КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. Весь день Дел был слегка рассеян и, казалось, обдумывал что-то, а за ужином неожиданно объявил, что завтра с утра уедет по делам и вернется только поздно
Весь день Дел был слегка рассеян и, казалось, обдумывал что-то, а за ужином неожиданно объявил, что завтра с утра уедет по делам и вернется только поздно вечером. — Мне к Сэму надо, в Роузвуд, — объяснил он, — постараюсь вернуться к концу твоих занятий и встретить тебя. Если не успею, поезжай домой на такси — никаких автобусов и пеших прогулок по темной улице без меня. Карен стало смешно — он забыл, что на этих самых темных улицах она была дома — много лет.
Карен весь день сидела одна — ей было тоскливо и одиноко. Дел никогда еще не уезжал так надолго. Дел... Она никогда и не мечтала, что встретит такого человека — доброго и сильного, нежного и заботливого — самого лучшего, самого светлого. С ним, впервые в жизни, Карен поняла, что прикосновение мужчины может быть радостью, что тело мужчины может восхищать и возбуждать ее. Своей нежностью он заставил ее забыть обо всем, что было раньше, почувствовать себя нужной и желанной — она словно начала жить заново, в прекрасном, добром и теплом мире — в мире, в котором можно было ничего не бояться, потому что рядом был он. Дел... Кусочек сказки, по ошибке судьбы доставшийся ей — так ненадолго. Стоило ей увидеть знакомое узкое лицо, русую прядь, упавшую на лоб, плотно сжатые губы — они могли быть такими нежными — и все вокруг преображалось, становилось светлым и радостным, словно повсюду, куда бы он не ступал, светило солнце. Все это слишком напоминало сказку — а сказки, как известно, всегда кончаются. Он и не предполагал, как часто Карен хочется умереть — чтобы не присутствовать при конце сказки, чтобы не жить, зная, что она была — и кончилась. Вечером она сидела, как на иголках, ожидая окончания занятий и боясь, что он ее не встретит. Но выйдя, с облегчением увидела знакомую машину и побежала к ней. Он был там — усталый и очень довольный, обнял ее, и все снова стало хорошо. Карен уткнулась носом ему в плечо и почувствовала, как ласковые пальцы гладят ей волосы, отгоняя страх и тоску, как он прижимается губами к ее макушке, согревает теплым дыханием, шепчет что-то. Ей стало уютно и спокойно, не хотелось говорить или шевелиться — просто чувствовать его рядом. И не думать ни о чем плохом. По дороге домой он рассказал: — Я Кэсси видел — он тебе привет передает. И его напарник — этот молодой Ланс... с которым ты танцевала, — и она рассмеялась, услышав в его голосе ревнивые нотки.
Дел не сказал ей, что в тот день написал завещание — на всякий случай — и оставил ей все, что у него было — чтобы хоть как-то защитить ее, если его когда-нибудь не будет рядом. Поздно ночью, когда Карен уже засыпала, он неожиданно спросил: — Послушай, а что, если мне снова предложат назначение в Южную Америку? Я хочу, чтобы ты поехала со мной. — Хоть на край света! — в доказательство она устроилась поудобнее — подсунулась под его руку и положила голову ему на плечо. — Тогда тебе придется выйти за меня замуж, иначе не выйдет. — А ты возьми меня в клетке — вместе с Манци. И скажи, что мы твои домашние любимицы, — и она первая рассмеялась своей шутке. — Карен, ты просто невозможный человек! — Дел попытался не улыбнуться, представив себе ее в багажной клетке, с плюшевой мышкой в зубах. Это был всего лишь короткий шутливый разговор — пара минут, не больше — но у него осталось царапнувшее душу чувство, что в этом разговоре было сказано что-то очень важное — и не замечено им.
Через три недели Дел уже знал, что никакого нового назначения не будет. Он гнал машину по шоссе, ничего не видя перед собой — в глазах темнело от ярости. Чувствуя, что сейчас взорвется, повернул на первую попавшуюся заправку, резко затормозил и невидящими глазами уставился вперед. Потом резко ударил обоими кулаками по рулю. — Сволочи! Руль выдержал, но боль в руке несколько отрезвила его и дала, наконец, возможность обдумать случившееся. Вызов в штаб-квартиру был несколько неожиданным — оставался еще месяц отпуска. Он сразу почувствовал неладное, поэтому решил ничего не говорить Карен. До сих пор в его ушах, казалось, отдавался дружелюбный голос: — Вы сами понимаете, что личность вашей... подруги была тщательно проверена — обычное рутинное мероприятие, правила вам хорошо известны. То, что выяснилось в результате, нас несколько встревожило и может стать для вас серьезной проблемой. Наверное, вам стоит ознакомиться с данными проверки — это может облегчить вам принятие соответствующего решения. С трудом сдерживаясь, чтобы не заехать прямо в еле заметную двусмысленно-сочувственную улыбочку, которая проступила на лице его собеседника, Дел спокойно ответил: — Не стоит. Я все это знаю. Сотрудник управления кадрами ЦРУ был явно удивлен, если не шокирован. — И то, что она была... — Я знаю, — прервал Дел. — В таком случае вы сами должны понимать, что, продолжая поддерживать с этой женщиной... постоянные отношения, вы не можете рассчитывать на работу в том качестве, в котором мы до сих пор вас использовали. Вам необходимо до конца отпуска разобраться с этой проблемой. Дел уже все понял, но хотел, чтобы его собеседник довел свою мысль до конца: — То есть? — То есть прекратить эту связь, — объяснил кадровик, очевидно, удивляясь его тупости — и Дел вдруг вспомнил слова Томми: «Девочке моей обид в жизни хватило — не хотелось бы добавлять». Он написал заявление об отставке сразу же — не выходя из кабинета. Кадровик удивленно приподнял брови и сказал, что у него еще есть время подумать в течение месяца — только пото.м отставка вступит в силу. В случае, если он не передумает, его адвокат должен связаться с ними по поводу пенсионного фонда. Дел едва слушал его — было душно и противно, хотелось уйти как можно скорее, но пришлось еще подписать несколько документов — согласно инструкциям о режиме секретности. Только после этого он в последний раз прошел через КПП, вышел и оглянулся на огромное семиэтажное здание из светлого камня, с которым было связано двадцать лет его жизни.
В глубине души он понимал, что этого следовало ожидать — правила ему действительно были хорошо известны. И все-таки было неприятно внезапно лишиться работы, которая ему так нравилась. С теми деньгами, которые Дел получил от матери, нищета ему, мягко говоря, не грозила — даже при отсутствии зарплаты их хватило бы на всю жизнь. Но он был полон энергии, хотел работать и не мог пока что представить себя в роли пенсионера. Прямо с заправки он позвонил Сэму и попросил разобраться с пенсионным фондом. На все вопросы ответил, что у него возникли некоторые разногласия с руководством и он решил подать в отставку. Добавил, что заедет через пару недель и расскажет все более подробно — и заодно попросил, чтобы Сэм дал ему знать, если услышит о какой-то более-менее подходящей работе. Вернувшись в машину, еще несколько минут посидел, улыбнулся, снова вылез и позвонил Карен — слава богу, сегодня занятий у нее не было. Уже на шоссе ему в голову пришла отличная идея — установить в машине телефон. На следующее утро, за завтраком, он сказал Карен о своей отставке. Она испуганно вскинула на него глаза: — Почему? — внезапно лицо ее помертвело и, запнувшись, она спросила, — это из-за меня, да? Дел, беспечно рассмеявшись, покачал головой: — Что ты, милая — ну при чем тут ты! Это все та статья в газете. После такой рекламы на всю страну — какой из меня теперь шпион? Карен не улыбнулась, продолжая пристально глядеть на него. Он так и не понял, поверила ли она его словам.
В первый день пасхальных каникул он снова повез Карен в Луна-парк. Был прекрасный весенний день, до самого вечера они бродили по дорожкам, катались на аттракционах и оба искренне наслаждались этой поездкой, каждый — по своему. Карен развеселилась и вела себя совсем как ребенок — цеплялась за него на «чертовом колесе», визжала от удовольствия в качающемся доме, смеялась и подпрыгивала на ходу, крепко держа его за руку. Дел просто смотрел на ее довольное лицо и слушал ее смех — это и было для него главным развлечением. Он купил ей сахарную вату, она откусывала ее, жмурясь от удовольствия, и конечно, слегка перемазалась, но он сделал вид, что очень сильно, и начал носовым платком стирать липкие следы, придерживая Карен за затылок. К сожалению, вокруг было полно народа, а то бы он смог просто слизнуть сахар с ее щеки. Проходя мимо тира, Дел заметил, что она отстала, и обернулся. — Ты чего? — Посмотри, какой там... — она не нашла слов и показала в сторону тира. Дел сразу понял, что так привлекло ее внимание — одним из призов был игрушечный тигренок размером с болонку, белый с черными полосками и голубыми глазами. Карен вообще было неравнодушна к кошкам. — Хочешь? Она кивнула, глядя на него с радостным ожиданием в широко открытых глазах — он обнял ее за плечи и повел к тиру. При каждом удачном выстреле Карен смотрела на него с восхищением, а получив вожделенный приз, гордо оглянулась по сторонам — все ли видели, что у нее теперь есть! С задранным носом, сияющая, она была такой забавной и соблазнительной, что Дел не выдержал и притиснул ее к себе. Она поцеловала его в щеку — вполне невинно — и незаметно слегка прикусила мочку уха — это уже было совсем не невинно и вызвало немедленную реакцию. — Не дразнись, — шепнул он ей, — а то сейчас схвачу, увезу домой — и не будет тебе никаких «русских горок». Карен тут же послушно отодвинулась — пропускать такой интересный аттракцион она была не согласна! По дороге к «русским горкам» Дел увидел в киоске кое-что интересное, сказал: — Подожди, — и отошел на минуту. Возвращаясь с только что купленным «Полароидом», специально подошел с другой стороны и с нескольких метров позвал: — Карен! — заранее зная, что она обернется и просияет. Такой он и сфотографировал ее — с радостной улыбкой и тигренком в руках, на фоне вечернего неба. На «русских горках» Карен вела себя как всегда — визжала на крутых ухабах, судорожно цеплялась за него на поворотах и явно наслаждалась скоростью. Выйдя из вагончика, она пошатывалась, но продолжала смеяться. Они сели на скамейку, чтобы прийти в себя, и Дел, улыбаясь, заметил: — Ты так смешно цеплялась за меня в вагончике, как ребенок за папу. Я тебе случайно твоего отца не напоминаю иногда? Карен обернулась. Он хотел поцеловать ее — благо на дорожке никого не было — и вдруг почувствовал, что она как-то странно замерла в его руках. Лицо ее исказилось в напряженной болезненной гримасе, голубые широко открытые глаза стали пустыми, как у куклы. Она резко дернулась, встала, прошла пару шагов, двигаясь, как марионетка, рывками — внезапно рухнула на колени и содрогнулась в мучительном спазме. Дел еле успел подскочить и схватить ее за худенькие плечи — иначе она упала бы лицом в собственную рвоту. Наклонившись вперед, она стояла на коленях прямо на дорожке, опираясь ладонями о землю. Спазмы все продолжались, хотя рвоты больше не было — очевидно, в желудке ничего не осталось. Он продолжал держать ее за плечи, чувствуя, как она обвисает и вот-вот упадет вперед. Вокруг уже собралось несколько человек, кто-то предложил вызвать врача. Подхватив на руки, он посадил ее на скамейку — лицо Карен было зеленовато-бледным, на лбу выступила испарина. Какой-то парень протянул бутылочку содовой и Дел попытался дать ей глотнуть, хотя боялся, что ее снова вырвет. Она сделала глоток и медленно открыла глаза, с трудом взглянув на него. — Как ты? Тебе плохо? — вопрос прозвучал глупо, ее состояние было очевидно — но он очень испугался. — Ничего, — пробормотала она, — просто укачало. Он намочил платок содовой, которую продолжал судорожно сжимать в руке, дал ей еще попить и мокрым платком обтер вспотевшее бледное лицо. Пощупал пульс — сердце лихорадочно билось. Окружающие поняли, что больше ничего интересного не будет, и постепенно рассеялись. Карен продолжала сидеть, откинувшись на спинку скамейки, затем пробормотала: — Я сейчас, — наклонилась вперед, опершись локтями на колени и обхватив голову руками — и, посидев так несколько минут, медленно выпрямилась. Хотя она все еще была бледной, но выглядела уже почти нормально. — Ну, как ты? Она с трудом улыбнулась. — Ничего. Наверное... сахарной ваты... переела. — Поехали домой. Ты ужасно выглядишь — тебе надо полежать. Сможешь идти? Карен медленно встала, прошла, пошатываясь, пару шагов и резко встряхнула головой. В голове Дела молнией промелькнуло воспоминание — их знакомство — так же она оправлялась от удара Джейка. И так же, как тогда, она обернулась со словами: — Все в порядке. Я могу идти, — вернулась к скамейке и подхватила забытого им тигренка. По дороге домой Карен почувствовала себя получше — только бледность все еще была слегка видна. Дома она для начала разместила тигренка на ковре, потом переложила на спинку дивана и удовлетворенно улыбнулась. — Вот так! Манци подошла, осторожно обнюхала игрушку и чихнула. — А ты ничего не понимаешь! — ответила ей Карен. Дел велел ей не спорить с кошкой и не прыгать по комнате, а сесть на диван — иначе опять может плохо стать. Сделал ей кофе — чтобы подбодрить — и сел в кресло напротив нее. И, неожиданно для самого себя, сказал то, о чем думал уже давно: — Карен, выходи за меня замуж, а? Она резко подняла голову и взглянула на него, как бы убеждаясь, что правильно поняла услышанное. Закрыв глаза, медленно покачала головой — ему показалось, что она сейчас заплачет. — Нет. Не надо этого, Дел... Пожалуйста, не надо. Такого ответа Дел не ждал — и тем более такого вмиг застывшего лица. Он застыл в недоумении, потом удивленно спросил: — Почему? Карен уже взяла себя в руки и объяснила — спокойно, как что-то очевидное: — Потому, что этого нельзя делать. Да и ни к чему. И пожалуйста, давай не будем об этом говорить. Он опешил от ее спокойного и усталого тона — снова, как когда-то, во время их ссоры, ему показалось, что она намного старше него. — Что значит — нельзя? Почему? — Тебе что, плохо со мной? — Хорошо. Вот я и хочу... — Тогда оставь все, как есть, — перебила его Карен. — Я тебя чем-то не устраиваю? Она покачала головой, закрыв глаза и прикусив губу, чтобы не расплакаться. Почувствовала, как теплая рука, погладила ее по голове — ласково, так ласково, что ей еще больше захотелось заплакать, прижаться к нему лицом, пожаловаться на то, как все плохо. Дел спросил — тихо, с какой-то обреченностью в голосе: — Это из-за того, что я тебя старше, да? Внезапно Карен вскинула голову — сил сдерживаться больше не было. Ну почему он мучает ее, заставляя объяснять то, что должен понимать лучше нее? — Да при чем тут старше-моложе! Нельзя тебе жениться на проститутке, ты что, сам не понимаешь? Та же теплая рука, которая только что гладила ее по голове, больно впилась жесткими пальцами в плечо, встряхнула. — Не смей называть себя так! — в его глазах полыхнула ярость. Карен тяжело вздохнула и сказала — снова почти спокойно и очень устало: — Я не назову — другие назовут, злых языков хватает. Скажут, что ловкая шлюха из стриптиз-бара окрутила тебя ради денег — как тебе это понравится? — Да пусть говорят все, что угодно. Мне это неважно. Я хочу быть с тобой. — Ну и будь со мной — а жениться-то зачем? — она с усилием рассмеялась. Дел помолчал несколько минут, опустив голову, потом нарушил тишину: — Ладно, давай больше не будем об этом. Ты все еще плохо себя чувствуешь — я постелю себе на диване. Она хотела возразить — он махнул рукой и быстро ушел в ванную.
Он понимал причину ее отказа — если, конечно, это и была действительная причина. Понимал, и все-таки чувствовал себя отвергнутым и обманутым — ведь он так ждал, что ее глаза вспыхнут радостью, что она рассмеется, обнимет его... Заснуть без привычного теплого дыхания под боком было трудно. Эта мелкая и глупая месть — лечь спать на диване — была никому не нужна, но вернуться на кровать Делу не позволяло упрямство и он маялся, ворочаясь с боку на бок. Среди ночи, ерзая на диване, он услышал странный тоненький звук — словно где-то поскуливал потерявшийся щенок. Ему показалось, что это плачет Карен — не выдержав, он включил ночник, подошел к ней и присел на корточки. — Ну что с тобой, чего ты? — и внезапно понял, что она действительно плачет — во сне, лежа на боку и свернувшись в клубочек. Иногда она тихо всхлипывала и вздрагивала, из-под плотно сжатых век на подушку просачивались капельки слез. Перевернув влажную подушку, Дел лег рядом, привлек ее к себе и начал поглаживать по голове, как ребенка, увидевшего страшный сон. Она спрятала мокрое лицо у него на груди и перестала всхлипывать, постепенно согреваясь. — Все, что угодно... Все, что угодно, девочка, только не плачь, — шептал он, пока не понял, что она снова крепко спит — но на это раз без слез. Если бы он был хотя бы лет на десять моложе... А теперь она дарила ему частичку своей молодости — и он не имел уже права настаивать на большем.
Утром, проснувшись, Карен обнаружила, что прижимается лицом к его груди, поцеловала ее и слегка куснула — обычное приглашение к любовной игре. Дел лежал с закрытыми глазами и делал вид, что спит, хотя его желание было уже очевидным. Она лизнула его ухо — он задрожал, но не открывал глаз. Приподняла голову и присмотрелась — уголки его рта кривились, он еле сдерживал смех. Пришлось пощекотать его — тут он, наконец, не выдержал, расхохотался и накрыл ее своим жилистым телом. И горький осадок, все еще остававшийся в душе после вчерашнего разговора, растаял от звуков его смеха.
|