В горах всегда рядом

Широкому кругу украинских альпинистов в последнее десятилетие XX века стали практически недоступны по экономическим соображениям горы Кавказа, Памира, Тянь-Шаня, бывшие когда-то «своими». Альпинистская Украина (за исключением ограниченного элитарного круга) превратилась в страну Малых гор – Крыма и Карпат. Однако, интерес молодёжи, ищущей приключений в горах, от этого не убавился, а даже и возрос в силу действующего в природе парадокса: всякий запретный (то-бишь малодоступный) плод всегда сладок (следует понимать, становится более притягателен). Поэтому наплыв в горы Крыма летом, а в Карпаты зимой значительно возрос. Контроль же за подготовленностью стремящихся в горы со стороны горноспасательных служб этих горных районов практически упал до нуля.

Вот и едут в Крым и Карпаты неконтролируемые толпы молодых начинающих горовосходителей и горных туристов, как поклонники Аллаха стремятся в Мекку.

На первый взгляд, казалось бы, можно сказать, что Крымские и Карпатские горы – это не горы Кавказа, Памира, Тянь-Шаня – ничего опасного в них нет. Однако это далеко не так. В этом я, человек с 50-летним опытом горовосхождений в различных горных районах СНГ убедился на собственной шкуре в январе 2001 года на высшей точке украинских Карпат – горе Говерла (2061 метров над уровнем моря.)

О том, что приключилось со мной и моими спутниками этой зимой на Говерле, честно скажу, вспоминать мне стыдно. Но, учитывая то, что чистосердечное признание смягчает вину и, кроме того, наш случай может оказаться поучительным не только для молодёжи, но и для старых «горных волков», я расскажу все, как было. Чтобы оправдать название данного очерка и по ходу к нему добавить: «С Говерлой шутить – тоже опасно!»

Итак, началось с того, что в силу сложившихся социальных условий, мне, как человеку с уже одиннадцатилетним пенсионным стажем, занимающемуся восемь месяцев в году фермерством «для дома, для семьи», вырваться летом в горы, чтобы отметить 50-летний юбилей занятий любительским альпинизмом, практически не представилось возможным. А тем более в горы Кавказа, Памира, Тянь-Шаня. Поэтому я ограничился скромным для себя подарком для столь знаменательной юбилейной даты – поездкой зимой в близкие, свои Карпаты. Чтобы покататься на лыжах и заодно взойти на Говерлу. Набраться бодрости и здоровья перед очередным весенне-летне-осенним полевым сезоном, называемым «битвой за урожай». Задумано – сделано. «Заяц трепаться не любит»

Моими спутниками на восхождении оказались четыре студента последних курсов Киевского политехнического института – любители горного туризма, оформившие разрешение на горно-пеший маршрут второй категории сложности в зимних условиях по Черногорскому хребту с восхождением на вершины Говерла и Петрос. Я оказался нужен им для восхождения, как инструктор-наблюдатель. И, кроме того, как член Киевской городской федерации альпинизма и скалолазания, который бы смог подтвердить действительность совершённых ими восхождений для получения справок на значок "Альпинист Украины". Поэтому в их маршрут я был включён на участке восхождений на Говерлу и Петрос.

Подъём на Говерлу прошел без каких-либо приключений при хорошей видимости. Только при выходе на купол вершины нас накрыла сильная облачность. Пока мы были на вершине, облачность резко опустилась вниз, а нам предстояло спускаться не по пути подъёма. Если подъём на Говерлу мы совершали с северо-востока, от спортивной базы олимпийской подготовки спортсменов Украины – Заросляк, то спускаться предполагали на северо-запад по широкому гребню в сторону турбазы Козмещик, чтобы выйти к колыбам (летовкам пастухов) под Петросом.

В связи с этим на Говерлу мы шли с рюкзаками весом под двадцать пять килограмм.

На спуске, в сплошной облачности и начались наши приключения. Руководитель похода Дима Ш. – студент пятого курса КПИ в целом парень неплохой, но чересчур уверенный в себе и в своих силах. Он впервые руководил восхождением и не склонен был прислушиваться к мнениям участников похода, в том числе и старого инструктора-наблюдателя.

Вначале спуск должен был проходить по пути подъёма на купол вершины, но вскоре нужно было, чуть отклонившись влево по ходу, идти прямо вниз, чтобы попасть с купола на широкий северо-западный гребень, ведущий к базе Козмещик. Однако Дима, идущий первым на "кошках" всё время забирал влево и влево (на запад). И это несмотря на то, что я пару раз его окликал и просил больше не уходить влево, а прямо спускаться вниз. А он, спускаясь вниз, всё же постоянно тянул влево.

Эта зима в Карпатах, как и во всей Украине, была исключительно малоснежной и горнолыжного сезона до конца января не получилось. Во всех местах, где имелись подъёмники, снега не было. И только на высотах больше 1500 метров лежал снег в виде твёрдого фирна, в который трудно было вгонять ледоруб. Поэтому при спуске с вершины лавинной опасности для нас не существовало. У троих из пяти на ногах были «кошки», у двоих были ледорубы, у остальных – лыжные палки. Я шёл в новых отриконенных ботинках. Группа имела пару тридцатиметровых репшнуров. Поэтому я особенно и не оказывал давления на неправильный, на мой взгляд, выбор Димой пути при плохой видимости. Не хотелось создавать нервозность в группе. По своему опыту знал, что её присутствие в группе кончается более плачевно, чем увеличение технической трудности пути спуска. Да и потом, мы же не на Кавказских маршрутах, а на Говерле – здесь все пути ведут к лесу – думал я.

Однако когда видимость стала чуть лучше, я понял, что мы уже ушли в «воронку» между широким северо­-западным гребнем и перемычкой между Говерлой и Петросом. Она приведёт нас вниз до самого леса, и на широкий северо-западный гребень мы уже не попадаем (слишком много нужно подниматься верх). Забрали мы слишком влево (на запад), когда были ещё на куполе Говерлы. Правда, я тут же вспомнил, что именно в этом месте наблюдались случаи гибели туристских групп при попытке попасть на перемычку между Говерлой и Петросом траверсом купола вершины Говерлы. Но гибли группы от лавин, попадая в них в этой «воронке». Нам же лавинная опасность в это время не грозила. Кроме того, уже проглядывалась в тумане метрах, в двухстах ниже самая узкая часть этой «воронки» – горловина.

Снежный склон хотя и был крутоват, но «в три такта» по нему можно было спускаться. И мы, посовещавшись, решили продолжить спуск к горловине.

Когда до горловины «воронки» осталось не более ста метров, склон стал ещё круче. А главное, состояние верхнего слоя снежного покрова, толщиной два-три сантиметра, было настолько влажным, что кошки стали забиваться липким снегом. И их зубья перестали выполнять предназначенную им роль. Рюкзаки за спиной тоже не придавали уверенности нашему передвижению при сложившихся обстоятельствах. К этому времени мы оказались на левой (по ходу) стороне «воронки» и намеревались начать спуск с траверсом вправо. Однако для меня этим намерениям не суждено было осуществиться. В момент обивки мокрого налипшего снега между зубьями «кошек» я поскользнулся. Рюкзак от резкого движения помог мне потерять равновесие. Я полетел по фирновому склону вниз, не имея в руках ледоруба, способом голова-ноги, голова-ноги. Очень быстро долетел до горловины, пару раз слетев с невысоких скальных уступов. Попав в левый жёлоб (шириной около двух метров) горловины (шириной порядка двадцати метров с бугром в средней части), я благополучно вылетел на пологий снежный склон. Он был без камней, но покрытый в отдельных местах кустарником. Пролетев по пологому снежнику ещё несколько десятков метров, я, исчерпав весь свой запас потенциальной энергии, наконец, остановился. Видимость из-за облачности и здесь оставалась ограниченной – не более тридцати метров.

Отстегнув поясной ремень рюкзака и освободившись от него, я поднялся на ноги и осмотрелся вокруг. Внизу – простой спуск по пологому снежнику с кустарником – без проблем. Вверху – в тумане, метрах в тридцати смутно проглядывается скальный сброс метров десяти высотой, которым и заканчивается горловина «воронки». После горловины начинается расширение склона, на котором я и нахожусь.

Подаю криком сигнал своим спутникам и сообщаю им, что со мной всё в порядке (т.к. болей ни в каких частях тела и конечностях не ощущаю) и прошу, чтобы они проявляли осторожность и аккуратность при дальнейшем спуске и налаживали страховку. В ответ слышу глухое: «Хорошо!». Продолжаю осматриваться дальше. Вижу на тыльной стороне правой руки кровь. Что-то мокрое на лбу. Потрогал рукой – тоже кровь. Снял шапочку и ощупал голову. На голове, выше виска тоже кровь, но болей никаких. Значит, лёгкая царапина. На руке тоже поцарапана только кожа. Снег на последних метрах моего полёта тоже окрашен кровью. Ерунда! Легко отделался!

Прикинул, сколько же это я пролетел? По склону метров сто пятьдесят – двести? Высоту потерял метров пятьдесят? Повернулся и глянул вниз, и только сейчас заметил что ниже себя и правее метрах в двадцати копошится какая-то фигурка в светлом одеянии комбинезонного типа с темноватыми пятнами. Неужели карпатский йети? И тут от него услышал крик: "Где я?!"

Вначале я подумал, что кто-то, поднимаясь снизу вверх, потеряв ориентировку, забрёл сюда. На его вопрос, спускаясь к нему, я ответил вопросом: "Откуда ты?" "Йети" поднял руку и показал в сторону горловины. Я не понял – ни на кого из моих спутников "йети" по одеянию не похож. Тогда я крикнул, продолжая спускаться к нему "Как тебя зовут?"

- Коля! – ответил незнакомец.

Я подошёл совсем близко так, что не надо было кричать и спросил его: - Как ты сюда попал?

- Спустился с Говерлы в лавине.

- Ну ты даёшь! Где же ты её взял? – удивился я.

И тут он мне уже подробно рассказал обо всех обстоятельствах, как он здесь оказался. Приехал Коля с двумя своими друзьями покататься на сноубордах. Разместились на турбазе Козмещик, но снега поблизости не было. Тогда они, присоединившись к группе московских туристов из пяти человек, решили сходить на Говерлу (здесь я вспомнил, что наша группа в самом начале спуска с вершины встречалась с этой группой. Поприветствовав друг друга и узнав, откуда кто, мы тогда пожелали друг другу удачи и разошлись: мы – вниз, они – вверх).

Выйдя на вершину, Коля с друзьями и новыми знакомыми – москвичами, от радости и для "сугреву" (на вершине довольно сильно продувало) распили пару бутылок "Украинской с перцем" и начали спускаться. Коля по нужде задержался, после чего решил удивить всех (в группе были "дамы") и скользнуть на "пятой точке" наперерез группе, чтобы оказаться впереди. Однако, в тумане и от употреблённого "Перца" не рассчитал угол среза и взял его слишком маленьким. В самом начале спуска с подветренной стороны вершины оказался участок с мягким и неуплотнившимся снегом. На нём он скольжением на задней части тела вызвал лавину. Здесь он не мог остановиться, и порхнул с лавиной прямо вниз в ту "воронку", по которой спускалась наша группа. К счастью, эта небольшая лавина далее не смогла перерасти в большую и послужила для Коли только подушкой, на которой он благополучно проскользнул через правый узкий жёлоб горловины буквально за несколько минут до моего пролёта через левый жёлоб той же горловины. В итоге Коля потерял по высоте не менее пятисот метров, а проскользил по склону и того больше за считанные секунды, но отделался только лёгким испугом. Так мы с ним оказались в одном и том же месте.

Прослушав рассказ Коли, я обратил свой взор снова в сторону горловины, чтобы крикнуть моим спутникам:

-Эге-ге-ге! Как дела? Но не успев этого сделать, услышал сверху:

- Р-ю-к-з-а-к! Д-е-р-ж-и-т-е!

У меня ёкнуло сердце – срыв? И тут же из тумана из левого желоба что-то отделилось черное и полетело в моём направлении. Ещё несколько секунд ожидания и стало видно – летит рюкзак! Я мужественно бросился на его перехват и удачно в нужный момент прижал всем телом его в снег. Поймал! Теперь уж кричу то, что хотел крикнуть раньше. В ответ слышу:

- Рюкзак поймали?

- Д-а-а-а!

На мой ответ слышу их крик.

- Н-о-р-м-а-л-ь-н-о! -

Облегчённо вздохнув, повернулся в сторону Коли и увидел такую картину – на двух рюкзаках, которые я снес в одно место, Коля свернулся калачиком и умиротворённо спит. Подхожу и тормошу его за плечо. Боднув головой, он открыл глаза. Спрашиваю:

- Коля, что с тобой?

- Ничего, просто спать хочется.

Тут уж я не стерпел и оказал психологическое давление на представителя раскисающей современной молодежи.

- Коля, сколько тебе лет? – спросил я.

- Двадцать один, а что?

- А то, дорогой мой, усилил я твёрдость в своём голосе, мне семьдесят один. Неизвестно, как нам придётся провести предстоящую ночь. Пока ребята спустятся к нам, нас могут ожидать неизвестно какие неприятности. Если я погибну – полбеды. Но тебе-то ещё надо жить, а для этого каждому из нас необходимо взять себя в руки и не расслабляться. Хотя бы до благополучного спуска ребят. Возьми вот глюкозу.

Я достал из кармана имевшиеся у меня таблетки. Нужно отдать должное – Коля внял моему совету и уже больше не стремился ко сну, а активно пританцовывал у рюкзаков.

Дожидаться спуска ребят нам пришлось более двух часов. За это время мы трижды устремлялись на ловлю рюкзаков, поодиночке периодически вылетавших из левого жёлоба горловины со свистом и в сопровождении криков: «Рюкзак!»

Наконец со стороны правого желоба горловины послышались близкие разговоры и стали вырисовываться из тумана нечёткие человеческие фигуры: одна, вторая, ... третья, ... четвёртая...

Мы с Колей обрадовано с облегчением вздохнули и поздравили друг друга с благополучным исходом для его группы.

Через несколько минут, в пятом часу вечера (а начинали мы спуск с Говерлы около двенадцати дня) подошли и мои спутники – тоже радостные и возбуждённые от остроты полученных впечатлений.

Не задерживаясь больше ни минуты на этом месте, мы разобрали из образовавшейся кучи свои рюкзаки, и, надев их, быстренько зашагали вниз.

Через двадцать минут мы подошли к лесу, где нас встретил моросящий дождь, а ещё через полчаса – к колыбам под Петросом, к которым мы планировали прийти снизу, спустившись с Говерлы. Но, как известно; "Судьба играет человеком, а человек играет на трубе (увы, часто бывает – и в трубу)"!

В колыбах оказалось многолюдно. Здесь собралось до тридцати человек из разных городов Украины и России, в том числе и попутчики Коли из Черновцов по сегодняшнему хождению на Говерлу. Конечно, встреча не обошлась без восторгов и объятий. Особенно радостных для попутчиков Коли – они уже собирались утром следующего дня бежать вниз на турбазу «Козмещик» вызывать поисковый отряд. В некоторых колыбах горели костры, на которых готовили ужин и кипятили чай.

Вскоре нас всем этим утолили и совместными усилиями помогли «зализать» полученные раны. Эту ночь мы спали как младенцы. А мы с Колей стали называть друг друга «крёстным дедом» и «крёстным внуком», соответственно.

Следующее утро показало, что после продолжительного полумесячного периода ясной погоды надвинулся фронт устойчивой непогоды: стояла сплошная облачность. Временами, когда облачность поднималась чуть вверх, начинал моросить дождь. Об этом свидетельствовал за день до нашего восхождения на Говерлу фронт перисто-слоистых облаков, альпинистами называемых цирусами. Они, как правило, являются свидетелями либо надвигающегося фронта продолжительной непогоды после продолжительной устойчивой хорошей погоды, либо наоборот, - хорошей устойчивой погоды, после продолжительной плохой.

Утром, после завтрака, в своей колыбе у очага, глядя на язык огня, мы провели разбор своего восхождения на Говерлу в сложившихся погодных обстоятельствах. Отметили ошибки, совершенные при спуске и результаты, какими бы они могли быть. При разборе я узнал что Дима Ш. тоже проскользил по склону метров тридцать, но, вылетев на серединный бугор горловины, на нём задержался, а его рюкзак при этом улетел в левый жёлоб (который я поймал первым). После этого был налажен спуск со страховкой, используя имеющиеся репшнуры и ледорубы. Поэтому-то их спуск и затянулся на два с половиной часа. В заключение разбора я заметил, обращаясь к Диме Ш.:

— Дима, тебе следует сделать выводы для себя по поводу твоей излишней самоуверенности и нежелании прислушиваться к мнению твоих товарищей. Считай, что вчерашние приключения были первым «звоночком».

—Нет, Василий Данилович, - возразил Артем, самый рассудительный и спокойный из четверых моих спутников (в группе было два Андрея и по одному Диме и Артему), - два предыдущих уже были на черногорском хребте при ночном восхождении и восемнадцатиградусном морозе на Чёрную гору, где мы корячились из-за упрямства Димы. И сейчас он пытается доказать нам необходимость продолжить наш маршрут. Я же с Андреем дальше с ним не пойдем и сегодня же «линяем» в Киев.

—Мудрое решение, - подвёл итог я, - мы все присоединяемся к нему.

Через час начали спуск по маршруту: колыбы под Петросом – Козмещик – Лазещина – Киев. Через тридцать четыре часа мы все благополучно прибыли в Киев.

Возвращаясь еще раз к названию этой статьи, я хочу еще раз сказать, что для альпиниста с 50-летним опытом восхождений на Кавказе, Памире, Тянь-шане безопасность восхождений на вершины Карпат – очевидна. А любые несчастные случаи здесь – невероятны. Но, как показал этот описанный поход – это совсем не так. Об том же говорят и следующие примеры.

Спустя неделю после прибытия в Киев с Карпат, я посетил очередное заседание ветеранов-альпинистов в «Клубе по интересам» и рассказал о своих карпатских приключениях своему другу – ровеснику Григорию Владимировичу Полевому – известному по всему СНГ альпинисту, почётному мастеру спорта, почётному спасателю СССР, заслуженному тренеру СССР и Украины. Вот что он добавил к изложенному выше моему повествованию.

- В 1958 году мне довелось участвовать в поисковых работах группы туристов в количестве двенадцати человек, засыпанных лавиной как раз в той «воронке», куда вас занесло в тумане при попытке траверсировать купол Говерлы с северо-западного гребня на перемычку между Говерлой и Петросом. Тогда в этой группе погиб известный киевский альпинист.

- В 1960 году я участвовал в комиссии по расследованию несчастного случая связанного с гибелью, двадцати туристов, совершавших траверс Говерла – Петрос. Их тоже унесла лавина в ту же «воронку». За зиму в ней накапливается столько снега, что в обоих случаях найти погибших удалось только летом.

В добавление к этому и твоему рассказу в газете «Факты» за 20 февраля 2001 г. напечатано, какая трагедия постигла группу киевских туристов, спустя пять дней после ваших приключений на Говерле на соседнем хребте в связи с фронтом непогоды, начавшейся в день вашего восхождения. В 15 километрах от села Березники Свалявского района на хребте Боржава близ горы Граб (1516 метров над уровнем моря) погибли двое ребят из группы киевских туристов. «Жуткая нелепость» как говорят обычно о таких происшествиях, произошла в первый день февраля. 20-летний Николай Нестеров умер сразу на месте. Алексей Гулецкий еще около трех суток держался в реанимации.

Рассказав об этих случаях, Полевой сделал вывод:

- Так что, Mon amigo, считай, что на грани двух тысячелетий ты претерпел непрерывное перевоплощение твоей души в прежнюю, ещё не износившуюся до конца твою телесную оболочку. Это редко кому удаётся - радуйся! — Ну, Дорогой, - возразил я ему – если ты так мудро с точки зрения эзотерических знаний расставил все точки над «I», то я тебе скажу, что, может быть, не плохо бы, в мои то годы да ещё в наше время, в общем-то можно было бы и «закруглиться» на вершине. Это романтичнее, чем потом, чуть позже, «от водки или простуд...»

- Ну, Mon amigo, - в тон моему вопросу продолжал своё
философствование Полевой, - твой ангел-хранитель видит всё
это иначе: ты ещё не прошёл предназначенный тебе путь,
когда «…другие придут, сменив уют на риск и непомерный
труд,...». Ты должен ещё отработать причитающийся с тебя
кармический должок!

- Какой ещё должок? – возмутился я.

- Это тебе самому нужно подумать над этим вопросом, но если хочешь, я могу предложить тебе один вариант.

Он замолчал, я тоже молчал. Молчание затянулось. Наконец, его желание предложить свой вариант не выдержало длительного нашего совместного молчания и он сказал:

- Пока ты ездил в Карпаты, мы тут посовещались и решили предложить тебе стать Головою Совета ветеранов альпинизма киевской федерации альпинизма. Надо оживить работу Совета, а для этого необходимо внести в его работу «свежую струю», а ты у нас шустряк и выдумшик.

Полевой замолчал, молчал и я. Наконец, дальнейшего молчания не выдержал на сей раз я:

- Я ещё подумаю над различными вариантами отработки своего долга перед людьми.

- Думай! – закруглился Гарик.

Ничего нового я не придумал и согласился с избранием меня руководителем Совета ветеранов альпинизма Киева. Была поставлена задача возродить к жизни наши поездки на Кавказ в Приэльбрусье. Пригласили к участию представителей трех поколений: младшего, среднего, старшего. Чтобы одновременно шла передача опыта. Опыта пребывания в горах, опыта межличностного общения, взаимовыручки, коллективизма.

Нам неоткуда было ждать помощи. Но Эльбрусиада 2001-го года все же состоялась. Мы снова увидели красоту вершин Кавказа. Мы жили в нашем палаточном лагере. Где после ежедневных тренировочных занятий и акклиматизационных восхождений вечерами у костра пели наши песни под гитару. И снова многие из нас смогли взойти на Эльбрус. Возрастной диапазон участников был очень широк – от неполных 16 лет до полных 77. Поездка на зарубежный теперь Кавказ без государственного финансирования в пенсионном возрасте казалась невероятной. Но мы это захотели и мы это сделали. И это очевидно. Для нас в хорошем смысле
невероятное стало очевидным. Также очевидно, что и в последующие годы ветераны альпинизма должны снова собираться и, преодолевая возрастные и финансовые проблемы, снова и снова возвращаться в горы.

1991 г.