История Иалдабаофа

Как появилась концепция эго? Вместо того чтобы свести все к био-психологическому объяснению, где механизм эго понимается через эволюционное развитие, обратимся за ответом к мифу. Согласно Апокрифу Иоанна, Иалдабаоф – отпрыск Софии, последний в длинном списке архонтов, снизошедших от «Монады», «монархии, что стоит на вершине всего», от [невидимого] Единого, живущего выше, нежели [всё, в] нетлении, который сам есть чистый свет, невидимый для людского [ока] (Робинсон 1988, стр. 106). Монада – это то, что Юнг называл в своих психологических книгах человеческим до-сознанием, изначальным состоянием целостности. Монада – это личность до дезинтеграции. (Фордхэм 1969), до того, как она позволила независимым психическим структурам повлиять на себя.

Количество архонтов росло, так как на протяжении поколений они объединялись в пары, и каждая пара рождала новое звено непрерывной цепи и тем самым ускоряла развитие действительности. Совместными усилиями двух архонтов старого поколения рождалось новое поколение. София же решила нарушить правила и творить самостоятельно, не консультируясь с Монадой или партнером. Так и родился ее сын, имя которого Иалдабаоф.

Ее реакция на свое собственное уродливое творение напоминает ответ Геры своему партеногенетическому творению, Гефесту:

«Ее творение, столь желаемое ею, принимало форму львиноликого змея, когда она смотрела на него. Глаза змея были словно вспыхивающими огненными молниями. Она отбросила его от себя, прочь из своего обиталища, туда, где никто из бессмертных не мог увидеть, что сотворила она в своем невежестве. И окружила она его световым облаком, в центре которого поместила трон, который никто не мог видеть, кроме Духа Святого, именуемого матерью всего живущего. И дала ему имя Иалдабаоф.

Это был главный архонт, который взял великую силу от своей матери» (Робинсон 1988, стр. 110).

После этого Иалдабаоф (или Ялдабаот) наделяет себя силой, украденной у своей матери и с ее помощью создает огромное количество других, меньших существ, чьей изначальной обязанностью было служить ему в его темных делах. В этом первом акте творения он демонстрирует наиболее характерную черту своей сущности: желание власти и доминирования. Когда он завершает сотворение 365 архонтов, то смотрит вокруг с удовлетворением и провозглашает себя единым сущим богом. Таким образом, он возносит себя над менее значимыми творениями, созданными им, а также, возможно по невежеству, а возможно ради открытого неповиновения он отвергает силы, которые ему предшествовали: свою мать Софию и источник ее существования, о котором просто Иалдабаоф ничего не знает: Монаду или Плерому.

Интерпретируя образ Иалдабаофа психологически, мы видим, что он представляет собой совершенно эгоистический и антисоциальный аспект, который в своей горделивой инфляции разрывает связь со своей матерью, бессознательным, откуда он вышел и коллективным бессознательным, откуда вышла она. Сколь гениальным был автор Апокрифа, что смог проникнуть за обманчивую маску самодостаточности и самовлюбленного высокомерия, в которую облачается эго. Он смог растолковать всю глубину, стоящую за ними, и те уровни бытия, из которых оно нисходит и которому оно обязано своим существованием. Этот Знаток (а слово гностик дословно переводится как знаток) смотрел в корень, минуя призму иллюзий индивидуального и коллективного бессознательного своего времени и высветлял глубину. Он должен был осознавать, что его текст подрывает традиционную догматику тех времен и делает ее относительной. И, конечно же, это превратило гностиков в еретиков.

Миф отвечает на вопрос, как и почему Иалдабаоф пришел к тому, чтобы выделиться из всего этого дарвинского эволюционно-биологического мира, в котором нам приходится жить. Иалдабаоф представляет собой не столько пример неудачной адаптации к окружающей среде, сколько случай, небрежность, неожиданный результат эксперимента, грубую ошибку. Иалдабаоф – не типичный продукт эволюционного процесса, а скорее феномен. Будто в неком эксперименте что-то пошло не так, произошла аномалия, и теперь все оборудование сломано.

Критика гностицизма представляла собой кардинальный пересмотр религиозных учений, которые приобрели распространение в античном библейском мире. Точно так же, как обычный человек нашего времени мог бы, не задумываясь, сказать, что люди сами отвечают за свою жизнь, что они должны рационально контролировать свои действия, и что они ответственны за свое поведение, древние библейские конформисты могли бы нисколько не сомневаясь сказать, что создатель благ и только благ, и что все ведущие к страданиям ошибки являются сугубо человеческими. При этом все иных богов или богинь они считали иллюзией или, что еще хуже, идолопоклонничеством, наказуемым всевозможными бедствиями. Плюрализм, целостность, завершенность, полнота бытия, Бог, Отец-Мать были отвержены. Целостность бытия была разделена на сегменты и скомпонована в строгую иерархию ценностей, а все остальное было изгнано в ад с проклятиями. То, что мы сегодня называем граничным расщеплением и разрастанием самовлюбленного эго – это и есть наследие Иалдабаофа.

Через Иалдбаофа гностики идентифицировали модель склонностей сознания, свойственных их культуре. Сегодня мы видим идентичную ситуацию и похожий паттерн в нас самих и в людях вокруг нас. Иалдабаоф представляет собой основу для индивидуалистического, контролирующего и самовлюбленного эго, столь знакомого западной культуре. То, что гностики называли Иалдабаофом до сих пор живо и пребывает с нами, возможно еще в большей мере, чем в древние времена.