сопереживать услышанному, у Кости создавалось впечатление оживленного диалога. Если же Костя брался судить о вещах, в которых не очень разбирался, а Вера знала о них больше, то по ее насмешливой улыбке он догадывался, что его унесло не в ту сторону, и поднимал руки — сдаюсь, говори ты. Вера тоже умела рассказывать, но не страдала оттого, что редко держала речь. Она давно привыкла вести мысленные диалоги сама с собой.

Костя говорил о том, что лишняя женская хромосома (в норме у мужчин одна женская и одна мужская) не делает гомосексуалистом. У ребенка проявления синдрома вообще малозаметны. Мальчик может отставать в интеллектуальном развитии, быть излишне агрессивным — но сколько нормальных мальчишек плохо учатся и любят подраться.

“Сергей всегда хорошо учился, — подумала Вера, — не блестяще, но вполне сносно”.

— Но лишняя хромосома не дает юноше превратиться в мужчину, полового созревания не происходит. Если родители вовремя спохватятся и если половой инфантилизм невелик, то его можно попробовать вылечить мужскими половыми гормонами. Грубо говоря, можно добиться того, что наружные половые органы вырастут, разовьются, появится либидо и потенция. Но эффект не стопроцентный, а бесплодие абсолютно. Вообще неясно, почему, например, некоторые с этим синдромом имеют нормальное мужское телосложение, хотя большинство — евнуховидное: они выше среднего роста, длинные ноги, узкая грудь, широкий таз, мышцы развиты слабо, растительность на лице и теле скудная, порой вовсе отсутствует.

Сергей никогда не любил заниматься спортом, потому что ни в одном его виде не мог добиться хороших результатов. Он редко брился, а когда Вера однажды заметила по этому поводу: “Тебе повезло”, ответил ей резко, почти грубо — не твое дело.

— В свое время, — говорил Костя, — эти больные заинтересовали меня, потому что при лечении мужскими половыми гормонами — андрогенами — происходит не только развитие половых функций, увеличивается мышечная масса, но и улучшается эмоциональная сфера. Дело в том, что эти мужчины отличаются психической вялостью, пониженной инициативой…

“Ничего подобного”, — подумала Вера.

— …или, напротив, они эмоционально неустойчивы, склонны к аффектным вспышкам.

“Похоже”, — мысленно согласилась Вера.

— Почему эта лишняя хромосома приклеивается?

— Науке неизвестно.

— Твоя наука больше ставит вопросов, чем отвечает на них. Порой она похожа на стрелка, который сначала запустит стрелу, а потом нарисует мишень в том месте, куда попал.

— Верочка, больше оптимизма! Оптимисты изобрели самолет.

— А пессимисты парашют, — подхватила Вера. — Гениален не тот, кто придумал колесо, а тот, кто додумался использовать четыре колеса.

— Ты у меня страшно умная женщина, — сладко потянулся Костя. — Почему мы вообще заговорили о синдроме Клайнфельтера?

Наконец он догадался поинтересоваться. И конечно, поймет, в чем дело.

— Сегодня я выяснила, что у Сергея именно этот синдром.

Костя понял мгновенно и застыл с потешно открытым ртом. Вот и появилось нечто юмористическое! Редко увидишь на Костином лице гримасу детской растерянности.

— Верочка! — Он медленно встал и протянул к ней руки. — Ты беременна? Ты была у врача?

Вера тоже встала, сделала шаг назад.

— Минуточку! — притворно возмутилась она. — А кто собирался усыновить детский сад? Кто говорил, что для мужчины важен не единокровный сын, а ученик?

— Кто молол такую чепуху? Не мучай меня! Ты беременна?

— Давно и прочно. Целых три месяца.

Костя издал не то рык, не то стон, бросился к ней, крепко обнял, потом вдруг всполошился:

— Я тебе не сделал больно? — Он испуганно разжал объятия.

— Сделал, — улыбнулась Вера. — Я не знаю, как оценивать такую бурную реакцию. У тебя лицо сейчас как у твоих пациентов в стадии дебильности.

— Я счастлив, как самый последний дебил. — Костя снова обнял ее. — А ты теперь мне самая настоящая жена, правда? И у нас будет настоящая семья, верно? Как ты себя чувствуешь? Хорошо? Помнишь, утром тебя тошнило, а мы решили, что это арбуз неспелый? Теперь тебе нужно лучше питаться, и витамины, и гулять!

Обычно, когда Костя волновался, он замыкался и обдумывал каждое произносимое слово. И только с Верой его волнение выплескивалось в неудержимый поток восклицаний. Вот и сейчас он суетился, то ходил по комнате, то обнимал Веру, то планировал их будущую жизнь, то расспрашивал ее о самочувствии. Ему нужно было что‑то делать: загрузить мышцы и голову — в мышцах плясал адреналин, в голове кружил хоровод мыслей.

— Верочка! Что я для тебя сейчас, сию минуту, могу сделать? — не выдержал Костя.

— Давай еще раз поужинаем? — предложила Вера. — Мне почему‑то все время хочется есть.

— Это прекрасно! — обрадовался Костя и потащил ее на кухню. — Отличное питание прежде всего. Я тебе сделаю гранд‑омлет. Что у нас есть?

Он поджарил лук, заправил его помидорами, сладким перцем, добавил ветчины, оливок, натер сыр и взбил яйца. Когда под крышкой сковородки завздыхал омлет толщиной с Верину ладонь, Костя немного успокоился и заставил Веру рассказать все с самого начала — визит к Елизавете Витальевне, поездка к Гуровой. Вера хотела передать только факты, но Костя потребовал уточнений — что ты в этот момент почувствовала, что переживала? Кто такой Игорь Самойлов? При чем здесь он? Накормил тебя ужином? Бедняжка, ты была так голодна. Ладно, пусть его, но чтобы больше с чужими мужиками по ресторанам не ходила! Поняла? Хорошо.

Он с умилением наблюдал, как Вера расправляется с омлетом, пододвигал ей хлеб и соус, заваривал чай. Сегодня у нее был трудный день. Крафты — редкие сволочи и злодеи. Но с другой стороны, будь они ангелами во плоти с нормальным набором половых хромосом, ему бы никогда не видать Веры. Он должен быть благодарен семейке дипломатических монстров за то, что они едва не угробили Веру, довели ее до глубокого невроза. Еще омлета? Что значит — не можешь? Отдохни — и еще немножко. Ну и что, подумаешь, третий ужин, да хоть десятый. Живот выкатился? Глупая, у всех беременных женщин громадные животы. Не лопнешь, давай еще кусочек. Конечно, теперь у меня нормальное лицо. Да, успокоился. О чем думаю? О том, что когда человек приходит к счастью через свои тяжкие страдания — это оправданно, но если страдания чужие? Нет, милая, не о тебе. Я размышляю над собственным эгоизмом. Ты не права, я редкий собственник. Если бы ты знала, как я люблю тебя, ты бы ужаснулась степени моего эгоизма.