Глава шестнадцатая

Ник ничего не пил и рано лег спать в одинокую постель, поэтому он прекрасно выглядел и хорошо владел собой, когда на следующее утро прибыл в полицейское управление. Бет ожидала его в комнате для допросов, но она была не одна. Рядом с ней за столом сидели двое мужчин, один – низенький и лысый – был похож на незаметного бухгалтера. Другой – седовласый, с безукоризненно ровными зубами и дорогим «ролексом» на запястье – имел вполне холеную внешность. Ник никогда не видел агента из Голливуда, но представлял его именно таким. Однако оба мужчины в комнате были врачамипсихиатрами, светилами в своей области, приглашенными в управление, чтобы действительно устроить Нику глубокое психиатрическое освидетельствование.

– Это доктор Майрон, Ник, – сказала Бет, указывая на коротышку, напоминавшего бухгалтера, а это доктор Макэлвайн.

– Какие милые имена, – кисло отозвался Ник. Доктора смущенно рассмеялись.

– Их попросили заняться вместе со мной твоим обследованием.

– Их попросили… Ты хочешь сказать, что ты не сама просила их об этом. Они были навязаны тебе лицом или лицами, неизвестными в полицейском управлении Сан-Франциско, я правильно понял?

Никто из докторов не делал никаких записей, но и без того было ясно, о чем они думали: агрессивен, неприветлив, враждебен, любит спорить и не признает авторитетов.

– Они оба превосходные доктора, Ник. Я ценю их оценки и эрудицию. Я с удовольствием буду работать вместе с ними.

– Почему вы не сядете, – пригласил доктор Майрон.

– Отличная идея, – не слишком вежливо отозвался Ник. – Я рад, док, что вы догадались предложить мне сесть. Мне это никогда бы в голову не пришло.

Доктора опять неловко рассмеялись. Ник сел, и они долго разглядывали его. Он отвел взгляд в сторону. Наконец Макэлвайн нарушил молчание.

– Ник, – мягко сказал он, – мы поняли со слов доктора Гарнер, что вам в последнее время стало трудно управлять собой. Это так?

– Это касалось только одного человека, – сказал Ник.

– Вы думаете, лейтенант Нилсен заслуживал смерти? – спросил доктор Майрон.

– Заслуживал смерти? – Ник пожал плечами. – Не мне судить об этом.

– Но вы чувствуете какие-нибудь угрызения совести в связи с его смертью?

– Угрызения совести? Я бы чувствовал их только в том случае, если бы приложил руку к его гибели. А это не так. Вы спрашиваете, сожалею ли я по поводу его смерти? – Ник снова пожал плечами. – Я недостаточно хорошо знал этого парня. Давайте скажем так: я не буду по нему тосковать.

– Но вы испытываете определенное удовольствие в связи с тем, что он умер? Скажите честно?

– Так, доктор, может сказать только больной. Потому что никто… по крайне мере, никто в здравом уме… не испытывает удовольствия в связи с чьей-либо смертью. И я тоже, будьте уверены.

Ник сложил руки на груди, давая понять, что больше не собирается обсуждать эту тему. Макэлвыйн бросил беспокойный взгляд на коллегу и решил прощупать другой подход. Он

говорил участливо, по-свойски и сердечно улыбался, показывая прекрасные белые зубы.

– Скажите мне, Ник, когда вы возвращаетесь в мыслях к своему детству, эти воспоминания вам приятны? Или что-то в них тяготит вас?

Ник смотрел на своего мучителя долгих полминуты глазами, полными злобы и недоверия. Ему удалось подавить ярость, но скептицизм в голосе остался.

– Так вот, – сказал он спокойно и прямо. Номер один: я не помню, как часто я мастурбировал, но это было не раз.

Бет Гарнер закрыла глаза и покачала головой. Ник Карран не хотел сдерживать себя, Он никогда не будет плясать под чужую дудку, даже если это выгодно ему самому.

Голос Ника звучал все громче.

– Номер два: я не потерял уважения к отцу, даже когда подрос и узнал, чем они с мамой занимаются в постели.

– Ник, – прошептала Бет, – пожалуйста.

– Дайте мне кончить. Номер три: я не смотрю в толчок, пока не спущу воду. Номер четыре: я не мочусь и никогда не мочился в постели.

– Ник! – взмолилась Бет.

– И номер пять: пошли вы к черту, я ухожу. Ник встал и направился к двери.

Когда он шел к выходу, он слышал, как доктор Майрон сказал: – Ну, что ж!

Бет выбежала вслед за ним и помчалась по коридору, пытаясь догнать его. Она была зла и обижена в одно и то же время, Бет схватила Ника за рукав пиджака и попробовала остановить его.

– Что с тобой? – Бет была на грани срыва. Ей с трудом удавалось сдерживать себя. – Я стараюсь помочь тебе. Почему ты не позволишь мне помочь тебе?

Ник вырвался от нее. Он продолжал идти по коридору.

– Мне не нужна твоя помощь. Мне не нужна никакая помощь. Понимаешь?

– Нет, нужна, – стояла на своем Бет. – Что-то происходит с тобой. Ты ведь спишь с ней, правда.

Он остановился и повернул к ней лицо.

– Тебе-то какое до нее дело, Бет? Ты что, ревнуешь?

– Меня интересуешь ты, а не она. Она подкупает людей. Манипулирует ими. Она способна на все.

– А я думал, ты ее почти не знаешь.

– Я знаю тип этих людей. Я психиатр, ты забыл? Я изучала такие характеры, как у нее. Я исследовала их.

– Ах, ты психиатр! Это означает, что ты тоже манипулируешь людьми, не так ли, Бет? Ты ведь практикующий психиатр. И значит, преуспела в этом деле еще лучше, чем она. Нам не о чем говорить.

Он повернулся и опять пошел по коридору, но на этот раз Бет не последовала за ним.

– Мне жаль тебя, Ник.

Она пожала плечами и побрела в противоположную сторону. Больше она не могла ничего для него сделать.

* * *

Было около часа дня, когда он добрался до дома Кэтрин Трэмелл в Стинсоне. Сильный туман на автостраде 1 затруднял движение. Он густыми хлопьями лежал на отвесных скалах, обволакивая дом и полностью отгораживая его от моря.

Здание казалось холодным, но светлый «лотус» стоял неподалеку от входа. Однако даже если бы автомобиль отсутствовал, Ник все равно был уверен, где найдет Кэтрин в Стинсоне. Здесь было ее пристанище, убежище, бункер, ее башня из слоновой кости.

Она не ответила на стук.

Ник осторожно, ощущая какую-то неуверенность в себе, открыл дверь.

– Кэтрин?

Никто не отозвался.

Дом был темен и мрачен, его контуры резко обозначились на фоне поблескивающей туманной белизны. Жилище точно было погружено в скорбь и хранило молчание – такое тяжелое, что Ник, казалось, мог протянуть руку и дотронуться до него.

Он стоял в середине темного коридора и слушал. В глубокой тишине раздавался какой-то писк, еле слышный отрывистый звук, ритмичное поскрипывание, размеренное, как тиканье часов. Он пошел на этот звук, точно охотничья собака, которая взяла след, останавливаясь через каждые несколько шагов и прислушиваясь.

Кэтрин сидела в кресле-качалке в углу гостиной, равномерно взлетая и опускаясь на деревянном сиденье. Она взглянула на него большими глазами с покрасневшими веками. Ее волосы были спутаны, щеки вытянулись и ввалились после бессонной ночи. Было ясно, что она не сомкнула глаз, на лице виднелись следы слез.

Она отвернулась от него и сбивчиво начала говорить. Самонадеянность, спокойная уверенность в себе и самообладание исчезли, уступив место сомнениям и печали.

– После того как ты уехал вчера, когда мы встретились на побережье, я вернулась в дом. Она так странно смотрела на меня. Она умчалась вслед за тобой. – Кэтрин Трэмелл провела чуть растопыренными пальцами по взъерошенным волосам. Она медленно покачала головой. – Мне не надо было позволять ей… Мне не надо было позволять ей следить за нами той ночью. Но она хотела видеть меня. Все время.

Она повернулась к нему, обратив на него тот самый взгляд, который поразил его, когда он впервые встретился с ней.

– Она пыталась убить тебя, так, Ник. Он ответил не сразу.

– Тебе нравилось, что она следит за тобой?

– Ты думаешь, это я велела ей убить тебя? Он решил, что уже знает ответ на этот вопрос.

– Нет, я думаю, ты тут ни при чем. Она посмотрела на море.

– Все, кого я люблю… умирают.

Он стал на колени позади нее, положил ладони ей на плечи и принялся растирать их своими сильными пальцами. Она вздрогнула от его прикосновения. Он скользнул руками вниз, распахнув ей рубашку, и нежно погладил ее груди…

– Я же не умер, – сказал он.

Она потерлась лицом о его руку, как кошка, которая упрашивает хозяина, чтобы он обратил на нее внимание.

Пожалуйста, – попросила она, – пожалуйста, владей мною, люби меня сейчас.

* * *

Единственный свет в гостиной струился от камина. Холодный проливной дождь с тихого океана стучал по крытой гонтом крыше дома и хлестал в окна. Их любовь была такой же страстной, как и прежде, но без боли и игр. Это было упоительное, умиротворяющее слияние двух любящих существ, а не бешеное, похотливое единоборство одержимых сексуальных соперников.

Кэтрин лежала, уютно устроившись в его объятиях, удовлетворенная, но в то же время охваченная печалью, которая приходит иногда после минут любовного блаженства, когда человек возвращается к реальности.

Она долго молчала, потом спросила шепотом:

– О чем ты думаешь?

– Я думал… я думал, что был неправ.

– Не прав? В чем?

– Относительно тебя. Относительно Рокси.

– Рокси?

Он слегка поцеловал ее в лоб.

– Я думаю, что, возможно, она убила Боза. Кэтрин вздрогнула слегка, будто он причинил ей боль.

– Убила Джонни? Зачем? Чтобы подставить меня? Она бы этого никогда не сделала. Она любила меня. Она не хотела причинить мне боль. Так подвести меня.

– Она ревновала ко мне. Может быть, она ревновала тебя и к Джонни.

– Нет, – твердо сказала Кэтрин. – Это не в ее характере. Она никогда ни к кому меня не ревновала. Во всяком случае, до тех пор, пока не появился ты. Она разволновалась.

Ник пожал плечами.

– Обидно, что мы не сможем спросить об этом у нее. Кэтрин повернулась и положила голову ему на плечо, ее волосы разлились золотым потоком по его груди.

– Мне не везет с женщинами. Ник усмехнулся.

– И тебе, и мне – нам обоим. Я хочу сказать, до встречи с тобой.

Она пропустила иронию мимо ушей.

– Была одна девушка. Когда я училась в университете, я раз переспала с ней. Она стала преследовать меня.

Кэтрин прикрыла рот рукой, будто пытаясь удержаться от дальнейших признаний.

– Что с ней стало? – спросил Ник. – Что она сделала? Избила тебя?

Кэтрин Трэмелл тряхнула головой.

– Нет, физически она меня не трогала. Но она стала надоедать мне. Ходила за мной и фотографировала меня. Перекрасила волосы. Стала носить такие же, как у меня, наряды. Она преследовала меня, как одержимая. Какаято Лиза, так ее звали. Лиза Оберман. – Она содрогнулась от воспоминаний. – Это было ужасно.

Ник погладил ей волосы, точно успокаивая ее, будто она была ребенком, проснувшимся от кошмара.

– Я думал, ты не делаешь признаний, – нежно сказал он.

Она посмотрела ему в глаза.

– Я никогда никому ни в чем не признавалась. До сих пор.

* * *

Когда Ник Карран проснулся, в окна струился дневной свет. Он был один, и имя «Лиза Оберман» шумело у него в голове, настойчиво, точно муха, застрявшая в Сетчатой двери. Он повернулся в надежде найти на столике записку от Кэтрин, где сообщалось бы что она возвратилась в город, но там ничего не было. Он лежал очень тихо и слушал. В доме не раздавалось ни звука, только внизу, на воле, бесконечно бились о берег морские волны.

Ник встал, натянул брюки и отправился искать Кэтрин. Ее не было дома, она не бодрствовала, как обычно, на веранде, неусыпно наблюдая за игрой бурунов. «Лотус»стоял на подъездной алее. Далеко уйти, она не могла.

Он спустился по каменистой тропке к океану, но и там было безлюдно. Он заглянул в небольшой домик, коттедж, который стоял в нескольких футах от береговой линии. И туда она явно не заходила. Но он был уверен, что отыщет ее в конце концов. Он вздохнул и посмотрел на море, поставив лицо солнцу, вид у него был отдохнувший и довольный.

И вдруг кто-то сильно ударил его сзади.

Ник тут же дал отпор противнику, перебросив его через плечо и швырнув на песок. Детектив упал на врага, нацелив колено ему в горло.

– Ник! – вскрикнула Кэтрин. – Перестань!

Она распростерлась на песке, ей было и страшно, и смешно.

Ник тяжело перевел дыхание, он был рад, что оказался жертвой неудачной шутки Кэтрин, а не атаки настоящего злоумышленника.

– Мужчина! – сказала она со смехом. – Какой ты нервный!

Ему неприятно было признаться самому себе, что она не ошиблась.

– Все играем, да?

Она покачала головой, лежа на песке.

– Больше никаких игр. Игры кончились. Отпусти меня. Дай подняться.

Ник встал с нее и помог ей подняться, отряхивая песок с ее голубых джинсов. Кэтрин помотала волосами, как собака, сбрасывающая воду с шерсти. Они направились вверх по берегу обратно к дому. Вдруг она остановилась и села в одно из плетеных кресел возле коттеджа.

– Больше никаких игр, – сказала она, – даю обещание.

– Обещание? Тогда расскажи мне о Нилсене. Ее глаза искрились весельем.

– Я бы рассказала тебе, но знаю, что ты мне не поверишь.

– А ты попробуй. Кэтрин пожала плечами.

– Я увидела его имя в статьях из «Кроникл», посвященных тебе. Я связалась с ним, и мы заключили сделку. Пятьдесят тысяч долларов наличными, он очень настаивал на этом, а взамен

0яполучаю твое досье. Твои профессиональные данные, твою психиатрическую карту. Все. Дела, которые ты вел.

Она сухо перечисляла факты. Черты его лица посуровели.

– Когда?

– Приблизительно за три месяца до того, как я встретила тебя.

– Почему?

– Я узнала о тебе из газет. Прочитала о выстрелах. И заинтересовалась. Я решила написать книгу о детективе. Детективе, очень похожем на тебя.

– Я бы сказал, о детективе, который представлялся тебе точно таким, как я.

– Я хотела все знать о своем персонаже, – с жаром проговорила она. – И больше ничего.

– И ты заплатила за это пятьдесят тысяч долларов? – спросил Ник с недоверием.

Кэтрин не оправдывалась. Она уже не выглядела беззащитной, как прошлой ночью, к ней вернулась ее обычная самоуверенность.

– Я бы заплатила и больше. Я хотела знать о тебе все. Потом ты появился здесь после убийства Джонни. Это дало мне возможность узнать моего героя получше.

– Ну, а что ты скажешь о прошлой ночи? – настойчиво спросил Ник. – Чем была для тебя прошлая ночь? Очередным исследованием? Может быть, вообще все, что ты делала, было направлено на то, чтобы получше узнать твоего героя.

Она долго изучала его лицо, потом отвернулась. Может быть, я теряю интерес к моей книге, к моему персонажу. Может быть, я учусь любить действительность.

– Это правда?

– Ты мне не веришь?

– Не знаю, – сказал Ник.

– Я постараюсь тебя убедить.

Она обняла его и медленно поцеловала. Жаркий поцелуй увлек его. Ник почувствовал, что на него нахлынуло щемящее желание, он крепко прижал к себе Кэтрин и сильно поцеловал.

Она попыталась вырваться у него из рук, когда в коттедже зазвонил беспроволочный телефон, но Ник не отпускал ее.

– Не подходи, – прошептал он.

Она высвободилась из его объятий, взяла трубку, недолго подержала ее и передала Нику.

– Это тебя, – сказала она.

– Кто это?

– Гас. Гас, который «меня-не-любит». Тот самый Гас. Он взял трубку, а она обвилась вокруг него, покрывая легкими поцелуями его лицо, в то время как он пытался разговаривать со своим напарником.

– Кэтрин сказала, что ты не любишь ее, Гас. Не могу в это поверить, а ты?

– Она права, – быстро согласился Гас. – Эта девица еще не всадила в тебя ломик для льда?

Ник пощупал руками тело, точно проверяя, нет ли на нем глубоких колотых ран.

– Нет, пока нет.

– Что он сказал? – спросила Кэтрин.

– Он спросил, не сидит ли еще во мне ломик для льда.

– Забавно, – заметила Кэтрин.

– Она не думает, что это забавно, Гас.

– Насрать мне на то, что она думает. Ты знаешь пословицу по поводу того, как можно судить о человеке по его друзьям, Ники?

– Я в это не верю, – сказал Ник.

– Да? Почему?

– Ведь ты мой друг, Гас, – усмехнулся Ник.

– Прими-ка лучше это на веру, дружище, потому что я хочу открыть тебе глаза на всю глупость твоих поступков.

– Да? И как ты собираешься это сделать?

– Считай, что ты, Ник-Бедолага-Карран заслужил бесплатный билет в обе стороны на увлекательную поездку к месту небывалого преступления.

Ника словно ударило током.

– Господи боже. Кто на этот раз, Гас?

– Я испугал тебя, а, сынок? Успокойся, это старая история. Она произошла несколько лет назад. Но я думаю, она злободневна. Тебе интересно это, Ники? «Злободневна».

– Так где же произошло это небывалое злободневное преступление?

– В экзотическом Клоувердейле, сынок. Поэтому залезай-ка в свою хлипкую дерьмовенькую машину и гони по распрекрасной дороге 101 в Клоувердейл. Я буду ждать тебя

0уполицейского управления в два часа.

Гас фыркнул и бросил трубку.