Расслабься. Не психуй так, – Том улыбнулся, а Билл, нахмурившись, царапнув ногтями стену, на которой лежали его ладони, презрительно выдохнул.

Да пошел ты!

Том, так же едва улыбаясь, рассматривал любимое лицо, лаская его взглядом, чувствуя, как кружится голова.

Ты, правда, хочешь, чтобы я сейчас ушел? Хочешь? Только скажи - и я уйду, – очень медленно, хриплым шепотом, цепляющим как острыми ногтями натянутые нервы.

Слегка вздрогнувшие губы англичанина, затрепетавшие тонкие крылья носа...

Ненавижу тебя, – шипение сквозь зубы, и безжалостно смятая рубашка на груди в цепких пальцах, рывок и тихий стон, когда острые зубы впились в нижнюю губу Тома, покорно принявшего эту боль. Потому что ее причиняет ОН...

О, господи... Я сплю? Билли, что ты творишь? Но лучше кусай... кусай, хоть в кровь... Только прости... И будь со мной».

Привкус крови и резкую боль сменяет ощущение влажной нежности. Язык, теперь ЕГО язык, зализывающий раны. И рука, зарывшаяся в волосы на затылке Тома, придерживающая, не дающая отстраниться.

А Том и не собирался.

Они целовались все глубже, все яростнее, и металлический вкус чувствовали оба. И как хищников запах крови заставляет звереть, так и эти двое сейчас распаляли друг друга, чувствуя тепло тел, постепенно перерастающее в жар и обоюдное возбуждение, так явно ощутимое низом живота.

Вскоре началось то самое сумасшествие, в котором Билли не сомневался.

Содранный с Билла свитер, майка, все полетело к черту... Губы, пересыхающие от дыхания ртом, и так хочется снова почувствовать влагу его языка. И поэтому опять и опять искал их, чтобы снова избавляться от этой сухости. Только для этого и ни для чего больше...

«Бог мой... я же с ума сойду... Том, ну почему ТАК только с тобой?»

Картрайт больше не мог сдерживать порыв ощутить обнаженную влажную кожу Тома своей, поэтому он сам вытянул полы рубашки из джинсов Тома и расстегнул пуговицы на его груди. Не удержал стон, когда ладони легли на горячее тело, чувствуя пальцами напряженные соски. Слишком сильно хотел этого. И так долго...

Не отрываясь от губ, ласкал грудь Тома, пока пальцы не задели цепочку, машинально пробежались по знакомым очертаниям - и как молнией сверкнуло в мозгу: «Моя? На нем?». Замер, отстраняясь, сглатывая, поднимая взгляд на пальцы, касающиеся замочков.

Том и сам замер, обалдев. Только вот сейчас Трюмпер вспомнил про эту цепь.

«Твою мать!»

И в упор смотрел на Билли, закусившего уголок нижней губы, и прекрасно видел по выражению его лица, что красавца сейчас прорвет на глум.

Даже не вздумай! – скорее хрип, чем шепот, предостерегающий Билла от издевки, и тому осталось только хмыкнуть и промолчать. Молчать пришлось, хотя поизмываться над Томом очень хотелось.

«Боже-боже-боже... Какая сентиментальность, Томми!»