Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


Глава сорок вторая.




- Надейся на Бога, нас не забывай. В престольные праздники старайсяприезжать - мы будем рады. Служба закончилась, и матушка Валентина вместе с сестрами вышлапроводить Юлю к воротам монастыря. Софья скромно стояла в сторонке. Все-такиправ Кира, думала она, наблюдая за ревущей Юлей, прощавшейся снастоятельницей и сестрами монастыря. В этом мире парадоксально все. Полгодане прошло, как познакомилась она с этой девушкой. Алчная, расчетливая,жестокая, готовая ради достижения цели пойти на что угодно - такой довчерашнего дня представляла Софья Селиванову. Ту самую Селиванову, которая,как ребенок, сейчас размазывает слезы на щеках, повторяя все время толькоодну фразу: "Спасибо вам, миленькие мои! Спасибо вам, миленькие мои!" ПочемуЮля так переменилась? Или была такой всегда, просто Софья раньше не смогла"увидеть" ее, как сказал бы Киреев? Зашмыгали носами и сестрички. Ониподарили Юле скромные подарки - обшитые бисером иконки, книгу, банкуваренья. Какая-то юная послушница, совсем еще девочка, сказала сквозь слезы:"Ангела- хранителя вам в дорогу". Эти слова подхватили и остальные. - Можно по городу ехать потише? - уже в машине попросила Юля Софью. - Ты думаешь, он еще должен появиться? - Вряд ли, - потихоньку прекращая плакать, ответила Селиванова. -Наверное, у Федора срочная работа. А так бы он приехал... проститься. - Может, заедем к нему? - Не стоит. Ты и так со мной столько времени потеряла. - Не говори глупостей. - Нет, правда. Я очень тебе благодарна. Да и не знаю я, где он живет.Теща у него в Хлевном, а где это Хлевное, Бог один знает. - Не грусти, Юля, - очень тихо сказала Софья. - Понимаю, тебе тяжело... - Нет, Сонечка, совсем не тяжело. Мне здесь хорошо было. Больше нигдетак не будет. А с Федором у нас все равно ничего бы не получилось... Ладно,давай о чем-нибудь веселом. - Давай. - Кстати, а у тебя еще есть время? - Говорю же тебе, что есть. Куда нам надо заехать? - Заедем на минутку в больницу, а потом поедем в Москву по донскойдороге, если ты не возражаешь. Софья сразу поняла Юлю. Девушка, с одной стороны, хотела на прощаниеувидеть те места, где так круто изменилась ее жизнь, а с другой -отблагодарить Воронову: Юля чувствовала, что любое упоминание о Киреевебудет приятно для Софьи. В больнице Селиванова действительно задержаласьвсего на несколько минут, и вот уже Софьин "БМВ" вез подруг по той самойдороге. Вез не спеша, чем вызвал недовольство своих менее "породистых"родичей, которые, сигналя что есть силы, обгоняли "иностранца". Впрочем,самим девушкам это, похоже, было абсолютно безразлично. Юля словно велаэкскурсию: - Видишь, обгорелая трава - там, слева? Туда братки кувыркнулись. Исгорели... А вот тот самый поворот. - Хочешь, заедем туда? - Не надо! Сплю я спокойно, но лучше не надо. - Про шмеля ты красиво вчера рассказывала. И про птицу. - Смешно. - Ты о чем? - Я тогда смерти ждала, а жалела только о том, что за несколько лет внастоящем лесу ни разу не была. Прав Киреев, в этом мире... - Все парадоксально? - подхватила Софья. Подруги рассмеялись. - А вот эта самая развилка. Михаил здесь из автобуса вышел, а мы чутьподальше стояли... - Федор Киру здесь подобрал? - Два раза... Представляешь, а если бы они разминулись? Я сейчасподумала об этом - и мне страшно стало. - А там, я понимаю, - показала Софья направо, - знаменитая Галичьягора. Давай заедем туда? - В деревню? - испугалась Юля. - Ни за что на свете. - Нет, на гору. Ты мне сама рассказ Михаила передавала, как он на гореполдня просидел, обо всем позабыв. Поедем? И вот Софья и Юля стоят на вершине огромной кручи. Обе молчат, каждаядумает о своем. Легкий ветерок ласково играет с волосами девушек,перепрыгивая на кусты, деревья - и бросается вниз с обрыва. Но не падает вреку, а поиграв с ней и вызвав легкую рябь, вновь развевает волосы девушек. - Такой песчинкой себя чувствуешь, - первой нарушила молчание Софья. - Я тоже об этом подумала. И еще знаешь о чем? - Знаю, - улыбнулась Воронова. - Потому что я тоже хочу. - Что - хочешь? - удивленно посмотрела на подругу Юля. - Быть птицей. Расправить крылья, то есть руки, - и полететь. Надморями, над лесами, над зелеными лугами. - Нет, лучше просто парить. Как тот ястребок или сокол - я неразбираюсь. Представляешь, Соня, он высоко-высоко. И будто висит в воздухе.Не шелохнется. - А потом ка-ак бросится вниз, на добычу. - Софья неожиданно схватилаЮлю за плечи. - Напугала, сумасшедшая! - охнула Селиванова. - Так и заикой можносделать... А о Кирееве неужели сейчас не думала? - Юленька, ты помнишь, что сказал Александр Сергеевич? Чем меньшемужиков мы любим, тем больше нравимся мы им. Вот! Отсюда надо делатьсоответствующие выводы. - Ну ты даешь! Он наоборот все написал. - А мы переделали. Ты хочешь что-то спросить? По глазам вижу, чтохочешь. - Опять читаешь мысли? Хочу. Как ты думаешь, у меня получится? - Что? - Начать жизнь набело? - Поживем - увидим. Но ты же ведь не это хотела спросить. Правильно литы сделала, что уехала из Задонска? Так? Юля кивнула и с какой-то верностью и надеждой посмотрела в глаза Софье.Воронова поняла, что шуткой здесь не отделаться. - Маленького принца помнишь? - Кто тебя выдумал, звездная страна, - пропела Юля. - Снится мне издавна... Да. О том, что мы в ответе за тех, когоприручаем, - помнишь? - Помню. Думаешь, я его приручила? - Думаю - да. А он тебя? - Честно? Не знаю. - Вот ты и ответила сама на свой вопрос. Когда поймешь, тебе непонадобятся мои советы. Давай я тебе лучше стихи почитаю. Стихи она читала нараспев, голос девушки звучал нежно. Соня слегкараскачивалась в такт стихам: В полях под снегом и дождем, Мой милый друг, мой бедный друг, Тебя укрыл бы я плащом От зимних вьюг, от зимних вьюг, И если мука суждена Тебе судьбой, тебе судьбой, Готов я скорбь твою до дна Делить с тобой, делить с тобой. Пускай сойду я в мрачный дол, Где ночь кругом, где тьма кругом, Во тьме я солнце бы нашел С тобой вдвоем, с тобой вдвоем. И если б дали мне в удел Весь шар земной, весь шар земной, С каким бы счастьем я владел Тобой одной, тобой одной. - Вы с ним как две половинки одного целого, - после некоторого молчаниясказала Селиванова. - Ты ошибаешься, Юленька. - Он мне тоже стихи читал. - Какие? - О девушке, которая пела в церковном хоре. - Помню. - А ты чьи стихи сейчас читала? Градский такую песню пел. - Бернса. Роберта Бернса. Когда он умирал, очень тяжело умирал, за нимухаживала простая девушка. Вот Бернс и решил отблагодарить ее... Софьязаплакала, глядя вдаль. - Соня... - Что? - Ты его приручила. - Думаешь? - Я это поняла. Не у тебя одной интуиция. - Ладно, поедем, пора уже. - Мне сон сегодня под утро приснился. Говорят, надо над тянущей водойего рассказать, чтобы он не сбылся. - Не сбылся? Плохой был сон? - А может, и не сон вовсе, а видение. Кстати, однажды при мне Михаил сГолубевым, хирургом, о снах спорили. Киреев говорил, что есть сны пустые -они забываются сразу, как встал, а есть вещие. - Так что тебе снилось? - Что Кузьмич в Москву приехал. И превратился в огромную серую крысу. Иищет эта серая мерзость меня. Я сижу на кровати, сжалась вся, хочетсяневидимой стать, а крыса по комнате ходит, ходит, принюхивается,принюхивается, а потом как поднимет морду - и видит меня. Я даже закричала.Проснулась в поту вся. - А если он и правда в Москве? Будет он тебя искать? - Наверное, будет. Три его гарных хлопца куда-то делись - как неискать? - Слушай, - встревожилась Софья, - а если это серьезно? Юля пожалаплечами. Неожиданно маленький камешек скатился вниз. Стукнул раз, другой - иполетел вниз. - Это знак! - сказали обе и засмеялись. - У меня идея! Ты не поедешь в Москву! - А куда же я поеду? - растерялась Юля. - В Старгород. К моей тетке. Мировая женщина. Верой ИвановнойГригорьевой зовут. Будешь жить у нее. - В Старгород? - Юля растерялась еще больше. - А как же московская мояквартира, паспорт? На что я буду в Старгороде жить? - Ты же говорила, что тебе Киреев много денег дал. - Но мне же ему их отдавать... - Забудь. Он все равно не возьмет. С квартирой и паспортом все уладим. - Как у тебя все легко и просто. - Не все. Кузьмич - это не просто. Я не говорила тебе, что Гришаняповесился? - Не может быть! - Юля машинально схватилась за сердце. - Может. Ты веришь, что он мог на себя наложить руки? - Нет, не мог. Не такой это был человек. Любил парниша жизнь. - И я думаю, что не мог. Поедем. Старгород от ростовской трассы вдесяти минутах езды. От Москвы Старгород в двух часах. Я буду тебяпроведывать. А ситуация успокоится - вернешься. Если захочешь. - Как-то неожиданно все, - неуверенно сказала Юля. - Не переживай. Ты раньше о Задонске вряд ли слышала, а как с нимпрощалась... - Софья, ты думаешь, смерть Гришани с твоим дядей связана? - Вообще-то, Гришаня говорил, что... - Он врал. Я все расскажу. Он у меня был тогда. И... - По дороге расскажешь, - перебила ее Воронова. Юля будто не услышалаСофью. - Но тогда и тебе нельзя в Москве быть. - Мне можно. - Почему? - Я богатая и красивая, - засмеялась Софья. - Шучу. Мне нельзя сейчас,Юлечка, из Москвы уезжать. Поедем. Слышишь, какая-то машина приехала? Здесьзаповедник, сейчас разгонят нас... - Слава Богу, застал! Так и думал, что вы сюда заедете, - раздалсяоткуда-то сверху мужской голос. - Федор! - удивлению и радости Юли не было предела. - Собственной персоной. Только у нас проездом в Бердичев великий иужасный Федор Федорович Новиков! Соня заметила, как Юля словно засветилась изнутри. Было видно, чтозабыла она вмиг о Гришане, Кузьмиче, обо всем. А Федор, стараясь скрыть смущение, говорил и говорил. - Не смог утром проводить. Свояк просил доски из лесничества привезти.Потом за молоком к теще заехал. Боюсь, прокиснет молоко. Приезжаю вмонастырь, а вас и след простыл. Сначала я расстроился, а потом подумал, чтона гору вы эту попасть захотите. Угадал! - А говорила - молчун, - засмеялась Софья. - Слушайте, ребята, у меняпредложение есть. Молоко и в самом деле прокиснуть может. Как думаешь, ФедорФедорович? - Запросто, Софья Николаевна. - А где мы еще такого молока попьем, Юля? Вот давайте здесь роскошныйпрощальный обед и устроим. - А ты мне на дорогу только молока привез? - уже придя в себя отрадости, спросила Юля. - Не только. Огурчиков, яиц, хлеба домашнего. Софья даже зажмурилась. - Домашний хлеб с молоком... Это что-то! Неси гостинцы, ФедорФедорович. А мы тебе заодно и про наши планы расскажем. - Зачем? - засмущалась вдруг Юля. - Вот тебе раз! Как гостинчиков - так что привез, а о том, как дальшесобираешься жить, - человек, выходит, не обязан знать? Федор с благодарностью посмотрел на Софью. - Эх, Софья Николаевна, не умею красиво говорить, а то сказал бы. - Представь, что умеешь. Говори. - Говорить? Хороший вы человек. Спасибо. А теперь я пойду загостинцами. * * * Новоюрьевск поздним вечером производил впечатление покинутого города.Киреев шел по пустынным улицам, и только полная луна на темном небесопровождала одинокого путника. Михаил нежно любил этот город, где ему былзнаком каждый дом, каждое дерево. Когда Киреев, где бы он ни находился,слышал первые аккорды песни "Где-то есть город, тихий, как сон", в памятивставал Новоюрьевск. В детстве ему все здесь казалось огромным - двух- итрехэтажные дома, вязы и тополя на широких улицах... Где-то есть город, тихий, как сон, Пылью тягучей по грудь занесен... А ведь были времена, когда по сравнению со своим ближайшим соседом -стариком Старгородом - Новоюрьевск казался молодым, полным сил человеком. Работали шахты,заводы, фабрики, ради которых на месте бывшего рудника и был построенНовоюрьевск. Постепенно из Старгорода перешли сюда все учреждения иорганизации. На улицах всегда было полным-полно молодежи, детей. Телевизорытогда были редкостью, а потому вечерний досуг старались проводить "налюдях". Мужики резались в домино, играла гармошка, кипели футбольные иволейбольные баталии. Билеты на вечерний сеанс в местный дом культурыневозможно было достать. Бок о бок жили русские, украинцы, немцы, татары.Свадьбы, похороны, проводы становились событием не только одной семьи, авсего двора. Постарел Новоюрьевск. А может, это Киреев постарел? Двухэтажные домапоказались маленькими и какими-то беззащитными. Или это он, беззащитный ималенький, ищет спасения в детстве? Так, наверное, бывает у всех, кто не владах с настоящим и ничего не ждет от будущего. Киреев вздохнул. Попыталсяпошутить: "Вход в город великого путешественника оказался не замеченнымсидящими у телевизоров новоюрьевцами". Захотелось выкинуть какую-нибудьшутку. Как в студенческую пору, когда он, подвыпив, кричал по ночам: "Люди,вставайте, я солнце!" Но вместо этого Михаил вполголоса запел ту песню: В медленной речке вода, как стекло, В мире есть город, в котором тепло, Наше далекое детство там прошло... Но сестра, ее муж и их семилетнийсын встретили его так тепло, так радушно, что грусть улетучилась, будто ее ине было вовсе. - Бог мой, и даже тушеный кролик! Откуда? - Володя от своей мамы привез. Картошку помогал выкапывать и привез, -пояснила Женя. - И что-нибудь к кролику... в смысле выпить - имеется? - Обязательно, - гордо сказал Володя. - Так тебе разве можно? - Все-таки сказывалось, что младшая сестраКиреева работала в школе. В голосе слышался металл. - Женечка, - мягкий Володя умел быть убедительным, - во-первых, такаявстреча. Во-вторых, мы понемножку. А в-третьих, это же не магазинное. Миша,ты попробуешь и скажешь, пил ли что- нибудь подобное раньше. Двойнаяперегонка, на травах настоянная. Пятьдесят градусов, а пьется легко-легко. - Да там и сорока нет, - фыркнула, собирая стол, Женя. - Вот видишь, ты пила и не заметила градусов. Согласен, пятидесяти нет,но сорок пять - точно. А белобрысый Илюша и вовсе не отходил от дяди. Онпритащил из своей комнаты маленький рюкзак, перешитый из холщовой сумки, истоял молча, ожидая, когда на него обратят внимание. - Вот, дядя Миша, мы к походу готовы. Илюша, расскажи, как тытренировался? - попросила сына Женя. - Зубы чистил. - Это очень важно. Молодец, - похвалил племянника Киреев. - А еще я мышей не боюсь! - Замечательно, а я вот до сих пор их боюсь. Представляешь, в одномдоме меня на чердак спать положили. Сено свежее, запах чудесный, мягко -благодать, одним словом. Только засыпать стал - вокруг меня что-тозашуршало. В одном углу, в другом, потом, чувствую, и подо мной что-тошевелится. Бр-р! - А ты? - Глаза у Ильи стали абсолютно круглыми. - Дал деру. - Чего дал? - Убежал с чердака, одним словом. А хозяева уже спят, будить их нехочется. Что же делать? - Обратно на чердак лезть! - подсказал Илюша. Все рассмеялись. - Нет, я же не герой, как ты. Постелил прямо на земле спальник, благо,трава была мягкая, густая - спорыш называется, - так и уснул. Племянник недоверчиво смотрел на дядю. Рассказ явно не вязался сгероическим обликом, который был уже нарисован в воображении ребенка. - А еще чего ты боишься? - Больше ничего, - спохватившись, что завтра у родителей возникнетпроблема с чисткой зубов сына, сказал Киреев. - Даже волков? - обрадованный Илья добивал свои последние сомнения. - Откуда в наше время волки? - вмешалась в их разговор Женя. - Пойдемтек столу, все остывает. - Это ты напрасно, сестренка. Я про волков, а не про стол. Их оченьдаже много развелось. А в Шиповом лесу с целой семьей волков нос к носустолкнулся. Точнее, у меня один, а у них четыре носа. - И что? - Пришлось всю ночь на вершине сосны сидеть. Шучу... Володя не хвастал.Его напитки и впрямь оказались просто божественными. Уставший Киреев явновоспрял духом, да и силенок будто прибавилось. От него требовали рассказа опутешествии, поэтому сорокапятиградусная настойка на чабреце оказалась какнельзя кстати. - А про волков ты пошутил? - спросила Женя. - Нет. Раза четыре встречался. Кабанов и лосей много стало, деревниобезлюдели, вот и волков стало много. - Страшно было, когда в лесу на них набрел? - Если скажу, что нет - не поверите. Хотя страха не было. Пять месяцевлесной жизни кое-что значат. Главное не показать, что ты их боишься. В глазане надо им смотреть. Когда волк один - смотри, сколько хочешь, все-такичеловека они боятся. А тут три взрослых и детеныш. - А у тебя ружье было, дядя Миша? - Илью попросили сидеть за столоммолча, но он не смог удержаться. - Не было, - засмеялся Киреев. - Я с ними поздоровался, объяснил, чтоне могу, к сожалению, пообщаться подольше, и спросил, правильно ли я иду наЕргышевку. - Дядя Миша, а они? - Сказали, что иду правильно, только посоветовали быть поосторожнее. Вполе за Ергышевкой по ночам семья кабанья ходит кормиться. Кабан, говорят,уж больно горяч, настоящий неврастеник. - Да ну тебя! - возмутилась Женя. - Трепешься. - Не верить твое право. - И как же ты с ними разговаривал? Выл, что ли? - Зачем же? С волками и без вытья можно. По-человечески. И,представляете, не обманули - кабанов я действительно повстречал. Красивое, явам скажу, зрелище. Ночь, луна - огромная- огромная. Поле. С трех сторон -лес стеной стоит. И они идут. - Кабаны? - Кабаны, племяш, кабаны. Клином. Я раньше смотрел фильм "АлександрНевский" и не понимал, почему князь говорил, что немцы клином, "свиньей"идут. А тогда за Ергышевкой понял. Клин самый настоящий. А впереди этотневрастеник. Идут, сопят. - Ну и что, с ними тоже пообщался? - съехидничала Женя. - Или сразудеру дал, как с чердака? - Не веришь, а зря. И разве со свиньями можно разговаривать? Тебе обэтом еще две тысячи лет сказано: "Не мечи бисер перед свиньями". А посколькувежливо с ними нельзя говорить, то лучше молчать. Так я и сделал. - А они? - Прошли мимо. Там посадка маленькая была, я представил себе, чтопревратился в молоденький дубок. А ветер с их стороны дул. Все просто. Они ипрошли, даже не заметив меня. Все хорошее когда-нибудь заканчивается.Закончился и этот вечер. Оставшись один, Киреев долго не мог уснуть. Затемвстал и подошел к книжной полке. Свет луны был таким ярким, что он без трудамог прочитать названия книг. Да в этом и не было необходимости - многие изних он помнил с детства. Как этот томик Бернса. Киреев вспомнил, что в годыпервой влюбленности он гадал на стихах. Открывал наугад страницу книги,думая о конкретном человеке. Сейчас Михаил думал о Софье. Когда-то он мог сней спокойно общаться, разговаривать - и думать совсем о других вещах.Глупый, неужели ты ничего тогда не замечал? А сейчас, сейчас, сколько быотдал Киреев, чтобы вновь услышать ее голос. Как менялась ее интонация!Иронично- колкая, когда Софья отчитывала Киреева: "Меня всегда беситмудрость, идущая от возраста, а не от ума". А когда она вспоминала одетстве, об отце, то в голосе были грусть и нежность: "Мне тоже нравится.Сразу что-то давнее вспоминается, русское. Деревянный домик, печурка... Папалюбил все это. Даже ложки деревянные собирал". И ее последние слова прирасставании: "До свидания, вестник..." Киреев взял с полки книгу Бернса и открыл ее наугад. Подошел к окну,чтобы лучше было видно, ткнул в страницу пальцем. Палец показывал на двестроки: Во тьме я солнце бы нашел С тобой вдвоем, с тобой вдвоем. - Да... - усмехнулся Киреев, - у Бернса мудрость шла не от возраста,как у некоторых, а от ума. И писал он эти стихи, кажется, перед смертью. Чтож, славно погадал. Но когда дряхлеющие силы, дорогой Роберт, царство тебенебесное, нас начинают покидать, мы все чаще повторяем слово из двух букв -"бы". И у тебя было так, и у меня: укрыл бы плащом, солнце нашел бы, и еслибы дали в удел весь шар земной, тогда владел бы... Грустно. В дверь постучали. Раздался голос Жени: - Миша, ты с кем разговариваешь? - С Робертом Бернсом. - О, Господи! Говорила, не пей. - Вот и он тоже советует. - Кто? - Бернс. Говорит, у пьяных старых мальчиков мечтательность появляется,а это вредно. - Да ну тебя! Ложись, спи. - И то верно. * * * В половине двенадцатого с северо-запада, со стороны деревни Вдовинки, вСтаргород вошел еще не старый человек лет сорока. Он так долго ждал этогодня - ждал и боялся его, так долго представлял свое возвращение, что даже неповерил в реальность происходящего. Человек, а это, как вы догадались, былКиреев, перейдя через Хлыновский ручей, пройдя уже убранное поле иподнявшись на Тихоновскую гору, все ждал чего-то. Ведь должно что-топроизойти. Но не гремел гром средь ясного дня, как, впрочем, не происходилои других стихийных явлений. Поскольку шел Киреев больше задворками, то илюдей он практически не видел, а те, кого видел, - не замечали его. И толькодевочка лет шести, игравшая возле кирпичного дома с зеленой крышей, вдругподошла к нему и, глядя на Киреева снизу вверх, спросила: - Дядя, а вы откуда? - Отсюда. - А почему я раньше вас не видела? - Почему? Как зовут тебя, любопытная? - Маша Иванова. Мне шесть лет. - Ну, ладно, Маша Иванова, счастливо оставаться. Мне пора домой.Обещаю, мы еще увидимся. - А вы, наверное, устали, пока на гору поднимались? - Устал. - Мне дедушка Вася говорит, что на гору всегда тяжело подниматься, авниз идти - легко. - Умный твой дедушка. Вниз легко, особенно кубарем. А мне вверх надо.Пока, Маша Иванова. Киреев не сделал еще и десяти шагов, как девочка вновьокликнула его. В руках Маши Ивановой было яблоко. Большое, красивое, почтипрозрачное от наливавшегося сока. - Возьмите, - сказала она и убежала. - Спасибо. - Киреев долго смотрел ей вслед... А вот и Белое озеро.Сердце от волнения, а может, просто от того, что Тихоновская гора со сторонысеверо-запада была крутовата, забилось сильнее. Знакомая улочка. Дед СидорПотапыч в неизменном треухе сидит на скамейке перед своим домом. Сколько емусейчас лет? Наверное, далеко за восемьдесят. - Здорово, мил человек. "Надо же, - подумал Киреев, - глаза у деда ещевидят" и поздоровался в свою очередь. Потом спросил у Сидора Потапыча: - А что, отец, невесты у вас в городе есть? - Кому и кобыла невеста. Михаил засмеялся: - За что я тебя всегда уважал, Сидор Потапыч, так за начитанность твою.Классику помнишь. - Никак Михал Прокопыч? Сын Марьи Алексеевны? - Собственной персоной. - Вернулся? А к кому, прости за любопытство? Дом-то твой пустой стоит,почитай, лет пятнадцать. - Стоял. К себе я вернулся, понимаешь?.. Но окончательно сразил КирееваГригорий Иванович Печников. Этот хозяйственный и пронырливый мужик в отличиеот деда Сидора в молодые годы увлекался не книгами, а более материальнымивещами. Печников что-то мастерил во дворе. Когда Киреев подходил к своемудому, Григорий Иванович приподнял голову и спросил: - Домой, Прокопыч? - Домой, Иваныч. - И то дело. - И стал продолжать работу. Спросил так, будто не виделисьони несколько часов, а не пятнадцать лет. Киреев открыл калитку и шагнул за порог.
Поделиться:

Дата добавления: 2015-09-13; просмотров: 91; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.007 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты