ЭПОХА ПОСТМОДЕРНИЗМА

Вопросы психологии, 2003, № 1, С.99-115

Дискуссии и обсуждения

КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ:

ОТ КЛАССИЧЕСКОЙ — К ПОСТНЕКЛАССИЧЕСКОЙ КАРТИНЕ МИРА

М.С. ГУСЕЛЬЦЕВА

Автор пытается показать, что постмодернистское движение в культуре (в филосо­фии, литературе, искусстве, в стиле жизни), постнеклассическая рациональность в методологии, сетевой подход в образовании в восточной традиции, в физике — яга это. несет в себе общие черты и составляет постнеклассическую парадигму в широком смысле. В статье проводится мысль о том, что постнеклассическое состояние знания — это продуктивный путь и для пребывающей в перманентном кризисе западно-ориентированной психологии. Для выделения культурно-исторической психологии в широком смысле предлагается специальный термин — культурно-анолитическая психология.

Ключевые слова:культурно-историческая психология, методология, постне­классическая парадигма, постмодернизм, рациональность.

В данном исследовании мы поста­раемся показать, что культурно-истори­ческая психология не может оставаться в стороне от следующих «вызовов» со­временности:

1) культура постмодерниз­ма,

2) философия постпозитивизма,

3) постнеклассическая парадигма в физике,

4) информационная культура (Д. Белл, А.И. Ракитов) и сетевой прин­цип организации знания (Дж. Чу), прак­тическим выражением которых стала глобальная компьютерная сеть — Ин­тернет,

5) психотехнический и духовный опыт восточных культур.

ЭПОХА ПОСТМОДЕРНИЗМА

XX век открывается взгляду отстра­ненного наблюдателя как эпоха непре­станных «взрывов» [25]. Мир в XX в. стал изменяться с головокружительной быстротой, словно калейдоскопическая картинка; охваченное единым человечеством, пространство психологически су­зилось, как шагреневая кожа (режиссер М.А. Захаров передает это ощущение следующими словами: «Планета стала меньше, она принадлежит всем!»), и куль­тура, прекратив условно эволюционный режим течения, постоянно взрывалась то там, то тут инновациями. В.И. Вер­надский пишет о взрыве научного твор­чества: с начала XXв. «...наблюдается исключительное явление в ходе научной мысли. Темп его становится совершен­но необычным...» [5; 38].

Чуткий к переменам XX век к тому же отличается и обостренным миро-строительством. Мироощущение в духе ниспровергателя классических канонов А.Эйнштейна четко прослеживается в течениях искусства. Это и «апокалипси­ческий праздник» полотен В.Кандин­ского, и выраженный мессианизм сим­волистов, которые примеряют на себя роль поэта как преобразователя действительности. Футуризм откровенно гре­зит наяву снами о будущем, сюрреализм проектирует опасности, дадаизм выры­вает предметы с насиженных мест, ре­ально творя иные миры (так, М.Оппенгейм обтягивает мехом чашку, блюдце и ложку — мир взрывается смыслами!) [44]. Особенно показательны течения авангарда и постмодерна: «До появле­ния авангардизма культура придержи­валась упорядоченных моделей мира» [45; 243]. А.Якимович ставит проблему нового мироощущения людей, порождаю­щих искусство XXв.: «Ведь должен был случиться большой тектонический сдвиг в индивидуальной и социальной пси­хике людей, чтобы это новое искусство приобрело всеобщность и даже стало символом XX века» [45; 242]. Культура авангардизма «освоила парадоксальное искусство строить дом, в котором кры­ша — ураган, а пол — землетрясение» [45; 244].Постмодернистские течения искусства разрушают привычный мир, в котором сознание устает и засыпает, возвращают миру подвижность, полисемантичность и недоговоренность. На­ступает эпоха мезальянса, и постмо­дерн — как стиль неопределенности, размытости, избыточности смыслов — наиболее репрезентативен для неклас­сического мироощущения.

Черты новой парадигмы вкрадыва­ются и в писательское искусство, про­являясь как разностилье, «абсурдный кол­лаж» композиции, экспериментальные поиски, незавершенность, недоговорен­ность, преодоление традиций посред­ством игры с ними, вневременность или свободное скольжение пера по време­нам и культурам, пребывание сознанием в зоне «встреч человеческих» и т.п. [14].

Феноменологию вхождения менталь-ности в иную эру можно найти в пре­одоленном балете Айседоры Дункан (та­нец как возрождение религии), в «новом театре» А.Арто, В.Мейерхольда, в сим­волическом киноискусстве Л.Бунюэля, А.Тарковского, в художественных текстах Дж.Джойса, Дж.Фаулза, Дж.Барнса, У.Эко, О.Хаксли, в философских — Л.Шестова, В.Розанова, В.Джемса (прежде всего имеется в виду работа «Вселенная с плюралистической точки зрения», 1900), Ф.Нищие[1], в живописи С.Дали... Согласно В.В.Иванову, смысл авангарда — превратить культуру из «застывшей» в действительно «горячую», разрушить традиционные классические формы посредствомэстетической игры с ними.

Важно отметить произошедшую в XX в. перемену механизмов культурогенеза: традицию не опровергают, с ней не воюют, но освобождаются от нее, критикуя и переосмысливая. Не «бороться с», а «участвовать в» — кредо аван­гарда. Логика новой парадигмы — это логика сфинкса. Авангард и постмодернизм сражаются с логикой, со здравым смыслом, причинностью — в частности, средствами «коллаж-абсурда» [14].

На наш взгляд, неклассическое ми­роощущение[2] стоит за вышеназванны­ми духовными течениями века, за приведенной феноменологией скрывается, прорисовывается совершенно иной об­раз мира. Согласно этому неклассичес­кому взгляду, мир — многомерен, мно­гогранен, гетерогенен и мозаичен, и то, каким он нам предстает, зависит преж­де всего от фокусировок нашего созна­ния. События в этом мире не ограни­чиваются причинно-следственными де­терминистическими связями, но могут быть рассмотрены через связи смысло­вые, синхронистичные [43], энергетиче­ские, структурные. В этой логике мир представляет собой не что иное, как способ описания. Мир рукотворен, мир выстраивается видящим сознанием, но, с другой стороны, мир неопределен и непредсказуем. Мы живем в реальности, где Порядок вечно сражается с Хаосом. Не случайны в XXв. ни популярность теории самоорганизации И.Р.Пригожина и соавторов, ни рождение литератур­ного жанра фэнтези, представленного та­кими авторами, как У. ле Гуин, Р. Желязны, М. Муркок и другие.

Подобный культурный контекст ока­зал влияние и на ментальные установки. К концу XX в. интеллектуальный мир стал рефлексивнее и толерантнее: дур­ным тоном сделалось пребывать в убеж­дении, что исключительно наша точка зрения верна, а незыблемость личнос­ти — признак ее душевного здоровья. Пришло понимание того, что любая тео­рия спекулятивна (особенно четко эту ме­тодологическую проблему высветил пост­позитивизм), поскольку имеет в своей основе интуиции и внелогические пред­почтения. Настало время для толерант­ности, для осознания взаимодополни­тельности разных познавательных «ло­гик» — «божественной» (где 1 =3), «вос­точной» (где результат зависит от кон­текста), «научной» (2x2=4), для презумп­ции ума (М.К.Мамардашвили).

К.Поппер в «Нищете историцизма», Ж.-П.Сартр в «Проблеме метода» по­казали, что научное знание небезупреч­но. Вот и Дж. Брунер в статье «Празднуя разнообразие...» размышляет об особой логике нарратива [3]. Подобного рода культурные и ментальные предпосылки побуждают задуматься о методологиче­ских ориентирах психологии в этой но­вой реальности. Какая методология адек­ватна современности и способна решить встающие перед культурно-историческим исследованием задачи?

На наш взгляд, это методология пост­модернистской, постнеклассической, се­тевой парадигмы[3].