Личность Ницше и его философия

Как уже было сказано, совокупность философских идей Ницше на любом этапе его эволюции трудно оце­нить как цельную теоретическую конструкцию. Уже форма, в которой эти идеи выражены,— проповеди, афоризмы, мифы, полемика, декларации — не лучший способ строить теорию. Объясняется эта форма отнюдь не только тем (пусть немаловажным) обстоятельст­вом, что в последний период жизни Ницше периоди­чески мучили головные боли, позволявшие ему рабо­тать только урывками и заставлявшие каждый раз спешить. Главное в том, что совокупность высказыва­ний Ницше — это выражение мировоззренческой пози­ции (не доказательство), позиции, как правило, про­тивопоставляемой автором распространенным (может быть, даже самым распространенным) в современном ему обществе, ставшим «предрассудками», чем-то са­мо собою разумеющимся, стихийным мировоззренче­ским установкам «европейского человека». Конечно, Ницше мог нападать в своих сочинениях и на филосо­фов, мыслящих чуть ли не подчеркнуто систематично (например, на Гегеля), и на моральные учения, давно сложившиеся в системы (вроде этики христианства). Однако подобные построения никогда не интересовали его в качестве концепций, т. е. системы доказа­тельств, аргументов и выводов. Они были в его глазах не более чем схоластизированными отпечатками «жи­вого» мировоззрения, т. е. того, в чем проявляется и чем живет человек. Нельзя не отметить и того, что этот предмет своего внимания Ницше также никогда не пы­тался реконструировать средствами теоретического мышления, не задавался целью представить «принци­пиальную схему» мировоззренческих установок и пита­ющей их почвы. Поэтому мы не найдем в его трудах анализа мировоззрений разных социальных групп или различных уровней мировоззренческого осмысления мира (а оно, несомненно, не одно и то же, скажем, у философа и естествоиспытателя, у интеллигента и «че­ловека из народа»), хотя констатирует подобные раз­личия он неоднократно. Позицию Ницше достаточно корректно выражает термин «созерцательность». Он и в самом деле как бы «созерцает» мировосприятия и мироощущение своих современников, хотя и не просто бесстрастно фиксируя их, а сопоставляя (скорее — про­тивопоставляя) своему не очень четкому и достаточно переменчивому идеалу. Более того, в свете этого соб­ственного идеала черты мировоззрения современного ему общества начинают перестраиваться и деформиро­ваться, приобретают в его сочинениях вид «негатива» его собственного идеала, выглядят нередко почти как шаржи. Таким образом, он также производит, по су­ществу, реконструкцию действительного объекта, но она подобна образу действительности, создаваемому в художественном произведении. И надо сказать, что ряд существенных моментов мировоззренческих уста­новок своих современников, многие тенденции в глубинных течениях «мировоззренческого мира» Ницше фиксирует с подлинным талантом художника.

Для того, чтобы понять смысл философии Ницше, вовсе недостаточно познакомиться с его взглядами, попытавшись, по возможности, их систематизировать. Это было бы похоже на попытку судить об объекте на основании внимательного разглядывания его проекции на плоскость без учета хотя бы основных правил пер­спективы или, лучше, о внешности и характере челове­ка, изображенного на картине Пикассо «абстрактного» периода, не попытавшись вникнуть в суть его художе­ственного метода. Сочинения Ницше «многомерны», и потому нельзя напрямую отождествлять содержание его высказываний и смысл его рассуждений, как это мы делаем, скажем, при чтении работы по математи­ке или химии. К примеру, мы с первых же шагов об­наруживаем, в качестве «эмпирического факта», про­тиворечивость высказываний Ницше буквально по лю­бому вопросу. И речь не о том, что «поздний» Ницше противоречит «раннему»: такая противоречивость мог­ла бы означать довольно тривиальную ситуацию эво­люции взглядов. У Ницше сплошь и рядом друг другу противоречат тезисы, сформулированные практически в одно и то же время. Остановиться на констатации этого факта и без дальних размышлений использовать его как аргумент в критике ницшеанства было бы лег­ковесно, учитывая «объемность» сочинений этого авто­ра— отнюдь не в смысле числа страниц. Что мы име­ем в виду?

Во-первых, то, что философские рассуждения Ниц­ше в любой период его творчества глубоко «личные»; и в этом плане они — диаметральная противополож­ность «имперсональности» опубликованного результа­та научной работы. Ницше всегда пишет о том, что и как видит и чувствует он, Ницше. Его философские взгляды — это его собственный «портрет», это «инобы­тие» его личности. Не случайно изменения в его фило­софской позиции, которые фиксируются в его трудах, чуть ли не «день в день» синхронны переменам в его жизни и судьбе. В зависимости от этих последних да­же один и тот же «материал» выглядит в разных его сочинениях по-разному, поворачивается разными сто­ронами, предстает в ином свете.

«Переоценка ценностей», о которой так часто пи­сал Ницше, была, так сказать, естественным состоянием его собственного сознания. Поэтому знакомство с сочинениями Ницше — это прежде всего знакомство с его личностью.

Вместе с тем предмет размышлений Ницше и объ­ект его критических нападок обладал объективным со­держанием в самом прямом смысле — он существовал как «внешняя данность», пусть даже и выглядел в гла­зах Ницше весьма по-разному. Рассуждения Ницше, сколь бы «личными» они ни были, наполнены таким объективным материалом. Даже самые парадоксаль­ные из его экстраполяции имеют объективные основа­ния и сохраняют существенную связь с реальностью, пусть даже их сходство с прообразом иногда напоми­нает схожесть карикатуры с человеком, над которым издевается художник. В этом аспекте личность Ницше выступает скорее как «инструмент», «орудие» выраже­ния более или менее важной тенденции в обществен­ном сознании.

Наконец, коль скоро личность Ницше и «личное» в его философии вызывают социальный интерес, стано­вятся предметом исследования и дискуссий, а его ги­пертрофированные мировоззренческие «образы» либо принимаются за «образцы», либо подвергаются жес­токой критике,— оба вышеобозначенных аспекта сами должны быть расценены как представители, воплоще­ния, проявления социально значимой мировоззренче­ской установки, поле идеологической борьбы. Понят­но, что для марксистского историко-философского ана­лиза главный интерес представляет именно «третий» Ницше, которого не должны заслонить ни «первый», ни «второй», взятые «сами по себе». Впрочем, послед­нее вообще вряд ли возможно, поскольку ни биограф, ни «археолог» фактически никогда не обходятся без явных или скрытых социальных контекстов и оценок.