И ПОДНЕСТРОВЬЕ

В бассейне Среднего и Верхнего Днепра наиболее ранние «поля погребений» восходят к последним двум-трем векам до н. э. Погребенные на этих кладбищах люди по характеру своей культуры близко напоминали местное раннеславянское население скифской поры. Обычно они сжигали своих мертвых, помещая остатки сожжения в глиняный сосуд, точно так же, как это делали некоторые местные племена скифской поры, с той лишь разницей, что результаты кремации никогда не погребались в кургане, а всегда на общем погребальном «поле». Наряду с сожжением в области Среднего Поднепровья практиковалось и простое захоронение. Параллельное существование обоих погребальных обрядов было известно здесь и в предшествующее скифское время. В наиболее ранних «полях погребений» Среднего Поднепровья встречается почти такая {111} же глиняная посуда, какая была здесь в употреблении во времена Геродота.

До недавнего времени в Среднем Поднепровье были известны всего лишь три-четыре «поля погребений», предшествующих рубежу н. э. 2 Из них было исследовано только одно, находящееся у с. Зарубинцы Киевской обл. В 1899 г. во время раскопок В. В. Хвойка там было открыто несколько могил, содержащих остатки трупосожжений, глиняные сосуды и металлические изделия, в том числе несколько латенских фибул II в. до н. э. и бронзовых булавок позднескифского облика 3 (рис. 24).

В 1940—1941 гг. ранняя группа «полей погребений» пополнилась материалами из раскопок у с. Корчеватого, около Киева, оказавшимися особенно интересными, так как черты культуры, свойственные местному славянскому населению скифской эпохи, здесь представлены еще более ярко, чем в Зарубинцах.

Корчеватовское «поле погребений» расположено на высоком правом берегу Днепра. При раскопках там было выявлено более 100 могил, из которых подавляющее число содержало остатки сожжений, помещенные в большинстве случаев в глиняные урны. В другой, меньшей группе могил найдены скелеты или же отдельные человеческие черепа. Как могилы с сожжениями, так и могилы со скелетами сопровождались глиняными сосудами. Некоторые из них были поставлены в могилу с пищей, о чем говорят найденные в них кости овцы (или козы), свиньи или, реже, коровы и лошади. При погребениях найдены украшения, главным образом фибулы латенского типа, обломки серег, перстень, бусы, наконечник пояса и другие вещи. Найдены железные ножи, наконечники стрел, пряслице от веретена и обломок каменной зернотерки. На основании латенских фибул (рис. 25) автор раскопок И. Самойловский определяет время «поля погребений» у с. Корчеватого II—I вв. до н. э. 4

Особенный интерес среди материалов Корчеватовского «поля» представляет глиняная посуда, часть которой очень близка посуде местных племен скифского времени. Это сосуды грубой работы с орнаментом в верхней части, состоящим из ямочек, нанесенных с наружной или внутренней стороны сосуда, а так же налепного валика. Другая, более значительная часть глиняных сосудов из Корчеватовского могильника имеет {112} вид высоких горшков черного цвета, покрытых лощением. Такая же или очень близкая черная лощеная посуда была встречена в Зарубинецком могильнике, где, кроме горшков, имеются небольшие сосуды с ручками. В некоторых отношениях эта посуда так же может быть сближена с более древней местной, однако в ней имеются и некоторые другие черты, в частности свойственные посуде западных областей — позднелужицкой и высоцкой.

Рис. 24. Бронзовые булавки и браслеты и глиняная посуда из Зарубинецкого могильника II—I вв. до н. э. {113}

Рис. 25. Находки из Корчеватовского могильника.

Полагают также, что западное происхождение имел и погребальный отряд поднепровского населения II—I вв. до н. э. и последующего времени, представленный в Зарубинецком, Корчеватовском и других могильниках. «Поля погребений» Среднего Поднепровья в общих чертах действительно очень близки лужицким и высоцким могильникам. Не исключая {114} такой возможности, следует тем не менее указать, что бескурганные могильники типа «полей погребений» были представлены в Среднем Поднепровье с древнейших времен. Здесь известны «поля погребений» эпохи бронзы, а также «поля погребений» с трупосожжениями, относящиеся к I тысячелетию до н. э. Они были распространены у населения более северных, не столько лесостепных, сколько уже лесных областей Правобережья, а возможно, и Левобережья и выявлены сейчас в ряде пунктов 1. Таким образом, этот обряд погребения отнюдь не являлся здесь новым.

Большой интерес представляют наблюдения В. В. Хвойка, сделанные в с. Зарубинцах. По его мнению, Зарубинецкое «поле погребения» имело небольшие курганные насыпи. Если это действительно так, то можно говорить о постепенном переходе курганного обряда погребений, широко распространенного у местного населения степных и лесостепных областей, в бескурганный, что явится еще одним доказательством автохтонности населения, оставившего погребальные «поля».

Кроме «полей погребений» зарубинецкого облика, относящихся к последним векам до н. э. и началу н. э., в области Среднего Поднепровья обнаружены остатки многочисленных поселений, принадлежащих тому же населению. По общему облику они напоминали поселки предшествующей поры. Это были сравнительно небольшие земледельческие селения, расположенные на берегах рек, иногда на возвышенных местах.

В 1948 г. В. А. Богусевичем было исследовано поселение зарубинецкого характера на Пилипенковой горе — отроге правого берега Днепра около Канева. При раскопках обнаружены остатки наземных жилищ размером приблизительно 4´4 м с печами из глины или камней. Стены жилищ были сделаны из плетня, обмазанного слоем глины. В жилищах найдены кости домашних животных, грузила для рыболовных сетей из глины, железный гарпун и обломки глиняной посуды — местной и привозной из причерноморских городов. Последняя позволяет отнести поселение к рубежу н. э.

Такие же поселения известны в районе Канева на горе Московке и на городище у с. Зарубинцы 2. Ряд пунктов с остатками таких поселений имеется около Киева, на юг и на запад от него на Ирпене и на Роси, а также в Левобережье по Десне и Сейму. Иными словами, зарубинецкие племена обитали в тех самых местах на Среднем Днепре, которые выше определялись нами как исконно протославянские {115} и славянские. Они являлись непосредственными потомками местных раннеславянских племен I тысячелетия до н. э.

В первые века н. э. в культуре славянских племен Среднего Поднепровья и Поднестровья появились новые черты, свидетельствующие о развитии в их среде ремесленных форм производства, о возросших экономических связях с югом и, наконец, о поглощении славянской средой иноплеменных скифских и сарматских элементов.

Глиняная посуда стала изготовляться преимущественно на гончарном круге. Характер ремесленной продукции приобрели предметы убора и украшения из бронзы или серебра. Начиная со II в. н. э. в Среднем Поднепровье были в ходу римские монеты, найденные в тысячах экземпляров, нередко в виде кладов. Появилась стеклянная посуда, привезенная с юга. Культура этого периода называется черняховской по имени «поля погребения» у с. Черняхова на Днепре, к югу от Киева. Особого развития достигла черняховская культура в середине I тысячелетия н. э., в антское время. Она будет охарактеризована в следующей части книги.

Здесь следует лишь указать, что область черняховской культуры, представленной «полями погребения» и остатками многочисленных поселений, была шире, чем область зарубинецких племен. Черняховские «поля» и поселения известны на юге и юго-востоке вплоть до низовьев Днепра и поречья Среднего Донца. В этих местах они имеют, однако, некоторые особенности. Так, например, у с. Кантемировки в районе Полтавы в окружении остатков культуры, свойственной славянскому населению, открыты сарматские курганы, содержащие вещи, характерные для «полей погребения» 3. Именно эти находки отражают процесс оседания кочевников в славянской среде, что не могло не привести к последующей их ассимиляции.

Область распространения культуры зарубинецкого характера, сложившейся у славянских племен в послескифское время, не ограничивалась пределами Среднего Поднепровья. В последние века до н. э. эта культура распространилась далеко на север, в бассейн Верхнего Днепра. Там ее границы в основных чертах совпадали с областью расселения верхнеднепровских протославянских племен, обрисованных в предыдущей главе.

Вследствие каких именно причин среднеднепровская сла-{116}вянская культура распространилась на север — в настоящее время не является ясным. Здесь могли иметь значение возросшие экономические и культурные связи, активная роль в которых принадлежала среднеднепровскому населению. Возможно, что им сопутствовали отношения политического характера, в которых господствующее положение принадлежало опять-таки более южным племенам. Наконец, не исключены и чисто этнические связи, а именно: продвижение некоторых среднеднепровских племен на север в период крушения скифского объединения и появление сарматов на берегах Днепра.

Такое передвижение, впрочем, не могло быть значительным. Исследования городищ в бассейне Верхнего Днепра позволяют заключить, что на рубеже и в первые века н. э. здесь продолжало обитать то же самое население, что и раньше. Такие деснинские городища, как Торфель около Брянска 1, «Благовещенская гора» вблизи Вщижа 2 и десятки других, служивших поселениями в начале н. э., имеют и более древние наслоения. Какого-либо перерыва в жизни их обитателей не обнаруживается. В I тысячелетии н. э. здесь бытовали те же, что и раньше, формы поселений и жилищ, сохранялся тот же облик хозяйства и социальных отношений, несколько более примитивный, чем у среднеднепровских племен, и удерживающий многие черты, свойственные местным раннеславянским племенам.

О том, что северные славянские племена, обитавшие в отдалении от исторической жизни юга, сохраняли вплоть до начала I тысячелетия н. э. древние формы патриархально-семейного быта, говорят расположение и характер их поселений. В тех местах, где были произведены более или менее исчерпывающие исследования, удалось установить, что поселения первых веков н. э., почти всегда имеющие характер городищ, т. е. поселений укрепленных, располагались компактными группами — по три-четыре поселка вместе, как это наблюдалось и в предыдущий период. В свете этнографических данных является очевидным, что эта группировка отражала древние родовые связи. Поселки каждой группы принадлежали одному роду, объединенному общей родовой территорией.

При раскопках на городище «Барсучья горка» около Могилева, занимавшем продолговатый мыс днепровского берега, были обнаружены остатки двух наземных, удлиненных в плане жилищ, по-видимому, столбовой конструкции. В одном из них оказалось четыре очага, расположенных на равном расстоянии друг от друга вдоль длинной оси жилища; в другом {117} обнаружены три очага (рис. 26). Форма домов городища «Барсучья горка» заставляет вспомнить разделенные на однотипные секции длинные столбовые дома лужицкого поселения на Бискупинском озере в Польше. В жилищах были най-

Рис. 26. План городища «Барсучья горка» с остатками длинных многоочажных построек (первые века н. э.).

дены обломки лепных глиняных сосудов, в том числе с черной лощеной поверхностью, подобные зарубинецким, железные ножи, рыболовный крючок, трехлопастный наконечник стрелы позднесарматского облика, пряслица от веретен, костяные острия и др. 1 Исследования на городище «Барсучья горка», от-{118}носящиеся к первым векам н. э., открыли картину еще довольно-таки примитивного патриархального быта, мало отличающегося от того строя жизни, который наблюдался в этих местах в более раннее время.

Остатки, по-видимому, такого же длинного дома были обнаружены и на городище «Торфель» в верхнем течении Десны, которое во многом напоминает «Барсучью горку» 2.

Остатки наземных жилищ столбовой конструкции и многочисленных ям от погребов были обнаружены на Днепре, в районе Речицы, на городище у с. Чаплина. При раскопках там были найдены железные топоры в виде кельтов с прямоугольными втулками, серпы, зернотерки, рыболовный крючок, меднолитейные тигли, бронзовые украшения и др. Глиняная посуда имеет характерный зарубинецкий облик и вместе с тем некоторые местные элементы 3.

С бытом и общественным строем наиболее северных племен можно познакомиться по материалам городища у д. Березняки, расположенного в районе Щербакова* в Верхнем Поволжье, где поселения ранних славян встречались, еще в I тысячелетии до н. э. Это городище, исследованное в 1934— 1935 гг., относится к III—V вв. н. э., но по общему своему облику соответствует поселениям более раннего времени.

На площади города, не превышающей 2 тыс. кв. м, окруженной некогда прочной оградой из бревен, плетня и земли, были открыты остатки одиннадцати строений и загона для скота, расположенного у ворот (рис. 27—28). Центральную часть поселка занимал большой бревенчатый дом, с открытым очагом в средней части, представлявший собой, по-видимому, какое-то общественное здание, о чем говорят не только его местоположение и размеры, но и состав найденных внутри него вещей — совсем другой, чем в жилых помещениях. Остатки последних были обнаружены в числе шести. Это были сравнительно небольшие прямоугольные здания с очагами у задней стены. Около центральной постройки помещался амбарчик, служивший для хранения и размола зерна, рядом с ним обширная кузница, а напротив, по другую сторону площадки городища, постройка с очагом, внутри которой было найдено много прясел от веретен, шила, иглы и другие вещи, говорящие, что здесь собирались женщины, занимавшиеся прядением, ткачеством и шитьем. Здесь же, около центральной части поселка, были обнаружены остатки своеобразного погребального сооружения — маленького домика, внутри которого хранились остатки умерших, сожженных где-то за пределами поселка. {119}

Раскрытая раскопками картина изображает, несомненно, патриархальное гнездо, поселок «большой семьи», численностью в 50—60 человек, на общинных началах ведущей свое хозяйство, имевшей общие запасы, наконец, погребавшей останки мертвых в общей семейной усыпальнице — своеобразном «домике мертвых».

Орудия земледелия, найденные на городище, отличаются примитивностью и заставляют полагать, что земледелие, несомненно подсечное, еще не являлось здесь абсолютно преобладающей отраслью хозяйства. Стадо домашних животных состояло из лошадей, свиней, крупного и мелкого рогатого скота. Лошади служили для верховой езды. Занимались обитатели поселка также охотой и рыбной ловлей. Они сами выплавляли железо из местных руд и выковывали из него орудия труда — топоры, серпы, ножи и др. и предметы вооружения, в частности большие однолезвийные мечи. Из привозной меди ими изготовлялись различные украшения. Некоторые предметы убора и украшения, найденные при раскопках, представляли собой вещи импортные, происходящие с Оки и Среднего Поднепровья (рис. 29). Глиняная посуда изготовлялась от руки, без помощи гончарного круга. Некоторые сосуды имели темно-серую {121} вылощенную поверхность и по форме приближались к корчеватовским 4.

Таким образом, и здесь перед нами еще весьма архаичная картина социально-экономических отношений, уже отнюдь не свойственная в это время среднеднепровским раннеславянским племенам.

Новыми чертами в культуре верхнеднепровских раннеславянских племен, имевшими, несомненно, южное происхождение, были уже не раз упомянутая глиняная посуда с темной вылощенной

Рис. 27. План раскопок на городище у д. Березняки в Верхнем Поволжье (III—V вв. н. э.). {120}

Рис. 28. Реконструкция Березняковского поселения.

Рис. 29. Железные серп, ножи, топоры и обломки меча, бронзовые украшения, глиняные грузики, пряслице, льячок и сосуд из городища у д. Березняки в Верхнем Поволжье (III—V вв. н. э.). {122}

поверхностью, по форме близкая зарубинецкой, ряд новых форм изделий из металла и особенно погребальное памятники в виде «полей погребений». Последние являются наиболее показательным материалом, сближающим население Верхнего Поднепровья с среднеднепровским, четко отделяющим племена Верхнего Поднепровья от племен Поволжья и Прибалтики и лишний раз подтверждающим мысль о принадлежности племен Верхнего Поднепровья к славянской группе.

В настоящее время лучше других известно «поле погребений» в урочище Казаргац на Припяти около Турова. Там было обнаружено более 20 погребений в виде скоплений пережженых костей, помещенных вместе с глиняными сосудами в неглубокие ямки. Сосуды, сделанные без помощи гончарного круга, очень напоминают зарубинецкие. Найденные здесь же обломки бронзовых и железных украшений относятся, по-видимому, к первым векам до н. э. (рис. 30). Рядом с погребальным «полем» на урочище Казаргац были обнаружены остатки поселка, принадлежащего тому же населению 1.

Такие же погребальные «поля» были встречены на Припяти около Пинска, на Случи в районе Старобина, Бобруйска, Борисова 2 и в верховьях Нарова у с. Великие Гриневичи. В последнем пункте, кроме глиняной посуды, были найдены бронзовые фибулы первых веков до н. э. 3.

На Днепре «поле погребений» открыто около с. Чаплина в районе Рецицы. Там в 200 м от упомянутого выше городища исследованы до 40 погребений в виде неглубоких ям, в которые были ссыпаны остатки сожжения. В ямах находились глиняные сосуды: горшки и широкие мисы, большие бронзовые и железные фибулы II—I вв. до н. э., застежки и другие украшения. Найдены железные ножи с горбатой спинкой и наконечники {123} копий. Несколько погребений этого «поля» было разрушено местными жителями при земляных работах (рис. 31) 1.

Выше по Днепру «поля погребений» имеются около Ново-Быхова. На одном из них, исследованном в 1926—1927 гг., были найдены глиняные сосуды с пережженными костями, причем иногда урна с

Рис. 30. Глиняные сосуды и металлические украшения из могильника в уроч. Казаргац на Припяти. План и разрез одного из погребений.

костями была накрыта более крупным сосудом, опрокинутым вверх дном 2. Эта особенность погребального обряда заставляет вспомнить распространенные на Висле в конце I тысячелетия до н. э. так называемые «подколпачные {124} погребения». Выше по Днепру «погребальное поле» было обнаружено

Рис. 31. Железные фибула и нож, глиняные сосуд и пряслице

из городища и могильника у с. Чаплин (II—I в. до н. э.). {125}

около д. Верхние Намыкары в районе Смоленска. Оно располагалось на дюне и оказалось сильно разрушенным. Один происходящий оттуда глиняный сосудик имел вылощенную поверхность 1.

Если двинуться из области верхнеднепровских «полей погребений» дальше на север и северо-восток, то в самых верховьях Днепра, на верхней Оке, в верховьях Западной Двины и Волги, наконец, в бассейне озер Ильмень и Чудское встретятся погребальные памятники другого характера — курганы с трупосожжением. В западной части указанной территории были распространены так называемые «длинные курганы» — погребальные памятники, очень близкие «полям погребений» и генетически с ними связанные, представляющие собой большую длинную насыпь, в которую совершались захоронения остатков сожжений. В более восточных районах были распространены округлые курганы, сохраняющие внутри насыпей, как и «длинные курганы», остатки многих сожжений. Те и другие известны в сотнях пунктов и неоднократно исследовались путем раскопок 2.

Ниже, в последних главах, будет дано подробное описание этих курганов и находимых в них вещей. Сейчас, забегая вперед, укажем лишь, что если еще недавно временем их распространения считались VI—VII вв. н. э., то теперь есть все основания спустить эту дату до первых веков н. э., а может быть и последних веков до н. э. 3 Их верхняя хронологическая граница идет в VII—VIII—IX вв., когда они мало-помалу приобретают характерные черты славянских средневековых курганов с обрядом трупосожжения, известных автору Начальной летописи и восточным писателям.

Обычай сжигать мертвых у некоторых, а может быть, и у всех протославянских племен этой северной области, был распространен, несомненно, и в предыдущие столетия. Результаты сожжения в то время либо не сохранялись, оставаясь на погребальном костре, либо же для них устраивались сооружения из дерева, аналогичные домику, открытому на городище у д. Бе-{126}резняки. Погребальный домик городища у д. Березняки представляет собой, правда, пока что единственную находку. Но и городище у д. Березняки — это единственное сейчас поселение, особенно хорошо сохранившееся и изученное путем раскопки всей площади. О широком распространении в далеком прошлом таких погребальных домиков свидетельствуют сами курганы с трупосожжением, нередко представляющие собой такие же домики, лишь скрытые под земляной насыпью. А. А. Спицыным было высказано предположение, что память о «домиках мертвых» долго сохранялась в восточнославянском фольклоре в сказках о домике на куриных ножках (возможно, на сваях), где жила баба-яга, сжигающая в печи людей 4.

Экономические связи среднеднепровских племен с их северными соседями особенно укрепились в первые века н. э., когда на севере появились многочисленные изделия среднеднепровского происхождения.

Приблизительно во II—III вв. н. э. в Среднем Поднепровье, как и во многих других местах Европы, распространились бронзовые изделия геометрического стиля, инкрустированные цветной эмалью. Первоисточником вещей с эмалью, как показал еще А. А. Спицын, послужили римские эмали 5. Но «варварские» эмали не были простым подражанием римским, они явились продуктом местного творчества, освоившего технику эмали в соответствии с местными вкусами. Именно поэтому поднепровские эмали заметно отличались как от прибалтийских, так и от западноевропейских. Предпринятые некогда попытки рассматривать вещи с эмалью как готские не могут быть признаны удачными хотя бы потому, что вещи с эмалью были распространены не в нижнем течении Днестра и Днепра, а за пределами центров готских племенных союзов — в Среднем Поднепровье 6.

В значительном числе вещи с эмалью известны в земле северных раннеславянских племен — на Верхнем Днепре, Оке, Верхней Волге. О том, что они не были здесь местного происхождения, а завозились из Среднего Поднепровья, свидетельствуют материалы известного Мощинского клада на Оке, обнаруживающие, что владелец «не знал их настоящего назначения, В кладе имеется длинная цепь (ее ошибочно считали уздой), состоящая из восьми фибул, у которых отломаны иглы. Фибулы скреплены наглухо медной проволокой (рис. 32). Очевидно, {127} житель берегов Оки, которому посчастливилось купить или взять в качестве добычи вещи с эмалью, не умел использовать их; из фибул, служивших для скрепления легкого плаща (по две на человека), он сделал пышное, но бессмысленное ожерелье» 1.

На основании распространения «полей погребений» и курганов с трупосожжением, глиняной посуды с лощеной поверхностью, вещей с эмалью и других признаков область северных восточнославянских племен в начале н. э. обрисовывается следующим образом: бассейн верхнего Днепра, Припяти и Десны, верховья Оки, приблизительно до устья Москвы-реки, верховья Волги, приблизительно до устья Мологи и Шексны, а также Валдайская возвышенность и, наконец, южная часть бассейна озер Чудского и Ильмень. Как мы видели выше, в предшествующее время эти наиболее северные области не были заняты раннеславянскими племенами, поселения которых не заходили дальше верховьев Днепра и Волги. Очевидно, в первые века н. э. славянские племена Верхнего Поднепровья несколько расширили свою область в северном направлении, где до этого времени обитали лето-литовские и угро-финские племена.

Вне пределов очерченной выше славянской области — в среднем и нижнем течении Оки и в Поволжье известны археологические памятники восточнофинских племен, культура которых существенно отличалась от славянской. У этих племен был распространен обряд погребения в рядовых могильниках. Уже в то время у них сложились многие особенности культуры, сохранившиеся в быту местного населения вплоть до позднего средневековья и известные как по археологическим, так и по этнографическим данным. К ним относятся характерные женский костюм и головной убор, многие черты быта, элементы языческих религиозных воззрений и др. В настоящее время, после исследований П. П. Ефименко, а также работ В. В. Гольмстен, Е. И. Горюновой, А. Е. Алиховой и других уже не возникает никаких сомнений относительно того, что древние племена Поволжья являлись прямыми предками населения, обитавшего здесь в период средневековья и известного автору «Повести временных лет» под именем мери, муромы и мордвы 2.

За северо-западными рубежами северных восточнославянских земель лежали области лето-литовцев и западнофинских племен Восточной Прибалтики. Работами X. А. Моора и других археологов прибалтийских республик установлено, что древние лето-литовцы и эсты в этот период не выходили за пределы {128} бассейна рек, впадающих в Балтийское море. Каменные могилы древних эстов и других родственных им западных финно-угорских племен Юго-Восточной Прибалтики сосредоточиваются на

Рис. 32. Украшения, инкрустированные цветной эмалью из Мощинского клада. {129}

территории Эстонии и Северной Латвии и лишь в нескольких пунктах известны к западу от Чудского

Рис. 33. Бронзовая застежка, инкрустированная эмалью. Грехорученское городище первой половины I тысячелетия н. э. Верхнее Поволжье.

озера, где начинались славянские поселения. Могильники и курганы лето-литовских племен распространяются на восток не дальше среднего течения Двины и бассейна Немана 1. В этот период лето-литовские и славянские древности уже достаточно четко отграничиваются друг от друга, чего нельзя было сказать о древностях предыдущего времени. {130}