Воспитание тела и духа

Нужно сказать, что это Лёнькино «воспитание духа и тела», так откровенно показанное им на фотографиях, да ещё переплетённое с суровым романтическим духом готики, а также с античным культом красоты, действительно вонзилось девочке в душу – по-настоящему, а не только потому, что это исходило от Лёньки. Так вонзилось, что она ходила всё время как в тумане, она вся горела, она была как пьяная.

И может быть, именно то, что она ДЕЙСТВИТЕЛЬНО страстно прониклась этим, давало ей какую-то смутную уверенность в своей правоте, что в конце концов всё будет хорошо…наверное.. может быть… если стремиться…

Ей до смерти хотелось проникнуть хоть как-нибудь в его мир, испытать всё то же, что испытывает он, стать такой же – и оказаться рядом с ним, если и не в реальности, то пока хотя бы – параллельно…

«Я не уступлю тебе ни в чём, - запальчиво думала она. – Я стану такой же, как ты – сильной, отважной и прекрасной… и нежной…. Я ни в чём не отстану от тебя, и тогда ты… ты тоже будешь мной восхищаться, и тоже влюбишься в меня… Если это когда-нибудь будет… Но я ни за что не отступлю».

И теперь же, ночью, сидя у компьютера, она твёрдо решила и дала себе слово. С завтрашнего утра - нет, уже с сегодняшнего она будет делать гимнастику в саду и обливаться холодной водой, пусть хотя бы в купальнике, и пусть все - её родственники и соседи - это видят. Она вдруг поняла, что теперь она это сможет. Раньше она бы постеснялась, это ей казалось чем-то невозможным, но теперь всё изменилось. Отступать было некуда!

- И что такого страшного, - прошептала она. - В конце концов, я вообще-то очень красивая и стройная – чего мне стесняться. И все люди ходят на пляж. Это даже ещё не натуризм. Долой страх и ложный стыд…

Женевьева выбрала из своего гардероба самый дерзкий и самый откровенный раздельный купальник, состоящий почти из одного названия, долго смотрелась в нём в зеркало, затем старательно зачесала и собрала волосы в хвост высоко на затылке, чтобы они не мешали, и не прикрывали плечи от дождя и солнечных лучей.

- Теперь всё её тело будет беззащитно и открыто со всех сторон – а на самом деле она такая недотрога, у нее такая нежная кожа, ах, как ей будет тяжело, - сказала Женька о себе в третьем лице, и вздохнула.

Но тут обнаружилось ещё кое-что. В ней снова проснулся унизительный, трусливый стыд. Да, в этом купальнике она будет заниматься. А вот пройти по дому и выйти в сад – проделать в таком виде весь этот путь её вдруг показалось невозможным. Когда занимаешься спортом – это да. А по дому, перед родственниками – это другое дело… И она решила надеть спортивный костюм. А потом снять. Так будет правильно, для первого раза.

До рассвета, она, уже, конечно, не сомкнула глаз, а всё собиралась с духом …

…Когда взошло солнце, Женька, с замирающим сердцем, в спортивном костюме, спустилась по лестнице и вышла в сад. В саду она помедлила секунду, чувствуя, как всё холодеет внутри.

- Ничего, - прошептала она. – Это ведь не тот холод, как у Лёньки, когда он купается в зимней реке, или обтирается снегом!

Женя решительно сбросила кроссовки, подчёркнуто медленно и аккуратно, словно испытывая себя, сняла штаны и куртку, сложила всё это на скамью, и вот - босая, в своём раздельном купальнике, ступила на мокрую утреннюю траву и вышла на середину сада.

И тут же увидела своё отражение в стеклянной стене теплицы - в таком купальнике! Она сразу густо залилась краской по самые плечи. И, конечно, на неё смотрят из окна дома! Но теперь уже нельзя останавливаться. Самое страшное – это первый шаг.

Было очень холодно, она жутко смущалась, и чтобы заглушить это чувство, она с особенным рвением стала заниматься своей обычной гимнастикой – так, что через десять минут ей уже стало жарко. Она занималась минут тридцать, солнце уже начало припекать.

Теперь – самое страшное. Закончив упражнения, она подошла к колодцу, собрав все силы, сама набрала и вытащила ведро ледяной воды, и… сжав зубы и зажмурившись от ужаса, с трудом подняла его и вылила на себя. Вода обожгла её, словно огонь, девочка сделала над собой страшное усилие, чтобы не заорать, но не издала ни звука. Это была победа!!!

Женя поставила ведро, выпрямилась и победоносно посмотрела в стенку теплицы. Вода стекала по её разгорячённому телу, оно блестело в лучах солнца, как у Лёньки на фотографии. И было такое удивительное ощущение – ощущение силы, как говорил Леонард, и… пожалуй, ощущение красоты! Да, она чувствовала себя сильной и прекрасной, и неловкость как будто куда-то ушла. Теперь Женька была, как Леонард, она словно каким-то образом приблизилась к нему.

Родственники смотрели на неё с нескрываемым удивлением – такой они её ещё не знали! Это было что-то новое. Но для здоровья, конечно, это полезно — солнце, вода, гимнастика и чистый воздух, поэтому взрослые не возражали.

Отныне, решила она, купальник должен стать её единственной летней одеждой для дневного времени суток. И она проходила в нём весь день – расправив плечи, гордая и невозмутимая, как спартанка.

И вот, первый день новой жизни прошёл победоносно.

Но главная жизнь для неё должна была начаться, когда наступит ночь…

«Как для эльфа, или для русалки», - думала она. И она с замиранием сердца ждала этой «первой ночи» (в невинном смысле слова).

Напротив, с другой стороны их обширного двухэтажного кирпичного дома с балконами, сразу за узкой полоской леса, находилось озеро. Обычно там в этом месте никого не было, особенно по ночам.

И она собралась идти ночью купаться на озеро – одна, тайком от всех. И не так, как днём – в спортивном костюме или в купальнике, как на пляже или в спортзале. Это была только подготовка, а теперь она пойдёт так, как надо.

Она пойдёт полностью обнажённая, и распустит свои белокурые волосы, чтобы в них гулял ветер. Чтобы было полное единение с природой. И чтобы было страшно… одна, совсем раздетая, в полной темноте!

Вот это уже будет ПО-НАСТОЯЩЕМУ. Чтобы всё было МИСТИЧЕСКИ правильно. Она испытает силу своего духа, силу воли, и научится смелости.

Наступил вечер. Она, с головой укутанная в сумерки, тихо покачивалась на качелях в саду. Женька, конечно, по своим новым правилам, и не думала идти одеваться в дом, даже когда стало довольно холодно к вечеру. Она так и сидела упрямо в одном купальнике, не обращая внимания на холод, как несколько часов назад не замечала жары.

Она смотрела, как темнеет вокруг, чувствовала телом, как становится всё холоднее, как выпадает роса, и у неё внутри пробегала приятная дрожь в ожидании ночи – когда взойдёт луна, когда все улягутся спать, и тогда наступит её время…

И вот наступила ночь.

Наступила ночь. Все родственники пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам, а Женя поднялась в свою комнату, закрылась и, как обычно, зажгла свои любимые витые свечи, и начала готовиться. Она встала перед зеркалом и не спеша разделась догола, затем достала гребень, аккуратно расчесала свои белокурые волосы, и распустила их по плечам.

- Когда взойдёт луна, - сказала Женя своему отражению в зеркале, - я выйду через балкон.

И она прилегла на диван - как была, раздетая, не накрываясь, и стала ждать.

… Около половины второго ночи комната осветилась серебристым светом – в небе взошла и сияла полная луна. Женя почувствовала волнение, сердце её забилось сильнее. Ну, что ж – пора. Девочка встала, затушила свечи, открыла дверь на балкон, вышла и встала у перил.

Ночной воздух овеял холодом её обнажённое тело, каменные плиты балкона холодили босые ступни. Луна осветила её роскошные бледные волосы. Женевьева стояла и чувствовала, как лунный свет разливается по всему её телу, как он ласкает её, она чувствовала себя в объятиях луны.

Девочка вспомнилась Маргарита из книги Булгакова.

- Вот теперь мне осталось только натереться волшебной мазью, - сказала Женя, - и я возьму гимнастический шест, сяду на него и полечу… Только этого не будет, потому что в отличие от Маргариты я не ведьма. И не желаю ей быть. Всё, чего я хочу – это только лишь любовь одного мальчика… Я не ведьма, и поэтому я пойду пешком.

И она тихо, на цыпочках, сбежала по ступенькам с балкона в сад.

Трава, покрытая ночной росой, была мокрая и холодная. Дом возвышался мрачной громадой. Над головой сияла луна. У забора, на чёрных кустах шиповника, белели розы.

Внезапно у девочки возникло странное желание. Она подошла и осторожно прижалась к высокому кусту, сделав движение, будто стараясь обнять его руками, и прильнула лицом к цветам. Мокрые листья и стебли с шипами приятно холодили и покалывали её голое тело, цветы издавали нежный аромат. И она стала осторожно целовать цветы.

- Леонард,- прошептала она, - милый Леонард, если бы ты был сейчас здесь, я бы, наверное, всё бы тебе сказала, и не стеснялась бы ничего…

И она вздохнула, подумав, что про её «ничего» Лёнька пока не знает ничего.

У забора стоял высокий дуб – его было видно издали. Рядом находилась потайная боковая калитка, выходящая к лесу и озеру.

В своём воображении Женевьева ловко и бесшумно, как девушки-оборотни с готических анимешных картинок в Интернете, вскарабкалась на дерево, и в одну секунду перескочила через забор… нет, пока это только в воображении. Может быть, Лёнька – он мог бы так, как кошка, но не она.

На самом деле Женька тихонько выдвинула тяжёлый засов, открыла калитку и вышла в лес…

Женя Семицветова стояла на опушке леса – совсем обнажённая, с распущенными волосами. Она стояла, расправив хрупкие плечи, прямая и стройная, как тростинка.

Луна лила с неба свой серебристый свет. Холодный ночной ветер обдувал тело девочки, с неба начал накрапывать мелкий дождь, но она была взволнована, сердце её билось учащённо, щёки горели, и она не чувствовала холода.

Женевьеву наполнял трепет от сознания того, что она тайком ушла ночью из дома, никому ничего не сказав. И то, что она – совсем голая, и её могут встретить в таком виде – это чувство риска и опасности оказалось очень острым и … приятным, и она была очень возбуждена, но ей совсем не было страшно.

- Я пройду по тропинке через лес, - вслух сказала девушка, словно обращаясь к лесу или к дождю, - выйду к кладбищу, пройду мимо церкви и выйду на шоссе. Погуляю там немного, а потом вернусь обратно и пойду купаться на озеро – буду там встречать рассвет.

Она сделала несколько шагов и углубилась по тропинке в лес. Слева от неё, между стволами деревьев, был виден яркий серебристый свет – там луна отражалась в озере. Она помахала озеру рукой и сказала:

- Я утром приду к тебе купаться.

Сосновые иголки и шишки покалывали босые ступни девочки. Земля была сырая и холодная. Казалось, деревья обступили её ближе, наклонили к ней свои ветви. Мокрые листья дотрагивались и скользили по её телу. Почти в полной темноте она пошла через лес.

Воздух был холодный и влажный. Со всех сторон раздавались разные звуки, шорохи, громко заливались соловьи.

Было очень странно и необычно идти так - совсем голой, и в то же время как-то очень естественно, она даже этого не ожидала. Всё её тело обдувало холодное дыхание ночи, запах ночного леса опьянял её и кружил ей голову – всё это будто пронизывало её насквозь. А внутри у неё всё трепетало, тело было упругое и натянутое, как тетива лука. Она действительно ощущала в себе необычную силу, и чувствовала такую близость, такой контакт с природой, как никогда.

- Если сейчас кто-то будет идти мне навстречу, я быстро отступлю за деревья и растаю в темноте, - сказала Женька вслух, и поймала себя на том, что вот было бы интересно, если бы сейчас кто-нибудь действительно вышел ей навстречу, увидел её, и как она выглядит.

Деревья стали редеть, она вышла на опушку леса, и оказалась на насыпи у обочины шоссе…

Деревья стали редеть. Женя вышла на опушку и оказалась на высоком склоне, у обочины пустынного ночного шоссе.

Это было такое странное, невероятное чувство: девочка стояла полностью обнаженная, с распущенными по плечам волосами, такая свободная и независимая, как амазонка, гордо подняв голову – над шоссе, где она так часто проезжала на машине с родителями, и где в любой момент мог проехать кто угодно, возможно, знакомые. Это было жутко опасно…
И это оказалось такое восхитительное, озорное ощущение, что прямо – ух!

Дождь усилился, он омывал холодными струями её тело и волосы, и она стояла, купаясь в дожде. Ветер дул ей в лицо.

Вот вдали показался свет фар и послышался шум мотора. Приближалась машина.

И в тот момент, когда машина уже поравнялась с ней, Женька вдруг из шалости выступила вперёд – и тут же её высокая, тоненькая фигурка на мгновение была ярко освещена фарами! Что-то озорное щекотнуло её внутри – она встала в красивую позу, вытянулась на носочках, и, вскинув руку, помахала ею, как бы посылая приветствие…

- Если затормозит, я отступлю в темноту и исчезну, - подумала она без всякого страха. – Лес меня скроет. До дома бежать недалеко, да он и не остановится – не поверит глазам, или решит, что это какой-то подвох.

Машина, не останавливаясь, промчалась мимо.

Женька засмеялась, ещё раз помахала машине вслед, повернулась и легко побежала по тропинке через лес обратно, оставляя дачу слева – по направлению к озеру: ведь скоро должно взойти солнце, ей пора купаться…

Ночью, ещё до рассвета, по шоссе ехала машина. В ней сидели двое: отец и сын. Они отправлялись на одно из подмосковных озёр на рыбалку, на утренний клёв. Отец, высокий молодой мужчина в камуфляже, похожий на военного, сидел за рулём.

Сын, симпатичный стройный загорелый юноша лет пятнадцати, с густыми волосами, спадавшими ему на лицо, несмотря на прохладную ночь, был почти раздет – на нём были только обрезанные джинсовые шорты, короткие, как трусики. Он держал на коленях ноутбук и сидел, склонившись над ним. Всю дорогу от Москвы он что-то высматривал в Интернете, затем вздохнул и сказал:

- Нет, сегодня её нет. Так и не зашла. Странно… - Он закрыл ноутбук и откинулся на спинку сидения, рассеянно глядя в окно.

Вдруг мальчик неожиданно закричал:

- Папа, смотри, смотри!!! Там, справа, на склоне, возле деревьев – прекрасная девушка, совсем обнажённая, с длинными светлыми волосами! Смотри, она нам машет рукой! Смотри, какая красивая! И совсем обнажённая!!! – он повернулся назад, перевесившись через спинку кресла, и долго провожал взглядом уходящее в темноту шоссе.

Отец, не отрывая взгляд от дороги, промолчал несколько секунд, затем, не выдержав, расхохотался, шлёпнул сына по худенькой загорелой спине и сказал:

- Слушай, Лёнька, всё-таки тебе надо прекратить всё время торчать в Интернете, и лазить по всяким сайтам с «художественной эротикой», как это называется! Чёрт возьми, может быть, мне всё-таки установить тебе «детский фильтр»? Пока ты совсем с ума не сошёл!

Сын с досадой махнул рукой…

Женька повернулась и легко побежала по тропинке через лес обратно, оставляя дачу слева – по направлению к озеру: ведь скоро должен наступить рассвет, пора купаться.

Небо постепенно светлело, всё вокруг начинало приобретать свои естественные цвета: лес окрашивался в зелёные, коричневые тона, и золотистое от загара обнажённое тело девочки, мокрое и блестящее от дождя, и её мокрые белокурые волосы тоже становились такими, как всегда.

Сучья и шишки под ногами кололись, но она не обращала внимания.

Наступало утро, стало ещё холоднее, но ей было тепло, она чувствовала огромный прилив сил. Тонкие ветки больно хлестали её по голому телу, как настоящие розги, но их быстрая обжигающая боль только ещё больше бодрила её. Она словно купалась в этих ощущениях: в ветре, в дожде, в хлестании веток, и сама была частью всего этого… Да, это было здорово!

«Так вот ты какой, так вот что ты испытываешь! – думала она про Лёньку. – Теперь я понимаю, почему тебе это нравится! И я теперь не хуже тебя! И только ты сможешь это по-настоящему оценить…»

Она провела руками по своим бёдрам сверху вниз – всё её тело было мокрое от дождя и тёплое, почти горячее – и почувствовала, как по нему прокатилась какая-то приятная волна, словно электричество – даже от её собственного прикосновения. Никогда в ней ещё не было столько энергии. Она осторожно представила себе что-то, связанное с Лёнькой… засмущалась и отогнала мысль, постеснявшись её додумать, засмеялась - и ускорила бег.

Женевьева выбежала на опушку леса, вышла на пляж на берегу озера и замедлила шаг. Вот-вот должно было взойти солнце. Чтобы особенно не шуметь вблизи дач, она медленно вошла в воду, которая сейчас была теплее, чем воздух вокруг, и поплыла. Она плыла, делая быстрые, сильные движения, и очень скоро уже была на середине озера.

И тут выглянуло солнце, и небо и вода словно оказались охвачены пламенем! Женька плескалась и плавала на середине озера, словно купалась в рассветном огне. Она раньше никогда не купалась здесь на рассвете, никогда не видела, как над озером восходит солнце, и не знала, как это прекрасно…

Выйдя на берег, она потянулась, закинув руки за голову, постояла немного на месте, провела рукой по лицу, как бы приходя в себя после этой необычной ночи, и сказала вслух:

- Так, а ведь мне пора домой. Надо успеть вернуться как можно скорей. Скоро начнут просыпаться родители и гости, а я вдруг приду совсем голая. И, кажется, я засыпаю. А вообще, - и она сладко зевнула и улыбнулась, - ведь это такое безумие – бегать всю ночь голой, одной, в темноте. В чём-то я обогнала Лёньку. Я совсем сошла с ума, наверное…

Быстро пробежав через лес, тихонько проскользнув через калитку, она взбежала на цыпочках по ступенькам на балкон свой комнаты на втором этаже, и задёрнула занавески – на мгновение раньше, чем взрослые в доме проснулись…

Вот так проходило пятнадцатое лето в жизни Жени Семицветовой.

Но все-таки август пришел, и, нужно сказать, первый раз за свою небольшую жизнь она была ему рада. И он кончился, и тридцатого числа отец приехал на машине, чтобы перевезти Женю в Москву, на городскую квартиру.

Он приехал на своём роскошном чёрном «Мерседесе». Он был владелец нескольких ювелирных магазинов в Москве, его сеть называлась «Южное золото» (в противовес фирме его родственника в Петербурге – «Северное золото»), и бизнес его, не смотря на кризис, держался на уровне.

Женькин отец, Николай Михайлович Семицветов, казался дочке не очень похожим на солидного бизнесмена, как их показывают по телевизору в сериалах. Это был высокий мужчина лет за сорок, но выглядел моложе, с длинными волосами, светлыми как у Женьки, собранными в хвост, и в модных черепаховых очках, как у Гребенщикова. Он и сам любил играть на гитаре, и в молодости был рок-музыкантом.

Он всё время шутил, сразу заполнял собой всё пространство, но каждые две минуты ему звонили по мобильнику, он извинялся, отходил и в сторону громко разговаривал о своих делах.

Женька очень обрадовалась, когда он приехал – они с папой были большие друзья. Она очень любила его, а маму свою она никогда не видела – только фотографии. Ей было известно, что мама умерла, когда она только родилась на свет. Так и получилось, что из родных отец был для неё самым близким человеком. И когда она жила на даче, они каждый день переписывались по электронной почте. Но про свою любовь к мальчику Лёньке (который к тому же был ни кем иным, как сыном начальника службы безопасности Женькиного отца), Женька не говорила даже своему папе. Это была только её тайна.

Отец в первый момент был потрясён её новым видом: её откровенным купальником, какой-то неожиданной спортивной худобой, её сильным загаром (так, что даже плечи и нос обгорели), и каким-то странным выражением лица -
Оно показалось ему каким-то шалым, каким-то безумным и смешным, но очень милым. Он рассмеялся и обнял её.

- Я не понимаю, что с тобой произошло, моя принцесса? – спросил он. – Я не узнаю мою бледную готическую недотрогу, которая вечно куталась во всякие одежды и простужалась даже летом. Была принцесса, а стала … амазонка!

- Я принцесса-амазонка, - уточнила Женевьева.

- Наверное, бывают и такие, - с готовностью согласился Николай Михайлович.

Женя помогала отцу что-то делать с ягодами и яблоками; вместе с бабушкой они варили варенье. Николай брал её с собой, как мальчика, на рыбалку и попутно занимался с ней английским языком. Женька пыталась между тем узнать на ломаном английском, как поживает семья начальника его охраны, которого он отправил в отпуск на месяц, и где его сын – в Москве, или где-то в лагере, и вообще – в России ли он, или где-нибудь в Турции. Отец удивлялся, отвечал скупо, так что про Леньку Женевьева разобрать ничего не могла, и английский разговор возвращался на прежнюю тему, вроде: «Наша бабушка сварила сегодня шестнадцать банок варенья».

На следующий день они должны были возвращаться в Москву вместе.

Весь вечер и утро следующего дня шли сборы. Часа в три они выехали…

Лето кончилось, и Женевьева с отцом ехали на машине в Москву.

Женя поглядывала в окно, на убегающие к горизонту спелые поля, на голубеющее за ними марево (смутно угадывается насыпь, река, лес, в какой-то запредельной дали, постепенно переходящий в небо). На душе у неё было грустно.

«Я возвращаюсь в Москву, - думала Женя. – Скоро начнутся занятия в школе, и я снова увижу Лёньку. И… что мне делать, как мне с ним разговаривать? Продолжать общаться чисто по-дружески, как ни в чём не бывало, и надеяться, что он сам проявит инициативу?
А что если… рассказать ему всё, как есть, о своих чувствах, рассказать всё, что было со мной летом?
И рассказать, как я обливалась водой, и купалась на рассвете в озере, и ходила по лесу – ночью, обнажённая, чтобы воспитать свой дух и тело, как это делает он?
И то, что «невидимка», которая приходила инкогнито к нему на страницу и с ним разговаривала, и признавалась ему в любви – это и есть я? Тогда сразу всё станет ясно, и не надо ничего объяснять. Но я не смогу. Наверное, у него уже есть другая девушка – наверняка, есть… Или просто я ему безразлична, и он мне вежливо предложит остаться друзьями. И я должна буду с этим жить дальше. Нет, это невозможно…»

У какого-то шлагбаума, на переезде через железную дорогу Женин отец откашлялся, затем заговорил что-то о том, насколько правы были древние греки и римляне, придавая так много значения гармоничному воспитанию детей в смысле духовного и физического развития.
В частности, он сказал, молодым людям необходимо как можно чаще находиться в близком контакте с живой природой - водой, лесом: «Вот как ты, Женька, занималась последнее время – это ты молодец!» - похвалил он ей.

«Да, - подумала Женя грустно, - с водой, с лесом это хорошо… Вот если бы ещё с Лёнькой!»

— Вот тебе в этом смысле хорошо, — сказал отец убежденно (что ж, в этом смысле — да...) — у нас есть дача. А вот, например, начальник моей охраны отправил своего сына на это лето в спортивный лагерь. Под Можайском, от нашего института. Вы с ним вместе учитесь. Его зовут Леонид, кажется. Ты его помнишь? Я там был. Тоже, знаешь, неплохо, их там обучают старинным русским играм. Кажется, они играют в городки и еще во что-то. Но, вообще-то, условия, конечно, еще те, да и общество тоже… Не знаю, насколько ребятам в этом лагере хорошо. Видел я их тренеров, педагогов, молодых медсестёр — не знаю, чему они хорошему там мальчиков научат!

Он брезгливо поморщился. Женевьева задумчиво пожала плечами, затем повернулась к окну и уткнулась лбом в стекло. Отец еще немного вел машину молча, на небольшой скорости, затем затормозил, достал сигарету, взглянул на Женю и спросил тревожно, потрепав её мягко по затылку:

- Эй, что это с тобой? Ты что, плачешь что ли?..