Веберовская типология легитимного господства и медиатизация политики

Классическая веберовская схема легитимного господства предполагала, что процесс рационализации социального мира, его «расколдовывание» формируют легальный тип господства, где доминируют формально-функциональные характеристики. Этот тип господства институционализируется на Западе в эпоху Модерна и соответствует институтам капиталистической экономики. Однако М. Вебер подчеркивал, что легальность основывается на целерациональном действии, т. е. на соображении интереса. Следовательно, легальное господство не имеет ценностного фундамента, оно функционально. Его прямым выражением являются рационально организованное управление и институт безличной бюрократии [9]. Фактически легальность предполагает ценностно-нейтральную технику господства и требует дополнительной ценностной легитимации либо через традицию, либо через харизму. На этой основе М. Вебер формулирует свою модель плебисцитарной демократии, где рациональная техника бюрократического господства дополняется харизматической фигурой Президента, который может поставить эту властную машину на службу определенным ценностям[2] [10].

Краткий экскурс в область социологической теории М. Вебера показывает, что механизм легитимации политического господства осуществляется не помимо таких ценностей, как чистая техника, этически и символически нейтральная, а как сложный процесс взаимопересечения логики функциональной рациональности и культуры социума, которая не редуцируется ни к одному из «чистых» типов социального действия. Кроме того, легитимность может быть понята как совокупность представлений о политических институтах, т. е. как определенный конструкт (политической) культуры (в которой функциональная рациональность вообще может отсутствовать). Конструируемый характер легитимных представлений означает, что культура предоставляет резервуар смыслов и классификационных схем, которые формируют нормативные представления о власти, но это не означает, что культура есть просто «культурное принуждение», осуществляемое господствующими группами по отношению к массам. Легитимные модели политической действительности не тотальны, а частичны. В культуре всегда будут существовать тексты, подвергающие политическую норматику критике и отрицанию. В этой связи, согласно одному из методологических тезисов семиотики, культура предполагает несколько языков самоописания, смысловое пересечение кодов которых является основным механизмом смыслопорождения[3] [11].

Конструирование легитимных моделей политической действительности использует те семиотические коды, которыми располагает культура социума на том или ином историческом этапе своего развития. Соответственно крайне неточным представляется используемый тезис о медиатизации (или медиа-конструировании) политики, в которой видят один из основных симптомов постмодернистского состояния социально-политических отношений. Медиа как семиотические посредники социального взаимодействия в данном случае идентифицируются с современными высокотехнологичными СМИ[4] [12]. Однако информация, которая циркулирует по каналам социальной (политической) коммуникации, изначально опосредована (т. е. медийна), так как проходит процедуру кодирования и декодирования и поступает по специализированным каналам, отличным от естественных органов чувств [13. С. 9]. Феномен политики коммуникативен и предполагает соответствующие семиотические механизмы конструирования социальной реальности. Политические акторы используют различные классификационные схемы, определенным образом моделирующие окружающий мир, а политика в этой перспективе — это пространство сосуществования и взаимопересечения этих «вторичных» реальностей.

Вместе с тем проблема легитимности не может быть ограничена только нормативно-ценностной сферой политической культуры. При этом, как подчеркивают П. Бергер и Т. Лукман, «легитимация имеет нормативный и когнитивный аспекты. Иначе говоря, легитимация — это не просто вопрос “ценностей”. Она всегда включает также и “знание”… Легитимация говорит индивиду не только почему он должен совершать то или иное действие, но и то, почему вещи являются такими, каковы они есть. Иначе говоря, “знание” предшествует “ценностям” в легитимации институтов» [14. С. 153, 154]. Такое знание — это в первую очередь обыденное знание большинства общества, а не его элитных групп. Повседневные дотеоретические представления о социально-политической реальности есть то поле, которое задает основные параметры когнитивных схем и классификаций и делает функционирование институтов политического господства «само собой разумеющимся»[5] [14. С. 154–159; 15, 16]. Соответственно процесс легитимации иерархичен и протекает на различных уровнях политической культуры. На каждом уровне используются соответствующие медийные каналы и функционируют различные тексты. Одна из ключевых проблем в этой перспективе состоит в том, чтобы механизмы коммуникации общества и элиты позволяли последней адекватно осуществлять функции управления, минимизируя реальные возможности срыва к взаимному отчуждению.

Таким образом, легитимацию можно рассматривать как процесс конструирования когнитивных и нормативных моделей политической действительности посредством совокупности различных медийных проводников. Медиатизация (медийность) политики — это не черта современной постиндустриальной культуры, а одна из характеристик политической действительности в коммуникативной перспективе.