КАРТИНА ВТОРАЯ. Комната Аркадия и Андрея

Комната Аркадия и Андрея. Алексей и Андрей зани­маются.

Андрей. У тебя нет такого ощущения, что мозга под мозгу подво­рачивается?

Алексей. Есть.

Андрей (захлопнув книгу). До вечера?

Алексей. До вечера.

Андрей (плюет на учебники). Тьфу, тьфу, тьфу! Зря ты в Тими-

рязевскую идешь. Это только с виду заманчиво — «Академия», а загонят потом в колхоз — не обрадуешься.

Алексей. Я не скотина, чтоб меня загоняли.

Андрей. Ну, предложат поехать.

Алексей. И поеду.

Андрей. Поднимать сельское хозяйство? Тоска там.

Алексей. Ты в деревне бывал?

Андрей. Слышал.

Алексей. Москва красива, а лес, да луга, да если еще река боль­шая... Ты бреднем рыбу лавливал?

Андрей. Нет.

Алексей. С острогой ходил ночью?

Андрей. Где же, у Парка культуры, что ли?

Алексей. Рысь ловил?

Андрей. Чего?

Алексей. Рысь, говорю, ловил живьем?

Андрей. А ты?

Алексей. А хлеб с маслом любишь?

Андрей (смеется). Комик ты! Слушай, а что, если мне тоже в Ти­мирязевскую пойти? Вместе бы и сдавали. Мне ведь, в общем, все равно куда.

Алексей. Балаболка ты, вот что. Две недели тебя разглядываю — не могу понять: теленок ты или подлая душа?

Андрей. Сам не знаю; по-моему, смесь.

Алексей. Тогда еще ничего. Вот если химическое соединение — хуже. Из теленка вырастешь — одна подлая душа останется.

Андрей. Слушай, я, наверно, оттого такой пустой, что все мне на блюдечке подавалось — дома благополучие... сыт... одет...

Алексей. Ишь ты!.. Подыскал оправданьице! У Афанасия отец— капитан флотилии на Енисее,— тоже неплохо живут, а не тебе чета, у Катерины отец — лауреат, достаток полный... Ты, брат, ни на кого не сваливай, к себе присмотрись... Воздухом бы по­дышать. Душно тут...

Андрей. Подожди, Галина придет, куда-нибудь съездим.

Алексей. Что это она к тебе зачастила?

Андрей (хвастливо). Понятно...

Алексей. Ты бы ей отсоветовал сюда ходить.

Андрей. Это почему?

Алексей. Отобью.

Андрей. Чего?

Алексей. Ну, что сказал — то сказал.

Андрей. Самомнение у тебя!..

Алексей. Мое дело — предупредить.

Андрей. Я вот об этом Галине скажу.

Алексей. Баба ты или мужик?

Пауза.

Андрей. А что, если я вдруг экзамены сдам? Вот смеху будет!

Алексей. Ты быстро схватываешь, а я так не могу.

Андрей. Быстро. Это я верхушки хватаю. Ты как-то вглубь берешь,

намертво.

Алексей. Мне бы сейчас хоть так, как ты.

Андрей. Это от человека не зависит, у кого как мозги устроены.

Алексей. Наверно. Зря я матери не слушался.

Андрей. Боишься?

Алексей. Конечно. Издали все проще казалось. А посмотрел, какой

народ на экзамены съезжается,— призадумаешься!..

Андрей. Пишешь ты плохо — ошибки.

Алексей. Я когда как, с разгона пишу — меньше делаю. А начну

о правилах думать — обязательно наляпаю.

Андрей. Так ты на экзамене с разгона, не думая пиши.

Алексей. Так и хочу.

Галя (входя). Мальчики, как дела? (Здоровается.)

Андрей. Делаем героические усилия. Ты сегодня — шик-блеск, на­рядная!

Галя. Сейчас еду в метро, какой-то мальчишка, бледный, в очках, — типичный

отличник, наверное, тоже будущий студент — с тетрад­ками и книжками,— уставился на меня и глазеет в упор. Я не выдержала, подхожу и спрашиваю: к экзаменам готовишься? Он ротик разинул и — ни вздохнуть, ни выдохнуть... На его счастье — Охотный ряд. Выскочил.

Андрей. На тебя многие заглядываются.

Галя. Да, удивительно.

Андрей. А тебе нравится?

Галя. Конечно. Не волнуйся, Андрюшечка,—у меня кроме кудря­шек

ладошки есть, ты знаешь.

Андрей. У Алексея грамматика хромает.

Галя. Да ну! Я думала, он все на свете знает...

Андрей. Без шуток — помогла бы ему.

Галя. Пожалуйста.

Андрей. Она может. Недаром серебряную медаль получила.

Галя (Алексею). На обе ноги хромаете или на одну?

Алексей. У тебя медаль?

Галя. Разве у меня в лице есть что-нибудь дегенеративное? Тебя

интересует морфология или синтаксис?

Алексей. Сам управлюсь, не беспокойся.

Андрей. Алешка, ты напрасно...

Алексей. Я сказал — сам.

Анастасия Ефремовна (входя). Мальчики, вы кончили зани­маться?

Андрей. К сожалению, не навсегда. Мать, я хочу в Сельскохозяй­ственный пойти.

Анастасия Ефремовна. Куда?

Андрей. В Сельхоз. Как думаешь, не поздно документы перебро­сить?

Анастасия Ефремовна. Ты в своем уме?

Андрей. Алексей уговаривает — будем рысь ловить.

Анастасия Ефремовна. Какую рысь? (Алексею.) Алеша, зачем

тебе надо сбивать Андрея? Пожалуйста, оставь его в

покое.

Андрей (обнимая мать). Шучу, для тебя готов стать кем угодно, хоть клоуном в цирке.

Галя. Вот это — твое прямое призвание!

Андрей. А что? (Пищит, изображая клоуна.) Добрый вечер, товари­щи! Я только что пешком пришел с Северного полюса...

Анастасия Ефремовна. Перестань! (Андрею и Алексею.) Я вам приготовила покушать.

Алексей. Тетя Настя, мы же недавно обедали.

Анастасия Ефремовна. Вы много занимаетесь.

Алексей. Я не могу.

Андрей. А я могу; при всех неприятностях в жизни аппетит у меня не пропадает. Галка, не хочешь ли за компанию? Есть что-нибудь вкусное — уверен.

Галя. Нет. Только что из-за стола встала.

Андрей. Тогда поболтайте в ожидании. (Матери.) Ну, давай по­быстрее. Мы прогуляться идем, а то Алексей у нас зады­хается.

Анастасия Ефремовна. Как?

Андрей. В буквальном смысле, не в переносном. Идем. (Алексею.) Развлеки Галину. (Тихо.) Про ладошки не забудь.

Анастасия Ефремовна и Андрей уходят. Пауза.

Галя. Ну, развлекай.

Алексей. Сейчас станцую.

Галя. Что это у тебя за шрам на щеке?

Алексей. Кошка оцарапала!

Галя. Ай-яй-яй, бедный! Значит, ты агрономом стать собираешься?

Алексей. Предположим.

Галя. Знаменитым, что-нибудь вроде Тимирязева?

Алексей. Обыкновенным. Без вроде.

Галя. Тебе нравится Андрей?

Алексей. Да.

Галя. А Вадим?

Алексей. Умный.

Г а л я. А я?

Алексей. Слушай, что ты все время ломаешься? У нас такую, как

ты, вызвали бы в комитет...

Галя. И перевоспитали бы.

Алексей. Не таких обламывали.

Галя. Именно — не таких.

Алексей. А что в тебе особенного?

Галя. Во-первых, я хорошенькая...

Алексей (взорвавшись). Да? Какой-то дурак в метро вылупил на

тебя глаза, ты и обрадовалась, вообразила...

Галя. Дай мою сумочку со стола.

Алексей. Встань и возьми.

Галя (берет сумку). Между прочим, когда мы ходили на Красную площадь, я

уронила косынку, ты поднял даже раньше Андрея.

Алексея. Машинально.

Галя. Врожденная вежливость, замечаю. (Смотрится в зеркало.)

Недурна. Нравится тебе это платье?

Алексей. Слушай, зачем ты в Педагогический идешь? Тут,

в Москве, говорят, живые модели ходят, нанялась бы туда.

Галя. Прекрасная мысль! Подумаю. Говорят, неплохо платят.

Алексей. Как это ты серебряную медаль получила?

Галя. По знакомству. А что ты злишься?

Алексей. Бесишь ты меня!

Галя. Я? Чем?

Алексей. Мещанка ты, мещанка до мозга костей!

Галя. Смотри-ка! До мозга костей... Как быстро рентгеновский сни­мок сделал!

У меня о тебе тоже определенное впечатление скла­дывается!

Алексей. Можешь не говорить! Не интересуюсь.

Галя. Прямолинейный дуб!

Алексей. На какой это картинке ты прямолинейные дубы видела?

Галя. Ну, сосна корабельная!

Алексей. Сосна — женского рода.

Галя. Смотри-ка! Все-таки кое-что из грамматики вспомнил. Столб —

устраивает?

Анастасия Ефремовна (входя). Алеша, вынеси, пожалуйста,

мусорное ведро во двор.

Алексей. С удовольствием. (Уходит.)

Анастасия Ефремовна. Что с ним?

Галя. Разгорячился. Доказывал — раз у меня медаль, я напрасно иду в Педагогический, могла бы попасть в университет.

Анастасия Ефремовна. Я тебя прошу, Галя, присматривай за Андреем. Алексей на него может дурно влиять. Слыхала про Сельскохозяйственный? Андрей может, такой неуравновешен­ный. И Вадима надо попросить. Ты не видела, Аркаша не при­ходил?

Галя. По-моему, нет.

Анастасия Ефремовна. Ушел со своим чемоданчиком рано.

Спросила куда — не ответил... И как-то тихо ушел...

Андрей (входя, матери). Ты что это, в самом деле, выдумала? Анастасия Ефремовна. Что?

Андрей. Зачем Алексея ведро потащить заставила?

Анастасия Ефремовна. Что тут особенного?

Андрей. Я мог это сделать.

Анастасия Ефремовна. Тебя никогда не допросишься. Пошел

бы и вынес.

Андрей (махнув рукой). А!.. Чего там еще осталось — компот? Анастасия Ефремовна. Желе.

Андрей. Давай.

Анастасия Ефремовна уходит.

У нас действительно жара. Ты раскраснелась даже.

Галя. На улице тоже духота.

Андрей. Что тут делали?

Галя. Подумаешь, какой классный наставник выискался!..

Андрей. Кто?

Галя. Твой двоюродный. Учит и учит... По его выходит, я должна холщовую рубаху сшить до пят и щеголять по московским ули­цам.

Андрей. Ну, это у него свой взгляд... Конечно, отсталый. А вообще он чудесный парень!

Галя. Да? Ненавидит меня, как будто я гадюка какая!

Андрей. Что ты, что ты!

Галя. Послушал бы...

Андрей (весело). Галина, ошибаешься! Клянусь! Он только что перед твоим приходом мне говорил... Эх, не могу сказать!

Галя. Что говорил — обо мне?

Андрей. Да.

Галя. Что?

Андрей. Не могу.

Галя. От меня скрываешь?

Андрей. Галка, не подбивай. Мне самому сказать охота... Ты бы ахнула... Но... не могу.

Галя. Пожалуйста, не надо...

Андрей. Не обижайся; тут, понимаешь, вопрос мужской чести...

Входит Алексей.

Я быстро, только желе проглочу! (Уходит.)

Галя и Алексей сидят молча.

Алексей. Вот если бы в высотном доме лифт испортился, с пят­надцатого этажа ведро тащить... Далеконько...

Галя. Есть мусоропроводы.

Алексей, Да, верно. (Помолчав.) А у нас там деревянный дом, одно­этажный... И помойка во дворе, недалеко...

Галя. Интересно...

Молчат. Входит Катя.

Выручай своего земляка.

Катя. А что?

Галя. Тяжелая работа досталась.

Катя. Какая работа? Здесь?

Галя. Да, меня развлекать.

Катя (смеется). Ой, а я подумала... (Алексею.) Ты смотри, у меня

займешь, в крайнем случае. (Гале.) Он тебе не рассказывал,

как с моим папой в тайге рысь ловил? Вон у него на щеке

памятка... Живьем поймали.

Галя. Андрею рассказывал, мне только пообещал.

Катя. Интересно, знаешь. Когда они пошли...

Алексей (Кате). Ты Афанасия, случайно, не встречала?

Катя. Нет. Что с ним случилось?

Алексей. Я ездил на Тверской бульвар, сорок два — и дома такого

не нашел.

Катя (беспокойно). Где он?

Афанасий (входя). Живы? (Здоровается со всеми, знакомится

с Галей.)

Алексей. Легок на помине! Где ты был?

Афанасий. У родственников на Тверском.

Алексей. Сорок два, квартира два?

Афанасий. Да.

Алексей. Ты что? Нет такого дома! Тверской бульвар на доме двадцать восемь кончается!

Афанасий. Чудак! Не сорок два, квартира два, а дом два, квартира сорок два. Но я там только три дня жил. Узнали, что я в Мо­скве,— вся родня съехалась. Меня — нарасхват! Тетя Вера говорит — ко мне переезжай! Дядя Коля — ко мне. Тетя Саша к себе тянет. (Показывает на вещи, с которыми пришел.) Вот, к тете Вере переезжаю на Можайское шоссе. По пути заехал. Как дела?

Катя. Дрожим.

Афанасий (Алексею). А здесь как?

Алексей. Терпимо.

Афанасий (садится на диван). Крыша над головой — это, брат,

великое дело! Терпи! У нас, в Авиационный, наплыв — что-то

невозможное!

Алексей. У нас тоже.

Катя. Я провалюсь обязательно. Зашла в институт — здание огром­ное,

тишина... Какие-то солидные люди степенно ходят... Жутко!

Афанасий. Ты трусиха, но дотошная — все знаешь. (Откинулся

на диване.) Блаженство!..

Катя (подавая Алексею тетрадку). Это выписки из синтаксиса, то,

что тебе особенно не дается.

Галя. Я предложила ему свои услуги — он гордо отказался.

Катя. Напрасно. Надо пользоваться любой возможностью!

Галя. Видишь!

Алексей. Не кривляйся!

Катя. Что ты, Алеша! (Гале.) Это он перед экзаменами волнуется,

а вообще-то — такой добрый, мягкий... Верно, Афанасий? Ой,

смотрите-ка, Афоня заснул!

Алексей. Старая слабость одолела!

Катя (Гале). Его в школу знаешь как будили? Чуть ли не водой

окатывали!

Алексей (будит Афанасия). Гражданин, вставайте! Эй, гражданин!!

Афанасий (просыпается, хватает вещи). Мне на поезд... Тридцать девятый... ноль пятьдесят...

Все смеются.

Афанасий (Огляделся.) Тьфу, дьявольщина!.. Вокзал какой-то приснился... Еду... Всю ночь занимался... (Встает.) Диван про­клятый — разлагает... (Пересел на стул.)

Катя. Мне тоже вчера приснилось, будто домой приехала, мать встре­чает, братик... Очень хочется домой!..

Андрей (вбегает, захлопнул дверь, держит ее за ручку, не давая войти. Кричит). Надоели вы мне, и всё! (Алексею и Афанасию.) Товарищи, спасайте, меня прорабатывают... (Отпускает дверь.)

Входят Анастасия Ефремовна и Вадим.

Поехали в Химки купаться!

Вадим. Не спорь, Анастасия Ефремовна абсолютно права — прыга­ешь, как блоха. Думать надо!

Андрей. В Химки, друзья, а?

Анастасия Ефремовна. Вадя, Николай Афанасьевич не вернулся?

Вадим. Говорят, прибыл.

Анастасия Ефремовна. Как — говорят?

Вадим (смеется). Отец прилетел в восемь утра, а в десять уже уехал на работу — я спал.

Анастасия Ефремовна. Значит, дома его нет?

Вадим. Не приходил.

Андрей. Поплаваем, а?

Вадим. Успеешь поплавать на экзаменах. Алексей, Анастасия Ефре­мовна говорит — ты имеешь на Андрея влияние. Вдолби ему, что в наше время учиться шаляй-валяй — недостойно.

Афанасий (тихо, Алексею). Не лезь!

Алексей. Он сам знает.

Андрей. Святые слова. Все сам знаю. Что вы от меня хотите, учиться? Иду учиться. Кончу институт — буду работать, при­носить пользу. Устраивает?

Входит Аркадий.

Анастасия Ефремовна. Аркаша, иди обедать.

Аркадий. Сейчас. (Прошел, молча ложится на диван.)

Вадим (Андрею). Кривляешься!.. А вот потом — станешь каким-нибудь

паршивеньким инженеришкой — заплачешь!

Алексей. Ну, инженером быть не так уж плохо!

Вадим. Рядовым — ничего привлекательного.

Андрей. Ты в необыкновенные личности метишь?!..

Вадим. Не скрываю. Плох тот солдат, который не хочет быть гене­ралом.

(Андрею.) Ты обязан ставить перед собой большую цель и добиваться ее.

Анастасия Ефремовна. Посмотри на Аркадия!

Андрей. В артисты не собираюсь.

Вадим. В любой профессии можно прозябать и можно стать че­ловеком.

Галя. Совершенно правильно.

Алексей. Что ж, я на простых смертных поплевывать должен?

Вадим. Не хуже твоего знаю, как мы должны относиться к простым людям. Но

труд труду рознь, и к профессору Аверину, Петру Ивановичу, я все-таки испытываю больше уважения, чем к на­шей домработнице Клаве, хотя с ней я абсолютно корректен.

Алексей. Пушкин свою няню просто любил.

Вадим. Не ищи исторических прецедентов в его оправдание.

Анастасия Ефремовна. Вадя совершенно прав: вы обязаны

думать и об аспирантуре, и о профессорском звании...

Вадим. Не в званиях дело, Анастасия Ефремовна. Но если мы сейчас, именно сейчас,

не будем мечтать о чем-то крупном, большом,— из нас ничего потом не получится.

Катя. Но у человека может быть мало способностей...

Вадим. Кроме способностей есть воля, настойчивость, упорство в достижении

цели. Кажется, этому нас в школе учили и в комсомольской организации. Афанасий. Это верно.

Вадим. Только для многих в одно ухо влетело — в другое вылете­ло. А я

запомнил и ставлю перед собой большую цель. Да, я иду в Институт

внешней торговли и не хочу потом затерять­ся в должности какого-нибудь

делопроизводителя в министер­стве...

Андрей. Будешь чрезвычайным и полномочным представителем?

Вадим. Может быть. Во всяком случае, хочу побывать во Франции, Италии, Англии, даже Америке...

Андрей. Слушай, Вадька, а ты не будешь шпионом в пользу какого-нибудь иностранного государства?

Вадим. Дурак!

Анастасия Ефремовна. Тебе все шутки, а вот увидишь: Вадя будет занимать крупный пост. У него будет квартира, большая зарплата...

Вадим. Практическая сторона меня мало интересует, Анастасия Ефремовна.

Анастасия Ефремовна. Ты еще мальчик, Вадя, но всем вам придется думать и о квартирах, и о деньгах, и о семье...

Вадим (Андрею). Ты попросту лентяй. Вот я теперь как проклятый изучаю итальянский, французский; английский уже знаю хо­рошо. Это не легко.

Андрей. Ну, ты!.. Ты — гений. Уж и манеры в себе дипломата вы­рабатываешь.

Вадим (показывая на Андрея). Вот, пожалуйста, легкая ирония. То, что я умею сидеть на стуле прямо, а не развалясь...

Афанасий невольно меняет позу.

...вежливо поздороваться, не гонять по школьным коридорам как угорелый, не чавкать, не ходить нечесаным...

Афанасий приглаживает вихры.

... все это в школе вызывало подобные блестки юмора. Откуда возник этот тонкий юмор? Из желания оправдать свою собствен­ную расхлябанность и лень. Да-да! Чтобы научиться сидеть за обедом прилично, чтобы уступить место женщине, помочь ей,— этому надо учиться, а учиться — это трудиться!

Андрей. Он книгу «Хороший тон» изучал, мне давал читать — не помогает.

Вадим. Скверная книга, устарела. А новую написать не мешает; к сожалению, многим требуется.

Анастасия Ефремовна. Ты умник, Вадя, умник! (Андрею.) Слушай!

Афанасий. Мысли верные, ничего не скажешь... Только они (пока­зывает на вихры) у меня торчат от природы. Остричься бы надо наголо.

Вадим. Я не о тебе.

Афанасий. Нет, почему же — многое на свой счет принимаю.

Галя. Ты прав, Вадим. Быть каким-нибудь просто агрономом — до­ля ограниченных людей.

Алексей. А я считаю — плохо, когда, к примеру, писатель станет о себе говорить: я буду как Лев Толстой!

Вадим. Но мечтать он об этом может и должен!

Алексей. Про себя.

Афанасий (учуяв недоброе). Осторожней, говорю!

Катя. Верно, верно, товарищи! По-моему, есть такие чувства — они высокие, благородные, но их обязательно надо хранить в тайне. Помечтать разок в тишине... и забыть! Помечтать, как о каком-то большом-большом счастье, которого, может, и не будет... А если солдат выйдет перед строем и вдруг скажет: «Я хочу быть генералом...» Смешно как-то... Верно?

Алексей. Сочтут ненормальным, освидетельствуют и уволят по чистой.

Андрей. Вадя, смотри-ка, они тебя, кажется, за хвост поймали!

Вадим. Удивительно! Как много у людей бывает всяких уверток, приспособлений!.. Видите ли, все благородное держится так глубоко в тайне, что его порой... и не видно... Сугубо провин­циальная теория...

Алексей. Есть и такое приспособление, довольно модное: горо­дить из хороших слов этакие высоченные заборы, а что за этими заборами — не видно.

Вадим. Стань на цыпочки и загляни, если любопытно.

Андрей. Алеша, загляни. Только берегись: он тебя сверху какой-нибудь увесистой цитатой прихлопнет.

Алексей. И когда человек о себе говорит: я делаю то-то, то-то,— тоже нехорошо.

Вадим (Алексею). Вредную политику ведешь...

Афанасий. Ого, обвинение!

Вадим. Вредную! Андрей и без тебя достаточно путается в элемен­тарных понятиях о жизни. Разговор я начал для него. Блуждать вкривь и вкось он без тебя умеет, ему ясность нужна.

Андрей. Вадя, ты мой единственный источник света! Свети!

Анастасия Ефремовна. Алеша, ты мог бы действительно приберечь все эти мысли для себя.

Алексей. Тетя Настя, я не защищаю Андрея — верно, в голове у него и опилки есть...

Анастасия Ефремовна. Какие опилки? Не тебе его крити­ковать! Ничего такого страшного я не вижу. Во-первых, Андрюша способный, он должен стремиться именно к тому, о чем говорит Вадя.

Петр Иванович (входя). Настенька, дай нам с Николаем Афа­насьевичем что-нибудь перекусить. (Уходит.)

Анастасия Ефремовна. Николай Афанасьевич приехал? Наконец-то! Аркадий, иди же, обедай вместе с отцом. (Уходит.)

Вадим. Едемте купаться! (Андрею.) С тобой спорить бессмысленно. Горячимся мы, горячимся, а почему? Дни такие. Как-никак решаем свою судьбу. А чего решать? Двери института у нас в стране открыты — пожалуйста, в любой заходи.

Афанасий. С оговоркой — сперва конкурс выдержи.

Вадим. Что делать — приходится поиграть в эту лотерею. (Алексею.) И тебя я понимаю: учение тебе давалось с трудом, по причинам очень уважительным — мне Андрей рассказывал,— но ведь мы не будем свои домашние обстоятельства приемной комиссии излагать,— вот ты сейчас и нервничаешь, беспокоишься...

Галя. Вадим, это уже бессовестно. Языки ты знаешь, занимаешься ими в свое удовольствие, а по остальным предметам...

Вадим. Галя, я из детского возраста вырос и если считаю, что в моей будущей профессии какие-то школьные науки не будут иметь значения, могу заниматься ими постольку-поскольку.

Галя. Врешь! Если бы тебе тоже надо было идти по конкурсу, ты бы не держал себя сейчас таким независимым. Отлично знаешь: Николай Афанасьевич позвонит в институт и... и для тебя откроется особая дверка.

Катя. Неужели примут?

Андрей. Наивная...

Галя. Академику Розвалову вряд ли откажут. В виде исключения... Как-нибудь...

Афанасий. А... Вне конкурса пойдет!

Галя. В обход. Дипломатический прием.

Алексей. Значит те, которые по конкурсу, зря стараются — одно место уже занято. Человек десять сейчас вхолостую готовятся...

Вадим. Не волнуйся, мы идем в разные институты, тебе я не конку­рент.

Андрей. Галка, Алеша, тут вы не правы. Лазейку иметь — великое дело! Эх! Кто бы за меня словечко замолвил!.. В ножки бы тому — бултых! Клянусь! Продаю честь и совесть!.. Ведь про­лечу, пролечу!.. Э!.. Ладно! Поехали!

Вадим (Алексею, примирительно). Да, конечно, элемент маленького жульничества тут есть, но положа руку на сердце кто бы из вас отказался от такой возможности? Только честно, без высо­ких слов.

Катя. Нехорошо... но заманчиво...

Афанасий. Чего же зеваешь? Папа у тебя лауреат, дал бы пись­мишко к кому-нибудь.

Катя. Ну тебя!..

Вадим. Идемте, товарищи!

Андрей. Едем. (Алексею.) Чего носом сопишь?

Алексей (вдруг кричит Вадиму), «Воля!», «Упорство!», «Ком­сомол воспитал!» Ты зачем хорошие слова поганишь?

Вадим. Взбесился ты, что ли?

Алексей. «Все двери открыты!», «В жизнь вступаем!» Что ж ты в нее с черного-то хода заползаешь?

Вадим. С какого это — «с черного»?

Алексей. Не по-ни-маешь? Где — так умен, а где — святой...

Вадим. За твоими словами знаешь что сидит?

Алексей. Что?

Вадим. Обыкновенная маленькая...

Алексей. Ну, договаривай!

Вадим. Зачем? Сам догадайся!

Алексей. Боишься сказать?

Вадим. Обижать не хочется...

Алексей. Завидую?

Андрей. Алешка, Алешка, не делай из него общественного явления, тут все свои... Случай редкий.

Алексей. А ты считал? Что ты из этих окошек видел? (Вадиму.) Чести у тебя нет. Совести. Подлец ты!

Вадим (задыхаясь). Я... Я-то?..

Алексей (холодно). Ударь! Ну? Ничтожество!..

Катя. Алексей, так нельзя.

Афанасий. Нет уж, в таких случаях можно. Закон один для всех. Раз по конкурсу, ну и становись в общую очередь. Чего ле­зешь?

Алексей (Вадиму). Ничтожество! Кривая душа! Таких, как ты, ненавижу!

Аркадий (вскакивая с дивана). Правильно, Алеша, правильно! С черного хода идут... Не он один... Есть такие... Везде но­ровят пролезть, устроиться, приспособиться... И других за со­бой тянут... как зараза! Вон уж он где-то за партой умишко свой оттачивал, кумекая — как, куда поудобнее... повыгоднее... И цели он ставит великие!.. Для себя... В начальство хочет вы­лезти... А вскарабкается, так любое чистое дело в махинацию превращать начнет. В выгоду... Для себя! Все для себя!..

Афанасий. Прямой дорогой проще идти...

Аркадий. Проще? Много ты прошел! Прямая-то дорога в жизни — самая трудная. Зато по ней человек идет... Человек настоящий!..

Вадим. Аркадий Петрович, вы, конечно, хороший артист...

Аркадий. Не артист я. Все! Сам подал сегодня заявление, чтобы уволили. Сам! Хватило духу! Не той дорогой иду, не так... Нехорошо!.. Сам подал! Сам!

Андрей. Ты ушел из театра?

Аркадий (вдруг обмяк). Да... Так получилось... Надо было... Ушел... Совсем...

Вадим. Демагоги! А я уверен: будь у вас хоть какая-нибудь воз­можность, все, как Андрюшка, в ножки бы — бултых! Не так, что ли?

Никто ему не отвечает. Вадим уходит.

Г а л я (Алексею). Поблагодарил бы меня...

Алексей. За что?

Галя. За то, что подсадила... через забор заглянуть. (Уходит.)

Афанасий (подымаясь). Да... Катя, пошли! (Берет вещи.) Ну,

на Можайское, к тете Любе...

Катя. Ты говорил — к тете Вере!

Афанасий. А, всю родню перепутал!

Афанасий и Катя молча попрощались и уходят.

Андрей. Аркашка...

Аркадий молчит.

Аркадий... (Алексею.) Понимаешь, ведь он специально учился, работал сколько лет в этом театре...

Алексей. Пойдем погуляем маленько.

Анастасия Ефремовна (входя, Аркадию). Я для тебя спе­циально разогревать должна?

Андрей (матери). Он ушел из театра...

Анастасия Ефремовна. Как — ушел?

Андрей. Подал заявление и ушел совсем.

Андрей и Алексей выходят.

Анастасия Ефремовна. Правда?

Аркадий. Да, через две недели буду свободен.

Анастасия Ефремовна. Зачем Аркаша, зачем? Разве так

можно? Что ты будешь делать? Тебе же не семнадцать лет...

Аркаша!..

Аркадий молчит.

Но ты не огорчайся...

Маша (входя). Здравствуйте, Анастасия Ефремовна.

Анастасия Ефремовна (сухо). Здравствуйте, Мария Алек­сеевна.

Маша. Я только на две минуты.

Анастасия Ефремовна. Пожалуйста. (Уходит.)

Маша (Аркадию). Здравствуй.

Аркадий молчит.

Маша. О, ты последователен!

Аркадий. Здравствуй.

Маша. Спасибо!.. Знаешь, я две недели не теряла надежды, думала, придешь, извинишься... Даже в твою пользу оправдания придумывала — занят в театре, может быть, заболел... К сожалению, ты здоров... Вероятно, ты встретишь какую-нибудь девушку, те­бе будет неприятно, что у меня есть свидетели... (Развязывает сверток, с которым вошла, подает Аркадию пачки писем. Го­ворит очень деловито.) Это — в первый год, когда ты в Киев и Полтаву на гастроли ездил... Это — когда я в санатории от­дыхала... Здесь — из Владивостока, Хабаровска... Записки мне в больницу... Здесь фотопленки, негативы я разбила... фо­то... Здесь разные пустяки... На Новый год... в день рождения, на Восьмое марта... (Уронила на пол часть игрушек-подарков.) Полетели!.. (Наклонилась и чересчур долго поднимает игруш­ки. Подняла, положила на стол.) Все. (Пошла, улыбнулась.) Нет-нет, не провожай!..

Входят Андрей и Алексей.

Андрей. Здравствуйте, Маша.

Маша. Здравствуй.

Андрей. Это наш двоюродный брат Алексей.

Маша (здороваясь с Алексеем, машинально). Давно приехал? Откуда?

Алексей. Из-под Иркутска.

Андрей. В тот день, когда вы у нас в последний раз были.

Маша (безучастно). А!.. (Пошла.)

Андрей. Вы расстроились?

Она остановилась.

Маша. Что ты? Отчего?

Андрей. То есть как? Разве вам все равно?

Маша. Что?

Андрей (показывает на Аркадия). Что он ушел из театра?

Маша. Ушел?

Андрей. Разве он не сказал?..

Маша. Аркаша, сегодня был просмотр?

Аркадий. Да.

Маша идет к Аркадию. Всю следующую сцену Андрей и Алек­сей стоят молча, не глядя друг на друга, боясь пошевелиться.

Маша. Я сейчас в Сокольники ездила... прошлась... а скамейку кто-то сломал, только два столбика торчат... Хорошо... Тихо. И мо­роженым торгует та же толстуха... Только павильон в синий цвет перекрасили... Жалко. Поедем вечером в ресторан, я на платье скопила... Прокутим! А? Мы с тобой давно собирались шикнуть. Или по улицам пойдем. Знаешь, надо ходить, ходить, и непременно, где люди... Они о чем-то говорят, смеются, а ты идешь, идешь, и тебе все равно. А кругом шумят... Я очень люблю тебя... очень! И ты ничего не говори. Мы пойдем, я буду рассказывать, а ты ничего не говори, ничего — не надо. За четыре года я тебе ничего не рассказывала, а у меня есть, есть... Встань! (Поднимает Аркадия.) Галстук не надевай, так свободнее... Вот... Знаешь, мы в Сокольники пешком пойдем: по улице Горького, по Кировской, мимо вокзалов...

Маша уводит Аркадия. Андрей и Алексей стоят молча.

Андрей (подходя к игрушкам). Смотри-ка, игрушки...

Алексей. Не трогай.

Андрей. Да...

Алексей. Помолчи.

Пауза.

Андрей. На отвлеченную тему можно?

Алексей. Давай.

Андрей. Вот нас учат в школе — там все более-менее ясно, а по­смотришь на жизнь — иногда ничего не понимаешь.

Алексей. Согласен.

Андрей. Один — ноль в мою пользу.

Анастасия Ефремовна (входя, подает Андрею записку). Завтра с утра пойдешь в Бауманское и передашь эту записку Коробову Ивану Андреевичу. Поговоришь с ним.

Андрей. Кто это?

Анастасия Ефремовна. Декан факультета. Иди поблагодари

Николая Афанасьевича. Ну, за тебя я, слава богу, спокойна.

А где Аркадий?
Андрей. Ушел с Машей.
Анастасия Ефремовна. Какой бесхарактерный! Иди же по благодари.

(Уходит.)

Андрей (прочитав записку). Считай, что я в Бауманское попал.

Алексей молчит.

А что, понимаешь, таким, как Вадька, можно, а нам... Ладно!..

(Кладет записку в карман.) Фу!.. У меня что-то даже сердце

застучало... Ладно, подумаем.

Алексей пошел к двери.

Ты куда?

Алексей. Пройдусь.

Андрей. Я с тобой. Понимаешь...

Алексей. Что ты за мной по пятам ходишь? Прицепился!

Андрей (подходя к Алексею). О, разозлился!..

Алексей (вдруг хватает Андрея за комсомольский значок на рубаш­ке). Сними значок-то, чего нацепил!

Андрей (толкая Алексея). Ну, ты, поосторожнее, я тебе не Вадька!

Анастасия Ефремовна (входя). Андрюша, Николай Афанась­евич уходит,

иди же!

Андрей. Я сейчас возьму и отнесу эту записку в газету.

Анастасия Ефремовна. Перестань говорить глупости.

Андрей. Отнесу.

Анастасия Ефремовна. Не смей так шутить, слышишь!

Андрей. Я не шучу.

Анастасия Ефремовна. Не смешно. Дай сюда записку.

Андрей. Не дам.

Анастасия Ефремовна. Я позову отца.

Андрей. Зови.

Анастасия Ефремовна. Ты понимаешь, что ты делаешь? (Алексею.) Это ты его научил?

Андрей. Никто меня не учил.

Анастасия Ефремовна. Оставь, у тебя не хватило бы ума!

(Алексею.) Ты приехал к нам в дом и изволь уважать чужие

порядки. Мы тебя приютили...

Андрей. Что ты!.. Вытащила какое-то поганое слово... Ютили!

Никто его не ютил. Приехал — и все!

Алексей. Тетя Настя, не говорил я ему ничего.

Анастасия Ефремовна. Ты дурно влияешь на Андрея, дурно.

Имей в виду, сбить с толку такого, как он,— заслуга невелика.

Петя! (Уходит.)

Андрей. Ну, правильно я решил? Да?

Алексей молчит.

Вадька забегает теперь, заткнем щель...

Алексей. Отдай обратно записку.

Андрей. Что?

Алексей. Отдай, говорю, записку!

Андрей. Как бы не так!

Алексей. Отдай!

Андрей. Не отдам!

Алексей. Слышишь?

Андрей. Ну?

Алексей (приближаясь к Андрею). Отдай, говорю!

Андрей. Чего ты? Сказал — не отдам.

Алексей с силой отнимает записку у Андрея. Борются.

(Когда Алексей скрутил ему руки.) Мама!

Анастасия Ефремовна (вбегая). Сейчас же прекратите! Алексей, оставь его! Я прошу тебя уехать. Куда-нибудь, куда хочешь!.,

Петр Иванович (входит, жене). Зачем ты это сделала? Значит, пока я искал в кабинете рукописи, ты вынудила Николая Афа­насьевича...

Андрей. Вынудила!

Петр Иванович. Не сметь о нем говорить дурно! Будет ли из вас кто таким ученым — неизвестно.

Анастасия Ефремовна. Петя, я...

Петр Иванович. Ты плакала перед ним? Плакала? Да?

Анастасия Ефремовна молчит,

Иди сейчас же извинись. Слышишь?

Анастасия Ефремовна и Петр Иванович ухо­дят..

Андрей (вслед им). Нате возьмите вашу записку.

Петр Иванович (в дверях). Можешь сохранить на память. «В газету отнесу!», «Разоблачу!». Дрянь! Если бы ты учился хорошо, мать не сходила бы с ума, не волновалась бы за твою судьбу. Ты довел ее до этого. Ты виноват! (Уходит.)

Андрей. Вот, понимаешь, сами чего-то там натворили, а на меня теперь сваливают. (Рвет записку.)

Алексей. Завтра же уеду отсюда.

Андрей. Да? А меня тут на съедение оставишь? Хорош!

Алексей. Я-то тут при чем?

Андрей. Ишь какой чистенький выискался! Если б не ты, я бы, может быть, пошел с этой запиской, и все шито-крыто.

Анастасия Ефремовна (входя, Андрею). Сделал красивый жест! Чего ты добился? Остался без института. (Алексею.) Ты доволен? Да?

Голос Петра Ивановича. Настя!

Анастасия Ефремовна. Иду, Петя. (Андрею.) Все из-за тебя, из-за тебя... (Уходит.)

Андрей. Ну, Алешка, до экзаменов три дня осталось — мостик спа­лил, куда лечу — неизвестно... Э, ладно, не заплачу.

Занавес