КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
МЕТОДОЛОГИЯ В ПОИСКАХ ГРЯДУЩЕЙ ПАРАДИГМЫБлагодаря работе Т. Куна «Структура научных революций» [22] наш исследовательский инструментарий обогатился представлением о парадигмах, и современному исследователю-гуманитарию привычно отдавать себе отчет о контекстах, в рамках и пределах которых функционирует наше сознание. Это стало и требованием мыслительной культуры, и, говоря языком М.Хайдеггера, признаком «герменевтически воспитанного сознания». Поэтому заявить сегодня, что мы живем в эпоху перехода от классической к неклассической картине мира (в отдельных областях — к пост-неклассической), живем в преддверии новой парадигмы — значит подвести итог многим и многим наработкам и размышлениям исследователей ушедшего века [5], [36] (см. также [1], [2; 5-10]). Иное дело, что содержание грядущей парадигмы предугадывалось лишь в общих очертаниях, в связи с чем возникали и разные названия: «неклассическая и пост-неклассическая парадигмы» в физике (B.C. Степин и другие), «психозойская эра» в естествознании (Д. Ле Конт, П. Тейяр де Шарден, Л.Агассио, А.П.Павлов, В.И.Вернадский), «информационная культура» (Д. Белл, А.И. Ракитов и другие). К. Левин, проводивший аналогии между психологией и физикой, выделил два способа мышления в этих науках — аристотелевское и галилеевское [24]. Разрешение кризиса в психологии рассматривалось им в контексте смены методологических установок: переходе от классов — к сериям, от объектов — к ситуациям. Благодаря диалогу с физикой, устроенному К.Левиным, психология обогатила свою систему понятий, приобрела новое объяснение психологических механизмов поведения личности, а «теория поля» стала существенным шагом на пути к неклассической психологии[4]. Если вдохновителем неклассической психологии в определенной мере явилась теоретическая физика, но на становление постнеклассической существенное влияние оказывает культурология. Несомненно, в развитии психологии первой половины XXв. галилеевский способ мышления был определенным прорывом, но к концу столетия стали видны и его недостатки. Благодаря сравнительным исследованиям обнаружилось, что в основу «классификации в терминах ценностей» положена другая логика: не отсталая, не ошибочная, а просто иная; что западный способ познания не может быть однозначным образцом научного исследования, поскольку, несмотря на все технологические достижения, он лишен космического самоосознания, оторван от духовности и ведет мир и человека к кризису — глобальному, персональному, экологическому [11], [28], [42]. Это агрессивный[5] стиль мышления, который в конечном счете разрушает и насилует Вселенную. Культуры же, сохранившие исток духовности в научном познании, в XXIв. вырываются вперед: пример Японии в этом смысле очевиден, на очереди — взлет Китая, могучий духовный потенциал накоплен у Индии, ждущей своего часа. Евроамериканская логика исчерпала свой ресурс. «Закат Европы» и Америки, предсказанный культурологами, осуществляется в этом смысле6. К концу XX в. неизбежным сделалось сближение Востока и Запада, образа и дискурса, действия созерцания, гуманитарных и естественно-научных, интуитивных и логических, древних и современных стилей мышления, а также конвергенция человечества и природы, нашедшая теоретическое обоснование в учении о ноосфере. Философ и физик в одном лице Ф.Капра, автор работы «Дао физики» [16], знаменит не столько тем, что проартикулировал существенное сходство между современной теоретической физикой и древневосточными философскими учениями, сколько подвижничеством в преодолении механической картины мира, популяризацией черт неклассической парадигмы в познании. «Классическую», ньютоно-картезианскую парадигму, преодоленную в начале XXв.в физике (но частично сохранившуюся в ряде социальных наук, например, в психологии), можно свести к ряду постулатов, перетолковываюшихся в определенных контекстуальных диапазонах: идея прогpecca, практика как критерий истины, противопоставление субъекта объекту, установка на овладении природой, требование объективности и прикладного приложения (эффективности) от знания, приоритет естественно-научной методологии, предсказуемость, пандетерминизм. Сохраняясь в ментальности исследователей, эта парадигма становилась источником как кризиса рациональности частных наук, так и глобального экологического кризиса. Соответственно путь преодоления этих кризисов виделся в переходе к «неклассической» (а позднее — к «постнеклассической»7) релятивистской картине мира, а именно: от объектов — к отношениям между объектами, от культа детерминаций – к неопределенности и неоднозначности, от единственности – к множественности интерпретаций, от тотальности – к самоорганизации (в сфере идеологии — к толерантности, в методологии — к «системному плюрализму» [34]). Путь, проделанный физикой в преодолении ньютоно-картезианской картины мира, заманчив и многообещающ и для других наук. Ведь современные физики (Дж. Чу, Д. Бом, Ф. Капра и другие) пришли к иному пониманию научности! Этому пониманию способствовали и теория А.Эйнштейна, и работы Н.Бора, и взгляды, изложенные в «Физике и философии» В.Гейзенбе рга, и «бутстрэпная» теория Дж.Чу8. В книге «Уроки мудрости» Ф. Капра популярно излагает сетевую концепцию Дж.Чу, оказавшую влияние на постнеклассические взгляды современной физики: «Тот факт, что все научные понятия и теории — это лишь приближения к истинной природе реальности, значимые лишь для определенного диапазона явлений, стал очевидным для физиков в начале века, благодаря драматизму открытий, приведших к формулированию квантовой теории. С тех пор физики научились рассматривать эволюцию научного знания как последовательную смену теорий или «моделей», каждая из которых более точна и более широко применима, чем предыдущие, но ни одна не представляет собой полное и окончательное описание естественных явлений. <...>. Чу полагает, что наука будущего может представлять собоймозаику пересекающихся теорий и моделей "бутстрэпного " типа. Ни одна из них не будет более фундаментальной, чем другие, и все они должны быть взаимно согласованными. В конце концов наука такого рода выйдет за пределы условных разграничений между дисциплинами, используя те языки9, которые оказываются подходящими для описания, различных аспектов многоуровневой, взаимосвязанной структурной ткани реальности [17,60-61] (курсив мой. – М.Г.). Строительные, архитектурные метафоры, которыми пользовался XIX в., к концу ХХв. уступили место метафоре сети (Дж.Чу). О роли же метафоры в культуре, в частности при смене парадигм, замечательно свидетельствует А. Генис: «Смена вех — это смена реальностей. Создают реальность метафоры. Как любые слова, образы, мысли, они хоть и кажутся нематериальными, обладают громадным энергетическим потенциалом» [7; 123]. Так, XIX в. объединяли архитектурные метафоры. Затем «органические метафоры постепенно разъедают классическую научную парадигму» [7; 124]. Механический принцип сменяется экологическим. «Вселенная опять срастается в мир, напоминающий об архаическом синкретизме, не умеющем отделять объект от субъекта, дух от тела, материю от сознания, человека от природы. Эта близость стала отправной точкой для диалога нопой науки с древними мистическими учениями» [7; 125]. Главная же особенность сетевой парадигмы в постнеклассической физике — отсутствие твердых оснований. «Научные теории никогда не могут дать полного и определенного описания реальности... Признание этого – существенный аспект современной науки...» [17; 59]. Ее успехи обеспечивает возможность аппроксимации [17]. Иными словами, приблизительность оказывается более точной! 10 В этом смысле уместно привести следующий пример. Одно из подтверждений эффективности художественных методов постижения реальности мы находим в отзыве Н.Я.Эйдельмана о книге Ю.Н.Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара», посвященной биографии А.С.Грибоедова. Специалистам известно, сколь мало осталось сведений о его жизни: часть бумаг сожжена перед арестом, другой архив бесследно растаял после гибели в Тегеране. Тем не менее, исследования жизни и творчества А.С.Грибоедова процветают усилиями профессионалов и энтузиастов. И вот любопытная деталь: в первой четверти XXв. Ю.Н.Тынянов пишет свой знаменитый роман-исследование, «опыт научной фантазии», и... «Тынянов угадал, преувеличивая, на что имел художественное право как автор романа, и поэтому он все же много ближе к истине, чем его оппоненты», — замечает Н.Я. Эйдельман [41; 166]. А между тем тот же Н.Я.Эйдельман указывает на умышленные искажения Ю.Н.Тыняновым реальных фактов, искажения, переинтонирующие, смешающие и сгущающие смысл (например, замена фамилии Катенин на Булгарин в адресате письма и т.п.). Ю.Н.Тынянов искажает, сгущает время и характеры, нагнетает едва уловимое и — оказывается «ближе к истине», чем многие кропотливые исследователи! Казалось бы, парадокс. Но может ли быть иначе? Ведь Ю.Н. Тынянов потому ближе к истине, что его метод — «опыт научной фантазии», художественное вживание — позволяет овладеть целостным А.С. Грибоедовым и неизвестное «угадать, преувеличивая». Прочие же исследователи, точно придерживающиеся фактов, имели дело лишь с частичным А.С.Грибоедовым («жертвой», «декабристом», «экспериментатором»), каждый был прав по-своему, но неоднозначная, живая личность А.С. Грибоедова была утеряна. А теперь — внимание: этот пример имеет самое непосредственное отношение к психологии — как квинтэссенция ее проблем: виртуозное владение частностями в различных психологических школах – при утрате целостности жизни! В психологии, на наш взгляд, искомую целостность позволяет обрести культурно-аналитическая психология [10], ориентирующаяся на дух (но не букву!) постмодернизма, сетевой принцип организации знания, «системный плюрализм», признающая множественность типов рациональности иразнообразие методов исследования. Однако в философии, психологии, культурологии уже работали мыслители, которым был органичен именно такой — «постнеклассисеский», «пост-модернистский», «сетевой подход». В их числе и В.Джемс (автор идеи «потока сознания» и «плюралистического мышления»), и К.Юнг, иА.Маслоу, и Й. Хейзинга, и X. Ортега-и-Гассет. Большой вклад в исследование проблемы постнеклассической рациональности был внесен разработками философии постпозитивизма. Например, крайне продуктивными представляются попытки обоснования новой методологии П.Фейерабенда. В работе «Против методологического принуждения» автор подчеркивает, что мы должны оставлять за собой право выбора, а не ограничивать себя заранее. Традиции же научного образования несовместимы с позицией гуманизма и препятствуют разностороннему развитию индивидуальности: как повязки сжимают ноги китаянки, так и они калечат человека, сглаживая выдающиеся черты. «...Религия человека, его метафизика или его чувство юмора ...не должны иметь никакой связи с его научной деятельностью. Его воображение ограничено, и даже язык не является его собственным. Это в свою очередь находит отражение в природе научных «фактов», которые воспринимаются как независимые от мнений, веры и основ культуры» [37; 22—23). В противовес этому П.Фейерабенд разработал плюралистическую методологию, называемую иногда «методологическим анархизмом». Суть ее может быть передана рядом следующих положений автора. 1. П.Фейерабенд рекомендует использовать метод противоиндукции. Зачастую данные, способные опровергнуть теорию, могут быть получены лишь с помощью альтернативной теории, несовместимой с первой. Потому-то так важно, чтобы в науке былокак можно больше различных теорий. 2. П.Фейерабенд призывает смелее применять операции со смысловыми контекстами. Ученому следует стремиться сравнивать идеи с идеями, он должен стараться улучшить, а не отбросить идеи, не выдерживающие сравнения. Например, он может сравнивать представления о человеке и космосе, содержащиеся в Книге Бытия или «Поимандре» (одном из текстов Гермеса Трисмегистра), с современной теорией эволюции и обнаружить, что теория эволюции не столь хороша, как об этом обычно думают, и должна быть дополнена усовершенствованным вариантом Книги Бытия [37; 33]. Наслоение смыслов создает ситуацию неопределенности и избыточности, где легко вспыхнуть искрам инноваций. (Обратим внимание, насколько это конгруэнтно духу постмодернизма, в котором традиция не опровергается, а включается в диалог, в игру.) 3. Автор рекомендует черпать альтернативные идеи из прошлого. (И опять- таки, эта эвристика находит применение в современной теоретической физике, перепрочитывающей в научном контексте древние мистические учения.) 4. П.Фейерабенд предлагает привлекать «вненаучные средства». Наука, утверждает он, может опираться на мифологии, религии, суждения дилетантов («Все знали, что это невозможно, а он не знал — и совершил открытие!»), фантазии сумасшедших... Мы не должны ограничивать ни свое воображение, ни чувство юмора, ни метафизические представления, не должны лишать себя животворящей подпитки культурой10. Современная психология также не может оставить без внимания тексты К. Поппера, С. Тулмина, М. Полани и других методологически ориентированных мыслителей.
|