КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Глава тридцать четвертая.
- Ух ты! - сидевший на заднем сидении "Сааба" Шурик нарушил молчаниеслишком, пожалуй, эмоционально для себя. Юля удивленно посмотрела на него. Шурик читал местную газету, купленнуюв киоске. Компания обедала. - На, прочти вот здесь, - протянул Бугаю газету Шурик. - Не-а, - со смаком пережевывая колбасу, замотал тот головой. - Я ужепять лет газет не читаю. - Даже спортивные? - спросил друга Гнилой. - Даже. Раньше астрологические прогнозы читал, потом бросил. - Разуверился? - Ага. - Бугай наконец пережевал кусок. - Дураком был, думал, раз вгазете написано, значит, правда. - И вправду дурак, - поддакнул Гнилой. - Зато теперь ученым стал. После случая одного. Рассказать? - Ты сначала прочитай, что в этой газете написано, - попросил Шурик. - Да подожди ты, братан. Я же сказал тебе: не беру эту гадость в руки.Принципиально. Так вот, читаю однажды в прогнозе про свой знак. Неделя, мол,для вас будет просто сказочная. Вы буквально не узнаете себя. Все, абсолютновсе будет получаться. А в выходные вас ждет любовное приключение,результатом которого будет... большая любовь, одним словом. На самом же деленеделя выдалась обыкновенной. Ничего, думаю, выходные еще не наступили. Иточно: в субботу такую телку клею. Помнишь, - обратился Бугай к Гнилому, -кабачок неподалеку от Белорусского? Мы там еще двух ребят наших поминали... - Помню. Рассказывай дальше. - А чего рассказывать? Поехал к ней домой, на Сходню... - Это там тебя так отделали, что ты потом с неделю на китайца похожийходил? - И ничего смешного, между прочим... - Так что же ты на прогноз обижаешься? - перебил Бугая Гнилой. - Тебесказали: буквально не узнаешь себя. Тебя бы и мать родная в тот момент неузнала. - Юля, может, ты прочитаешь? - не выдержал Шурик. - С удовольствием, - совершенно искренне ответила Селиванова: эстеткойона себя не считала, но привыкнуть к чавканью жующего Бугая ей так и неудалось. - Где читать? - Вот здесь. - Так. Статья называется "Дороги, которые мы выбираем". Послушай,где-то я уже это слышала. - Не важно. Читай с самого начала. - Ребят, а может, музыку послушаем, а? - попросил Бугай. Но Юля уженачала читать. - "Ежедневно к нам в редакцию приходят десятки людей. Приходят запомощью или просто пообщаться, приходят, чтобы подсказать темы для новыхстатей и репортажей. Мы рады каждому. Но в тот день нас ждал самый настоящийсюрприз. Когда этот пропыленный, загорелый человек вошел в здание редакции,показалось, что вместе с ним ворвался ветер дальних странствий, романтикапутешествий..." Слушай, Шурик, давай, действительно, послушаем музыку. - Юля, пожалуйста, еще несколько строк. - Только ради тебя. "Впрочем, я не буду больше заинтриговыватьчитателей. К нам в гости пришел известный московский журналист, уроженецнашей области Михаил Киреев, совершающий большое пешеходное..." Киреев? -словно не веря прочитанному, спросила Юля. - Киреев, - торжественно ответил Шурик. Он чувствовал себя героем.Бугай и Гнилой перестали жевать. Дальнейшее чтение статьи прошло при полнойтишине. - Поразительно, - когда статья была прочитана, прокомментировал Гнилой,- как можно при таком количестве слов дать столько мало информации. Хотя... - Ты прав, - Шурик всегда отличался умением понять собеседникабуквально с одного слова. - Спасибо этому В. Никонову и за то, что написалстатью. Думаю, нам надо сейчас пойти к В. Никонову и выразить ему нашугорячую благодарность. Юля, есть идея? - Обязательно. Когда Марфа Назарова пришла в редакцию, ее встретила Зина. - Где ты была? Тебя Славик с утра ищет. - Я же ему говорила, что в Соболево поеду. Неужели забыл? - Не знаю. Впрочем, ему сейчас не до тебя. - Случилось что? - Гости у него. Три мужика и баба. Говорят, что киношники. - Киношники? - Говорят. Только б видела ты рожи этих мужиков! Не такими япредставляла... Дверь открылась. Первым вышел Никонов, за ним его гости. Всеулыбались и были явно довольны друг другом. Проводив своих посетителей,Вячеслав Павлович заметил Марфу. - Где ты с утра пропадала? - В Соболево ездила. Он нахмурился: - Не слишком ли спешишь? - Но вы же Кирееву обещали... - Обещал? Он, наверное, не так меня понял. Григорий Иванович, - иНиконов многозначительно поднял указательный палец вверх, - вряд ли будет ввосторге. Я обещал помочь этим старикам, но для этого есть много путей, необязательно надо статью писать. - А я думала, что... - Думать я буду, Назарова. Но об этом потом. Ты, кстати, видела людей,которые ко мне приходили? - Видела. - Из Москвы приехали. Члены киногруппы одного известного кинорежиссера,правда, фамилию просили не говорить. - Почему? - удивилась девушка. - Шумихи лишней боятся. Они пока всего лишь места для натурных съемокищут. Я им кое-что посоветовал поглядеть. - Надо же. Зина считает, что они не очень на киношников похожи. - Много понимает твоя Зина. Они профессионалы, сразу видно. Конкретные,четкие люди. И, между прочим, очень им наша газета понравилась. Сказали, чтомного по России колесят, а таких интересных газет они мало встречали. Марфа почувствовала, что в ней растет раздражение. - Вячеслав Павлович, встречают людей, а газеты читают. - Да, ослабил я дисциплину. Одна полдня мотается где-то, другая потелефону... - Я не мотаюсь... - Не перебивай. Глупости Зинкины повторяешь. "На киношников не похожи".Да для нее киношники - это Марецкая и Орлова, а на самом деле - это целаяиндустрия, понимаешь, ин-дус- три-я! Не хотел говорить, но скажу: если онивыберут места для съемок в нашем районе и Михалков это утвердит, я у нихконсультантом буду. Зарплата - в долларах. Так-то! - Так это Михалков снимать будет? А я читала, что он сейчас уже снимаетфильм... - Тьфу ты! Фома-невера. Снимет тот, другой начнет. - А вы хоть документы у них попросили показать? - Иди отсюда. С тебя двести строк и подпись к фотографии доярок. - Хорошо. Только скажите, пожалуйста, что киношники эти у вас ещеспрашивали? Никонов задумался. - Что еще? Статью мою про Киреева хвалили. Жалели, что он уже ушел изСосновки. - Почему? - А эта девушка, она у них вроде как главная, его хорошо знает, они вМоскве несколько раз встречались. Разумеется, я подсказал, как его можнонайти. - Вы про Елец рассказали? - Конечно. Хорошие люди должны помогать друг другу, Мирей. Запомни это. - Меня Марфой теперь зовут, Вячеслав Павлович. - Не смеши. У человека может быть только одно имя, которым его прирождении нарекли... Ну все, хватит трепаться. Иди, работай. - Странно это все, Зина, - говорила вечером Марфа машинистке, закончивдиктовать статью. - Ты о чем, касатка? - Ну как же? Михалков собирается снимать фильм у нас. Положим, красивыеместа найти под Сосновкой можно, только гостиницу единственную год назадзакрыли. До областного центра три часа на машине по бездорожью... ОбещаютНиконову должность консультанта. - А что он будет консультировать? - Если бы я знала. Женщина эта знает Михаила... - Кого? - Киреева, журналиста московского. Так радуются статье, что готовы егонайти и едут ради этого в Елец. - И правда, странно. - Зина, у нас сегодня какой день? - Четверг. - Он в понедельник ушел... Они сегодня пришли... Зина, а вдруг ониМихаила искали? - Зачем, касатка? - Не знаю... А если они действительно не киношники вовсе? - А может, они охранники? Хотя... трое одну бабу охраняют? Нет, тутчто-то другое. Да не бери ты в голову, касатка. Какое тебе дело до Кирееваэтого? Пришел - ушел. Забудь. Тебе еще подпись под фотографией делать. Но Марфа не слышала ее. Чистые души - наивны. Зло для них нечтоабстрактное и очень далекое. А вот так - лицом к лицу... Да, много странногобыло в приезде этих киношников. Однако предположить что-то плохое дляКиреева Марфа просто не могла. Но тревога, смутная и неясная, коснуласьсердца девушки. * * * Когда свеча догорает, когда светить ей остается буквальнонесколько секунд, на какой-то миг, краткий и еле уловимый, она вдругвспыхивает - трепетно и ярко - и угасает. Навсегда. Вот так же случилось и сЛизой. Ее работа над "птичьими картинами", работа увлекательная, почтиазартная, захватившая девочку с головой, оказалась той самой последнейвспышкой свечи. Когда Вороновой рано утром в субботу позвонила Наталья исообщила, что у Лизы наступило резкое ухудшение состояния и что скораяпомощь дважды за ночь приезжала к Бобровым, Софья не могла в это поверить: - Как же так? Я от них уехала вчера в девятом часу. Лиза была бодрой,мы с ней... нет, этого не может быть! - К сожалению, может, Сонечка. Такая это болезнь. Страшная. И коварная.Думаешь, что она отступила, а на самом деле просто затаилась. - Что же теперь, Наташа? - Я боюсь худшего, - в этих словах Софья услышала: "это конец".Котеночкина, пообещав держать Софью в курсе событий, попросила ее пока чтоне приезжать и не беспокоить Бобровых. И Софья согласилась с подругой,которой она полностью доверяла. Но ни в субботу, ни в воскресенье вестей отНаташи не было, как, впрочем, и в понедельник тоже. И только во вторниквечером Воронова услышала в телефонной трубке голос Ирины. Она с трудомузнала его: голос был какой-то безжизненный и, как показалось Софье, сухой: - Соня, Лиза умирает. Только что приходил отец Борис, священник храма,куда мы ходим... Он причастил ее... Если сможешь, приезжай... Лиза хочет стобой проститься. - И Ирина положила трубку. Через тридцать минут Софья уже была у Бобровых. У нее перед глазами всестояло смеющееся лицо Лизы, когда они расставались в пятницу. Девочка тогдасказала: - А коноплянку начну завтра. Только тебе я ее пока не будупоказывать... - Почему? - Не понимаешь? Это же я себя рисую. Считай, что стесняюсь... Лизаумирает? Поверить в это Софья не могла. До той минуты, пока не переступилапорог квартиры Бобровых. Сильнее обычного пахло лекарствами и еще ладаном.На кухне, обхватив руками голову, сидел в одиночестве Виктор. Увидев Софью,он коротко кивнул ей - Воронова только успела разглядеть, что глаза его быливоспалены, - и вновь опустил голову. Из комнаты Бобренка вышла маленькаядевочка, которую Софья видела впервые. - Это подружка нашей Лизы, - объяснила Вороновой незаметно подошедшаяНаталья. - А где Ира? - Вышла на улицу покурить. Ты ее не встретила? - Нет. - Она молодец. Держится. А Витя... Витя совсем раскис. - Тяжело ему. - Да. - А это действительно... конец? - Софья понимала всю наивность своеговопроса, но... Ей не хотелось верить в неизбежное. - Тут вчера консилиум был... Впрочем, ты сама все увидишь. И только вэтот момент Софья заметила, как осунулась Наташа. Все три дня она провела вквартире Бобровых. - Делали все, что могли. Но... Уходит она, Софья, уходит. Посленезнакомой девочки к Лизе зашла мама Виктора - полная круглолицая старушка сдобрыми подслеповатыми глазами. Вслед за ней наступила очередь Софьи. УвидевЛизу, она с трудом сдержалась, чтобы не вскрикнуть, - так измениласьдевочка. Осунулось лицо, стали острее его черты. Вокруг губ появилась белаякромка. Побледнел и сам рот. Дыхание было тяжелым и прерывистым. УвидевСоню, больная улыбнулась. Худенькая, почти прозрачная ручка приподнялась вприветствии. - Садись... ближе... Я так рада, что ты... пришла. - Было заметно, чтодевочка очень устала и говорит с трудом. Софья собрала в кулак всю свою волю и постаралась говорить как можноспокойнее: - Разве я могла не прийти? Только тебе, солнышко, надо беречь силы. Вотувидишь, все будет хорошо. - Я бы... не поверила, что так... тяжело говорить. Но я должнасказать... самое главное... Я очень тебя полюбила, Соня... Девочка сказала это так тихо и так просто, а внутри Софьи все мигомбудто перевернулось. Ей стало стыдно перед этим маленьким мужественнымчеловечком, стоящим на пороге вечности, за свою игру, бодрый голос. Слезыполились из глаз Софьи. - И я... тебя... Не умирай, Лизонька, прошу, не покидай нас, -последние слова вырвались у Софьи помимо ее воли. - Не плачь, Соня, не плачь... Поверь... мне хорошо... Правда, хорошо. Аболи совсем нет. Даже странно. Только слабость... и все время спатьхочется... Не плачь. Софья стояла на коленях перед кроваткой девочки. Тапыталась гладить Соню по голове. - Вчера... отец Борис сказал... Для Бога нет живых и мертвых...Понимаешь? - Понимаю, - шмыгая носом, прошептала Воронова. - Нет, пока не понимаешь. А я... понимаю.... Не плачь, а то мне жалкосебя становится. - Не буду, солнышко... - Я должна тебе еще... сказать перед расставанием. Я раньше маму спапой... просила подарить мне сестренку... Или братика. Вот... А ты мнестала сестренкой... Старшей. Правда? - Правда, - и Софья поцеловала Лизу в щеку и, не отрывая губ,прошептала: - Сестренка моя. - Как хорошо... Вот только коноплянку не успела нарисовать. Прости... - Ну что ты говоришь?! - Сестренка... Спать очень хочется... Дай мне руку... Только не уходи,хорошо? Лиза положила голову на ладони Софьи и закрыла глаза. Соне былоочень неудобно находиться в таком положении, но она боялась пошевелиться.Дыхание девочки вдруг стало тихим, почти неслышным. В комнату вошла Наталья,за ней Ира. Обе встали по другую сторону кровати. Было непонятно, спитдевочка или просто лежит, не двигаясь. Ира тоже опустилась на колени иосталась в ногах у Лизы, а Наташа внимательно всматривалась в лицо девочки.Все молчали. Только с кухни доносились всхлипывания - это плакал Виктор...Дыхание вновь изменилось. Оно стало еще тише, с мягким и низким звуком.Наташа вздрогнула и, повернувшись, почти бегом вышла из комнаты. ВскореСофья услышала ее голос, обращенный к отцу Лизы: - Витя, возьми себя в руки. Иди к дочери. Голова девочки, оторвавшисьот ладоней Софьи, несколько раз будто потянулась вверх, ища воздуха.Воронова поднялась с колен и отошла назад. Ира взяла дочь за одну руку,Виктор за другую. Вздох... Еще один, последний. Наступила тишина. Самаястрашная в жизни Сони... Лиза умерла. Через два дня ее отпевали, здесь же, вквартире, только в большой комнате. Оба этих дня Соня проплакала. Мещерскаяи Котеночкина помогали Бобровым, что-то организовывали, покупали, а Сонясидела дома и плакала. Двух близких людей до этого похоронила она - отца идядю. Но еще никогда у нее не было такого чувства горькой и невосполнимойпотери, как сейчас. А ведь Софья была знакома с Лизой от силы два месяца.Впрочем, разве было важно, сколько времени она знала эту удивительнуюдевочку? И Софья плакала. Ей было бы легче, займись она, как ее подруги,организацией похорон, но Соня отчего-то решила, что должен позвонить Киреев.В последние недели он будто пропал - перестал присылать телеграммы. Ей оченьхотелось, чтобы Михаил позвонил. Соня даже представила, как Кира позвонит,как она расскажет о постигшем их горе. Но Киреев не позвонил. А потом были похороны. Сначала пришел священник, все тот же отец Борис.Молодой, но очень серьезный. Он был искренне печален - и это понравилосьСофье. Проводить Лизу в последний путь пришло немного людей -десять-пятнадцать человек. Софья скромно стояла в самом дальнем углукомнаты. Но перед тем как началась панихида, она подошла к гробу. Лиза вновьизменилась. Исчезла та предсмертная бледность, так поразившая Софью. Лицодевочки было полно покоя. А рядом с гробом стояла на столе большаяфотография, на которой была изображена Лиза Боброва в возрасте шести лет.Огромные глаза, пушистые ресницы, распущенные по плечам волосы. "Какаякрасавица была", - произнес кто-то. И это слово "была" словно ножомполоснуло Софью по сердцу. Вновь откуда-то из самой глубины души подняласьобида - на всех и на вся, на несправедливость этого мира - жестокого иравнодушного. Почему Лиза уходит, а мы, собравшиеся здесь, остаемся? Тольконе надо говорить, что Бог забирает лучших - это слишком неправдоподобнозвучит, чтобы стать правдой... Но ее раздумья прервал высокий голос отцаБориса: - Благословен Бог наш... Впервые в жизни Воронова присутствовала на панихиде. Вначале она почтине слушала слов, произносимых священником. Больше смотрела на Лизу, на тех,кто входил в комнату. Последней вошла Мещерская. Она встала рядом с Софьей,поздоровавшись с подругой легким прикосновением руки. Воронова догадывалась и раньше, что Бобровы были усердными прихожанамисоседнего храма. Она видела, что Виктор, Ирина, а также две подругиБобровой, с которыми Софья не была знакома, хорошо знали молитвы, которыечитал священник. Потихоньку и Соня стала прислушиваться к тому, что онговорил. - Боже духов, и всякия плоти, - неспешно, с чувством читал отец Борис,- смерть поправый, и диавола упразднивый, и живот миру твоему даровавый:сам, Господи, упокой душу усопшия рабы твоея Елизаветы, в месте светле, вместе злачне, в месте покойне, отнюдуже отбеже болезнь, печаль, ивоздыхание... Эти слова хоть и не были просты, но постепенно доходили не только досознания, но и до сердца Софьи. Ей опять вспомнились последние словадевочки: "Для Бога нет живых и мертвых". А священник продолжал: - Святых лик обрете источник жизни, и дверь райскую, да обрящу и азпуть покаянием, погибшее овча аз есмь, воззови мя, Спасе, и спаси мя. Софьяне совсем поняла, что означают эти слова и почему священник как бы говорит осебе - "и спаси мя", но с этого момента это было уже и не столь важно длянее: Софья перестала быть просто слушательницей. Незаметно для себя,опять-таки впервые в жизни, в те моменты, когда все крестились, сталакреститься и она. Пусть не очень уверенно и умело, как, впрочем, и стоявшаярядом Мещерская, но крестилась. И вновь вспомнилась Лиза, точнее, ее слова: "Нет, пока не понимаешь...А я понимаю". Что хотела ей сказать девочка? Что стало ей понятным на порогевечности? Собственно говоря, все эти мысли пронеслись в голове Софьибуквально в доли секунды. И не мысли даже, а словно отблески от них. Сейчасона чувствовала сердцем, и только сердцем. И незаметно для себя повторялавслед за отцом Борисом: - Во царствии твоем, егда приидеши, помяни нас, Господи. Блажени нищиидухом, яко тех есть царство небесное. Блажени плачущии, яко тии утешатся.Блажени кротцыи, яко тии наследят землю. Блажени алчущии, и жаждущии правды,яко тии насытятся. Блажени милостивии, яко тии помилованы будут. РазбойникаРая Христе жителя, на кресте тебе возопивша, помяни мя, предсодеял есипокаянием его, и мене сподоби недостойного. Блажени чистые сердцем, яко тииБога узрят. "Чистая сердцем - это про Лизу", - вновь промелькнуло в головеСофьи. Вслед за взмахами кадила в руке священника она сама словно входила вкакой-то новый для себя ритм, новое измерение. Сейчас ей уже не надо былоничего объяснять. Священник молился и о Лизе, и о себе, и о каждом стоящем вэтой комнате. То же делала и Софья. Она молилась - о Лизе, о себе, освященнике. И Лиза... она, наверное, тоже... молилась. И мысль эта несмутила, не удивила Софью. А когда отец Борис стал читать отрывок изЕвангелия, Воронова уже не сомневалась, что маленькая девочка, названаясестренка, тоже слышит эти слова, как слышат их Ира, Виктор, Наташа, СофьяМещерская, как слышит их она, Соня: - Братие, не хощу вас не ведети о умерших, да не скорбите, якоже ипрочии не имущии упования. Аще бо веруем, яко Иисус умре и воскресе, тако иБог умершая о Иисусе, приведет с Ним. Сие бо вам глаголем словом Господним,яко мы живущии оставшии в пришествии Господне, не имамы предварити умерших.Яко сам Господь в повелении во гласе архангелов, и в трубе Божии снидет снебесе, и мертвии о Христе воскреснут первее. Потом же мы, живущии оставшии,купно с ними восхищени будем на облацех, в сретение Господне на воздусе, итако всегда с Господем будем. Затем пели "Вечную память". Отец Борис сказалнесколько слов от себя, сказал просто, но очень сердечно. Впрочем, Софьязапомнила только первые слова священника: - Почти каждый день, братья и сестры, мне приходится исповедоватьумирающих, служить панихиды... И скажу вам, что никогда доселе и ни у когоне видел я столько веры, сколько было ее у усопшей Елизаветы... Лизы. А через час на Митинском кладбище появилась свежая могилка. Вокругхолмика земли были аккуратно поставлены венки. А еще фотография, с которойшироко открытыми глазами на мир доверчиво смотрела красивая девочка. А подфотографией подпись: "Боброва Елизавета Викторовна. 1.05.1989 - 21.07.1998гг."
Дата добавления: 2015-09-13; просмотров: 96; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав |