ИНСТРУКТОР ПО ИГРАМ

Теперь, когда я снова остался с камерой один на один, я подошел к западной стене, наиболее удаленной от сарко­фага, и повернулся лицом к востоку.

Огромная комната производит впечатление неограни­ченного собрания математических игр. Например, ее высота (5,81 метра) в точности равняется половине диагонали пола (11,62 метра). Интересно, знали ли строители пирамиды, что они также выражают здесь "золотое сечение", посколь­ку пол камеры имеет форму прямоугольника с соотноше­нием сторон ровно 1:2?

Обозначаемое "фи", золотое сечение является еще од­ним иррациональным числом, которое, подобно "пи", не может быть выражено арифметически. Его величина равня-

ется 5+1-2, то есть примерно 1,61803. Одновременно оно является пределом, к которому стремится отношение сосед­них чисел ряда Фибоначчи — последовательности 0; 1; 1; 2;

3; 5; 8; 13 и т.д., в которой каждый последующий член является суммой двух предьщущих.

Графически "фи" можно представить следующим обра­зом. Пусть точка С лежит внутри отрезка АВ так, что АС больше СВ. Тогда золотое сечение — это такое отношение всего отрезка АВ к его большей части АС, как АС к мень­шей СВ, то есть:

фи = АВ/АС = АС/СВ.

Эту пропорцию, которая считается гармоничной и при­ятной для зрительного восприятия, открыли предположи­тельно греки-пифагорейцы, которые использовали ее в афин­ском Парфеноне. Однако нет никакого сомнения, что чис­ло "фи" было получено и отображено на 2000 лет раньше в камере царя Великой пирамиды в Гизе.

Чтобы понять, каким образом, разделим прямоуголь­ный пол камеры на два равньи воображаемых квадрата со стороной, равной единице. Если один из этих квадратов разделить пополам, чтобы получились два новых прямоу­гольника, провести диагональ в том из них, который ближе к центру, то сумма длин этой диагонали и меньшей сторо­ны малого прямоугольника даст искомую величину фи = 1, 618 (по отношению к стороне квадрата, то есть единице).

Египтологи считают все это случайными совпадения­ми. Однако строители пирамиды не делали ничего случай­но. Кем бы они ни были, трудно представить себе более целеустремленных и математически мыслящих людей.

• С меня на сегодня было достаточно математических игр. Уходя из камеры царя, я не мог не вспомнить, что она расположена на уровне пятидесятого ряда кладки Великой пирамиды на высоте 45 метров над землей. Это означает, как указывал Флиндерс Петри с некоторым удивлением^ что строители сумели разместить ее "на уровне, где верти­кальное сечение пирамиды уменьшается вдвое, где площадь горизонтального сечения равна половине основания, где диагональ из угла в угол равняется длине стороны основа­ния, а ширина горизонтального сечения равна половине диагонали основания".

Уверенно и эффективно забавляясь с более чем шестью миллионами тонн камня, создавая галереи, камеры, шахты и коридоры, добиваясь почти идеальной симметрии, почти идеальных прямых углов и почти идеальной ориентации по ключевым точкам, таинственные строители Великой пира­миды находили время и для других фокусов, в том числе с размерами огромного монумента.

Почему их мысль работала в этом направлении? Что они пытались сказать или сделать? И почему через столько тысяч лет после постройки этот монумент продолжает ока­зывать магнетическое действие на такое множество людей

из самых разнообразных слоев общества, которые вступают с ним в контакт?

Здесь неподалеку находился Сфинкс, так что я решил отправиться со своими загадками к нему...

А

ГЛАВА 39 МЕСТО НАЧАЛА

Гиза, Египет, 16 марта 1993 года, 15.30

Великую пирамиду я покинул во второй половине дня. Повторяя путь, которым мы с Сантой шли перед покорени­ем монумента, я пошел в восточном направлении вдоль се­верной стороны пирамиды, затем на юг вдоль восточной, пробрался между нагромождением камней и древних могил, которые сгрудились в этой части некрополя, и вышел на присыпанный песком известняк плато Гиза, которое посте­пенно опускалось в направлении юго-востока.

В конце этого спуска, в полукилометре от юго-восточ­ного угла Великой пирамиды, в высеченном в скале углуб­лении припал к земле Сфинкс. Двадцати метров в высоту, более семидесяти метров в длину, с головой шириной в четыре метра, он уверенно может считаться самой большой цельной, скульптурой в мире — и самой прославленной:

На львином теле — человека голова, И взор пустой безжалостен, как солнце.

Приближаясь к монументу с северо-запада, я пересек древнюю мостовую, соединяющую Вторую пирамиду с так называемым Храмом Хафры в долине, довольно необыч­ным сооружением, расположенным всего в 15 метрах от Сфинкса, на южном краю некрополя.

Этот храм очень долго считался намного старше эпохи Хафры. В течение всего XIX столетия ученые единодушно считали, что он построен в заведомо доисторические време­на и не имеет ничего общего с архитектурой династическо­го Египта. Все изменилось после того, как на территории храма были обнаружены скульптурные изображения Хафры с надписями. Большая их часть была серьезно повреждена, но одна, которая находилась в положении вниз головой в глубокой яме в приделе храма, оказалась почти целой. Изыс­канно высеченный в натуральную величину из черного, твер­дого, как драгоценные камни, диорита, фараон IV династии

изображен сидящим на троне, и ясный взор его устремлен в бесконечность.

Тут-то на свет и появилось решение сообщества егип­тологов, перед железной логикой которого остается только благоговеть: раз в Храме долины найдены статуи Хафры, значит, этот храм Хафрой и построен. Как подытожил обычно не лишенный здравого смысла Флиндерс Петри: "Тот факт, что единственными поддающимися датировке находками в храме являются статуи Хафры, свидетельствует, что храм относится к его эпохе; идея, что он мог воспользоваться более ранней постройкой, представляется маловероятной".

Но почему, собственно, маловероятной?

На протяжении истории династического Египта многие фараоны использовали постройки своих предшественников, зачастую беззастенчиво срубая картуши с их именами и заменяя собственными. Поэтому нет серьезных оснований считать, что Хафра должен был устоять перед соблазном связать Храм долины со своим именем, особенно если в его сознании последний ассоциировался не с кем-то из предше­ствующих древних правителей, а с великими "богами", ко­торые, как считали древние египтяне, принесли цивилиза­цию в долину Нила в ту далекую и мифическую эпоху, которую они именовали Первым временем⁵⁵. И Хафра вполне мог считать, что, поставив свои прекрасные и "как живые" статуи в месте такой древней и таинственной славы, к кото­рой он не смог бы приобщиться никаким иным способом, можно рассчитывать на вечные дивиденды. Если к тому же Храм долины ассоциировался с именем Осириса, с которым любой фараон мечтал повстречаться в вечной жизни ⁵⁶, то стремление Хафры установить с ним прочную символичес­кую связь при помощи скульптур становится еще более понятным.