Достигнув духовного пробуждения, к которому привели эти шаги, мы старались донести смысл наших идей до других людей и применять эти принципы во всех наших делах. 2 страница

Белавина И.Г. Восприятие ребенком компьютера и компьютерных игр // Вопросы психологии, 1993. № 3. С. 62—69.

Бодкер С. Взаимодействие человека с компьютером с позиции теории деятельности // Психол. журн., 1993. № 4. Т. 14. С. 71—81.

Видеодисплейные терминалы и здоровье пользователей. ВОЗ, Женева, 1989.

Гурьева Л.П. Психологические последствия компьютеризации: функциональный, онтогенетический и исторический аспекты // Вопросы психологии, 1993. № 3. С. 5—16.

Доронина О.В. Страх перед компьютером: природа, профилактика, преодоление // Вопросы психологии, 1993. № 1. С. 68—78.

Короленко Ц.П., Дмитриева Н.В. Социодинамическая психиатрия. Новосибирск: Изд-во НГПУ, 1999.

Короленко Ц.П., Донских Т.А. Семь путей к катастрофе. Новосибирск: Наука, 1990.

Мельник Э.В. О природе болезней зависимости (алкоголизм, наркомания, «компьютеромания» и другие). Одесса, 1998.

Прохоров А.О., Сережкина А.Е. Особенности психических состояний пользователей ЭВМ в процессе компьютеризированного обучения // Вопросы психологии, 1995. № 3. С. 53—61.

Садовская Н.А., Горский В.Д. Компьютеры и одаренные дети // Вопросы психологии, 1991. № 2. С. 183—186.

Emes C.E. Is Mr. Pac Man Eating Our Children? A Review of the Effect of Video Games on Children // Can.J.Psychiatry, 1997. № 4. V. 42. P. 409—414.

Zyss T., Boron J. The World of Computer Games I: A New Entertainment Medium and New Danger // Psychiatr. Pol., 1996. № 2. V. 30. P. 255—266.

22.5. Религиозные и духовные
проблемы (В.Е.Каган)

Жизнь, как бумага, рвется наобум

На две неравных половины, косо.

Так выживи хоть ты, мой цепкий ум,
Как кустик сорняка в песке откоса,
На россыпи пустынной сохранись,

Раскинь стеблей извилистые жала,

Опять небесную нащупай высь,

укоренись и все начни сначала.

Галина Гампер

Миф не представление, а восполнение и созидание

человеком себя в бытии.

Мераб Мамардашвили

Когда на территории бывшего СССР возникали первые телефоны доверия, ни их организаторам, ни потенциальным абонентам религиозные и духовные проблемы не представлялись предметом консультирования. И это естественно, если учесть, как минимум, два обстоятельства. Во-первых, официально понимаемая и прокламируемая мораль практически вытеснила религию и духовность в область маргинальности, существования в андеграунде, выход из которого в поле открытого обсуждения был небезопасен для личности. Во-вторых, первые телефоны доверия, будучи направленными на предупреждение суицидов, создавались в рамках государственных психиатрических служб и действовали в рамках прежде всего психиатрических профессиональных установок. В одноосевых клинических классификациях — старых и новых (ICD-10) — религиозные и духовные проблемы не представлены, хотя именно их нередко приходится решать в работе с психо(социо) генными расстройствами и нарушениями. Ситуация стала меняться с конца 1980 годов, когда телефоны доверия стали свободными, их установки сместились в сторону психологии и социальной психологии, корпус консультантов стал формироваться из психологов-практиков и волонтеров, а религиозно-духовный поиск вышел из подполья и оказался представленным очень широким спектром вариантов. Известной поддержкой для консультантов в этих условиях является многоосевое DSM-IV, отводящее религиозным и духовным проблемам специальное место в разделе «Другие состояния, которые могут быть в фокусе клинического внимания». Рубрика V62.89 «Религиозная или духовная проблема» используется, когда в фокусе внимания оказываются «стрессовый опыт утраты веры или сомнений в ней, связанные с переходом в другую веру проблемы или сомнения в духовных ценностях, не обязательно связанных с организованной церковью или религиозным учреждением». Очень близко к этому примыкает рубрика 313.82 «Проблемы идентичности», используемая, когда в фокусе внимания оказывается в числе прочего неопределенность в вещах, связанных с идентичностью, таких как долговременные цели, дружба, моральные ценности, групповая лояльность. В практике консультирования линии названных рубрик часто пересекаются.

Последнее время проблематика этого круга занимает достаточно заметное место в работе телефонного консультанта и, как правило, вызывает затруднения. Они связаны с тем, что консультант чувствует себя оказавшимся в малознакомом ему содержательном, этическом и мировоззренческом поле, в точке пересечения противоположных и противоречивых мнений, взглядов, верований, духовных ценностей. Однако, в этом не трудно усмотреть и положительные стороны. Создаются настоятельные предпосылки избегания упрощений, представляющих проблему в черно-белом видении «правильно (хорошо, нормально, истинно, полезно) versus неправильно (плохо, ненормально, ложно, вредно)». Подчеркивается один из ключевых моментов психологического консультирования — его обращенность к переживаниям, эмоционально-когнитивному миру этого клиента в этой ситуации, а не к событиям и (или) внешним по отношению к клиенту их интерпретациям. Значение этих базисных положений трудно переоценить, но особую важность им придают характерные черты динамики духовной и религиозной жизни в постсоветском пространстве.

Единая, по выражению Д.Андреева, квазирелигия социализма, оставлявшая даже мировым религиям (христианству, иудаизму, исламу, буддизму) маргинальное место в системе ценностей и жизни общества, уступила место чрезвычайному оживлению и разнообразию духовного поиска и религиозной жизни. О закономерности таких процессов писал Питирим Сорокин: «…Кроме эпох острой религиозной борьбы, нормальная циркуляция индивидов из религии в религию сравнительно слаба. Иной вывод получится, если взять столетия и тысячелетия. На протяжении их религиозные перегруппировки в виде колебания объема религиозных групп весьма значительны: одни религиозные коллективы исчезают, другие появляются. Причем эти процессы совершаются скачками, резкими колебаниями. Столетиями религиозное расслоение может оставаться почти неизменным. Затем вдруг наступает эпоха кризисов; начинается интенсивное религиозное брожение; индивиды массами начинают перекочевывать из одной религии в другую; одни религиозные группы худеют, иногда исчезают совершенно; другие — появляются и растут с изумительной быстротой (примером таких эпох могут служить первые века распространения христианства, ислам, эпоха реформации или современная эпоха распространения религии социализма и т.д.). Через несколько десятков лет вся картина религиозного строения населения оказывается радикально измененной. Затем снова наступает эпоха «затишья», продолжающаяся иногда десятки и сотни лет, впредь до нового периода движений она стоит в связи с изменением всего социального уклада населения, меняющего его mores, аппетиты, стремления и чувства — эмоции. Она служит следствием и симптомом этого изменения, с одной стороны, с другой — новая вера, раз появившись, сама оказывает известное воздействие на это изменение». И далее, касаясь перспектив религиозного расслоения, он пишет: «История говорит не об уменьшении числа религиозных групп, а напротив, об его увеличении. Религиозная гетерогенность людей не уменьшилась, а скорее возросла. Там, где появляются знания, они рано или позд­но вытесняют верования и становятся общеобязательными. Но верования, изгнанные из одной сферы, водво­ряются в другой. Если “идеология”, “догма”, “веро­вания” соответствуют и консонируют с ними (эмоциями — В.К.), то верования будут приняты, привьются и распространятся, будь они нелепыми из нелепых. Успех христианства или ислама, или религии “демократизма”, “социализма”, “монархизма” и т.д. объясняется не тем, что соответственные идеологии “истинны” или “ложны”, а тем, что они соответствовали и соответствуют эмоциональным вожделениям их адептов. Отсюда их успех и легкая прививаемость в соответственных группах. Так как трудно допустить, чтобы положение всех индивидов в системе социальных координат или в социальном пространстве стало одинаковым в будущем, то различными будут и их верования. В том числе и религиозные верования. Формы верований изменились, суть их осталась той же. Вот почему даже надежды на ослабление антагонизмов, вызываемых различием верований, далеко не бесспорны. По крайней мере, наблюдаемые сейчас факты говорят о том, что вековая проповедь терпимости чужих мнений и уважения чужих верований не мешала и не мешает тому, чтобы противника отправлять на тот свет, если не под звон колоколов инквизиции, то под аккомпанемент ружейных залпов. Невеселые это corsi и ricorsi (приливы и отливы — В.К.). Но неоспоримые» (П.Сорокин, 1996. С. 259—266).

Нет сомнений, что большинство стран постсоветского пространства претерпевает сейчас кризисный период религиозных движений и перегруппировок, интимно связанный с общими (социальными, этническими, экономическими, политическими и др.) процессами. Протекает этот период достаточно остро и зачастую болезненно. Полюса мнений и отношений представлены, с одной стороны, экуменизмом, а с другой — отверганием многообразия и нетерпимостью. Такого рода поляризация отмечается во всех местах мира, где проявляются тенденции религиозных перегруппировок. В странах постсоветского пространства она особенно заострена в силу двух взаимосвязанных факторов: кризисных изменений переходного периода и значительного повышения уровня популяционной тревожности. Интенсивность этой поляризации столь велика, что позиции сторонников крайних мнений нередко сближаются с самостоятельными верованиями, становятся, условно говоря, своего рода религиями, отстаивающими свои мировоззрения как единственно верные и истинные. Тревога, сопутствующая кризисным социальным изменениям, по Ж.Делюмо и Ю.Лотману, приводит к возникновению массовых и быстро распространяющихся страхов, выражающихся в наукофобии, ксенофобии и религиозной нетерпимости. Все эти проявления можно наблюдать и сегодня в виде, например, опасений по поводу «психотронного оружия», настороженного отношения к западным идеям и веяниям, обостренного внимания к «правильности» веры даже со стороны атеистов.

Осознание консультантом собственных позиций, определение своего места по отношению к силовым линиям этого чрезвычайно напряженного мировоззренческого поля становится одной из его первых задач, игнорирование которой может представлять реальную опасность и для абонента, и для консультанта. Для первого — в силу неосознаваемых проекций консультанта, для второго — в силу высокой вероятности актуализации собственных мировоззренческих проблем.

Другая сторона этого самоопределения заключается в том, что оно ставит консультанта перед непростыми этическими проблемами, ибо одно дело — трансляция своих взглядов в профессиональной или массовой печати в рамках свободы совести и слова, и совсем другое — их трансляция в контексте психологического консультирования; одно дело — неотъемлемое право консультанта на свое мировоззрение, когда он выступает просто как гражданин, вне зависимости от своей профессиональной принадлежности и выполняемой работы, и совсем другое — использование авторитета профессии и учреждения в непрофессиональных целях. Здесь приходится учитывать, что абонент так или иначе находится в состоянии дистресса, а потому особо чувствителен к исходящим от консультанта влияниям: в одних случаях консультант может из-за этого потерять контакт с абонентом, в других — вольно или невольно манипулировать его сознанием, в третьих — рискует сам стать жертвой манипуляций абонента.

Психотехнические аспекты работы консультанта (см. раздел II) сами по себе не исчерпывают решения этих задач, и эффект использования тех или иных техник решающим образом зависит от того, как консультант решает этические проблемы взаимодействия с абонентом — как принимает этический вызов и разрешает этические конфликты, основными зонами возникновения которых являются: 1) согласие, 2) конфиденциальность, 3) конфликт интересов, 4) защита.

Согласие и (или) компетентность. Абонентка — пожилая женщина — сообщает, что хочет продать свою большую квартиру, купить меньшую, а оставшиеся деньги пожертвовать церкви, членом которой она является; это намерение ввергло ее в состояние конфликта с обеспеченными и живущими отдельно детьми, которые считают, что она совершает непоправимую глупость и должна заботиться прежде всего о родных. Любовь к детям, с одной стороны, и искренняя вера, с другой, как она говорит, «раздирают ее пополам». В ходе беседы консультант не находит оснований сомневаться в ее способности самостоятельно судить о вещах и событиях или подозревать, что она стала объектом злоупотреблений. В этом случае обязанность поддерживать автономность и самостоятельность абонента, включая его право на «плохие» решения, вступает в конфликт с обязанностью предостеречь пожилого человека от возможного ущерба. Сходные ситуации могут складываться и у молодых людей. В жизни достаточно много ситуаций, когда способность другого человека принимать решения может казаться консультанту сомнительной, подталкивая его к патерналистской позиции. Принимая решение, имеет смысл учесть, что потенциальный ущерб для абонента может быть как следствием, так и причиной снижения автономности.

Конфиденциальность. В консультировании религиозных и духовных проблем консультант прямо сталкивается с системой ценностей абонента и смысловой стороной его жизни. Они могут более или менее диссонировать как с общепринятыми смыслами (ценностями), так и с исповедуемыми в его референтной группе или семье, расходиться с общественными установками, культуральными стереотипами — в том числе разделяемыми консультантом, вызывая у него ощущение опасности, о которой нужно предупредить других. Анонимность телефонного консультирования, казалось бы, надежно защищает абонента. Вместе с тем (см. раздел II) в своих взаимоотношениях за пределами службы консультант может рисовать легко узнаваемые портреты обращавшихся к нему людей или их проблем. К тому же, многие телефоны доверия и очные социально-психологические службы работают в связке — так что телефонный консультант может продолжать работу с абонентом в очных встречах или встречаться с людьми, истории которых ему знакомы по обсуждению работы на телефоне доверия. Если к нему обращается семья с запросом о поводе консультирования абонента, его отношениях с религиозной группой и т.д., а он внутренне разделяет тревоги и позиции семьи, полагая ту или иную религиозную группу небезопасной для ее адептов, — может ли он удовлетворить запрос семьи, полагая, что никто не может защитить интересы абонента лучше семьи, причем в общественном смысле это будет только полезно?

Конфликт интересов — частый спутник консультирования абонентов с религиозными и духовными проблемами. Даже убежденные атеисты вырастают в определенной культуре (субкультуре), всегда так или иначе, больше или меньше, косвенно или прямо связанной с определенной религией. Растворенное в культуре религиозное мировоззрение прямо участвует в формировании идентичности. Не принадлежа ни к одной религиозной конфессии, человек не считает себя, например, христианином в сугубо религиозном смысле и вместе с тем может воспринимать себя как субъекта христианской культуры. Такая же ситуация складывается в культурах, вскормленных разными ветвями христианства. У людей верующих религиозная компонента самоидентификации выступает в гораздо более явном и сильном виде. При встрече с другой (иной, инакой) духовностью или с другими, инакими воплощенными в повседневную жизнь сторонами религиозных взглядов конфликт интересов может носить латентный, опосредованный и не всегда осознаваемый консультантом характер.

В более явном виде он может выступать в деятельности профессионалов, прямо связывающих себя с той или иной религиозной традицией или с отношением к тем или иным духовным установкам. «Принятие свое­го = отвержение чужого» является, по определению, генератором конфликта интересов.

Наконец, телефон доверия может быть элементом конфессиональных служб или служб, ставящих своей задачей противодействие распространению тех или иных религиозных (околорелигиозных) веяний. Тогда, например, интересы абонента, являющегося членом малой или новой религиозной группы и ищущего помощи в разрешении психологических проблем с семьей, не принимающей его верований, вступают в конфликт с интересами консультанта, сосредоточенного на «правильности—неправильности» его верований и пытающегося изменить их.

Защита. Не вызывает никаких сомнений, что каждый консультант воспринимает свои функции как функции защиты интересов абонента. Этический вызов связан с пониманием функций защиты в консультировании. Здесь возможны конфликтующие друг с другом варианты. Заключается ли эта защита в помощи абоненту по разрешению актуальной здесь-и-сейчас проблемы, которое увеличит его способности свободного и ответственного выбора? Заключается ли она в том, чтобы привести абонента к иной позиции, которая, по мнению консультанта, защитит его от возможных неприятностей? Заключается ли она в том, чтобы помочь окружению верующего наладить с ним продуктивные отношения? Или в том, чтобы помочь окружению воздействовать на него без его ведома и согласия с тем, чтобы защитить его интересы (как они понимаются окружением) либо использовать те или иные силовые методы? В гештальтах работы телефонного консультанта решение этих вопросов образует своего рода фон, но фигура помощи не может быть задана заранее для всех одинаковой — она создается индивидуально, ставя консультанта перед этическим выбором.

В целом, нельзя не учитывать того, что в консультировании религиозных и духовных проблем, во-первых, встречаются индивидуальная, профессиональная, гражданская и религиозная этика, а во-вторых, конфессиональная или околоконфессиональная этика консультанта — с другой конфессиональной этикой.

Однозначного и для всех единого выхода из этих трудностей нет. Можно лишь сказать, что ключом к решению (у каждого — к своему) является осознанный и ответственный выбор самого консультанта, помогающий очертить внешние и внутренние границы проблемы, определить свое место в этих границах с тем, чтобы, насколько это возможно, минимизировать потенциальные конфликты и связанный с ними риск для абонента и консультанта. Без этого международные нормы IFOTES (1994), утверждающие право и возможность любого человека вне зависимости от его верований и убеждений обратиться за консультацией, быть выслушанным и уважаемым, остаются только словами. По существу эти нормы предполагают нейтральность и лояльность консультанта в процессе консультирования. В смысле же собственно психологическом в консультировании религиозных и духовных проблем происходит (если в ходе его состоится психологическая встреча консультанта и абонента) то, что А.Бадхен называет «психотерапевтическим превращением этического», когда оказывается принятой индивидуальная этика клиента вне каких бы то ни было ее внешних оценок, когда эпицентром встречи становятся актуальные переживания и проблемы клиента (абонента).