КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Глава тридцать седьмая.
- Я же вам вчера русским языком объяснил. - Громкий голос,раздававшийся из-за двери, разбудил Юлю. - Она еще очень слаба, никакиепоказания дать вам не может... Я не кричу, вы еще не слышали, как я кричу...Да хоть майор!.. Нет, меня это совершенно не волнует... Да, да. - Видимо,человек разговаривал по телефону. Юля окончательно пришла в себя и осмотрелась. Похоже на больничнуюпалату. Рядом стояла еще одна койка. Пустая. Что находилось напротивоположном конце комнаты, она увидеть не могла - почему-то не хваталосил приподняться, а подушка была совсем низкой. И еще Юля поняла, чточеловек в коридоре говорил с кем-то о ней. - Я хирург, понимаете? Вам что-нибудь такое имя - Гиппократ - говорит?Слава Богу. Я оперирую человека, а не фамилию... Вот сейчас вы правильносказали: надо, видимо, подождать. Сколько дней? Дня через три позвоните,хорошо... Нет, я не обижаюсь. Да. Конечно, конечно. До свидания. Раздалисьзвуки шагов, дверь в палату открылась, и в комнату стремительно вошелвысокий полноватый человек в белом халате. "Это больница", - окончательнодогадалась Юля, но ничего вспомнить не смогла. Вошедший заговорил, но скем-то другим. Юля наконец-то смогла приподнять голову и увидела, что впалате кроме нее находится еще один человек. Он сидел на стуле у окна и припоявлении хирурга поднялся. - Михаил Прокофьевич, сейчас мне позвонили... - Я все слышал, Вадим Алексеевич. - Я действительно так громко разговаривал? Но этот капитан тоже хорош:стал мне лекцию читать. - Спасибо вам. - Бросьте! Ей действительно надо набраться сил. - А ничего, что она третий день спит? - Наоборот, хорошо. Человек, уважаемый Михаил Прокофьевич, во время снаи сил набирается, и выздоравливает. - Вы ей даете что-нибудь снотворное? - А вот это вас, уважаемый Михаил Прокофьевич, касаться не должно. Необижайтесь. Лучше скажите: вы и вправду не знаете, как зовут этусчастливицу? - Честное слово. А почему счастливица, Вадим Алексеевич? - А как же иначе? Во-первых, тот, кто ее, пардон, убивал, был либоочень пьян, либо делал это впервые. - Вот как? - Да. Внутренние органы практически были не повреждены - такоеощущение, что нож, пардон, пыряли - другого слова не подберу - наугад. Это,как говорит моя внучка, раз. Быстро вы ее подобрали - два. Крови она,конечно, много потеряла, но учитывая то, что вы ее в грузовике везли, да понашим дорогам - одним словом, три... - Есть что-то еще? Хирург на секунду-другую задумался. Наконец ответил: - Если честно, есть. Только я вам сразу скажу, что в чудеса не верю. - Я это учту, Вадим Алексеевич. - Не надо смеяться, уважаемый Михаил Прокофьевич. Мой покойный учительАльбин Францевич Калиновский любил говорить, что самое большое чудо - этоврач, который за долгие годы своей практики с чудом ни разу не встречался. - Он как-то мудрено выражался, этот ваш учитель. - Не смейтесь. Он же не был журналистом, зато хирургом - от Бога. - От Бога? - Да не ловите меня на слове, - рассердился Вадим Алексеевич, - такговорят. Калиновский просто хотел сказать тем самым, что в жизни всегда естьи будут случаи, которые не поддаются логическому объяснению. Вот и в историис девушкой, что сейчас мирно спит перед нами, мне... не все понятно. - То есть? - Когда ее положили на операционный стол, рана не кровоточила. Будтокрови совсем не осталось. - А такого быть, как я понимаю, не могло? - Не могло, - желчно ответил хирург. - Вы ведь не перевязывали ее? - Да что вы! С детства крови боюсь. Я только взял мешочек... иприложил. - О чем вы задумались, уважаемый Михаил Прокофьевич? - Да так... Вспомнил, что в мешочке этом одна древняя икона завернутабыла. Мешочек быстро кровью пропитался, покуда мы везли девушку. Признаюсь,я сильно растерялся. К тому же у нее что- то вроде бреда началось. Окаком-то гнилом Шурике все вспоминала, про шмеля говорила. А потом сталаикону просить. Я подумал, может, верующая. Кто знает, о чем человеку передсмертью думается. - Вы же сказали, что она бредила. - А вдруг это не бред был, а какое-то переживание? Говорю же,растерялся я тогда. Достал икону, а она прижала ее к себе, плачет, у кого-топрощения просит. - И к чему вы это мне все рассказали? - Вы же не понимаете, почему рана перестала кровоточить. - Хотите сказать, это икона кровь остановила? - Не знаю. Честно, не знаю. Но то, что она икону к себе прижимала... - Бросьте, уважаемый Михаил Прокофьевич. Свои сказки для бабушекоставьте... Они не договорили. С кровати, где лежала девушка, раздалсяслабый голос: - Скажите, вы - Киреев? Мужчины дружно повернулись в ее сторону. - Киреев. Но вам вроде как нельзя разговаривать. - Вас... убить хотят, Михаил Прокофьевич. - Вы даже имя мое знаете? - Это не важно... это потом. Вас убьют. - Милочка, - вступил в разговор хирург, - вы еще успеете наговориться,а пока поберегите силы. - Вы же сказали, что я счастливая... Мне хорошо. А вот МихаилаПрокофьевича... убить могут. Хирург посмотрел на Киреева. - Так вы знакомы? - Нет, уважаемый Вадим Алексеевич. Как оказывается, есть общиезнакомые. И, наверное, общие интересы. Михаил взял стул и поднес его к кровати Юли. - Вообще-то, ей отдыхать надо. - Было видно, что хирург колеблется. -Ну, хорошо. Сегодня даю вам пятнадцать... нет, десять минут. И ни минутыбольше. Если я буду нужен, Михаил Прокофьевич, спросите меня вординаторской. - Спасибо, - ответил Киреев. - За все спасибо. - На здоровье. Кстати, я так и не спросил: вы где остановились? Вгостинице? - Сначала в гостинице. Даже одну ночь в ней переночевал. А потом меняоттуда забрал Федор Новиков, тот шофер... Славный человек. - Понятно. Сегодня я ночью дежурю, а завтра вечером - милости прошу комне в гости. - Вообще-то, я завтра уходить из Задонска собирался. - Уйдете послезавтра. У меня есть альбом старых фотографий о Воронеже -пальчики оближете. Я же оттуда родом. А заодно и про Вейнингера договорим. Уменя из его работ только "Пол и характер имеется". Вчера перечитал, но тоймысли не нашел. - Какой мысли, Вадим Алексеевич? - не понял Киреев. - Да вы сами цитировали: никогда человек не бывает в такой степенисамим собой, как тогда, когда он любит. Прекрасно сказано, но я - товарищдотошный, все проверять люблю, а этой мысли, повторяю, не нашел... - А, вот в чем дело, - догадался Михаил. - Это цитата из его работы"Пер Гюнт" и Ибсен". - Вот оно что. Не читал. - А у вас хорошая память, Вадим Алексеевич. - Не жалуюсь. Ну, ладно. Значит, договорились? - Спасибо, я с удовольствием к вам зайду. - Я говорю сейчас о десяти минутах, уважаемый Михаил Прокофьевич. Ровночерез десять минут сюда придет Маргарита Петровна, наша старшая медсестра, -и я не завидую вам, если вы вовремя отсюда не ретируетесь. - Понял. Юля с трудом дождалась, когда словоохотливый хирург уйдет. Ейбыло не понятно, почему Киреев так спокойно реагирует на ее предупреждения. - Он страшный человек... берегитесь. - Кто? - Гнилой. - Гнилой Шурик? - Просто Гнилой. Шурик - это другой. А еще Бугай... Они убьют вас. - Это ваши друзья? - спросил Селиванову Киреев, глядя ей прямо в глаза.- Вы хотели... забрать у меня икону? - Раньше хотела. - Юля не отвела взгляда. - Теперь - нет... И разведрузья могут так... поступить, как они со мной? - Не могут. - Они не люди. Особенно Гнилой. Я... я покалечила его. - Покалечили? - удивился Киреев. - Это... не важно. Вы самое главное услышать не хотите. Они убьют вас,а икону заберут. А что я покалечила его, так он от этого еще злей станет.Киреев взял ее руку в свою. - Зовут вас как? Впрочем, давай лучше на ты. Похоже, икона слишкомсильно нас связала. - Юля. Селиванова Юля. Но я не могу вам на "ты". - Как знаешь, а мне так легче. Опростился я в дороге - всем подряд"тыкаю". - А потом добавил: - Ничего, Юленька, прорвемся. Все будет хорошо. Вот и Вадим Алексеевич,кстати, классный мужик, это он тебя оперировал, говорит, что ты счастливая. - Как кобыла сивая. - Ну, если юмор вернулся, значит, точно скоро выздоровеешь. Июль - твоймесяц. - Почему? - Так он в честь тебя назван. Кстати, надо будет спросить, какоесегодня число... Так вот, Юля, - продолжал Киреев, - никого Гнилой больше неубьет. Ни он, ни дружки его. - И замолчал. Глаза, ставшие вдруг незрячими,уставились куда-то поверх Юли. Потом Михаил словно очнулся: - Иван с Андреемпоследними их жертвами стали... Ты, слава Богу, выжила. - Это те... из Галичьей Горы? Киреев едва заметно кивнул. - Я... не могла их остановить. Хотела, но не могла. Поверьте, МихаилПрокофьевич. - Давай лучше по имени? А то пока мое отчество произнесешь - последниесилы потеряешь. Да и время уходит, нам с тобой отведенное. - Вы сказали, что Гнилой никого не убьет. Почему? Их задержали? - Его уже нет. А ты и правда ничего не помнишь? Юля удивленнопосмотрела на Киреева. - Когда мы на грузовике тебя везли, смотрим, машина кверху колесамилежит. И пылает. - Белый "Сааб"? - Юля боялась поверить своим ушам. - Ты знаешь, я даже "Москвича" от "Жигулей" не отличаю. Но точно -иномарка. И когда-то была белой. - А они? - Сгорели. Жуткая смерть. Федор считает, что, когда машинаперевернулась, они еще живы были. - Есть Бог! Есть! - неожиданно воскликнула Юля. - Спасибо тебе,Господи! - Юля, они, конечно, подонками были, но нельзя радоваться смерти... - Подонки? Нет, это мягко сказано, - перебила Киреева Юля. - Считайтеменя тоже кем угодно, но сегодня - лучший день в моей жизни. Сгорел! Сгорел!Киреев не стал с ней спорить. В конце концов, он не знает, что довелосьпережить этой девушке. Мысль о том, что именно Юля навела бандитов на икону,а значит, и на него, особых эмоций у Михаила не вызывала. А вот себя он непереставал винить за гибель Ивана и Андрея. - Знаешь, Юленька, наше время, похоже, истекло. Завтра, я надеюсь, мыпоговорим побольше и обо всем договоримся. - Обо всем? - Да. Тут по твою душу местная милиция прийти желает. С такимпокровителем, как Вадим Алексеевич, нам пока бояться нечего. Так чтоотдыхай, а я кое-какие вопросы постараюсь решить. Не скучай. - Вы правда придете? Не бросайте меня, пожалуйста. - Самое плохое осталось позади, девочка. Все будет хорошо, вот увидишь. - Михаил, постойте. Уже в дверях Киреев остановился. - Да? - Вы сможете... меня простить? Когда-нибудь? - Как сказал тогда Федор Новиков: женщины - странный народ. Вас, какРоссию, умом не понять. * * * У дверей вороновской квартиры Наталья столкнулась с домработницейСофьи. Спросила: - Хозяйка дома? - Софья Николаевна? Вторую неделю сиднем сидит. Проходите, она вам радабудет. А я пойду на рынок сбегаю. Наталья тихо вошла в прихожую, затем заглянула в комнату. Босая, одетаятолько в длинную клетчатую рубаху, Софья сидела на полу. Играла тихаямузыка, голова девушки была запрокинута назад и лежала на диване, глазазакрыты. Воронова что-то говорила, но, как успела заметить Котеночкина,больше никого в комнате не было. Наталья прислушалась - Софья читала стихи:Ответа нет... Живые Не так приходят к нам. Их поступь тяжелее, И руки у живых Грубее и теплее Незримых рук твоих. - Где ты была? - Ответа Не слышу на вопрос. Быть может, сон мой - это. Невнятный стук колес Там, на мосту, за речкой, Где светится звезда. И кануло колечко В криницу навсегда. - Ты думаешь, его уже нет в живых? Софья вздрогнула. - Наташа? Молодец, что зашла. Ты давно здесь стоишь? - Душевно ты стихи читаешь... - Увидев, что смутила Софью, Натальярешила пошутить: - Только не подумай, отмычками не пользуюсь. Даша впустила. - Проходи, - тихо сказала Софья. "Какая она нежная стала, - невольно любуясь Софьей, подумала Наташа. -Неужто и вправду влюбилась?" - Спасибо. Кстати, а можно я тоже на пол сяду? - Ради Бога. Пить что-нибудь будешь? - Мне еще к моим бабушкам ехать. Так что - увы. Но ты на мой вопрос таки не ответила. Софья пристально посмотрела на Котеночкину, потом улыбнулась: - Знаешь, чем вы с Киреевым схожи? - Чем же? - О чем думаете, о том и говорите. - Разве это плохо? - Не знаю, - ответила Софья и почти без паузы продолжила: - Если б отмоих думок что зависело... Надеюсь, жив он. - Знаешь, я тоже, только... Не знаю, как сказать. - Было видно, чтоНаталья смущена. Софья обняла подругу: - Я тебя поняла, Котик. Ты у нас сердцевед. - Я права? Ты его любишь? - Я когда-то читала, что в середине века рыцари и благородные дамывлюблялись друг в друга заочно, по портретам. Забавно, правда? - Забавно. - У меня получилось еще смешнее. Когда я увидела Киреева в первый раз,он мне показался ужасно нелепым. Затем этот человек стал меня все времяудивлять. А когда он ушел в свое странствие... - Софья умолкла, подбираяслова. - Не знаю, любовь ли это, но мне не хватает его голоса, глаз, улыбки.И еще я очень волнуюсь за него. Если что-то с ним случится - я себе никогдаэтого не прощу. - Почему? - удивилась Наташа. - Ведь это был его выбор - идти пешком поРоссии. - Ты не знаешь всего, Котик. И я не уверена, должна ли... - Разве мы не подруги? Разве мне Михаил не друг? - Вот поэтому я ничего тебе и не рассказывала. Расскажу, а ты послеэтого меня не захочешь больше видеть. - Обещаю: такому никогда не бывать, - торжественно произнесла Наталья. - Ой, не зарекайся. Хорошо, слушай мою печальную повесть. И Софьярассказала Наташе о своем покойном дяде, о Юлии Селивановой, о том, какикона оказалась у Киреева. Закончив рассказывать, Соня замолчала. Они будтопоменялись местами. Теперь Котеночкина обняла подругу: - Сонечка, родная моя! Знаешь, что? - Что? - У тебя есть коньяк? - Армянский, французский? - Вот вы, аристократы, всегда так. Вечно в неловкое положение ставите. - Кто это - мы? - Шучу. А какой лучше? - А кому как. - Тогда давай французский. Завтра на работе буду хвастаться. Когдаподруги пригубили ароматного напитка, Наталья сказала: - Ты заметила, что мы с Киреевым о чем думаем, о том и говорим. Знаешь,это не всегда так. Есть такие вещи, о которых я не могу говорить. Господи,какое косноязычие! А когда выпьешь, вроде легче. И язык вроде как безтормозов. - Я слушаю, Наташа. Мне тебя всегда интересно слушать. Ты среди нассамая умная. - Ну, спасибо. Мне кажется, не важно то, каким ты был, важно, каким тыстал... Ты много плохого говорила о той Софье, с которой я не знакома. Язнаю другую Софью. - А если эта Софья - не настоящая? Та, которая сейчас перед тобой? - Если бы эта Софья была не настоящая - она вряд ли ждала бывозвращения Киреева. И ее вряд ли бы назвала сестрой Лиза. - Спасибо. - Еще по одной? Выпив, помолчали немного. - Странная это штука - любовь, - наконец произнесла Наталья. - Иной раздумаешь, все - влюбилась. А через год встречаешь предмет своей любви и непонимаешь, что ты в нем раньше могла находить. - К чему ты это? - Просто так. - А ты своего мужа любила? - Почему любила? Люблю до сих пор. - А Киреев? - Киреев? - У меня все время было такое чувство, что ты относишься ко мне скаким-то пристрастием. Из-за него? - Если честно, возник момент, когда мне по-бабьи стало ужасно жаль его.Мой муж умер мгновенно, может, даже не поняв, что произошло, а Киреева,представила я тогда, ждет долгая мучительная смерть. И никого рядом. - И что? - А ничего. Минутная вспышка - он все понял. А потом нашел слова, дляменя в тот момент самые нужные... Почему не спрашиваешь - какие? - Какие? - Он вспомнил Сент-Экзюпери: "Мы в ответе за тех, кого приручаем". Апотом добавил: "Не приручайся до конца, а то мне будет больно уходить..." Язнаю, Сонечка, тебе не понравится то, что я скажу сейчас. Но я твоя подруга,а потому скажу. Ты сильная, это так. Но... подумай еще. Пока есть время. - Подумать? О чем? - Не приручайся до конца. Дядя, Лиза, а теперь вот Киреев. Пусть емулегче будет... в общем, ты понимаешь. - Почему ты его хоронишь, Наташенька? - Потому, что я не верю в чудеса. Ушла Лиза, уйдет и Киреев. - Не говори так. - Я знаю, что Киреев согласился бы со мной, Соня. - А разве воля или разум помогут мне разлюбить? Ты сказала, чтопо-прежнему любишь мужа. Разлюби его! - Зачем? - Его же нет рядом, он же покинул тебя. - Он со мной, Соня, - тихо ответила Наташа. - Я знаю, звучит слишкомкнижно... - Нормально звучит, - перебила ее Софья. - Нормально. Только видишь -советовать всегда легче. - Я поняла: ты уже приручена. Прости. Софья улыбнулась: - Бог любит Троицу? - Не откажусь. Выгонят меня, Сонечка, с работы. - Таких, как ты, нельзя выгонять. Пусть только попробуют. - Слушай, - неожиданно засмеялась Котеночкина, - и впрямь - забавно.Любви с первого взгляда у тебя не было. Встречались вы от силы три раза,потом Михаил исчез. Все-таки ты не средневековая дама, тебя окружают столькореальных мужчин - молодых, богатых, красивых. Нет, я ничего не понимаю. - А я тебя не понимаю. Сама ты чего хочешь? - Чтобы тебе было хорошо. - А Кирееву? Предположим, ты права. И ему осталось жить совсем немного.Кира будет уходить в муках и одиночестве... Рядом - никого не будет. Твоявспышка прошла, а моя - нет. Наталья опустила голову. - Прости, я не подумала об этом. Я очень хочу, чтобы Миша вылечился,но, повторяю, я не верю в чудеса. Понимаешь, не верю. Софья молчала. Молчала и Наталья. Наконец, Котеночкина попыталасьподняться: - Мне пора. - Постой, Котик. Пожалуйста. Посиди еще, а я попробую вспомнить. - Что - вспомнить? - Когда он меня приручил. - Хорошо, - согласилась уже не очень трезвая Наталья. - Пока ты будешьвспоминать... Хороший коньяк. - Поняла. - А себе? Хотя бы символически. - Уговорила. - Ты вспомнила? - Наверное, это было, когда он мне Тарковского читал. У него вквартире, мы собирали вещи. С каким восторгом он про отца моего говорил...Нет, наверное, в кафетерии. Кстати, он тогда меня искренне удивил. Знаешьчем? - Чем? - Я до знакомства с Киреевым была убеждена, что каждый интеллигентныйчеловек обязан любить кофе и разбираться в нем. А этот тип не понял разницымежду дешевым баночным кофе и сваренным из элитных сортов. Вот. И в тойкафешке он вдруг стал рассказывать мне, что можно видеть и "видеть". Явозьми и спроси его, какой он "видит" меня. Любой из моих прежних знакомых,ты только не подумай, я не хвастаюсь, стал бы мне... ну, да не будем обэтом. - А он? - Он сказал, что видит маленькую заблудившуюся девочку. Очень одинокую,которой кажется, что, коллекционируя игрушки, одушевленные и неодушевленные,она заглушит тревогу, возникающую в душе. Но девочка ошибается. А потомдобавил, что девочка эта - добрая и застенчивая, нежная и верная... Софья замолчала. Потом, поднимаясь, сказала: - Спасибо, что выслушала. Приходи почаще. - Приду. Только коньяк больше не предлагай. - Почему? - Сопьюсь. - Не успеешь. И Боброву приводи. - Хорошо, что напомнила. Ты не могла бы ей работу подыскать? Вообще-тоИра по образованию учитель начальных классов - с этой работой проблем нет... - Понимаю. Ей тяжело будет видеть весь день ровесников дочери? - Да. - У меня есть знакомая, уже третий или четвертый магазин открывает.Что-то из этой области Иру устроит? - Спасибо. Думаю, устроит. Ей отвлечься надо. Да и деньги не помешают.Тем более что Виктор... - Что с ним? - Не знаю, стоит ли говорить... - Стоит. - Раскис он после смерти Лизы совсем. - Пьет? - Пьет, козленок. Ему с работы звонили. Он просился в отпуск, а они егопослали далеко-далеко. Лето, говорят, на дворе, работы полно, ты у нас итрех месяцев еще не числишься. - Понятно. Попросить за него? - Не надо. Он мужик, сам о себе должен позаботиться. А вот Ире помоги,если можешь. - Договорились. Уже у двери Котеночкина остановилась. - Самое главное забыла спросить. Как выставка? - Мешенков на днях приступит к монтажу экспозиции. Плакаты я ужезаказала. Прессу предупредила. Все нормально. - Когда хочешь ее открыть? - Двадцать девятого августа. - Почему именно двадцать девятого? - Лизе сорок дней исполнится. Да и, как сказал бы Киреев, знак хороший. - Какой знак? - Я посмотрела по календарю: двадцать восьмого - Успение Богоматери, адвадцать девятого - Нерукотворный Спас. - Кажется, я понимаю... Счастливая ты, Соня. - Почему? - искренне удивилась Воронова. - Ты еще веришь в чудеса. - Обещаю, что и ты будешь верить, Котик. - Ты и впрямь еще маленькая девочка... Слушай, а от меня сильно пахнет? - Совсем не пахнет. - К одной бабушке я все-таки схожу. Обещала, ждет, наверное, бабуля.Побегу. И Софья вновь осталась одна.
Дата добавления: 2015-09-13; просмотров: 63; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав |