ЧАСТЬ ВТОРАЯ. 2 страница

Трудно даже самому ловкому журналисту быть вездесущим. Потому-то в ассоциации образовался своеобразный рынок: обмен информацией. Когда назревали важные политические события, все журналисты объединялись, распределяли обязанности, выбирался координирующий центр – и наставала эпоха великой солидарности и творческого содружества. И неважно, что в данный момент существовали трения между странами, представителями которых корреспонденты являлись, журнальной братии нет никакого дела до трений: все они патриоты одной державы – шестой!

В ассоциации обычно верховодил корреспондент, в совершенстве владеющий языком того государства, где ассоциация находилась. В Токио задавал тон некто Бранко Вукелич, фоторепортер парижского иллюстрированного Журнала «Вю» и корреспондент белградской ежедневной газеты «Политика», мужчина лет тридцати, высокий, подтянутый, с широким добродушным лицом и хитроватыми, насмешливыми глазами. Одевался он просто, но изысканно, жил сначала в отеле «Империал», затем перебрался в дом «Банка» в районе Хонго-ку. В Токио он появился 11 февраля этого года, но быстро упрочил свое положение среди «топтателей земного шара», как называли в Японии газетчиков. Вукелич успешно овладевал японским разговорным языком. Безукоризненно знал он французский, английский, итальянский, немецкий, испанский. Настоящий газетный волк-международник! По национальности хорват, по характеру француз, он был женат на датчанке и в своем лице как бы представлял многоязыкую Европу. Бранко слыл щедрым, охотно передавал менее удачливым собратьям редкие снимки, иногда предоставлял им для работы свою хорошо оборудованную фотолабораторию. Злые языки поговаривали, что Бранко по ночам фабрикует видовые открытки и сбывает спекулянтам, но добродушный фоторепортер только посмеивался в ответ и не опровергал слухов. Каждый делает деньги как умеет. Да фоторепортера никто и не осуждал: все жили голодновато, и каждая пена была па счету. А у Бранко жена, ребенок. Им даже восхищались: Бранко – проныра из проныр. Его ядовито-зеленую «карточку прессы» видели и в приемной премьер-министра Японии, и в министерстве иностранных дел, и в гостиной адмирала X. Като, душителя Советской власти во Владивостоке в 1918 году, бывшего начальника морского генерального штаба. Ворчливый усатый адмирал щеголял знанием русского языка. Но Бранко, к сожалению, не владел этим языком.

По случаю вступления в ассоциацию Рихард пригласил собратьев по перу в «Империал», угостил обедом и хорошим вином. Все решили, что он свой парень, не задавака, обычаи «шестой державы» блюдет. Вукелич хоть и присутствовал в компании, но ни словом не обмолвился с Зорге. Время еще не наступило. Оба изучали друг друга: опасались, как бы иностранная контрразведка не подсунула подставное лицо – ведь до этого Бранко и Рихард никогда не встречались.

Весьма тщательно готовился Зорге к обеду в немецком посольстве. Он понимал, что ему просто-напросто повезло на первых порах. Обед в посольстве – это вам не какой-нибудь «а ля фуршет», когда пьют и закусывают стоя. На обед попадают избранные. "В приглашении указана форма одежды – фрак. Через фрау Отт Зорге разыскал лучшего портного. В восемь часов вечера начался дипломатический прием. Присутствовали высокопоставленные чиновники японского министерства иностранных дел, японские журналисты, военные. Зорге усадили на далеко не почетное место. Он пока что был на запятках, и никто не обращал на него внимания.

И лишь приехавший из Нагои стажер-абверовец подполковник Эйген Отт, которого посольские упорно не хотели принимать за «своего», так как армейский офицер есть армейский офицер – и ничего больше, шумно приветствовал Рихарда. Наконец-то в Токио пожаловал приличный человек… Отт все время чувствовал себя отверженным и искренне обрадовался появлению корреспондента. Он сразу же распознал «родственную душу». Фрау Отт успела шепнуть мужу кое-что о высоких покровителях журналиста: Геббельс, Функ. Давно ли Отт издевал-

ся над «богемским ефрейтором»!.. Сейчас фрондерства как не бывало. Протягивая руку, Отт вскричал: «Я вас знаю!

Мы встречались в «Бюргербрейкеллере»!» У подполковника Отта была хорошая память. Но сейчас он ошибался, а возможно, тоже путал Рихарда с Вольфгангом Зорге. Выгоднее было притвориться, что они в самом деле по

знакомились в Мюнхене, в пивном погребке «Бюргербрейкеллер». Этот погребок уже вошел в историю нацистской партии, стал своего рода Меккой закоренелых фашистов. Погребок был колыбелью знаменитого путча нацистов 8 ноября 1923 года. Гитлер в окружении «золотых фазанов» наведывался сюда каждый год. Рихард расплылся в счастливой улыбке и с чувством пожал руку подполковнику. Так встречаются старые друзья, единомышленники!..

Все это со стороны выглядело весьма правдоподобно. Ого, оказывается, доктор Зорге пользуется широкой известностью!.. Рихард не удержался от коварного комплимента Отту. Он сказал, что именно в «Бюргербрейкеллере» фюрер впервые назвал офицеров будущего вермахта «людьми первого сорта». Отт просиял и сразу же представил корреспондента японским военным. Зорге получил приглашение в гости к Оттам. Ведь корреспондент влиятельных газет одной меткой фразой поднял подполковника в глазах общества. Конец изоляции и косым взглядам!.. А так как от, косых взглядов посольских дам больше всего страдала его жена, Отт был вдвойне счастлив.

За столом фройляйн Гааз сидела напротив Зорге и не сводила с журналиста сияющих глаз. Над немецкой колонией в Токио висела тяжелая, безысходная скука. Надоевшие лица, однообразная жизнь. Все интересные мужчины женаты и предпочитают проводить досуг в семейном кругу – в увеселительные заведения Асакусу вход им наглухо закрыт. Она видела его жесткое, волевое лицо, мощный лоб с небольшими залысинами, волнистые темно-каштановые волосы. Даже когда он улыбался, пронизывающий взгляд его голубых глаз не становился теплее. По мнению фройляйн, это и был идеал мужской красоты.

Гааз не любила ездить в воскресные дни в Камакуру, но, когда собралась небольшая компания, куда вошли супруги Отт и Зорге, фройляйн присоединилась к этой компании.

Потом они купались в море, фотографировались на каменных ступенях шестнадцатиметровой бронзовой статуи Будды, побывали в синтоистском храме, где хранится зеркало богини солнца Аматерасу. Совсем осмелевшая фройляйн пояснила, что в самой священной части синтоистских храмов обязательно хранятся зеркало и меч: зеркало символизирует женщину, которая должна всегда быть лишь отражением мужчины, меч – мужчину, самурая. Тут-то Зорге и взглянул впервые на фройляйн с интересом: ведь он был новичком, и его занимало все, что связано с обычаями японцев. Он извлек блокнот и деловито записал притчу о мече и зеркале. Кстати, он сказал своим друзьям, что через несколько дней, 4 октября, собирается отметить свое тридцативосьмилетие. Все они должны быть и принять участие в составлении меню. Самый узкий круг…

Зорге отметил свой день рождения в отеле «Империал». Круг оказался не таким уж узким. Собрались почти все посольские, жена подполковника Отта (сам Отт ускакал в Нагою в артиллерийский полк), присутствовали даже высокопоставленные японцы. Об этом отеле японский поэт коммунист Накано сказал: «Здесь – Европа. И даже собаки здесь говорят по-английски. Здесь – этикет европейский».

Хозяин оказался щедрым и, выбирая вино, показал свой безукоризненный вкус. Все остались довольны. А как он танцевал! Случилось так, что именно в этот день фройляйн Гааз оказалась нездоровой. Чаще всего Зорге танцевал с фрау Отт. Случилось также, что ему пришлось провожать ее домой. Разгоряченная вином и танцами, она болтала без умолку и сказала, что назначение подполковника Отта помощником атташе – дело решенное. Скоро ее супруг вернется в Токио… Последние слова были произнесены с грустью. Видно, фрау не любила своего мужа и он был ей в тягость. А возможно, ей просто нравился приятный кавалер Зорге. Во всяком случае, они выяснили, что оба поклоняются Моцарту, и Рихард был приглашен в дом Оттов послушать игру хозяйки. Корреспондент с удовольствием принял очередное приглашение: помощник военного атташе – это уже кое-что!

Руководителем организации считался Зорге. Организации же как таковой пока не существовало. Прибыли в Японию отдельные лица. С ними следовало связаться. Организацию надлежало создать. Для начала – сколотить ядро. Ядро обрастет людьми. В ядро должны войти, кроме Зорге, Бранко Вукелич, неведомый художник Мияги, радисты Эрна и Бернгард. Разумеется, никто из них, кроме Рихарда, не имел четкого представления о предстоящей работе. Им ясна лишь общая задача: своей деятельностью защитить Советский Союз от происков империалистов. Во имя этой высокой цели они и вызвались поехать в Японию.

Рихард рассчитывал также разыскать и привлечь в группу своего старого друга Одзаки Ходзуми, вернувшегося из Шанхая в Японию и продолжавшего сотрудничать в газете «Осака Асахи».

Радисты Бернгард и Эрна приехали в Токио несколько раньше Зорге. Они уже успели установить контакт с Вукеличем и должны были представить югослава Рихарду. Встреча состоялась. Зорге и Вукелич закрылись в кабинете, обменялись паролями. И тогда все наигранное, напускное сразу исчезло. Остались два коммуниста- подпольщика. Преобразилось и лицо Вукелича: сделалось твердым, одухотворенным, как в те времена, когда он выступал на студенческих, митингах в Югославии, как в тот памятный день осени 1932 года, когда его приняли в члены коммунистической партии. Спрашивал Зорге. Вукелич отвечал. У него накопилось изрядное количество информации – разрозненные факты, все, что удалось добыть у словоохотливых корреспондентов Англии, Америки, Франции, в посольствах этих стран, в редакциях газет «Джэпен таймс», «Джэпен адвертайзер», издающихся в Токио, в телеграфных агентствах. Договорились, что и впредь Вукелич будет нести ответственность за сообщения о намерениях западных держав на Дальнем Востоке. Токийская ассоциация представляла благодатное поле для подобной деятельности, ее следовало использовать с наибольшим эффектом. Надлежало стать своим человеком во французском посольстве, сделаться сотрудником французского агентства Гавас.

Радовало Зорге то, что один из флангов организации – контроль за деятельностью посольств Англии, Франции, Америки – надежно обеспечен. Здесь Вукелич был на своем месте, его работа сулила немаловажные результаты. У него наметан глаз на все ценное, значительное. А обобщать, создавать цельную картину международных политических отношений, ставить прогнозы – это уж дело Рихарда. Фотолаборатория Бранко, не вызывая подозрений контрразведки, могла обеспечить организацию миниатюрными фотокопиями самых различных докумен- тов, которые следовало переправлять в Китай для передачи курьерам Центра.

Им не доводилось встречаться раньше. Но еще в Москве, когда решался вопрос о составе группы «Рамзай», Зорге остановил свой выбор именно на Вукеличе. Выбор не был случайностью или результатом спешки. Нет. Рихард основательно изучил все, что имело отношение к биографии Вукелича и его подпольной деятельности, и перед мысленным взором возник облик мужественного человека, не способного на компромиссы с собственной совестью.

Бранко Вукелич, хорват но национальности, родился 15 августа 1904 года в семье офицера, обнищавшего дворянина Мшивая де Вукелича. Отец Бранко был сначала офицером австро-венгерской армии, а затем служил в королевской армии Югославии.

Мшивай де Вукелич отличался довольно либеральными взглядами, писал стихи и даже оставил какой-то след в югославской поэзии.

Главенствующая роль в семье принадлежала матери Бранко Вильме Вукелич, женщине весьма незаурядной, обладающей живым, страстным характером. Она любила музыку, поэзию, живопись, но больше всего увлекалась политикой. Вильма Вукелич ненавидела корону Габсбургов, она мечтала о свободной Хорватии под эгидой республики. Эту ненависть к поработителям она воспитала и в детях. Не случайно в доме Вукеличей любимым поэтом был Шандор Петефи, и сыновья Бранко и Славко часто дели его боевые песни.

Из-за службы отца семья часто меняла местожительство. Кроме Бранко и Славко, было еще двое детей: Лилиана и Элеонора. Детство Бранко прошло в Югославии, в городе Освек, затем в Венгрии, в городе Печь. Кроме родного хорватского и венгерского языков, дети знали немецкий. Вильма предпочитала «свободное» воспитание – она ничего не навязывала детям и старалась проникнуть в их мир как старший друг, с которым можно поделиться своими мыслями. Дружеские отношения с матерью сохранились на всю жизнь. Вильма имела огромное влияние на сыновей, и ей принадлежала ведущая роль в формировании их личностей. С детства они слышали слово «свобода» и вместе с матерью радостно приветствовали русскую Октябрьскую революцию. Австро- венгерское государство распалось. Мир без аннексий и контрибуций, право наций на самоопределение вплоть до отделения – вот что импонировало Вильме Вукелич в идеях русской революции. Как никогда, были близки к осуществлению мечты о свободной Хорватии, ведь хорваты – самый многочисленный после сербов народ юго- славянских земель. Но в мире было все куда сложнее. Италия начала оккупацию хорватских и словенских земель в Юлийской Крайне, Истрии и Далмации. Буржуазные депутаты Народного веча, боявшиеся нараставшего революционного и национально-освободительного движения, приняли 24 ноября 1918 года решение об объединении государства словенцев, хорватов и сербов с королевством Сербии и Черногорией в единое государство. Власть в стране захватили сербское офицерство и чиновничество, которые проводили но отношению к другим народам шовинистическую политику.

В это время семья переехала в столицу Хорватии Загреб, где полковник Милован де Вукелич, теперь уже офицер королевской армии Югославии, преподавал в Высшей военной школе. Семья Вукеличей была в центре всех общественных событий и жила самой беспокойной жизнью. Полковник Вукелич, будучи хорватом, конечно, осуждал великодержавный шовинизм правительства, но как офицер королевской армии стремился укрепить свое положение и извлечь какие-то выгоды из различных политических ситуаций.

Юность Бранко проходила на фоне грандиозных событий. В стране происходили крупные волнения крестьян, рабочих, солдат. Особенно отличалась такими волнениями Хорватия. Национально-освободительную борьбу хорватского народа возглавила крестьянская партия Степана Радича. Партия требовала предоставления Хорватии права на самоопределение и самостоятельной конституции в рамках единой Югославии при сохранении монархии. Эти требования были направлены президенту США Вильсону и премьер-министру Франции. Но Вильсон не пожелал даже прочитать предъявленный ему документ. Франция также отказалась рассматривать эти требования.

Между тем волнения в стране не утихали. Все чаще упоминалась Советская Россия, где был провозглашен принцип самоопределения наций. Венгерская революция (та самая социальная революции, о которой мечтал Шандор Петефи) еще больше активизировала рабочий класс и крестьянство. Мощные забастовки работах про- шли по всей стране. Крестьяне захватывали помещичьи земли. В этот период было принято решение о создании единой Коммунистической партии Югославии, ведущую роль в которой занял рабочий класс.

Такова была политическая ситуация в стране, когда Бранко поступил в Загребский университет.

Он мечтал стать архитектором. Мать подметила в юном Бранко страсть к рисованию. Он брал альбом и целыми днями бродил по Загребу, срисовывал башню Лотршчак, Каптолскую башню, крепость Градец, церковь святого Марка. Загреб издревле славился своими архитектурными памятниками, картинными галереями. Загреб славился также архитекторами Ковачичем, Эрлихом, Шеном, которые не только преподавали в университете, но много строили сами и явились создателями загребской архитектурной школы, получившей широкую известность. Загреб стал центром зодческого искусства, и крупные специалисты университета вели проектирование для других районов страны.

Профессия архитектора сулила большие перспективы, и мать посоветовала Бранко поступить в университет на отделение архитектуры. Это вполне соответствовало стремлениям самого Бранко. И вот он в университете, горячо берется за учебу, слывет лучшим студентом факультета. Но жизнь властно стучится в двери аудиторий.

17 августа 1921 года на югославский престол вступил король Александр Карагеоргиевич. Правительство внесло в Учредительное собрание предложение – принять коллективную клятву на верность королю. Коммунисты покинули Учредительное собрание с возгласами: «Да здравствует социалистическая Югославия!» Коммунистическую партию объявили вне закона, за принадлежность к КПЮ приговаривали к смертной казни. Сорок тысяч коммунистов и революционно настроенных рабочих были брошены в тюрьмы. Именно в это время Вукелич вступает в группу студентов-марксистов. Он сделал это втайне от родителей, так как считал себя вполне самостоятельным человеком. Только младший брат Славомир, или Славко, знал, где Бранко прячет листовки.

Студенты-марксисты причисляли себя к коммунистической партии. Каждый считал великой честью в тревожное для родины время участвовать в революционном движении. Марксистский клуб Загребского университета стал средоточием молодых революционных сил.

Крестьянская партия относилась враждебно к коммунистическому движению. Степан Радич ездил в Лондон, в Париж, в Вену, пытаясь добиться поддержки этих стран в стремлении крестьянской партии сделать Хорватию независимой, мирной крестьянской республикой. Но попытки Радича не увенчались успехом.

Чтобы усилить крестьянскую партию и удержать свои позиции лидера, Степан Радич решил отправиться за поддержкой в Москву.

В сентябре 1924 года в Загребе открылся съезд Хорватской республиканской крестьянской партии. Город оказался во власти десятков тысяч крестьян, приехавших из Далмации, Словении, Сербии, Боснии, Воеводины. Газета «Слободен дом» в это время писала: «Каждое упоминание о Советском Союзе вызывало бурю восторга – непрерывно раздавались возгласы: «Да здравствует Советский Союз!» К крестьянам присоединились студенты Загребского университета, они разбрасывали листовки, призывающие к конфискации и разделу земель крупных собственников, к союзу с Советской Россией.

Степан Радич недавно вернулся из Москвы и теперь на съезде требовал установления Югославией дипломатических связей с Советским Союзом. В день возвращения Радича из СССР на привокзальной площади в Загребе собрались тысячи и тысячи крестьян и рабочих. Газета «Политика» (с которой Вукеличу суждено вступить в самые тесные отношения) так описывала это событие: «Радич был встречен тысячами крестьян и горожан, приветствовавших его возгласами: «Да здравствует наша народная Хорватия!», «Да здравствует Советский Союз!»

В те дни, когда крестьяне держали власть в Загребе, полиции не было видно. Но съезд закончился, крестьяне разъехались. Начались жесточайшие репрессии. Степана Радича бросили в тюрьму. Хорватскую республиканскую крестьянскую партию, входившую в Крестьянский интернационал, распустили, объявили вне закона. Полиция не обошла и мятежных студентов Загребского университета: в декабре 1924 года Бранко Вукелича и его товарищей арестовали. Славко гордился братом, мать была напугана. Она сделала все возможное, чтобы вызволить Бранко из тюрьмы. Его отпустили, выдали на поруки, но навсегда занесли в «черный» полицейский список.

Возможно, в этот трудный для семьи Вукеличей период и начался разлад между родителями Бранко, разлад, который в дальнейшем привел к полному разрыву их личных отношений. Королевский офицер либеральных взглядов, полковник Милован Вукелич не мог относиться безучастно к тому, что Вильма с ее «фрондерством» толкала сыновей на гибельный путь политики и ставила под угрозу карьеру мужа. Но Вильма всецело была на стороне Бранко. Она надеялась на революцию в Югославии, в результате которой ее родная Хорватия получила бы свободу и независимость.

Выйдя из тюрьмы, Бранко стал партийным функционером. Коммунистическая партия готовилась к III съезду, Вукелич установил связи между организациями различных городов, ездил даже в Брно, в Чехословакию, где недолго обосновался, скрываясь от загребской полиции.

В Загребе свирепствовал! белый террор. К власти пришло новое правительство ярого реакционера, ставленника дворцовой клики Узуновича, который в первый же день заявил, что пора кончать с игрой в парламентаризм, нужно железом и кровью подавить всякое свободомыслие. В Югославии царила безработица, деревня была разорена, аферы и махинации в правительственных кругах приобрели небывалый размах.

Степан Радич и руководство Хорватской крестьянской партии пошли на переговоры с: великосербскими кругами, что для Вильмы Вукелич было худшим видом предательства. ХПК отказалась от своих республиканских лозунгов и признала династию Карагеоргиевичей. Радич получил портфель министра просвещения.

Коммунистическая партия, находившаяся в подполье, переживала в этот период большие трудности. Фракционная внутрипартийная борьба не давала возможности коммунистам возглавить движение масс в этот период обо стройного политического положения в стране. Влияние КПЮ на политическую жизнь было очень слабым.

Вернувшись в начале 1926 года в Загреб, Бранко нашел мать разочарованной и приунывшей. Осуществление ее мечты о свободной и независимой Хорватии отдалялось на неопределенное время. К тому же Славомир пошел по стопам старшего брата и мог в любую минуту оказаться в тюрьме как политически неблагонадежный. Отношения ее с мужем окончательно испортились. Жизнь в Загребе становилась невыносимой. Тревожась за безопасность сыновей, Вильма убедила Бранко уехать во Францию. Позже он напишет: «Непосредственной причиной моего выхода из марксистского клуба в 1926 году, а также прекращения сотрудничества с коммунистическим движением был совет моей матери, по косвенно здесь сыграло свою роль и то, что некоторые доводы матери я считал в то время правильными. К тому времени революция в Болгарии, Германии, Италии, Австрии и Венгрии, то есть во всех странах, окружающих мою родину Югославию, была подавлена. Мне и моим товарищам в Югославии ничего не оставалось, кроме того, чтобы ждать своей очереди быть арестованными полицией».

В 1926 году Вильма Вукелич окончательно порвала с мужем и вместе со своими четырьмя детьми уехала из Загреба в Париж. Решение Вильмы переехать именно в Париж было не случайным. В это время в Париже обосновалось очень много югославских политических эмигрантов, и семья Вукеличей могла рассчитывать хотя бы на моральную поддержку соотечественников.

Им удалось спять отдельный особняк в предместье Парижа Кламаре. Дети удачно устроились учиться: Бранко поступил в Сорбоннский университет на юридический факультет. Славко стал студентом Высшей электромеханической школы. Лилиана училась в ателье модельеров женской одежды. Эля еще в Загребе проявила себя талантливой балериной, а в Париже она посещала балетную школу. Сама Вильма занялась активной журналистской деятельностью, а позже стала писательницей.

Дом в Кламаре стал излюбленным местом эмигрантской молодежи. Это были друзья Бранко и Славко, прогрессивно настроенные молодые югославы самых разных профессий: архитектор Енсика, работавший у знаменитого впоследствии архитектора Ле Корбюзье, молодой психолог Гаци, художник Ханзи, написавший портреты прелестных сестер Бранко Эли и Лилианы, и многие другие.

Бранко по-прежнему увлекался архитектурой, и его интересовала личность молодого Ле Корбюзье. Он восхищался его оригинальными работами, его новаторством в области архитектуры. Корбюзье отбросил все старые традиции и своими проектами привел в смятение архитекторов всего мира. В архитектурных кругах Ле Корбюзье считали немного помешанным.

Бранко принадлежал к прогрессивной загребской школе архитекторов, и Ле Корбюзье возбуждал в нем жгучий интерес.

Но о чем бы ни говорили, о чем бы ни спорили друзья Бранко, они неизменно возвращались к югославским проблемам. Как громом поразила всех весть об убийстве Степана Радича сербским националистом Рачичем. Радич, не поладивший с великосербской верхушкой, вышел из правительства и снова возглавил ХПК. И вот результаты: убиты два хорватских депутата и сам Радич. В Загребе проходили бурные демонстрации, на улицах строились баррикады.

Не менее острой была политическая обстановка во Франции. Правительство Пуанкаре сделало ставку на крупные монополии, при поддержке которых в стране стали возникать фашистские организации. В Сорбонне, где в это время учился Бранко, шовинистически настроенные студенты объединялись в «Лигу патриотической молодежи». В Париже нагло хозяйничали молодчики из фашистской организации «Огненные кресты». Парижские газеты пестрели призывами ко всем странам объединиться в борьбе против СССР. Правительство «Национального единства» выдвинуло лозунг: «Враг – коммунизм». Коммунистическая партия ушла в подполье, ее руководитель Морис Торез подвергался жестоким преследованиям. Было очень трудно ориентироваться в этой сложной политической обстановке, в чужой стране, и Вукелич временно отошел от борьбы.

Летом 1928 года, во время каникул Вукеличи едут на атлантическое побережье в Поттайяк, где обычно отдыхало много молодежи. Славко знакомится с молодой русской девушкой Женей. Женя только что окончила коллеж и собиралась поступить на литературный факультет Сорбоннского университета. Это знакомство оказалось роковым. Евгения Ильинична Вукелич-Маркович разделила со своим мужем Славомиром всю его сложную, трудную судьбу коммуниста, борца.

Бранко внезапно увлекся цветущей, рослой датчанкой Эдит, дочерью зажиточных фермеров, проживающих в Дании. Эдит была значительно старше Бранко. Между Бранко и Эдит было очень мало общего. Это была любовная связь двух свободных, здоровых молодых людей. Позже выяснилось, что Эдит ждет ребенка. Как честный человек, Бранко поспешил оформить брак, и Эдит на время уехала в Данию к своим родителям. В Париж она вернулась к Бранко уже с сыном.

1929 год ознаменовался в странах Европы особенно жестокими репрессиями против компартий и рабочего движения.

Французская компартия была обезглавлена арестами, почти все члены руководства, в том числе и Морис Торез, были посажены в тюрьму.

В Германии разразился жесточайший кризис. Вызванное им разорение мелкой буржуазии создавало благоприятную почву для роста влияния фашистов. В Югославии установилась монархо-фашистская диктатура. Над коммунистами устроили громкий процесс. Запретили все партии.

8 января 1929 года в «Правде» появилась статья «Военная диктатура в Югославии». «Правда» писала: «Несомненно, реакция отныне с еще большей силой обрушится на трудящиеся массы, а автономистским стремлениям национальных меньшинств, в частности хорватов, будет объявлена беспощадная война».

Вукелич пристально следил за тем, что творится в мире, анализировал международные отношения. Революционное движение терпело дальнейший упадок, усиливалось влияние нацизма. Экономический кризис распространился на всю Европу. На фоне всеобщей паники особенно заметным становился авторитет Советского Союза, все больше укреплялось его международное положение. Вукелича остро интересовало все, что касалось страны социализма. Это был первый великий эксперимент воплощения марксистских идей на практике. Он запоем читает все, что касается Советского Союза, смотрит первые советские кинофильмы. В дневнике его матери есть такая запись:

«Мы возвращались с кинофильма «Броненосец «Потемкин». Сын держал меня под руку. Шел молча. Неожиданно сказал: «Весь мир вооружился против молодой пролетарской державы. Защищать СССР сегодня – значит защищать себя и свою родину!»

«Уже в 1929 году я был преисполнен желания принять непосредственное участие в защите революционных завоеваний Советского Союза», – писал сам Вукелич.

Да, все чаще Бранко обращался мыслью к Советскому Союзу, как к единственной стране, способной в дальнейшем противостоять фашизму.

«Весь мир охватила огромная паника; надежда капитализма на стабильное процветание была поколеблена; надежда на мирное существование Советского Союза укреплялась больше чем когда-либо; пятилетний план был выполнен за четыре с половиной года, и в СССР шел величайший процесс построения социализма», – запишет впоследствии Вукелич.

В 1930 году семья Вукеличей переехала из Кламара в Париж, на улицу Лияр. Вильме удалось снять приличную квартиру рядом с парком Монсури. Сыновья поселились со своими женами, к Бранко приехала Эдит с сыном Раулем. Семья требовала много денег, и Бранко, учась в университете, одновременно работал во Всеобщей электрической компании юристом. В этот период он увлекся фотографией. Его снимки охотно брал солидный французский иллюстрированный еженедельник «Вю», что также приносило какие-то доходы. Славко окончил высшую электромеханическую школу и поступил на работу на завод «Альстон» на должность инженера-конструктора.

Вукелич значился гражданином Югославии и был обязан отбывать воинскую повинность. В августе 1931 года его отзывают в Загреб. И вот он шагает по Илице, по узким кривым улочкам Горниграда. Ровно в полдень его приветствует выстрелами Гричская пушка, установленная на верхнем ярусе башни Лотршчак. Все свое, все знакомо…

В казармах Бранко пробыл всего четыре месяца. Официально его отчислили из-за слабого зрения. Но истинная причина крылась в другом: «Мы организовали большую демонстрацию в своей воинской части и в других частях». Дело в том, что 8. ноября 1931 года состоялись выборы в скупщину. Голосование проводилось открытой подачей голосов под присмотром полиции. Подобные действия правительства вызвали бурю протеста, рабочие и крестьяне бойкотировали выборы. Заволновались студенты. Солдаты, ненавидевшие генерала Живковича, командующего королевской гвардией, возглавившего правительство во время монархо-фашистского переворота, кричали: «Долой «белую руку» – генерала Живковича!» Вукелича, по сути, выслали из Югославии. В Париж он вернулся в январе 1932 года.