Глава 6: Тайные поползновения.

Многие утверждают, что в последние секунды жизни перед глазами пролетают все прожитые тобой мгновения короткого и бренного существования, проведенного среди бескрайних и необозримых просторов Вселенной. Можно сказать, что это своеобразная ретроспектива от рождения и до фатального эпилога. Смысл такого явления не совсем ясен, да и вообще само существование данного прецедента в реальном мире находиться под большим и жирным вопросом. Однако если бы это и в самом деле было бы правдой, то, наверное, нечто подобное могло случиться непосредственно и с доктором Куной Лангус, самоотверженно работавшей на космолайнере «Столкновение» и погибшей там же. Только вот на самом деле этого не произошло. А все потому, что в момент, когда в медицинском отсеке произошел внезапный взрыв и разгерметизация, она не то чтобы умерла…. С ней произошло нечто другое. Следуя научной терминологии это можно трактовать как «формирование рекомбинантного сознания». И это уже совсем другая история…. В ней нет места глупым и пустым воспоминаниям, но оно всегда найдется для самых страшных и потаенных кошмаров, о которых любой из нас старательно пытается забыть. К сожалению, Куна не стала счастливым исключением, так что в последние секунды жизни ей пришлось опять постичь давным-давно забытый ужас и раз за разом в самых мельчайших подробностях прокручивать в меркнущем сознании своего «я» то, что случилось слишком давно, но имело слишком долгосрочные и слишком губительные последствия.

Это событие произошло двадцатью четырьмя годами ранее на родной планете Куны под названием Натарион, принадлежавшей системе Кентарум созвездия Кастор. Тогда ей было всего лишь пять лет. А чего могут желать маленькие девочки в таком возрасте? Конечно же, очень простых и наивных вещей, таких как карлайские куклы или отсутствие дождя в понедельник после обеда. И потому, едва на горизонте появлялось иссиня-черное солнце, имевшее колышущийся в небе звездчатый ореол фиолетового цвета, она тотчас подскакивала с постели, быстренько умывалась, чистила зубы, также быстро натягивала на себя розовое платьице с синими цветами на груди и на спине, вплетала большой алый бант в одну из коротеньких косичек, наспех сооруженных из не очень длинных локонов, которые имели окраску схожую с цветом кожуры плодов каспертового дерева, но были лишены серебристых прожилок, а уж потом выбегала из своей комнаты и бежала дальше. При этом по всему дому тут же разносились воодушевленные крики:

- Утро! Утро! Всем с добрым утром!

Через несколько шагов Куна обычно оказывалась на кухне, где на столе уже стоял и дожидался ее появления большой стакан парного молока, только что прибывшего с посыльным с другого конца поселения Тапиркаусик, отведенного под аграрные нужды. За ночь на кухне стало немного прохладно, так что когда нянечка дартистайского происхождения по имени Форихта занесла в дом большой кувшин и отлила из него немного молока в стакан из желтого юртийского стекла, который в свою очередь поместила на треугольную салфетку, небольшой дымок стал подниматься с поверхности вязкой питательной жидкости насыщенного белого цвета, тем самым еще больше привлекая к себе успевшего проголодаться ребенка.

«Ой-ё-йой!!! Чудненько!»

Надо сказать, Куна была хорошо воспитана и потому, увидев приготовленное для нее молоко, она никогда не бросилась к нему и ни в коем случае не принималась пить из стакана жадными насыщающими глотками. Вместо этого девочка ежедневно совершала один и тот же тщательно режиссированный ритуал. Он начинался с небольшого кружения на месте со сложенными лодочкой ладошками, а потом Куна совсем чуть-чуть наклоняла голову вбок и, косясь полным чрезмерной наивности взглядом в сторону стоявшей к ней спиной Форихты, спрашивала трепетным голоском:

- Можно?..

- Конечно можно, деточка, - всегда ответила Форихта и никогда не оборачивалась.

Обычно такого разрешения было достаточно, чтобы заставить ребенка подойти к молоку, взять стакан и выпить напиток. Но не сегодня. Сегодня не произошло то, что происходило многие-многие утренние часы до этого. Возможно, такое несоответствие свершилось исключительно потому, что сегодня было какое-то особенное утро. А может всего лишь по вине того, что крайне переменчивую заинтересованность Куны внезапно заинтриговали весьма привлекательные запахи некоего кулинарного произведения, что вот-вот должно было родиться в руках всегда неугомонной и трудолюбивой нянечки.

- А что ты делаешь? – спросила Куна и сделала шаг в сторону от стакана с молоком, и в то же время навстречу сладко-пряному аромату.

- Это сафархка-тау.

- Саф… кар… бау…, - девочка пыталась было с присущей ей детской самоуверенность повторить лексически чуждое наименование, но не смогла и тогда просто и осторожно поинтересовалась, - А что это значит?

- «Божественное снадобье», - пояснила Форихта единовременно стараясь довести начинку до нужной кондиции.

- Бо-жест-вен-но-е сна-добь-е…

Получив затребованный ответ и повторив его по слогам, Куна всерьез призадумалась, еще немного покружилась на месте, после чего честно и откровенно призналась:

- Все равно не поняла…

При этом она почувствовала себя слегка раздосадовано, что внешне проявилось в виде припухших от обиды губ. К счастью, опытная нянечка не позволила разрастись этому маленькому разочарованию и вовремя нашла понятные пятилетнему ребенку слова:

- Не заморачивайся, дорогуша. Это просто очень вкусный пирог.

На самом деле упоминание слова «вкусный» оказалось вполне достаточно для того, чтобы переместить настроение Куны в область восторга. Однако осязаемые посылы не могли оказаться лишними, так что, совершив последние штрихи с помощью сиропа из бирюзовых плодов рабадовых кустов, Форихта отрезала один аккуратный кусочек от общей массы, положила его на розовое блюдце с зеленым ободком и протянула своей воспитаннице.

- Хватит слов, - сказала она, - Лучше попробуй.

- Хаашо…, - ответила Куна, принимая угощение из рук нянечки.

- И не забудь про молоко…

- Хаашо…

Так она и сказала. Однако когда блюдце почти что оказалось у нее в руках, а запах свежеиспеченной снасти стал настолько близок и невыносимо приятен, ей как-то уже перехотелось заниматься еще и молоком. Для пятилетней девочки это стало чем-то из ряда вон, чем-то сверх того, чего было и так достаточно для полного и безоговорочного счастья. И потому неуклонно возникла дилемма:

«Что делать? Слушать нянечку или же не позволить придуманным кем-то другим рамкам и ограничениям испортить такой прекрасный и восхитительно дурманящий аромат свежей выпечки. Ведь разве не будет преступлением смешивать и взбалтывать одно с другим при том, что по отдельности они по-настоящему чудесны и бесподобны?..»…

Увидев эти ширящиеся сомнения в глазах воспитанницы, Форихта немного взволновалась.

«Утро не время для вечных вопросов», - подумала она, - «И уж совсем все плохо, когда душевные муки порождает сафархка-тау. Оно должно нести радость и надежду, вселять ощущение всевозможного волшебства, способного в значительной мере скрасить блеклые краски небосклона в более теплые тона…»…

Вот о чем думали двое: маленькая девочка в розовом платьице с синими цветами на груди и на спине, что проснулась спозаранку для того, чтобы в очередной раз попытаться немножечко познать большую и безграничную жизнь, и та, что волею судеб оказалась далеко от родного дома, но давным-давно смирилась и была довольна своей участью, а также тем, что имела возможность старательно оградить подотчетную ей персону от множества неправильных решений, принятых ей самой. И пока их неспешные размышления текли далеко несущейся рекой, время и пространство вокруг замерли, напряглись и стали ждать, что же будет дальше? Им было невдомек, зачем эти двое держаться мягкими пальцами за одно и то же розовое блюдце с зеленым ободком? К чему вопросы, если никому в итоге не нужны ответы?

- Если не хочешь молока, можешь не пить. Помни, что я не та, кто стремиться тебя к чему-то принуждать или навязывать что-то против твоей воли…

Это было сказано глаза в глаза. Темно-синие радужки с желтыми крапинками против ярко-зеленых. И они поняли друг друга. Ответ был получен. Только вот внезапно потребность в нем почему-то исчезла. Или же неожиданно возникла потребность в чем-то другом.

- Я не знаю…, - слегка виновато произнесла Куна и совсем уж неожиданно отстранилась от розового блюдца с зеленым ободком.

- Не знаешь?

Форихта предполагала, что двадцатилетний стаж на поприще воспитания чужих детей сделал ее несклонной к удивлению, но все же удивилась.

- Как это так?

Пытаясь объяснить свои внутренние ощущения, Куна сначала ненадолго опустила глаза, мельком оглядела свои ярко-далтаиновые туфельки, неуверенно пожала плечами, после чего снова обратила взор на нянечку и сказала:

- Я не знаю…

Услышав одно и то же признание троекратно, Форихта не в первый раз заставила себя смириться с самой очевидной правдой жизни – любое решение дается совсем не так легко, как кажется и видится со стороны.

«Каждый раз приходиться сверять все за и против, а зачастую информации недостаточно и это обстоятельство заставляет действовать наобум, хотя и делая некоторые отсылки на сакральную и всезнающую интуицию, которая на самом деле лишь блеклое отражение зажатых и обездвиженных желаний».

- Все хорошо. Я понимаю, - сказала Форихта вполне неожиданно даже для самой себя, - Такое бывает и с этим ничего не поделать.

- Да? Правда? Точно? – осторожно поинтересовалась Куна.

- Конечно.

Маленькой девочка, которая воспитывалась Форихтой с пеленок, была приучена к сдержанности и благоразумию. Но сегодня она внезапно и оглушительно захлопала в ладоши, потому как ей очень понравились заверения в том, что в ее чувствах нет ничего плохого или зазорного.

- Тише, тише, - испуганно попросила Форихта.

По мнению дартистайки, излишний шум не был к лицу ни маленькой девочке, ни очередному новому и только лишь зарождающемуся дню.

«Вселенная – не хаос. И ей нужна музыка, а не крики», - так она всегда объясняла свою позицию. Только вот маленькой Куне до сих пор еще не приходилось сталкиваться с этим постулатом. Но так как она отличалась прилежностью и послушанием, то, едва прозвучала вежливая просьба нянечки, она тотчас перестала шуметь и хлопать в ладоши. Правда ключевой вопрос так никуда и не исчез, так что чуть погодя Куна спросила:

- А как же мои желания?

И вот тут Форихте самой пришлось задуматься всерьез и надолго. Ей определенно нравилась планета Натарион и весь по-особенному своеобразный мир, населявший ее поверхность. Также нужно понимать, что она слишком долго жила в этом мире, слишком долго питалась чужими представлениями и предрассудками. Однако при всем при этом она никогда не забывала о том, чему ее учили в далеком-далеком детстве.

«Желания – это все, что у тебя есть».

Она часто слышала этот грубый мужской голос где-то посреди скомканных ночных сновидений. Иногда мужчина говорил что-то еще, но чаще всего, просыпаясь с утра, Форихта уже не помнила что именно, но всегда помнила испещренные древностью стены старого-старого храма. И что же в свою очередь могла посоветовать Форихта маленькой девочки с глазами искрящимися жаждой к жизни? Только лишь повторить все те же самые полные древней мудрости слова:

- Желания – это все, что у тебя есть.

- Спасибки.

Короткая фраза без лишних чувств и сомнений. Именно такое видение мира и требуется тому, кто вот-вот начинает познавать мир. И, конечно же, Форихта так и не поняла в связи с чем к ней адресована благодарность, но ей этого и не требовалось. Вымученной жизненным опытом нянечке давным-давно хотелось обыденной простоты в этой огромной сложной и загадочной Вселенной. Так что она ответила:

- И тебе спасибки, дорогая моя.

- Но что же мне делать?

При всех бурных потоках мудрости и измышлений, что этим утром вертелись вокруг маленькой девочки, она так и не поняла, как же быть с пирогом и стаканом молока. Несомненно, теперь ее голова была всерьез забита серьезными экзистенциальными мыслями, но в них ничего не говорилось по этому поводу и от того вопрос по-прежнему оставался открытым. А маленькая девочка Куна все продолжала и продолжала всматриваться во всезнающее лицо нянечки и наивно хлопать ресничками.

- А чего ты хочешь? – спросила Форихта, когда стало ясно, что взглядом глаза в глаза делу не поможешь, - Чего ты действительно хочешь?

- Не знаю…

«Какой ужас», - подумала Форихта, - «До чего же я довела бедного ребенка?»

К этому моменту стало ясно, что простое действие по утреннему созданию кулинарных чудес совершенно внезапно обернулось проблемой мирового масштаба, от которой нужно было как можно скорее избавиться. И дело было совсем не в яром нежелании дартистайки заниматься детскими терзаниями и метаниями. Наоборот она была безумно рада помочь ребенку в нелегком познании окружающего мира. Однако вряд ли все прочие обитатели профессорского дома были готовы согласиться с ее непопулярной жизненной позицией. И в любую минуту кто-то из них мог случайно и ненароком заглянуть на кухню и тогда у Форихты появились бы вполне осязаемые неприятности. А ей так не хотелось в очередной раз менять работу. Она слишком привыкла и приросла душой к этому дому, в котором жило и существовало нечто особенное…

- Я не знаю…, - как и прежде продолжала повторять Куна, только теперь уже с некоторыми нотками апатии и беспомощности.

- Это не важно.

Слова нянечки были неожиданными, непонятными и переворачивающими все ранее принятое на веру с ног на голову.

- Как это так? – звонко воскликнул пятилетний ребенок.

Но не только Куна негодовала. Ее ранее прелестное и полуволшебное одеяние внезапно приобрело некий скомканный вид и стало казаться, что и розовое платьице, и синие цветы, и красный бант – все они очень сильно недовольны. И только следующая фраза нянечки все прояснила и мигом расставила по своим местам.

- Если ты не знаешь, значит, не хочешь знать. Оставь в покое пирог, оставь в покое молоко. Ни то, ни другое никуда от тебя не денется. И даже если ты просто возьмешь и выйдешь за дверь, они останутся здесь и будут ждать твоего возвращения.

- А что если вдруг…

- Все, что должно произойти, все равно произойдет так или иначе. И с этим нельзя ничего поделать, тем более таким малозначимым персонам как я или ты. Тебе понятно, дорогуша?

Ребенок и его нянечка снова смотрели глаза в глаза. Ярко-зеленые радужки против темно-синих с желтыми крапинками.

- Кажется да, - ответила Куна, когда на нее действительно снизошло некоторое ощущение понимания и смирения.

- Тогда может самое время тебе прогуляться?

- Да-да, - немного потерянно ответила Куна.

- Тогда вперед. Солнце уже высоко.

Это утро со всеми его философскими изысками было совсем не под стать слишком юному возрасту маленькой Куны. Она устала, притомилась, но, тем не менее, все равно продолжала улыбаться одной и той же наивной детской улыбкой.

«Умные мысли о сложных законах Вселенной не испортили ее», - подумала Форихта, констатируя это как факт, - «И это прекрасно».

Маленькая Куна старательно поправила красный бант у себя на голове, пригладила розовое платьице, немного покружилась на месте, а потом шагнула в сторону веранды, залитой фиолетовыми отблесками черного солнца.

- Постой-ка.

Внезапная просьба нянечки заставила ее обернуться. И тогда ей снова пришлось столкнуться с протянутым в ее сторону куском сафархка-тау на розовом блюдце с зеленым ободком.

- Возьми с собой. Может твой друг захочет попробовать это, если он и впрямь существует…

- Он существует, - утвердительно и немного сердито заявила Куна, и в подтверждение сказанному взяла блюдце с пирогом из рук нянечки.

- Рада это слышать, - заметила нянечка, отпуская блюдце в свободное плавание, - Надеюсь когда-нибудь с ним познакомиться.

- Мне бы этого очень хотелось.

- Тогда договорились.

Таким образом, все точки в делах на кухне были расставлены, а маленькой девочке следовало двигаться дальше, что она собственно и сделала. И когда пятилетний ребенок уже уходил с кухни, Форихта наблюдала за ним с определенным уровнем морального удовлетворения. Ей перестало быть совестно за то, что она нашпиговала незрелый интеллект не совсем традиционными идеями.

- Спасибки, - с все той же неописуемой радостью воскликнула Куна, когда уже почти что находилась на веранде, - Я ненадолго…

Теперь Форихта знала, за что ее благодарят.

- Удачи тебе, моя хорошая, - сказала она вслед своей пятилетней воспитаннице.

- И вам того же.

Закончив с прощальным этикетом, девочка сделала шажок, более похожий на радостный прыжок, и кухня окончательно осталась позади. И вместе с кухней позади остались и всякие странные и непонятные мысли о том, чего нужно или не нужно хотеть и делать. А необычный разговор с нянечкой был очень быстро или даже практически сразу позабыт, едва в лицо маленькой Куне пахнула утренняя прохлада. Она породила совершенное иные мысли и желания, которым не было места на кухне.

«Это приятно. Это прелестно. Я люблю это».

Вот что чувствовала и о чем подумала маленькая девочка, когда легкий порыв ветра начинал щекотать ее щеки, а обоняние выхватывало из воздуха душистый запах сада, что рос и цвел вокруг профессорского дома. Эти простые и знакомые ощущения, получаемые от соприкосновения с обыденными природными явлениями, нравились ей гораздо сильнее, чем скучные противоречивые разговоры, не приводящие ни к чему определенному и навсегда законченному. И обычно Куна уже не хотела возвращаться обратно в тот мир, где всегда существовали вопросы и ответы, всегда нужно было испытывать смятение и неопределенность. И когда она время от времени мечтала о том, чтобы быть только ребенком и никем более, пока это можно, то надеялась, что в этом случае ее не будут беспокоить тем, что не так уж и нужно».

«Конечно, все, о чем они говорят, важно», - мысленно поправляла свое собственное мнение Куна, не переставая наслаждаться тем, что вполне ожидаемо сумела обрести при переходе с кухни на веранду, - «И, несомненно, многое из того, чему учат и наставляют меня мама, папа, нянечка и остальные пригодиться мне в будущем. Но пока что я всего лишь ребенок. И мне хочется продолжать быть ребенком. Мне нравиться быть ребенком. И в этом нет ничего плохого, хотя мой папа и хочет, чтобы я побыстрее подросла, стала взрослой и сделала много-много всего… не знаю чего…».

Вспомнив об отце, Куна инстинктивно обратила свой взор на столик для завтрака, стоявший в другом конце просторной веранды. Сегодня он был накрыт белой скатертью, украшенной вышивкой в виде четырёхлистных зеленых лепестков крохотных лиловых цветочков. Поверх нее был выставлен небольшой графин с наполняющим его темно-алым нектаром из недозревших плодов апикулия и овальная чашка без ручки. Чашка была полупустой, а трехногий стул отодвинут от столика. И хотя Куне было всего пять, она уже понимала, что ей на глаза попались скромные признаки того, что ее отец опять срочно отбыл в Чкаро-Пак.

- Как жаль, - немного взгрустнув, прошептала она.

Ей не нравилось, когда папа уезжает. Ей вообще не нравилось, когда кто-то хотя бы ненадолго отлучался из профессорского дома, но если этим кем-то был хозяин дома, она огорчалась сильнее всего. Не то чтобы ей хотелось дни и ночи напролет проводить с отцом. В действительности они виделись лицом к лицу довольно редко. Но само ощущение того, что великий Адриус Фаг находиться в непосредственной близости от нее и всегда готов прийти к ней на помощь делало ее долгие детские дни и недели более яркими и насыщенными. И потому она всем сердцем недолюбливала этот странный и непонятный Чкаро-Пак, периодически крадущий у нее отца. Конечно, Куна понятия не имела, что есть «Чкаро-Пак». Думая о нем, она скорее представляла некоего сказочного монстра, а вовсе не планету, застроенную гигантскими урбанизированными комплексами…

- Противный, - прошептала она, еще немного погрустив, и пошла дальше.

Полированные половицы еле слышно поскрипывали под легкой поступью девочки. И это обстоятельство воспринималось немного загадочно и странно. Не удивительно, не поразительно, но все же занимательно. А все потому, что Куна уже давно заметила тот факт, что только ранним утром ее подошвы порождают этот еле слышный скрип половиц. В остальное же время суток ни она, ни кто другой никогда не замечали подобных признаком расхлябанности от деревянного настила.

«Так может мне это кажется?»

Такой вопрос обычен в подобных ситуациях. Но нет, нет и еще раз нет. Ей ничего не казалось. Просто по утрам было по-особенному тихо и свежий кристально чистый воздух, что накатывал на профессорский дом с изумрудных крон садовых деревьев, резонирующе улавливал любые и даже самые крохотные движения материя, любые тайные поползновения. Вот это и создавало некую атмосферу загадочности, таинственности, погрязшей в невидимой ауре из волшебства. И именно навстречу всему этому волшебству тихонько и осторожно вышагивала маленькая пятилетняя девочка в розовом платьице с синими цветами на груди и на спине, с большим красно-алым бантом в одной из коротеньких косичек и обутая в миниатюрные ярко-далтаиновые туфельки. Она не боялась того мира, что был безгранично распростерт за пределами дома, веранды, крыльца…. Возможно когда-то давно, но точно не сегодня и даже не вчера…. Страх оставил маленькую Куну, потерял ее координаты и тем самым позволил ей ежедневно с восходом иссиня-чёрного солнца выбегать на веранду и осторожно превозмогая необычно пронзительное поскрипывание половиц пробираться вперед, спускаться по таким же скрипучим ступенькам крыльца и в итоге оказываться на узенькой тропинке, ныряющей в заросли кустарника тропивасколе.

«Отлично. Теперь уже никакого скрипа», - это заключение обычно возникало в голове Куны как только она начинала изворотливо пробираться промеж крючкопалых кустов.

Конечно, можно было расценивать опасность быть оцарапанной, исходящей со стороны уродливых веток тропивасколе, как очередную преграду на пути к заветной цели. Однако девочка воспринимала такое спорное обстоятельство как очередной увлекательный момент ее пешего путешествия и двигалась вперед без остановок.

- Тарнпи-внго-шгаг-вир!!! Еал-воок-люж-вуо! – раздался звонкий крик над головой девочки где-то через двести шагов пути.

Куна посмотрела вверх, то есть туда, откуда донесся крик, и в полном соответствии собственным ожиданиям увидела панбиртона – маленького рыжего зверька с длинной вытянутой мордочкой и большим пушистым хвостом. Судя по всему, он не так давно проснулся и теперь собирался позавтракать спелым и сочным плодом каваралдийского грушеспела. Именно он и был зажат между его передними лапами пока задние вцепились в сук и пытались удержать равновесие.

- Тарнпи-внго-шгаг-вир!!! Еал-воок-люж-вуо! – крикнул зверек еще раз, а потом впился острыми зубами в доставшуюся ему добычу.

Нянечка Форихта никоим образом не имела отношения к воспитанию и обучению этикету данного панбиртона. И в связи с этим он совсем не церемонился в аккуратности приема пищи, а жадно вгрызался в самую глубинную мякоть спелого и сочного продукта каваралдийского грушеспела.

- Приятного аппетита! – сказала Куна, когда один из ошметков мякоти приземлился ей на лоб и мутной каплей сока стек вниз.

- Еал-воок-люж-вуо! – ответил зверек и продолжил трапезу.

Ну а Куна в свою очередь продолжила путешествие среди зарослей тропивасколе. Впрочем, долго отражать нелепые нападки крючкопалых кустов ей не пришлось, потому как еще через двести шагов заросли расступились и девочка оказалась на небольшой полянке, усеянной желтенькими и беленькими цветочками. Здесь можно было не бояться того, что нечто неуместное возьмет и вцепиться в волосы или красивое розовое платьице, попытается оцарапать нежную розовую кожу ребенка или захочет наглым образом похитить любезно предоставленный нянечкой Форихтой кусок прекрасного пирога со странным названием «сафархка-тау», что был аккуратно уложен на розовое блюдце с зеленым ободком и крепко удерживался в руках маленькой девочки.

- Отлично, - радостно произнесла Куна и, оглядевшись по сторонам, спросила, - Ну как у вас тут дела? Все в порядке?

- А-оя-па-шы! А-оя-па-шы! А-оя-па-шы!

На полянке с желтенькими и беленькими цветочками были свои обитатели, и они тоже приветствовали маленькую девочку, пришедшую к ним в гости.

- А-оя-па-шы! А-оя-па-шы! А-оя-па-шы! – доносилось оттуда и отсюда.

Несомненно, не все из них могли также одиозно кричать как красноклювые сверипели (их в этом деле никто не мог переплюнуть). Многие другие просто жужжали и неспешно перепрыгивали с цветка на цветок, а некоторые и вовсе неучтиво прятались в высокой траве и подавали голос оттуда своим негромким и неуверенным стрекотанием.

- Приятного вам дня! – сказала Куна всем им и пошла дальше.

Продолжая путь исключительно по ранее выбранной тропинке, девочка смогла покинуть полянку с желтенькими и беленькими цветочками без того, чтобы побеспокоить ее обитателей. А далее тропинка быстро переросла в настоящую дорожку, которая не только имела достаточную для свободного перемещения ширину, но и была вымощена большими кирпичными блоками желтого цвета. И потому, шагая вперед, Куна могла более не опасаться за то, что кто-то из соседствующих с мощеной дорожкой кустов или деревьев внезапно захочет позариться на ее прекрасное платьице или на восхитительный пирог на блюдце. Теперь она была в полной безопасности относительно любых тайных или явных поползновений со стороны крючкопалых веток или же веток иной формы и конфигурации. И как бы самоутверждаясь в верности этого обстоятельства, девочка в который раз лучезарно улыбнулась, оглянулась назад для того, чтобы радостно помахать желтеньким и беленьким цветочкам, а также прочим обитателям полянки, после чего продолжила ранее начатое путешествие, стуча при этом каблучками ярко-далтаиновых туфелек по большим кирпичным блокам желтого цвета. Когда же стук каблучков стал для нее слишком утомителен, Куна стала распевать простую и непринужденную песенку со словами:

- Кракату, кракату, остригите бороду…!..

- Отличный куплет!

Прыгая с одного кирпичного блока на другой, Куна совсем отвлеклась от цели, ведущей ее вперед. И в связи с этим не заметила как сначала кусты и деревья, окружающие мощеную дорожку с двух сторон, стали редеть, а потом и вовсе исчезли, тем самым позволив дорожке внезапно закончиться где-то посреди огромного поля с неимоверным множеством цветов и трав различной формы и окраски.

- Мне очень понравилось!

Да…. Точно…. Помимо уже упомянутого, она, увлеченная собственным весельем, совсем не заметила, что в том месте, где заканчивалась дорожка, вымощенная большими кирпичными блоками желтого цвета, ее прибытия уже старательно дожидался тот, с кем она так настойчиво и старательно спешила встретиться. Это был обычный мальчик в возрасте около шести лет. Его светлые волосы укладывались в традиционную для данной местности концепцию короткостриженых причесок, а вот глаза, имевшие бледно-голубую окраску, были свойственны какой-то другой расе, но только не коренным обитателям планеты Натарион, принадлежавшей системе Кентарум созвездия Кастор. А еще мальчик очень старался привлечь внимание Куны.

- Ты прекрасна…, - сказал он, когда выяснилось, что источаемые им комплементы в адрес песнопения совершенно бесплодны.

И на этот раз мальчику удалось суметь акцентировать на себе увлеченное обыденной чепухой внимание девочки. Более того, она не только наконец-то оторвала взгляд от больших кирпичных блоков желтого цвета у себя под ногами, но и радостно посмотрела на него, а также восторженно произнесла простое и звучное имя:

- Май…

Он тоже обрадовался и прошептал:

- Куна…

Прошла секунда, прежде чем мальчик и девочка решились сделать что-либо еще. Каждому из них эта пауза была жизненно необходима, дабы наконец-то перевести дух и лаконично осознать, что долгое ожидание новой встречи, длившееся целую ночь, окончено и что этим новым утром они снова вместе. Ну а потом, по истечении вышеобозначенной секунды каждый из них сделал один робкий шаг навстречу, затем еще и еще, пока их щупленькие детские руки не соединились между собой в ладонях.

- Я скучала, - сказала Куна первой.

При этом взгляд ее ярко-зеленых глаз дрожал. Не то чтобы она боялась или нервничала. Ничего такого или схожего с этим не ощущалось внутри ее сердца. Зато ощущалось нечто другое. И именно из-за этого чувства ее взгляд дрожал, именно из-за этого чувства здесь и сейчас ей больше всего желалось спрятать свои ярко-зеленые глаза от светло-голубых глаз мальчика. Однако она не прятала глаза, не прятала свой взгляд, потому как слишком громадное и неописуемое наслаждение доставалось Куне только от того, что этот непонятно откуда взявшийся мальчик находился рядом с ней. Когда же он говорил с ней, смотрел на нее, держал за руку, весь мир и вовсе менялся на нечто противоположное. Солнце переставало быть черным, воздух начинал искриться…. Но самое главное, что сквозь тело девочки то и дело пробегали волны чего-то очень похожего на электрические разряды. Они начинали свой путь в области макушки, а заканчивали в области пяточек. И ножки дрожали после этого, и в сердце сильнее ощущалось то самое чувство, что точно не являлось страхом.

- Я тоже скучал, - сказал Май.

Девочка не ответила. Не потому что не хотела, а потому что не могла. В ее малом словарном запасе не нашлось достойных оборотов для того, чтобы описать всю феерию мыслей и ощущений, всколыхнувших ее сознание, которые в свою очередь были рождены прикосновениями мальчика, его дыханием, его всепроникающим взглядом. Но вот он разжал одну из ладоней, отпустил ее руку…

«Зачем? Не нужно этого делать!.. Пожалуйста…».

- Я говорил тебе, что ты сегодня особенно прекрасна? – спросил мальчик и погладил освободившейся ладонью одну из щек девочки, немного поправил растрепавшуюся челку, снова погладил щеку…

И Куна окончательно растаяла. В этот момент ее единственным желанием было взять и утонуть в той самой ладони, что трогало ее лицо. Хотя нет. Было нечто еще, нечто инстинктивное, чего тоже хотелось. Но она об этом ничего не знала. И потому не знала, что и как нужно делать, как не знала и о том можно ли это делать мальчику и девочке. Конечно, Куна что-то читала в книгах про поцелуи и про что-то еще, однако прочитанное никак не укладывалось в ее голове…

- Пойдем со мной.

Именно так неожиданно мальчик прервал размышления Куны о многоликих и потаенных желаниях ее сердца и настойчиво потянул ее за собой.

«Куда? Зачем? Почему?» - возникли вопросы в голове Куны, только вот она не стала их озвучивать и беспрепятственно позволила вести себя туда, куда почему-то вздумалось идти прекрасному голубоглазому мальчику по имени Май.

- Я покажу тебе нечто удивительное, - пообещал он.

И девочка поверила ему. Хотя на самом деле то, что распирало ее изнутри, никоим образом не могло предоставить ей иного выбора, так как подступающее к горлу эйфорическое волнение не позволяло как-либо сосредоточиться и разобраться. В книгах встречались разные стихи про какую-то там «любовь». И потому Куна то и дело спрашивала себя: «Может это и есть то самое?» Однако в тех стихах совсем не говорилось о том, как опознать и выявить такое сакральное понятие. И в связи с этим девочке оставалось только надеяться, верить и шагать вперед…

- Еще немного…, - пообещал Май.

Дорожка, выложенная большими кирпичными блоками желтого цвета, давно исчезла из виду, оставив девочку и мальчика где-то посреди большого поля зеленой травы. Да, именно. Совершенно точно. В этом описании никто не ошибся, потому как неимоверное множество цветов и трав различной формы и окраски, что можно было совершенно спокойно лицезреть совсем недавно, тоже куда-то безвозвратно исчезло, оставив после себя только бесконечную почти что изумрудную гладь.

- Что произошло? – оглядываясь по сторонам, спросила Куна.

И хотя ее рассудок был изрядно затуманен переживаниями личного характера, девочка все же не могла не определить очевидную несуразность происходящего.

- Как это так? – потребовала она ответа.

Однако голубоглазый мальчик ей не ответил. Он только сильнее сжал ее руку и гораздо более настойчиво повел за собой куда-то туда, где определенно находилось нечто очень важное. Но для кого? Уж точно не для маленькой пятилетней девочки в розовом платьице с синими цветами. Первым ее порывом было желание сопротивляться, но потом она внезапно осознала, что у нее есть самый прекрасный и изумительный друг, о котором можно лишь мечтать, что ей не нужно искать что-то и где-то, что нужно лишь неотрывно держаться за руки. Ну а коли ему так хочется куда-то идти и стремиться…

«Кто я, чтобы этому противиться?»…

Так что в итоге эти двое шли и шли, шли и шли, шли и шли…. И более никто не собирался сопротивляться, никто более не собирался задавать лишних вопросов, никто более не собирался противиться чужим планам…. Но все же всегда существует самая крошечная и неотвратимая вероятность того, что нечто все равно произойдет даже вопреки самому здравому смыслу. Так и в этом случае через какой-то промежуток времени Куна все равно задала свой новый вопрос:

- Что это такое происходит?

В этом случае она имела в виду необычный хруст травы под ногами.

- Не обращай внимания, - последовал строгий ответ Мая, - Нужно идти вперед и не останавливаться. Это важно.

- Хорошо, - пообещала Куна.

Только вот такова природа человека, что периодически вопросы рождаются сами собой, даже если ты этого совсем не хочешь. Нечто подобное случилось и с маленькой пятилетней девочкой Куной, которая, будучи ребенком, была вполне закономерно любознательна и потому не могла просто взять и отмахнуться от кардинальных перемен, что претерпевал окружающий мир, пока она неуклонно следовала за своим другом. И хруст травы был только началом среди всего остального.

- Это очень-очень…, - прошептала девочка, когда в глазах стало рябить от невозможности происходящего вокруг.

И из-за категорического неприятия всего этого она протестующе остановилась и отказалась продолжать непонятное движение неизвестно куда.

- Это очень-очень…, - попыталась со второй попытки произнести Куна.

- Странно?

Куна давно потеряла надежду услышать от Мая какие-либо объяснения. Но из-за того, что маленькая девочка отказалась идти дальше, ему тоже пришлось остановиться и повернуться к ней лицом. При этом он перестал крепко-крепко сжимать ее руку, а мгновение погодя и вовсе разжал и отпустил.

- Странно? Не правда ли?

Его бледно-голубые глаза блестели в лучах мерцающего на небосклоне солнца, которое внезапно перестало быть черным и стало наливаться оранжевой краской. Любой взрослый и здравомыслящий человек, увидев эти глаза, несомненно, бросился бы наутек, потому как понял бы, что в них живет и поблескивает самое настоящее безумия. Однако Куна была слишком молода и слишком неопытна для того, чтобы насторожиться. И вместо того чтобы бежать он сделала шаг навстречу.

- Что… что ты делаешь?

Вычурное безумие мальчика быстро растворилось в неожиданно нахлынувшем недоумении, когда маленькие пухлые губы девочки коснулись его рта. И в течение некоего скоротечного отрезка времени он никак не сопротивлялся тому, что происходило. Но потом он резко вспомнил о том, что для него являлось гораздо более важным, и спешно отстранился от маленькой девочки в розовом платьице с синими цветами.

- Это лишнее, - и чтобы постараться убедить самого себя в правоте этого высказывания сделал широкий шаг назад.

- Но почему?..

Маленькая девочка смотрела на него своими широко раскрытыми ярко-зелеными глазами, хлопала аккуратными ресничками и не понимала…

- Я что-то сделала не так? Тебе не понравилось?

- Все так. И мне понравилось, - отвечал мальчик и делал еще один дополнительный шаг назад, дабы не передумать и не попытаться снова соприкоснуться своим ртом с маленькими пухлыми губами маленькой девочки.

- Тогда почему?

Май знал ответ на этот вопрос, но не мог заявить о нем напрямую. Точнее это не входило в его далеко идущие планы, ради которых ему пришлось забраться так далеко, а также пришлось сделать так много, что иногда ему казалось, что всему этому легендарному предприятию никогда не найдется конца и края. Возможно, он даже немного устал от всего этого и потому так алчуще желал проводить время с обычной маленькой девочкой, которая на самом деле была лишь средством для достижения цели.

«Наверное, я слишком долго был материальным», - подумал Май, анализируя собственное поведение, - «И потому слишком привык к безграничным слабостям этого мира».

А маленькая девочка тем временем все яростнее требовала от него какого-то пресловутого ответа, нужного исключительно для своевременного удовлетворения ее разбушевавшегося эгоцентризма и только.

- Почему? – чуть ли не кричала или чуть ли не плакала маленькая Куна в настойчивых попытках заполучить желаемое, - Неужели я в чем-то ошиблась? Я же вроде сделала именно так, как говорилось в книге…. Или же все-таки не так?

Теперь она уже не была похожа на обычного простоватого и жизнерадостного ребенка, которым виделась минутой ранее. Теперь она больше походила на капризное дитя: кончик носа был раздраженно вздернут, редкие светлые бровки нахмурены, а все остальные черты лица раздраженно заострены будто рашпиль. Эта перемена, произошедшая с маленькой девочкой, немного пугала и в то же время радовала, интриговала, заставляла поверить в нечто большее, чем то, что обещала холодная логика. И потому Май подумал:

«А почему бы и нет? Почему нельзя поступить точно так, как мне хочется? Разве не я король всего этого мира? Разве создатель не заслужил маленькой поблажки?»

Так что, все же решившись и уже не медля, он сказал маленькой девочке, что так жаждала получить от него нужный ей ответ:

- Что ты видишь?

И действительно, что видел запутанный и морально поникший пятилетний ребенок прямо перед собой и вокруг в этот самый наиконкретнейший момент? Наверное, маленькая Куна последние несколько минут была излишне увлечена собственными терзающими мыслями и потому все метаморфозы, успевшие произойти с землей, травой и небом, стали для нее внезапно шокирующим атрибутом.

- Ты довольна? – спросил ее Май.

А она тем временем мучительно пыталась удержать накопленный в легких воздух и тем самым не закричать в приступе ужаса.

- Не правда ли это просто великолепно?..

Перед Куной по-прежнему стоял все тот же самый обычный мальчик в возрасте около шести лет со светлыми волосами, короткой стрижкой и бледно-голубыми глазами. А вот все остальное никоим образом не могло принадлежать планете Натарион, входившей в систему Кентарум созвездия Кастор. Какие-то минуты назад, которые были впустую потрачены несмышлёным ребенком на выяснение чувств и отношений, окружающий мир начал искриться и солнце виртуозно превратилось из черного в оранжевое. Куна видела это, но не восприняла это как некое событие, подумала, что это еще один зрительный фокус, точно такой же как и множественное исчезновение цветов и трав различной формы и окраски, что произошло еще раньше посреди большого поля. Тогда она все думала, что ее хотят удивить, поразить, заинтересовать…. Но нет. Теперь Куна это полноценно осознавала, когда увидела вокруг себя только исключительно оранжевый мир.

- Тебе же нравиться? – продолжал спрашивать ее маленький мальчик с бледно-голубыми глазами и со ставшим холодным и пронизывающим взглядом.

А Куна не знала, что ему на это ответить. Ее собственный взгляд метался из стороны в сторону, но находил не нечто спасительное, а все то же самое: оранжевое небо, оранжевое солнце, оранжевый песок. В приступе охватившей ее паники, девочка сделала шаг назад, и тогда из-под подошвы одной из ее красивых ярко-далтаиновых туфелек вырвался пронзительный чавкающий хруст. На этот раз он не был тихим и сомнительным, как прежде, когда под ногами хрустела претерпевавшая метаморфозы трава. Теперь под ее ногами хрустели кости. И наконец-то осознав, что именно торчит из песка и смотрит на нее своей безукоризненной белизной, Куна более не смогла удерживать крик в собственном горле…

- Тише, тише, - вежливо попросил ее голубоглазый мальчик.

При этом он немного морщился, потому как девчачий крик едва не взорвал его барабанные перепонки. Отнюдь не этого добивался Май. Но не сказать, что эдакие спецэффекты стали для него сюрпризом. Просто ему очень хотелось обойтись без них. Однако раз уж самое плохое из возможного все равно случилось, и из-за этого в ушах шестилетнего мальчика слышался причудливый звон, то можно было тут же перестать бояться и начать реализовывать все остальное из задуманного…

- Наверное, все же нет…, - прошептал Май почти что между делом.

И когда прозвучала эта реплика, маленькая девочка смотрела на маленького мальчика и не понимала. Конечно если честно Куна на самом деле не понимала ничего из происходящего, но именно в этот момент в ее миниатюрной головке с косичками и алым бантом никак не укладывалось понимание того как этот человек еще совсем недавно мог быть предметом ее восхищения, как она могла испытывать к нему нечто отличное от неприятия и опаски.

«Паспирторик», - непременно сказала бы любимая и обожаемая нянечка Форихта, если бы находилась прямо здесь и сейчас и имела бы неудовольствие лицезреть этого надутого, напыщенного и самодовольного безумца с прекрасными бледно-голубыми глазами.

Вообще-то нянечка Форихта часто и много говорила своей воспитаннице о неких голубоглазых людях, которых следует опасаться и категорически избегать. Только вот почему-то Куна вспомнила об этом лишь сейчас, то есть с изрядным запозданием. Возможно, виной тому являлось то обстоятельство, что большинство пугающих и ужасных историй от нянечки рассказывалось перед сном и потому зачастую терялись и забывались где-то между обрывками сновидений, а может кто-то заставил ее забыть и не вспомнить?..

- Паспирторик, - еле слышно слетело с губ маленькой девочки.

Теперь она помнила, теперь она смотрела прямо на того, с кем ей не стоило встречаться не при каких обстоятельствах, смотрела в его объятые бесконечным безумием бледно-голубые глаза. Впрочем, самое удивительно, что маленькая Куна совершенно точно не знала и не понятия не имела где и когда ей довелось встретить всегда вежливого и обходительного мальчика Мая, сумевшего так виртуозно вскружить ей голову. Она лишь помнила неотразимое очарование его глаз, его слов, его телодвижений…

«Ох… ах», - думала девочка, мысленно прокручивая все свои прошлые переживания.

Она думала и смотрела, смотрела и не все еще понимала, как и почему в ее сердце могли зародиться какие-то нежные чувства, тем более что на лицо мальчика, ранее казавшееся красивым, стала постепенно наползать гримаса искаженного удовольствия от всего происходящего. Ему точно нравилось, и он точно был несказанно рад всем внезапно случившимся оранжевым метаморфозам.

- Тебе должно это нравиться, - сказал мальчик с бледно-голубыми глазами, а после этого сделал шаг ей навстречу.

Куна чувствовала, что ничего хорошего за этим не последует, но почему-то не смогла себя перебороть и не смогла заставить себя незамедлительно отступить на расстояние того самого шага, на которое мальчик Май попытался к ней приблизиться. И потому этот маленький негодяй все-таки смог беспрепятственно взять в плен ладонь ее руки, смог сжать ее с неистовым упоением во взгляде и на этом не остановиться. Его неумолимое наступление продолжалось, и, пока мельчайшие доли секунд безвозвратно отправлялись в никуда, бесконечно наивная пятилетняя девочка в красивом розовом платьице с синими цветами не просто стояла и молчала, а очень настойчиво ждала самой долгожданной развязки.

«Разве не этого ты хотела? Разве не об этом ты мечтала? Разве не об этом пишут во всех твоих книжках?» - пытался утверждать ее мысленный антипод.

А Куна тем временем все смотрела на мальчика с бледно-голубыми глазами и никак не могла с ним не согласиться. К ее невнятному сожалению, многие яростные желания и помыслы действительно существовали в ее детском разуме и теперь, когда появился некто, кто, возможно, имел способность помочь им реализоваться в действительность, их былое смирение вмиг улетучилось. Теперь они уже не могли себе позволить тихо и безмолвно прозябать в голове породившего их пятилетнего ребенка. Отныне они имели шанс позволить себе нечто гораздо большее – прорваться сквозь не успевшую окрепнуть пелену внешней догматики и создать для себя новую жизнь в новом мире…

- Нам нужна была ты, и мы тебя нашли…

Произнося эту свою очередную крайне патетичную реплику, мальчик Май безусловно выглядел еще безумнее, чем раньше. Но маленькой Куне не было до этого никакого дела. Другие мысли и действия занимали ее взбудораженный мозг.

«Вот оно! Скорее всего, то самое…!» - мысленно кричала она самой себе и единовременно пыталась вырваться из пут неисчисляемой совокупности утверждений, которой ее одарили мама, папа, сестры, бабушка, нянечка Форихта, молочник-посыльный с другого конца поселения Тапиркаусик, отведенного под аграрные нужды и многие-многие другие.

- Зачем все это? – спросила девочка в красивом розовом платьице с синими цветами.

- А разве это важно?

Он улыбался. И ей нравилась эта улыбка. Конечно, это воспринималось как нечто странное и скабрезное, ведь от его смеха веяло безумием, а не радостью. Но ей все равно нравилось, как этот загадочный мальчик с бледно-голубыми глазами улыбается и вглядывается теми же самыми глазами в никому ранее недоступные закрома ее души. Ранее и сама Куна о них ничего не подозревала, но теперь…

- Теперь все будет иначе, - пообещал мальчик Май.

Его рука крепко сжимала руку девочка в восхитительном розовом платьице с синими цветами. Его дыхание было таким близким и таким привлекательным. И эти его все еще бледно-голубые глаза, что волей-неволей заставляли окунуться в них целиком и полностью. Все это вышеперечисленное буквально сводило маленькую Куну с ума. И все же отнюдь ни что-либо из этого короткого списка заставило пятилетнего ребенка пойти на внеочередное сумасбродство. На это ей сподвиг тихий и поначалу еле слышный шелест, что неожиданно донесся до ее маленьких ушей.

«Что это?» - незамедлительно возник вопрос в ее голове.

Она оглянулась, но так и не поняла, откуда же происходил некий постепенно нарастающий в громкости и крайне приятный для слуха шелест. Вокруг нее по-прежнему располагался мир в исключительно-оранжевых очертаниях. Оранжевое солнце сливалось воедино с оранжевым небом, что в свою очередь утопало в оранжевых песках. И обглоданные до ослепительной белизны кости все так же неизменно торчали тут и там, растворяя тем самым всякую надежду на романтику, что так старались подарить бледно-голубые глаза мальчика Мая.

- Ты это чувствуешь? – спросил он маленькую девочку в потрясном розовом платьице с синими цветами.

Она не ответила. Не потому что не поняла вопроса, а потому что не хотела отвечать, потому что ей хотелось и нравилось верить, что от каких-то вещей можно запросто отмахнуться. Только вот маленькая Куна никак не могла себе позволить отмахнуться от мальчика, что неистово смотрел на нее почти что по-волшебному очаровательным взором. И пускай в этом взоре было полным-полно дичайшего и самого отвратительного безумия, она все равно находилась у него в плену. И его теплое и влажное дыхание все больше и больше привлекало к себе маленькую девочку в умопомрачительном розовом платьице с синими цветами.

- Я уверен, что ты слышишь это, - продолжал говорить мальчик Май.

«…это-о-о», - мысленным эхом прозвучало в мозгах маленькой Куны.

Голос мальчика с бледно-голубыми глазами так мелодично накладывался на не перестающий нарастать в громкости и крайне приятный для слуха шелест, что пятилетней девочке более не захотелось тратить подаренное Вселенной время на пустое и компромиссное ожидание. Она и так прекрасно и отчаянно знала, чего хочет на самом деле. Так что последние попытки промедления были разом отброшены в сторону. Ей только и оставалось, что сделать последнее движение в сторону самого главного и очевидного.

«Сделай это», - требовал от нее ее внутренний антипод.

- Я жду твоего решения, - тихо и мелодично шептал маленький мальчик с бледно-голубыми глазами, не забывая при этом дарить маленькой девочке самую безумную улыбку на свете.

«Так что?»

Этот вопрос Куна задала себе в самый последний момент.

«Ты все еще желаешь этого?»

«Несомненно».

«А как же…».

«Может в этом и есть вся цель?»

«Может, нет никакого средства. Может, есть только здесь и сейчас, и решиться можно, лишь по-настоящему захотев?..»

Нет, это вовсе не был вопрос и уж точно не последний, потому как разум маленькой девочки в утонченном розовом платьице с синими цветами критически заполонило множество разношерстных мыслей и мнений по одному и тому поводу. И повод, зародивший все эти метания, не был чем-то эфемерным или надуманным. Он стоял прямо передней и никуда не уходил, он смотрел на нее бледноватой голубизной своих глаз, дышал на нее воздухом из своих легких и ждал, ждал, ждал…

«Так что?»

Цикл сомнений совершил полный круг, противоречия вернулись в самое начало, и тогда маленькая Куна внезапно решила для себя, что более не станет медлить. Ей надоело спорить с самой собой…

«Ведь я всего лишь маленькая девочка и не приспособлена для таких вещей…».

Вот именно. Она не была приспособлена. И все же при всем при этом этот несмышлёный ребенок не сделал один или несколько шагов назад, не развернулся и не побежал, преследуя попытку убежать от того, кто нескончаемо источал прекрасное и сладострастное безумие. Вместо этого маленькая девочка Куна немного подалась вперед и положила свободную руку на плечо мальчика Мая.

- Ты ведь тоже этого хочешь? – спросила она у пленившего ее обладателя бледно-голубых глаз и чего-то еще, что ей пока что не было понятно.

- Наверное…

Его взгляд, его дыхание теперь были совсем-совсем близко. Их губы почти касались, и маленькая девочка в почти что сказочном розовом платьице с синими цветами пускай и совсем чуть-чуть, но все же перестала воспринимать мальчика с бледно-голубыми глазами как некоего полоумного безумца обманувшего ее хрупкое детское доверие и заманившего черт знает куда и черт знает за чем. А еще этот нежный и ласковый шелест…

«О, он гораздо более прекрасен и замечательно восхитителен, чем этот непонятно откуда взявшийся мальчик, что совсем немного старше меня, но при этом способен на такие странные и пугающие вещи, что я даже не знаю…», - думала маленькая Куна.

Но любые мысли и слова в ее голове внезапно потеряли всяческое значение. Ведомая убаюкивающим ритмом неведомых, постепенно нарастающих в громкости и крайне приятных для слуха звуков, она решительно перестала сопротивляться тем порывам, что так настойчиво пытались ею овладеть, а потому еще сильнее подалась вперед и еще сильнее вцепилась в чужое плечо. И вот уже то самое произошло само собой…

- Ты чувствуешь разницу? – спросил Май, когда их губы снова разошлись по разные стороны баррикад и снова появилась возможность для разговора.

- Да… конечно…

Взгляд Куны пылал, ее ярко-зеленые глаза светились неистовым восторгом. Да и как иначе, ведь она только что ощутила и прочувствовала то, что никоим образом не может быть втиснуто в ограниченный рамками переплет обычной материальной книги, даже если она бесподобна, гениальна и великолепна.

- Я хочу еще, - сказала Куна, уже даже и не пытаясь себя сдерживать.

- Пожалуйста, - ответил мальчик с бледно-голубыми глазами.

И вот опять их влажные ищущие некие потаенные истины части тела слегка соприкоснулись, только вот и на этот раз все произошло совсем иначе, чем в предыдущий. Новый поцелуй повлек за собой нечто новое и неизведанное. Конечно, кое-кто именно этого и добивался. Но это не столь уж и значимо. Значимо то, что внезапно весь бесконечно и тошнотворно оранжевый мир вокруг затрясся, заскрипел, затрещал по швам.

- Что это? В чем дело? – испуганно спросила Куна и стала инстинктивно оглядываться.

- Все в порядке. Не волнуйся, - попытался убедить ее Май.

Но с этим были свои сложности, ведь маленькая девочка никак не могла поверить в некое умозрительное благополучие именно в тот момент, когда с и так уже изрядно покосившейся реальностью стали твориться совсем непоправимые вещи. Ей было страшно, но готовящийся поработить нервной дрожью испуг был резко нивелирован еще одним нежным и осторожным поцелуем…

«Это уже третий…», – сладострастно считала Куна и явственно наслаждалась процессом.

И потому вся грандиозная тряска, что неожиданно постигла бесконечно оранжевый мир, стала для нее микроскопически значима.

«В эти три раза все совершенно иначе», - продолжала думать маленькая девочка в розовом платьице с синими цветами и при этом не переставала целоваться с мальчиком, что появился в ее жизни неизвестно как и непонятно откуда, - «В эти три самые неповторимые раза все отнюдь не выглядит как поднаторевшее обязательство. Наверное, именно этого я хотела, наверное, именно это я ждала и искала…».

- Я люблю тебя, - произнес мальчик Май, когда третий поцелуй наконец-то закончился.

Так неожиданно, жестко и прямолинейно. Словно вся суть вселенского мироздания внезапно реализовалась в одной единственной фразе.

- Я люблю тебя, - сказал он еще раз.

Такие обычные и в то же время странные и непонятные слова. И не думать, и не гадать о них не представлялось никакой возможности. Вот маленькая Куна и думала о них. Не хотела, но все рвано думала. Она удерживала мальчика с бледно-голубыми глазами в своих руках и спрашивала себя, как же так получилось, что в своем пятилетнем возрасте ей внезапно удалось постичь то самое чувство, что согласно книжным легендам всегда ютилось где-то в глубине ее сердца, где оно непрерывно ждало кого-то, кто обязательно отыщет нужный золотой ключик к ничем неприметной и яростно стучащей темнице. Конечно, можно было сомневаться, пытаться всячески переубедить внутреннюю суть и некое содержание, однако как же она могла убежать и спрятаться от неуемной эйфорической дрожи в кончиках пальцев? Никак. Такое невозможно. Немыслимо. Абсурдно.

- Я тоже тебя люблю…

Куна не хотела этого говорить. Точнее думала об этих самых словах, но совсем не пыталась их произнести. Просто они как-то сами сорвались с языка, и теперь уже никак нельзя было догнать их и вернуть на прежнее место. И потому ей оставалось лишь признаться самой себе и повторить еще раз, чтобы и вся бесконечная Вселенная услышала о раздирающих ее чувствах, чтобы взорвалась вновь и уже не смогла бы быть тихой и спокойной, зная, что где-то есть маленькая девочка в красивом розовом платьице с синими цветами, которая очень-очень хочет огромной и гигантской любви, которая уже осознала в себе это прекрасное и бесконечное чувство и которая уже никогда и ни за что не отпустит его от себя, не променяет на нечто другое, не забудет о его существовании…

- Это прекрасно, - сказал Май.

Куна попыталась было удивиться, но тут же брезгливо забросила эту затею. А все потому, что ей словно под влиянием некоего озарения стало ясно, что все то, что нескончаемо мелькало в ее голове в виде мыслей и желаний, теперь было доступно не только ей, но и этому странному непонятно откуда взявшемуся мальчику с нескончаемо диким и смеющимся безумием в бледно-голубых глазах, что смотрел на нее самым прекрасным взглядом на свете и говорил самые прекрасные на свете слова. Так что внезапно маленькой Куне пришлось категорически признать и осознать, что то новое чувство, которое совершенно незапланированно вырвалось из ее юного сердца, отнюдь не какое-то новое событие или излишне мудрёный термин…

- Любовь – это нечто большее, - шептала она, пока ярко-зеленые глаза утопали в бледно-голубых, пока пробиваемые наэлектризованной дрожью пальцы сжимали друг друга, пока теплое и влажное дыхание двоих оседало легкой испариной на коже щек, обильно залитых румянцем и жаждой близости.

- Ты и представить себе не можешь…

Это были слова мальчика Мая. Его безумие, его безумная улыбка, его странные и завуалированные речи – все это никуда не исчезло на фоне любовных признаний. Он, как и прежде, был тем же самым шестилетним ребенком, который совершенно неясным образом имел способность искажать пространство, превращать его в нечто новое, местами отвратительное или патетичное. И да, все эти признания, чувства, душевные порывы безалаберно отвлекли внимание маленькой Куны от происходящего вокруг.

- Что это? – спросила она, когда наконец-то посмотрела не на своего возлюбленного, а в другую сторону.

- Преобразование.

Короткий и многозначительный ответ. Но маленькой девочке этого было мало.

- В смысле?

Она смотрела и не понимала, как так получилось, что бесконечно оранжевый мир, который и сам появился из ниоткуда, в итоге начал рассыпаться на трухлявые осколки. Грандиозная тряска осталась позади, и сквозь гигантские трещины и дыры в оранжевой монохромности теперь просачивалось нечто другое, имеющее свои собственные цвета и свои собственные мотивы. И теперь уже практически громогласный, но все также крайне приятный для слуха шелест тоже стремился прорваться сквозь те же самые трещины и дыры.

- Но как такое возможно?

- Наша любовь на многое способна, - объяснил мальчик девочке.

Взгляд маленькой Куны вернулся на прежнее место. Она снова смотрела на того, к кому отныне и навечно испытывала самые неизгладимые чувства.

- Значит, я нужна только ради этого? – раздался почти что строгий и почти что осуждающий вопрос.

- Нет, - ответил ей мальчик, и в его бледно-голубых глазах появилось еще больше безумия и смеха, - Все есть и существует только ради этого. Все ради идеального мира на грани сущего и вездесущего, в котором мы взрастим нашу бесконечную любовь. И кончится время, и будут лишь круги на воде…

- Я люблю тебя, - прошептала Куна, смотря в глаза возлюбленному и не обращая внимания на его словесные тирады.

- Я тоже. Но сейчас ты должна сделать кое-что. Подумай о чем-то самом дорогом…

Куна не хотела. Она устала. Но все равно подумала., подумала о бабушке. Как и все прочие дети ее возраста Куна больше всего на свете любила бабушку. Ей нравилось ее сморщенное лицо, помутневшая роговица и торчащие в разные стороны спутанные седые волосы. А еще она по-особому пахла. Любого взрослого все это могло напугать, однако дети не обращают внимания на всякую ерунде и тем более не любят всяческие предрассудки…

- Бабушка…, - прошептала Куна.

И в следующее мгновение из одной из дыр в оранжевой монохромности стал неторопливо просачиваться тот самый любимый и желанный зрительный образ…

- Бабушка, - радостно повторила Куна.

Возможно, так оно и было, только вот бабушка воспринимала это несколько иначе. День за днем, ночь за ночью она сидела в своем уютном кресле и вглядывалась в кирпичную стену напротив, из которой нескончаемо лезли чьи-то руки и кто-то постоянно шепеляво стонал:

- Мы идем!.. Мы идем за тобой!.. Мы идем за всеми вами!..