Глава 6. «Иные, лучшие мне дороги права

ЗАКОН (ГРИБЫ И ОБЩЕСТВО)

«Иные, лучшие мне дороги права. Иная, лучшая потребна мне

свобода...»

1. Мне не хочется писать эту главу. В определенном смысле я и не должен этого делать, хотя бы потому, что в той войне, которая делит общество на обычно сильные за и против, я, слишком очевидно, с одной стороны баррикады, а никак не где-то вверху. Я устал от всего, что я прочитал по этому поводу. Я навещал недавно такого прекрасного знатока энтеогенов и пламен­ного (на бумаге) борца за свободу их употребления, как Jonathan Ott. Вокруг был огромный тропический сад; был вечер, потом закат, по­том ночь; а Отт все говорил и говорил про опиумные войны и войну с марихуаной, про подлости политики и официальной религии, про идиотизм и абсолютную научную необоснованность запретов, про истерию Drug War, про ложь, ханжество и безграмотность...

Да-да, я в курсе. Самого тошнит. Сам, маскируя грибы перед каж­дой таможней, злюсь и даже рычу иногда. Сам часто ломаю голову, пытаясь придумать такое исследование грибов, чтобы «пролезло» в игольное ушко законов. Впрочем, законы я знаю слабо. Они проти­воречивы. Они разные в разных странах, но везде их путь освещает звезда La Paranoia...

2. Общее положение дел таково: идет война. Она может быть не очень заметна, но только количе­ство проливаемой крови в ней так велико, что это — настоящая война. Дикие эмоции, чувство абсолютной правоты у всех сторон, про­паганда —все на месте. Грибы, конечно, сейчас не в фокусе этой вой­ны, но поскольку с той стороны различий между «наркотиками» не делают, то они делят судьбу всех прочих.

Как началась эта война — тема для отдельной книги. ЛСД и пси­лоцибин, если ограничиться ими, никогда толком «разрешены» не были. С момента их открытия и до 1964 года в США и Европе они были доступны в чистом виде по дешевым ценам для «научного» и «медицинского» изучения. То есть любой кандидат наук или доктор медицины мог подать заявку на их покупку, предоставив проект экс­периментов в фирму Sandoz, и получить вещества без проблем в до­статочных количествах. Немалое количество заинтересованных лю­дей покупали тогда тысячи и десятки тысяч потенциальных доз. Потом начались истерия и шухер (я прошу прощения, но я не знаю, как это назвать иначе), и в 1964 году новое руководство Federal Drug Agency в США издало правило, по которому покупка этих веществ (и мескалина) стала возможной только с разрешения Агентства, при­чем разрешение это Агентство практически не дало никому. В тече­ние двух последующих лет подобные санкции приняли страны Евро­пы — те, кто вообще знали, о чем идет речь (тогда, например, еще никто не знал, что псилоцибиновые грибы растут вокруг, и речь шла о псилоцибине и псилоцине). Пользуясь своим международным ве­сом, США распространили подобные «регулировки» на страны Цент­ральной и Южной Америки, и на прочую «провинцию». В Мексике, например, это автоматически делало «противозаконным» использо­вание грибов индейцами, и никто не хотел, конечно, против них на­чинать подобную войну, поэтому придумали еще всякие сложные ре­гулировки и оговорки с использованием слов «традиционный» и «религиозный». В самих США были аналогичные проблемы с индей­цами, употреблявшими пейот, и аналогичные пути разрешения, ко­торое не являлось, конечно, никаким разрешением. На сегодняшний день члены Native American Church «имеют право» использовать пей­от для своих религиозных церемоний, но для этого во многих штатах они должны иметь не меньше четверти индейской крови. Нетрудно заметить, что это уже противоречит базовым положениям американ­ской конституции о свободе вероисповедания и отсутствии дискри­минации по расовым и национальным признакам. Но даже в этой пе­репичканной законами и законниками стране абсурдное положение сохраняется вот уже четвертый десяток лет. О менее «законных» стра­нах и говорить нечего. Еще одним исключением стала бразильская церковь — даже две их, San Daime и Uniao de Vegetal, члены которой в центре своих ритуалов употребляют айяхуаску, и в Бразилии это законно, а в прочих странах это тоже делают, но с какими-то неведо­мыми отношениями с «указующим перстом». ДМТ, содержащееся в айяхуаске, недолго сохраняло «незапрещенность» после своего от­крытия и быстро разделило судьбу «собратьев». MDMA, «экстази», было легальным довольно долго—с 1967 года (когда «родилось») по 1985. Плюс постепенно в Европе и США были приняты законопроек­ты об «аналогах», делавшие «нелегальными» целые группы веществ (большая часть которых еще и синтезирована никогда не была), хи­мически близкие к «контролируемым» ЛСД, псилоцибину, ДМТ и прочим. Многие страны, включая Россию, радостно подхватили удач­ную задумку в своих более или менее законных практиках.

3. Конечно, контролируемость «контролируемых» веществ всегда оставалась мифом. Подобные за­коны реально означают просто переход контроля из государствен­ных структур в организованную и стихийную «преступность». Плюс падение качества. ЛСД, которое стали синтезировать в подпольных лабораториях, с тех пор в основном потеряло химическую «чистоту», потому что трудно отделять побочные продукты реакций. Многие годы на черном рынке продавали «псилоцибиновые» грибы, которые в лучшем случае на самом деле были шампиньонами с впрыснутым ЛСД или ПСП. Впрочем, в целом с грибами получилось интереснее и лучше — синтезировать подпольно псилоцибин никто в больших количествах не стал, но, как я уже говорил, были найдены псилоци­биновые грибы во всем мире, плюс их научились выращивать искус­ственно. Со сбором психоактивных грибов в разных странах пыта­лись бороться (под прикрытием «законной» логики, что обладание грибами — это обладание содержащимся в них нелегальным псило­цибином), но такая борьба была обречена на неудачу с самого нача­ла — это даже труднее, чем запретить сбор и употребление земляни­ки. Моя любимая история, связанная с этим, рассказана Полом Стаметсом в его книге «Psilocybine Mushrooms of the World». Он рас­сказывает про время, когда в его родном штате Вашингтон сбор пси­хоактивных грибов стал очень популярным среди множества людей (начало 80-х). Полиция пыталась бороться с «грибниками», и их от­лавливали на коровьих полях окрест города. Затем приводили в суд (в немалом количестве, иногда по выходным там скапливалось чело­век двадцать), где не начинали дел по спорным вопросам «обладания контролируемым веществом внутри грибов», а просто штрафовали за «trespassing» (проникновение на чужую частную территорию; а в Америке почти вся земля — частная, и почти вся — чужая частная). «Сознательно или нет,—пишет Стаметс,—все эти люди разносили с собой грибные споры... Полиция уже давно прекратила эту «охоту», но с тех пор окрестности суда—одно из самых плодовитых грибных мест, куда я люблю ходить собирать Psilocybe...»

В нескольких европейских странах, также в 80-е, пытались бороть­ся со сбором и употреблением грибов, и также эти попытки остави­ли (хотя по-прежнему существуют законы, по которым человека мож­но судить и очень серьезно карать).

Еще одна причина обреченности подобных законов на неудачу — природа переполнена психоактивными веществами. Запрет навер­няка стимулировал поиски неизвестных закону растений, грибов и химических аналогов, и на сегодня эта работа может похвастать серьез­ными достижениями. Уже описано более 100 видов псилоцибин-содержащих грибов из разных-разных уголков планеты. ДМТ и его ана­логи найдены в растениях, распространенных повсеместно, причем часто в совершенно сорных и вездесущих травах. Аналоги ЛСД со­держатся в семенах вьюнков, растущих в каждом втором саду. Мескалина (активного начала пейота) много в кактусе Сан Бедро, кото­рый растет во многих жарких местах планеты, а также в любой кактусовой теплице. Шалфей Salvia divinorum содержит активное начало, совсем не похожее химически на известные психоактивные вещества, и таким образом не подпадает даже под «Аналоговый Акт», а разводится и культивируется достаточно легко... И так далее.

Споры грибов не содержат псилоцибина и, таким образом, про­даются легально. Появляются службы, которые вам помогут даже вырастить эти грибы, если только вы им не будете говорить, что это за вид... Эволюция зубов и когтей вызывает эволюцию глаз и копыт, как известно. А возможности эволюции хитрой жопы просто необычными шляпками или мицелием; по-моему — прекрасно!) На концер­тах Grateful Dead осуществлялись массовые выбросы спор.

Неимоверные деньги и усилия тратятся на поиски «наркотиков»... Зрелище вертолета, выписывающего пируэты над долинами в горах Мексики, где и трактора-то ни у кого нет (вроде бы в поисках мари­хуаны), надолго останется у меня в памяти. Неимоверные деньги де­лаются на этом и неимоверное количество насилия сопровождает эту войну. Тюрьмы многих стран заполнены «военнопленными»; боль­шинством жертв, естественно, являются беднейшие слои насе­ления...

5. Сколько я ни встречал людей, сколько-нибудь серьезно занимающихся энтеогенами, все они — без единого исключения—ни на секунду не сомневались в «правоте сво­его дела» и идиотизме или злоумышленности позиции «властей».

По странной случайности, отец Гордона Вассона, очень образо­ванный священник, много лет боролся с пуританским ханжеством, захлестывающим его страну, в отношении алкоголя. Он написал и выпустил книгу «Религия и Питье», где очень обстоятельно и истори­чески доказывает, что ни Христос, ни апостолы, ни отцы церкви не вменяли алкоголь во грех. Несмотря на усилия таких, как он, тем не менее, в 1915 году, как вы, наверное, знаете, в США был принят «су­хой закон». «Когда алкоголь был в конце концов запрещен, такти­ка нашею отца поменялась. Он больше не держал никаких ре­чей. Вместо этого в собственном подвале он варил пиво, делал вино и дистиллировал напитки покрепче. Он не пытался скрывать того, что он делал. Он нарушал закон открыто и гордо.» (Гордон Вассон, воспоминания о детстве)[61]. Не мы первые, не мы последние

6. Конечно же, мне кажется нор­мальным (если по уму да по справедливости) то положение дел, ког­да одни люди не вмешиваются в то, что едят или на что молятся другие (пока тех, первых не обижают в результате напрямую, что с энтеогенами если и происходит, то в тысячу раз меньше, чем с разре­шенным алкоголем). В этой войне, к сожалению, мое место ясно очер­чено. Тем не менее я на сегодняшний день пальцем не пошевелю, чтобы вмешаться в вопрос законодательства. Даже в журналы пи­сать не буду об этом, объясняя безобидность и достоинства любимых моих грибов. Здесь есть один момент, который я смутно улавливаю... И сейчас попробую воспроизвести.

Вся эта болтовня про «умное» и «справедливое» устройство ми­ра —это очень красиво, но это более-менее, конечно же, ерунда того же плана, как в глубинной психологии лозунг «Где было Оно, станет Я». Пацаны, где было Оно, останется Оно. Мир движется, и жизнь происходит не вдоль «рациональных» линий, а вдоль «сюжетных» линий, в высоком смысле—мифических, в более ежедневном—ли­ний разнообразных историй. Умный король, например, — прекрас­ный персонаж, но он не образует историю, и ему всегда будут сопут­ствовать прочие персонажи, и если этот король действительно умный, он будет знать, что «так происходит жизнь» и «предоставит небу править».

Впрочем, это даже не очень важно для того, о чем я хочу сказать. А сказать я хочу вот что.

Было такое растение, табак. Он был священным растением у мно­гих народов. Его дух был силен, и он улучшал дух того, кто приходил к нему. Те, кто курили вместе табак, не могли, например, солгать друг другу. Там, где курился табак, было чисто, там обдумывались главные мысли. Им заклинали злых духов и привлекали своих. Им лечили боль­ных. Это было растение силы.

Табак не стал запретным у белого человека. Белый человек взял его у индейцев, подружился с ним, стал разводить на многих новых землях... И вот табак постепенно стал частью совсем другой истории. Не надо ее прослеживать, но легко увидеть результаты. Сигареты курятся на бегу, окурками засыпают траву. В этих сигаретах и табака-то совсем немного. Пачки, пачки, пачки, гигантские рекламные щиты с ложью и бессмыслицей, ни капли уважения, постоянные «дозы» без всякого, хотя бы секундного, просветления... Где дух твой, табак? Дух-то на месте, но быть принцессой или посудомойкой — разные роли в разных историях.

Это уже ближе. Я попробую зайти с третьей стороны. Слово «мистика»—однокоренное со словом «mistery», «мистерия», «тайна». Я рассказывал уже, что индейцы-мацатеки не говорят о гри­бах открыто; и во многих культурах тем более не говорят открыто о видениях. Huston Smith, специалист по мировым религиям, говорил о том, что энтеогены всегда окружены тайной, что они, как мяч, пла­вающий в воде, — одна его сторона всегда скрыта. Это часть исто­рии, часть практики — так же как и сексом мы занимаемся друг от друга скрыто не от закомплексованности. Испокон веков есть то, что «в храме» — и оно священно; а есть то, что снаружи, «вне храма» — и это в транслите с греческого дает слово «профан», «профанация». Есть земное и есть небесное, есть «кесарево» и «богово», так было и будет, так устроена психика и практики наши — вслед.

А теперь скажите, как можно сохранять «мистерию» от «про­фанации» в сегодняшнем обществе «белых», где выдохлась религия, восторжествовала демократия и такие границы не в чести? Я вижу только два способа, оба с очевидными недостатками: закрытые со­общества («секты») или легальные запреты.

Оп-па-па. Так, может, грибы сами захотели стать «запрещенными»?

Может быть.

7. Но, серьезно, в этом смысле я — сторонник запретов. Если бы не эти социальные игры, человек, ре­шивший встретиться с грибами, попадал бы, весьма вероятно, в «сигаретный» сюжет. С большой вероятностью, он пил бы «чай» в кафе (типа того, что делают сейчас в Амстердаме), этот чай был бы макси­мально подогнан для того, чтобы увеличить «приятные» эффекты и уменьшить «Психеделические». Что чай! — можно подгонять сами грибы или искать химические аналоги (такие работы сейчас серьез­но ведутся с марихуаной — поиски веществ, которые давали бы ее лечебные эффекты, но не обладали бы психоактивностью). Реклама, которая окружала бы этот процесс, делала бы его еще больше тупо социальным и «игровым».

В противовес этому, на сегодня, человек, который хочет встре­титься с грибами, должен стать немножко диссидентом, соприкос­нуться с тайной. Он должен или найти людей, которых найти не так-то просто, или найти грибы, что тоже нелегко; даже если он их покупает (худший, на мой взгляд, вариант), это порядком серьезнее покупки сигарет. Хотя бы символически «молодильные яблоки» сте­режет «дракон». Далеко не со всеми человек сможет поделиться ра­достью, что достал грибы; далеко не всем сможет рассказать, «как оно было». Это уже хорошо для входа в сюжет трансформации, по­нимаете? Социальные процессы, так же как и психологические, вна­чале «заезжают» в одну крайность, а затем компенсируют сами себя, ударяясь в другую.