:



Пусть все это так не кончается




 

В тот унылый январский вечер в больнице было необычно тихо, спокойно и пусто, словно в затишье перед бурей. Я стояла у сестринского поста на седьмом этаже и посмотрела на часы. овно девять вечера.

Я набросила на шею стетоскоп и направилась в палату семьсот двенадцать, последнюю комнату по коридору.

В ней лежал новый пациент, мистер Уильямс. Совсем одинокий человек. Человек, не желавший ничего говорить о своей семье.

Когда я вошла в палату, мистер Уильямс тревожно взглянул на меня, и когда увидел, что это была я, его медсестра, туг же опустил глаза. Я приложила стетоскоп к его груди и послушала. Сильное, медленное и ровное биение сердца. Его я и хотела услышать. Трудно было поверить,

что всего несколько часов назад он пережил небольшой сердечный приступ.

Он посмотрел на меня из-за белых накрахмаленных простыней.

— Сестра, вы не сможете...

Он замолчал, и глаза его наполнились слезами. Он опять хотел было что-то сказать, но снова передумал.

Я прикоснулась к его руке, ожидая.

Он смахнул с глаз слезу.

— Позвоните моей дочери. Скажите, что у меня был сердечный приступ. Небольшой. Видите ли, я живу один, и кроме нее у меня никого нет.

Неожиданно он стал задыхаться.

Я увеличила питание кислорода в аппарате.

— Конечно, я ей позвоню, — сказала я, изучая его лицо.

Он вцепился руками в простыню и подался вперед, его

лицо напряглось:

— Попросите, чтобы она пришла немедленно, как только сможет.

Он быстро дышал, слишком быстро.

— Я позвоню ей прямо сейчас, — сказала я, поглаживая его по плечу.

Я выключила свет. Он закрыл глаза, такие молодые голубые глаза на лице пятидесятилетнего человека.

В семьсот двенадцатой палате было темно, и только светился слабый ночник. В зеленых трубках над кроватью больного булькал кислород. Не желая уходить, я подошла в безмолвной тишине к окну. Окна были холодными. Внизу над больничной парковкой клубился туман.

— Сестра, — позвал больной, — дайте мне, пожалуйста, карандаш и листок бумаги.

Я достала желтый листок и ручку из своего кармана и положила рядом на прикроватную тумбочку.

Я вернулась на сестринский пост и села в скрипящее кресло у телефона. Дочь мистера Уильямса была записана в его карточке как ближайший родственник. Из справочного бюро я получила ее номер телефона и позвонила. В трубке послышался мягкий голос.

— Джени, это Сью Кидд, медсестра из больницы. Я звоню по поводу вашего отца. Его привезли сегодня с небольшим сердечным приступом, и...

— Нет! — крикнула она в трубку, напугав меня. — Он же не умирает, нет?

— В настоящий момент его состояние стабильное. — сказала я, пытаясь звучать убедительно.

Молчание. Я закусила губу.

— Не дайте ему умереть! — сказала она. Ее голос был таким решительным, что моя рука, державшая трубку, вздрогнула.

— Он получает всю необходимую помощь.

— Вы не понимаете, — продолжала говорить она, — мы с папой не разговариваем почти год. В день, когда мне исполнился двадцать один год, мы сильно поругались насчет моего друга. Я убежала из дома. И не вернулась. Все это время я хотела вернуться и попросить прощения. Перед уходом я сказала, что ненавижу его. Это были мои последние слова.

Ее голос дрогнул, и я услышала, как она рыдает. Я сидела, слушая, а в глазах у меня стояли слезы. Отец и дочь, потерявшие друг друга. Затем я вспомнила своего отца, жившего за много миль от меня. Я так давно не говорила ему, что люблю его.

Пока Джени пыталась успокоиться, я коротко помолилась: «Пожалуйста, Боже, пусть эта дочь обретет прощение!»

— Я еду! Прямо сейчас. Я буду через полчаса! — сказала она. Щелк. Она повесила трубку.

Я попыталась занять себя стопкой бумаг, лежащих на столе. Но не могла сосредоточиться. Семьсот двенадцатая палата. Мне нужно вернуться в семьсот двенадцатую палату. Я торопливо пошла по направлению к ней, а потом почти побежала. Я открыла дверь.

Мистер Уильямс лежал неподвижно. Я нащупала его пульс. Пульса не было.

«Код девяносто девять. Палата семьсот двенадцать. Код девяносто девять». В течение секунд тревога прозвучала по всей больнице после того, как я позвонила на коммутатор через интерком, установленный у кровати.

У мистера Уильямса произошла остановка сердца.

Я мгновенно выровняла кровать, наклонилась над ним и стала вдыхать в его легкие воздух. Ладони обеих рук я установила на грудную клетку и с силой надавила. аз, два, три. Я пыталась считать. На счете пятнадцать я снова вернулась к искусственному дыханию, набрав как можно больше воздуха в свои легкие. Где же помощь? Снова массаж грудной клетки и снова дыхание. Массаж и дыхание. Он не должен умереть!

«О Боже! — молилась я. — Его дочь уже едет. Пусть все это так не кончается».

Дверь распахнулась. В палату вошли врачи и медсестры, везя с собой реанимационное оборудование. Врач стал делать массаж грудной клетки руками. В рот больному вставили трубку для поступления воздуха. Медсестры сделали впрыскивание лекарств через внутривенные трубки.

Я включила монитор, отслеживающий работу сердца. Молчание. Ни единого удара. Мое собственное сердце гулко стучало. «Боже, пусть все это так не кончается. Пусть он не уходит с горечью и ненавистью. Его дочь уже едет. Пусть она обретет мир».

«Всем отойти», — закричал доктор. Я вручила ему электрошок, он установил его к груди мистера Уильямса.

Мы пробовали снова и снова. Никакой реакции. Мистер Уильямс был мертв.

Медсестра отключила кислород. Бульканье прекратилось. Они уходили один за другим, угрюмые и молчаливые.

Как могло такое случиться? Я стояла у его постели в недоумении. Холодный ветер бился в стекло, заметая рамы снегом. Снаружи — везде — все было черным, мрачным и холодным. Как я посмотрю его дочери в глаза?

Когда я выходила из палаты, я увидела ее стоящей у стены рядом с фонтаном. Врач, который только что находился в семьсот двенадцатой палате, разговаривал с ней, взяв ее за локоть. Затем он удалился, оставив ее стоять одиноко у стены.

На ее лице застыла гримаса боли. Глаза раненого зверя. Она уже знала. Врач сказал, что отец умер.

Я взяла ее за руку и повела в сестринскую комнату. Мы сели на маленькие зеленые стулья, не говоря ни слова. Она бессмысленным взглядом смотрела прямо перед собой на фармацевтический календарь, спрятанный под стекло.

— Джени, мне очень, очень жаль, — сказала я. Мои слова прозвучали совсем не к месту.

— На самом деле я не могла его ненавидеть, знаете. Я любила его, — сказала она.

«Господи, помоги ей», — подумала я.

Она неожиданно повернулась ко мне:

— Я хочу видеть его.

Моей первой мыслью было: «Зачем подвергать себя дополнительной боли? После этого тебе будет еще хуже». Но я встала и обняла ее за плечи. Мы медленно прошли по коридору к семьсот двенадцатой палате. ядом с дверью я крепко сжала ее руку, внутренне желая, чтобы она передумала. Она резко открыла дверь.

Мы двинулись к кровати, прижавшись друг к другу и вместе делая маленькие шаги. Джени наклонилась к отцу и зарылась лицом в простыни.

Я старалась не смотреть на это печальное прощание. Я отошла в сторонку, ближе к прикроватной тумбочке. Опершись о нее рукой, я наткнулась на ручку и желтый листок бумаги. Я подобрала его. Там было написано:

 

Моя любимейшая Джени!

Я прощаю тебя. Молюсь, чтобы ты тоже меня простила. Я знаю, что ты любишь меня. Я тебя тоже люблю.

Твой папа.

 

Записка дрожала у меня в руках, когда я протянула ее Джени. Она прочитала ее. Затем прочитала снова. Ее искаженное болью лицо прояснилось. В глазах засиял мир. Она крепко прижала записку к груди.

«Спасибо Тебе, Боже», — прошептала я, глядя в окно. В черной тьме неба заблестело несколько звездочек. Снежинка ударилась в стекло и растаяла, уйдя навсегда.

Жизнь кажется такой же хрупкой, как та снежинка. Но спасибо Тебе, Боже, за то, что взаимоотношения, иногда такие же хрупкие, как снежинки, могут восстановиться снова, просто времени терять нельзя.

Я тихо вышла из палаты и заторопилась к телефону. Я позвоню своему отцу. Я скажу, что люблю его36.

 

ВОПОСЫ С ГАНИЦЫ

 

1. Мой отец переживает серьезный кризис среднего возраста. По крайней мере так говорит моя мама. Объясните, пожалуйста, что это значит? Почему он немного не в себе это время?

Ну, что ж, я объясню, что значит кризис среднего возраста, хотя каждый человек уникален, и все случаи разные. Человеку в этом кризисном периоде, скорее всего, лет сорок, может, немного больше или немного меньше. Всю свою взрослую жизнь он много работал, и работа его утомила. Он прекрасно осознает, что не может позволить себе бросить работу или перейти на менее оплачиваемую должность. От него зависят слишком многие люди, не только его жена, сын-подросток и дочь, но и престарелые родители тоже. В течение многих лет его взаимоотношения с женой тоже не приносят большой радости, и он начинает подумывать, что, возможно, стоит что-нибудь поменять в этом отношении.

Большое влияние на человека оказывает его возраст. Впервые в жизни он замечает, что песок в песочных часах истекает слишком быстро. Он осознает, что лучшие годы уже позади и очень скоро он станет совсем старым. Он начинает испытывать определенную панику. Может, самым удачным словом для описания его состояния будет «западня». Жизнь проходит мимо, а он застрял в монотонном существовании, и никакого выхода из этого состояния он не видит.

В этот критический момент рядом с ним оказывается молодая и восхитительная женщина. Может быть, она разошлась с мужем, ей одиноко, и у нее свои проблемы. Она чувствует его беспокойство, и он ей кажется привлекательным человеком. Ему льстит то внимание, которое она ему уделяет. С ней он чувствует себя молодым и мужественным, и ему в голову приходят недопустимые мысли. «Может быть, а вдруг, действительно...» Перед ним открывается новый мир, наполненный похотью, свободой и независимостью.

Я общался с мужчиной, который бросил жену и четверых детей, отказавшись от весьма престижной работы. Когда я спросил его, зачем он это сделал, он сказал: «Я всю свою жизнь отдал другим людям, и, честно говоря, мне захотелось пожить для себя».

Это описание неразберихи в период кризиса среднего возраста представлено с позиции мужчины, но, пожалуйста, поймите меня правильно. Поведение этого человека оправдать нельзя и, по сути, оно привело к катастрофе всех окружающих его людей. Он причинил боль своим детям, разбил сердце жены и, по всей видимости, разрушил собственную жизнь. Поскольку Бог не будет терпеть греховное поведение, этот человек, скорее всего, отвернется от Бога и пойдет своим путем. Тем самым он совершил свою самую большую ошибку в жизни, хотя, возможно, он этого еще не понял.

Я очень надеюсь, что твой отец не пойдет тем же путем. Всей вашей семье нужно молиться о том, чтобы его глаза открылись на истину, пока не поздно. А твоей маме будет приятно прочитать книгу «Любовь должна быть строгой».

 

2. Моей подруге шестнадцать лет, и она очень своевольная девочка. В этом году она рассердилась на своих родителей и убежала из дома. Я получила от нее письмо, где она пишет, что живет на улицах Голливуда. Похоже, что с ней все в порядке, но мне бы хотелось, чтобы она вернулась домой. Я даже не знаю, как связаться с ней или как попытаться помирить ее с родителями. Они действительно очень хорошие люди.

 

Твоя подруга, по всей видимости, даже не предполагает, как сильно она рискует. Недавно я читал доклад, в котором отображены реальные опасности такого образа жизни. Шестьдесят два процента несовершеннолетних девочек, живущих на улицах, погибают, не достигнув своего восемнадцатилетия37. Это настоящая трагедия! Их либо убивают, либо они сами совершают самоубийство, умирают от болезней или погибают из-за передозировки наркотиков. Как бы мне хотелось, чтобы каждый подросток и особенно каждая девочка этого возраста знали об опасности, нависшей над ними в этих условиях. Лучше оставаться дома и постараться привести отношения в порядок, чем подвергать себя ужасам преждевременной смерти.

 

3. Вы говорили о музыке и ее влиянии на мое поколение. У меня в связи с этим возникают разные проблемы. Я стал плохо слышать на одно ухо, и пошел к врачу, чтобы выяснить, в чем дело. Он провел серию анализов, и затем сказал, что я испортил слух слишком громкой музыкой. Особый вред нанесло моему слуху слушание музыки через наушники в плейере. Я пользовался плейером еще с детского сада, но никто не говорил мне, что это вредно. Что вы скажете по этому поводу?

 

Ты узнал эту истину слишком поздно, но об этом следовало сказать тебе в раннем возрасте. Наши органы слуха представляют собой механический инструмент, зависящий от трех маленьких косточек в среднем ухе. Эти чувствительные органы работают вместе для того, чтобы передать вибрации в барабанную перепонку, где они воспринимаются уже как звук. Поэтому люди, живущие в шумном окружении, включая тех, кто постоянно подвергает себя бомбардировке громкими звуками через наушники, постоянно воздействуют на эти чувствительные органы и понижают тонкость восприятия.

Ученые провели исследование населения, живущего в спокойной деревушке в глуби Амазонских лесов. Они редко слышат звуки, громче пронзительных воплей попугаев или криков играющих и смеющихся детей. Неудивительно, что их слух остается почти совершенным даже в престарелом возрасте. В этом племени люди не знают, что такое глухота.

В противоположность этому люди, живущие в современном индустриальном обществе, подвержены постоянной бомбардировке резкими и сильными звуками. Мотоциклы, грузовики, телевидение и мощные электрические приборы бьют по ушам с утра до ночи. Молодые люди рискуют в особой степени из-за музыки. Посещение концерта «Rolling Stones» равносильно прикреплению себя к нижней части реактивного самолета во время взлета.

Певец Питер Таунсенд, главный исполнитель легендарной рок-группы «The Who», практически оглох на одно ухо, потому что многие годы играет рядом с электронными усилителями и огромными динамиками. Он опубликовал предупреждение для тех, кто любит громкую музыку. Однажды люди пожалеют о том, что так безжалостно обращались со своим слуховым аппаратом. У нас всего одно тело и сопутствующие ему органы, и нам нужно продлить срок их службы на всю жизнь.

Один девяностолетний человек недавно сказал: «Если бы я знал, что проживу так долго, я бы лучше заботился о себе».

 

4. Можете ли вы разрешить своему сыну или дочери пригласить к себе в комнату друга противоположного пола для временного или постоянного проживания?

 

Нет. Такое решение будет бесчестием Бога и нарушением нравственных принципов, на которых мы с Ширли строим свою жизнь. Я всегда готов уступить своим детям, но никогда настолько.

 


:

: 2015-09-13; : 85; !;





lektsii.com - . - 2014-2024 . (0.006 .)