ЮГО-ВОСТОЧНЫЕ РАННЕСЛАВЯНСКИЕ ПЛЕМЕНА И СКИФЫ

В исторической жизни Восточной и Средней Европы в I тысячелетии до н. э. одно из главных мест принадлежало скифскому объединению племен. По Геродоту, Скифия занимала обширные пространства в Северном Причерноморье, ограниченные течением Дона на востоке, Дунаем на западе и «неведомыми странами» на севере. Население Скифии состояло из нескольких племен, образующих две обширные группы: кочевников, обитавших в степях вокруг древней Меотиды, и земледельцев, живущих по Днепру и Южному Бугу.

На севере Скифию окружали многочисленные нескифские племена, о которых в Причерноморье доходили смутные и далеко не достаточные сведения. Некоторые из них вели «скифский образ жизни» или имели «скифские обычаи», другие же не имели со скифами ничего общего. Но и эти отдаленные {45} племена в той или иной степени испытывали на себе воздействие Скифского Причерноморья. Геродот сообщает о дальних торговых экспедициях, предпринимаемых скифами. Археологическая наука отмечает многочисленные находки скифских вещей и другие следы связей со скифским миром далеко за пределами собственно скифских земель — в верхнем Поднепровье, на Оке и в среде племен Прикамья. Еще более прочные связи имели племена Скифии со своими западными и северо-западными соседями, речь о чем будет идти ниже. Выдающаяся роль скифского объединения в исторической жизни того времени не вызывает никаких сомнений. Время с VII по III столетие до н. э. с полным основанием может быть названо скифской эпохой в истории Восточной Европы.

В каком же отношении стоял скифский мир и его ближайшее и отдаленное окружение к восточноевропейским племенам предшествовавших столетий? Другими словами, откуда и каким образом появились в Восточной Европе скифские племена и какая роль в скифскую эпоху принадлежала тому древнему населению междуречья Днестра и Среднего Днепра, которое было охарактеризовано выше как древнеславянское или протославянское?

Вопрос о происхождении скифов живо интересовал еще Геродота, греческого историка V столетия до н. э., который собрал и записал ходившие в Причерноморье по этому поводу легенды.

По одним известным Геродоту сведениям, страна, занятая скифами, ранее принадлежала киммерийцам. Пришедшие из Азии кочевники-скифы якобы вытеснили киммерийцев, отступивших по восточному побережью Черного моря в Малую Азию. По мнению Геродота, причиной движения скифов было нападение на них среднеазиатских кочевников — массагетов; по рассказу же Аристея, приведенному у Геродота, скифы были вытеснены исседонами, жившими где-то в Южном Приуралье. Отсюда можно сделать вывод, что скифы-кочевники, изгнавшие киммерийцев, жили первоначально за Волгой, к северу от Каспийского моря 1.

Сведения о киммерийцах, обитавших некогда на северном берегу Черного моря и оставивших о себе память в древнем названии Керченского пролива — Боспор Киммерийский, впервые встречаются в «Одиссее» и ассирийских клинописях. Начиная с конца VIII в. до н. э. киммерийцы совершают набеги на Переднюю Азию, проникая туда через восточное побережье Черного моря. Имеется предположение, что частью киммерийцев были тавры, обитавшие в древности в горной части Кры-{46}ма и давшие название всему Таврическому полуострову. Эти известия как будто бы локализуют киммерийцев в области Северо-Восточного Причерноморья — на Северном Кавказе и в Приазовье 2. Отсюда, если верить Геродоту, теснимые скифами киммерийцы действительно могли отступить вдоль восточного берега Черного моря.

Имеются, впрочем, и другие данные, указывающие, что киммерийцами называлось население не только Северо-Восточного, но и Северо-Западного Причерноморья, где лежали впоследствии основные скифские центры. Страбон сообщает, что киммерийцы были связаны с трерами, которых считают фракийцами. По Фукидиду, треры обитали во Фракии на западной стороне Черного моря, откуда они и совершали свои набеги на юг 3. По-видимому, под наименованием киммерийцев в Средиземноморье и на Востоке были известны различные племена, обитавшие до VII столетия до н. э. на широких пространствах вдоль северного берега Черного моря. Это были племена, порывавшие с бронзовым веком и вступавшие в железный век. В степных районах Восточной Европы в связи с дальнейшим развитием скотоводческого хозяйства в эти столетия получает распространение кочевой быт. Очевидно, именно кочевники-киммерийцы и совершали дальние походы в южные страны.

Вот это-то население и было якобы изгнано скифами из Причерноморья в VII столетии до н. э.

Но Геродот сообщает и другие сведения о происхождении скифов, рисуя их не как пришельцев, а как автохтонов в Северном Причерноморье. На эти легендарные сведения в свое время обратил особое внимание И. Е. Забелин 4, а в последние годы они были еще раз проанализированы А. Д. Удальцовым 5.

«Эллинская» легенда о происхождении скифов рассказывает, как Геракл, гнавший по скифским степям быков Гериона, достигнув Гилеи — лесистой страны в Южной Скифии, встретился с подземным божеством — девой-змеей, обитавшей в пещере. От Геракла у девы родились три сына: Агатирс, Гелон и младший — Скиф. Продолжая свой путь, Геракл оставил для сыновей лук и дорогой пояс с подвешенной к нему золотой чашей. Обладателем пояса и властелином страны должен был стать тот из трех сыновей, который сумеет натянуть {47} лук. Когда сыновья возмужали, сильнейшим из них оказался Скиф. От него и ведут свое происхождение скифские цари; братья же Скифа выселились в другие страны и стали родоначальниками агатирсов — фракийского племени, обитавшего в Северо-Западном Причерноморье, и гелонов, живших во времена Геродота где-то на востоке, у Дона.

Эта легенда, несмотря на наличие в ней эллинских элементов, в целом восходит, несомненно, к местной скифской мифологии. Как справедливо подчеркнул в свое время И. Е. Забелин, легенда передает обстановку кочевнического быта. Она позволяет рассматривать скифов-кочевников как автохтонов причерноморских степей.

Наряду с «эллинской» легендой, Геродотом была записана еще и «скифская» легенда, также рассказывающая о происхождении скифов. От Зевса и причерноморской богини, дочери реки Борисфена (Днепра), родился первочеловек по имени Таргитай, у которого впоследствии было три сына: Липоксай, Арпоксай и младший Колаксай. Младший брат становится обладателем упавших с неба божественных золотых даров: плуга, ярма, секиры и чаши. Вследствие этого он получает власть над всей страной. От старшего брата — Липоксая произошли скифы рода авхатов, Арпоксай явился родоначальником катиаров и траспий, а от младшего брата — царя Колаксая повели свое начало паралаты. Общее же имя всех этих племен, которых эллины называют скифами,— сколоты.

В этой легенде эллинские черты почти отсутствуют. Она связана с рекой Борисфеном — древним божеством Северного Причерноморья, вокруг которой на широком пространстве жили скифские земледельческие племена. Легенда рисует земледельческий быт: плуг, ярмо и секира являются его важнейшими элементами. «Царь» Колаксай выступает как родоначальник скифов-паралатов. Это наименование — паралаты, как полагает А. Д. Удальцов, может быть осмыслено из иранских языков, как «плужники» (sipór, sîpîr — плуг или соха), иначе пахари 1. Земледельческие скифские племена, согласно этой легенде, не были пришлыми; они — автохтоны Северо-Западного Причерноморья.

Таким образом, у Геродота скифы выступают в одном месте его сочинения как пришельцы, причем он говорит там лишь о кочевниках, а в легендах — как исконные обитатели обширных земель, примыкавших с севера к Черному морю. Где лежит истина — Геродоту осталось неизвестным.

Обратимся теперь к другому важнейшему источнику изучения истории и истории культуры скифских племен — к архео-{48}логическим данным. Они свидетельствуют, что появление скифской культуры — это прежде всего один из результатов того, что древнее население Восточной Европы в начале I тысячелетия до н. э. вступило в новый период своего исторического развития. Культура скифской поры не могла бы сложиться без появления железной металлургии, без железного топора и железного меча, без распространения кочевого скотоводства в степных областях и пашенного земледелия на Днепре, Буге и Днестре. А все это отнюдь не было занесено в Северное Причерноморье в готовом виде извне; все это явилось закономерным итогом длительного предшествующего развития местных племен, поднявшихся на последнюю ступень в развитии первобытно-общинного строя.

Судя по археологическим данным, непосредственными предками скифов были пастушеские племена восточной части южно-русских степей, называемые археологами племенами срубной культуры. К началу I тысячелетия до н. э. в их скотоводческом хозяйстве значительно возрос удельный вес коневодства, сочетавшегося с овцеводством, что явилось одним из первых признаков возникающего кочевничества. В их культуре появились некоторые особенности, впоследствии ставшие характерными чертами скифской культуры. Так, например, на глиняной посуде появились налепные валики — в будущем неотъемлемая особенность скифской посуды. Археологам известен целый ряд курганов начала I тысячелетия до н. э., которые занимают промежуточное положение между курганами степных пастушеских племен позднего бронзового века и скифскими курганами.

В тот же период происходило продвижение этих племен с Волги и Дона к Днепру и в низовья Буга и Днестра, в ходе которого местные (так называемые, катакомбные) племена были оттеснены на Северный Кавказ, в области лесостепи, а также, несомненно, в какой-то части были поглощены пришельцами. М. И. Артамонов полагает, что рассказ о переселении скифов и вытеснении ими киммерийцев является отголоском именно этого передвижения, которое произошло приблизительно за 500 лет до Геродота 2.

Возникновение новых форм быта и культуры в области степных пространств Северного Причерноморья не протекало изолированно от соседних простиравшихся на восток степных областей. Кочевнический образ жизни и свойственная ему культура складывались одновременно и в тесной связи на широких пространствах Причерноморья, Прикаспия, Средней Азии и Южной Сибири. Именно этим в первую очередь и {49} объясняется, почему в культуре причерноморских кочевников появились многие восточные черты.

Наиболее прочными были связи кочевых племен Причерноморья с племенами степного Поволжья и Прикаспия, известными во времена Геродота под наименованием савроматов и массагетов. Не исключена возможность, что в пределах Каспия и Причерноморья имели место значительные перемещения племен не только в позднем бронзовом веке, о чем речь уже шла выше, но и позднее, уже в период, когда кочевничество окончательно сложилось. Из-за Волги и Дона, в частности, могла передвинуться одна из кочевых орд, возможно та, которая была известна Геродоту под наименованием царских скифов, обитавших в Северном Приазовье и считавших всех прочих скифов своими рабами. Скорее всего, именно такую основу имеет рассказ Геродота о приходе скифов из Азии.

Материальной предпосылкой перемещений отдельных орд явилось возникновение кочевого скотоводства и превращение лошади в важнейшее и распространеннейшее средство передвижения. Их социальной предпосылкой было возникновение таких порядков, при которых завоевательные походы с целью грабежа и подчинения других племен стали обычным явлением. В середине и второй половине VII в. до н. э. скифские отряды по побережью Каспийского моря неоднократно вторгались в Закавказье, проникали в Мидию и в составе мидийских войск участвовали в штурме Ниневии. Известия древних авторов, рассказывающих о скифских походах, подтверждаются многочисленными находками в Закавказье, Передней Азии и Месопотамии характерных скифских наконечников стрел. О том, что в этих походах участвовали причерноморские скифы, свидетельствуют находки древневосточных, в частности урартских, иранских и ассирийских, вещей VII в. на территории Кубани и Украины. Б. Б. Пиотровский, специально занимавшийся этим вопросом в связи с исследованиями урартского города Тейшебаини, разрушенного скифами в начале VI в. до н. э., пришел к выводу, что в раннескифский период (VII—VI вв. до н. э.) благодаря скифским походам связи Северного Причерноморья с Востоком были весьма значительными 1.

Следует лишь указать, что далеко не все население восточноевропейских степей перешло к кочевому образу жизни. Многие племена, обитавшие по окраине степи, по побережью Азовского моря, на Дону и вблизи Днепра не только сохранили оседлый или полуоседлый пастушеский быт, сочетавшийся с земледелием, но и значительно расширили свое земле-{50}дельческое хозяйство. Поселения таких племен хорошо известны во всех перечисленных выше местностях 2. Как и в других областях и во все эпохи, кочевое скотоводство здесь не могло существовать и развиваться без постоянной земледельческой базы.

Для разрешения интересующих нас вопросов о взаимоотношении скифов и раннеславянских племен особый интерес представляет население, жившее во времена Геродота по Днепру, Южному Бугу и Днестру. Население этой области было преимущественно земледельческим.

Если среди скифов-кочевников, обитавших в степях, имелись пришлые элементы, о чем речь уже шла выше, то земледельческое население Среднего Поднепровья, Побужья и Поднестровья являлось, вероятно, уже в полной мере автохтонным. Земледельческие племена этой области — наследники тысячелетней земледельческой культуры днепровско-днестровского междуречья. Интересно, что Геродот, говоря о Западном Поднепровье, называет его «собственно» Скифией 3, возможно, передавая здесь представления самих скифов-земледельцев, считавших себя, в отличие от кочевников, исконными обитателями этих мест.

Археологические исследования последних десятилетий полностью подтвердили высказанное уже давно предположение о генетических связях земледельческого населения скифского времени Среднего Поднепровья, Побужья и Поднестровья с предшествующими ему местными земледельческими племенами. В качестве непосредственных предков земледельческих племен Западной Скифии выступают при этом три группы древнего населения днепровско-днестровского междуречья. Речь идет, во-первых, о степных племенах срубной культуры, главных предках собственно скифов, во-вторых, о племенах, сохранявших в своей культуре трипольские черты и близких, как мы предполагали, к фракийской группе. О тесных связях земледельческой Скифии с фракийским миром говорит и приведенная выше легенда о Геракле и его сыновьях, старший из которых Агатирс являлся якобы родоначальником фракийского племени агатирсов. В-третьих, здесь имеется в виду население, обитавшее в более северных областях и ведущее свое начало от древних пастушеских племен Повисленья и Волыни. Как указывалось в предыдущей главе, это население пред-{51}ставляло собой юго-восточную группу протославянских племен. От него население северо-западной периферии Геродотовой Скифии наследовало очень многое — приемы домостроительства, погребальный обряд трупосожжения, некоторые формы глиняной посуды, типы украшений и др. Особенно ясно все это представлено в поселениях северных областей днепровско-днестровского междуречья (Киевщина, Волынь), относящихся к VIII—VI вв. до н. э. и названных археологами чернолесскими, по имени Чернолесского городища на Киевщине 4.

Рис. 9. Карта племен Геродотовой Скифии.

В политической жизни Северного Причерноморья земледельческие племена играли значительно более скромную роль, чем кочевники, в среде которых выделилась социальная верхушка, господствующая над всей Скифией. Поэтому Геродот и другие древние авторы интересовались преимущественно кочевниками, уделяя земледельческим племенам несравненно меньше внимания. Тем не менее те сведения, которые сообщают греки о племенах Южного Буга и Днепра, представляют исключительный интерес, особенно в сочетании с археологическими данными (рис. 9).

При описании Скифии Геродот пользовался различными данными, в том числе сведениями, собранными им во время посещения Ольвии в 50-х годах V в. до н. э. Свое описание Скифии он начинает поэтому с этого города, игравшего крупнейшую роль в экономической жизни окрестных скифских племен.

В низовьях Гипаниса (Южного Буга) вблизи Ольвии жило обширное племя каллипидов, которые ко времени Геродота настолько сильно смешались с эллинами, что их называли эллинами-скифами 1. Изучение ольвийских некрополей (кладбищ) показывает, что Ольвия, или «Торжище борисфенитов», как ее называет Геродот, действительно не была чисто греческим городом. Население Ольвии в известной части состояло из местных жителей, сохранявших свой древний погребальный ритуал, сильно отличавшийся от греческого 2.

Севернее каллипидов, по Бугу, жили алазоны — также земледельческое племя. Выше алазонов, уже в среднем и верхнем течении Буга, обитали другие племена, по-видимому, мало известные в Ольвии. Всех их Геродот объединил под общим наименованием скифов-пахарей. Рассказывая о них, Геродот отмечает, что они сеяли хлеб не столько для себя, сколько на продажу 3.

Археологические исследования на местах поселений скифской поры по течению Буга также рисуют картину развитого земледельческого хозяйства. На местах поселений, нередко укрепленных валами и рвами, здесь обнаруживаются следы жилищ разного характера: углубленных в землю, наземных, деревянных или сложенных из камня, многочисленные зерновые ямы, ручные жернова, в могилах встречаются железные серпы. Во время раскопок одного из скифских поселений на Нижнем Буге около дер. Варваровки было открыто своеобразное коллективное жилище IV—II столетия до н. э., состоящее из нескольких глубоких землянок, соединенных переходами 4. Жилища подобного характера свойственны патриархально-родовому укладу.

После упоминания о скифах-пахарях и живущих к северу от них неврах, Геродот переходит к населению Поднепровья, указывая, что если переправиться через Днепр (Борисфен) со стороны моря, то сначала будет лесная страна — Гилея, а выше ее живут другие скифы, которых называют скифами-{53}земледельцами, или борисфенитами. Они жили, как говорит Геродот, на протяжении десяти или одиннадцати дней плавания по Борисфену и на пространстве трех дней пути от него к востоку 5. На севере владения земледельцев граничили якобы с пустыней, за которой жили андрофаги — особое племя, вовсе не скифское. На восток от земледельцев, за рекой Пантикапом (предположительно, Ингульцом), обитали кочевые племена, в числе которых находились царские скифы, считавшие всех других скифов своими рабами. Они занимали область за рекой Герра, вплоть до Танаиса — Дона. Реку Герра отождествляют с рекой Молочной, впадающей в Азовское море.

Остается неизвестным, какому расстоянию соответствовал у Геродота день плавания по реке против течения. Во всяком случае он не мог составлять больше 25—35 км и, следовательно, область скифов-земледельцев простиралась не дальше днепровских порогов. Выше ее, по Геродоту, лежала пустыня. Этим сведениям Геродота противоречат, однако, археологические данные. Они свидетельствуют, что никакой пустыни выше порогов в скифское время в действительности не было. По Днепру и его правым и левым притокам здесь известны многие десятки городищ скифской поры и тысячи курганов. Остается преположить, что либо область скифских племен простиралась значительно дальше, чем на 10—11 дней плавания по Днепру, или же, что к северу от нее обитали другие земледельческие племена, по культуре близкие скифам, но относящиеся к числу уже нескифских племен.

О том, что население Западной Скифии не было однородным, а состояло из ряда больших племен, свидетельствуют и археологические данные. Некоторые из племен имели свои особенности, выявляемые археологами, на что недавно обратили внимание М. И. Артамонов и И. В. Фабрициус 1. Однако значительного соответствия между археологическими данными и сведениями Геродота ожидать не приходится, так как Геродоту была известна лишь часть скифских племен. Такие наименования, как скифы-пахари и скифы-земледельцы, вряд ли были собственными именами племен — эти суммарные наименования покрывали, вероятно, многие племена.

Севернее скифов во времена Геродота жили нескифские племена. Одни из них, не являясь скифами, вели «скифский образ жизни» или имели «скифские обычаи», другие совсем не были похожи на скифов. В отношении некоторых из этих {54} племен Геродот указывает, что они отличались от скифов по языку 2.

Первым племенем, обитавшим за пределами скифских земель, но имевшим «скифские обычаи», были невры 3. Их земля, называемая Невридой, лежала к северу от скифов-пахарей, в верхнем течении Днестра и Буга, а возможно, и в области правых притоков Припяти. Археологические памятники скифского времени: городище, остатки неукрепленных селений и погребений, известные в этих местах, свидетельствуют, что неврские племена действительно во многом напоминали земледельцев-скифов, но отличались от них более примитивным строем хозяйства и общественных отношений. Геродоту рассказывали, что невры ежегодно на несколько дней превращаются в волков. Этот миф говорит о существовании у них волчьего культа.

Другими племенами, образ жизни которых, согласно Геродоту, походил на скифский, являлись меланхлены — люди в черных одеждах, обитавшие к северу от кочевников, где-то в лесостепном левобережье Днепра 4. Археологические памятники скифского характера здесь доходят до низовьев Десны, течения Сейма и верховьев Дона. Севернее, уже на Десне, они сменяются остатками культуры другого облика, речь о которых пойдет ниже. Таким образом, меланхлены по культуре действительно очень походили на скифов, причем не кочевников, а земледельцев. Они были оседлыми племенами, хорошо знакомыми с земледелием, скотоводством и обработкой железа.

Археологические данные позволяют заключить, что на территории невров и меланхленов, а также в области неизвестных земледельческих племен, обитавших в Среднем Поднепровье к северу от порогов, находилось по нескольку крупных поселений, являвшихся, возможно, центрами отдельных родов. Даже сейчас, спустя две с половиной тысячи лет, их остатки поражают воображение своей грандиозностью. Поселения, расположенные на крутых речных берегах, окружались высокими земляными валами, по гребню которых проходил деревянный тын, а также глубокими рвами.

Таковым являлось известное Немировское городище, находящееся вместе с десятками других в бассейне Буга к северу от земли скифов-пахарей. В Поднепровье были исследованы Пастерское, Шарповское и Матронинское городища 5. На берегах Днепра и его многочисленных притоков известны многие десятки других городищ, ожидающих своих исследователей. {55}

Некоторые из поселений выделялись среди других и являлись, возможно, центрами племен или племенных групп. Таким было огромное Бельское городище на Ворскле, валы которого окружают пространство площадью в 4400 га 1 (рис. 10).

Рис. 10. План Бельского городища.

Окруженная мощными валами площадь укреплений обычно значительно превышала размеры самих поселений. Обширное, свободное от построек пространство внутри укреплений пред-{56}назначалось, вероятно, для скота, пригоняемого сюда в минуту опасности. Сюда же собирались во время вражеского набега обитатели многочисленных неукрепленных поселков, группировавшихся в окрестностях каждого укрепления. Повсюду между поселками простирались возделанные поля. На высотах водоразделов стояли высокие курганы — неотъемлемая черта пейзажа скифской поры.

В целом перед нами картина, по-видимому, еще первобытного, родо-племенного строя, однако уже на последних ступенях его развития, о чем свидетельствует выделение знати и сосредоточение в ее руках огромных богатств, регулярная торговля с югом и другие черты развитой экономической и общественной жизни, выявляемые на основании археологических данных.

В этом отношении указанные племена отличались от обитавших южнее земледельческих собственно скифских племен. Родовые и племенные связи разрушались на юге значительно скорее. В соответствии с этим характер поселений у скифов был иным, примером чему может служить известное Каменское городище на Днепре около г. Никополя, где обнаружены следы развитого железоделательного мастерства 2. Это было не родо-племенное укрепление, а крупный экономический центр, снабжавший железными изделиями, вероятно, не только окрестные земледельческие племена, но и кочевников соседних степей. Лишь на территории собственно Скифии имеются богатые царские курганы. Как полагает большинство исследователей, в IV в. до н. э. в скифской среде на берегах Черного моря сложилось государственное образование, центром которого впоследствии стал город Неаполь Скифский в Крыму 3.

На западе, севере и северо-востоке от скифов-земледельцев, невров и меланхленов, как сообщает Геродот, обитали племена, уже не имеющие общих черт со скифами, что подтверждается и археологическими данными. Таковы были агатирсы — обитатели Карпат, относящиеся к числу фракийских племен 1. Вовсе не скифским племенем, имевшим особый язык, были андрофаги, жившие за неизвестной пустыней, лежащей к северу от скифов-земледельцев. Наконец, совсем не походили на скифов будины, обитавшие в лесах к северу от савроматов, т. е. где-то на Верхнем Дону или на Волге, и также {57} говорившие на особом языке. На земле будинов Геродот помещает еще загадочных гелонов — племя, которое в легенде о Таргитае и упавших с неба золотых дарах и в рассказе о походе Дария отнесено к числу скифских племен, а по другим сведениям, приведенным у Геродота, гелоны являлись чуть ли не эллинами, изгнанными из причерноморских городов 2.

С тем, что будины обитали на далеком северо-востоке, не соглашается М. И. Артамонов, основывающийся на приведенной у Геродота легенде о переселении невров, которые на новом месте своего жительства поселились якобы «вместе с будинами» 3. Исходя из этого туманного сообщения Геродота, М. И. Артамонов помещает будинов в Среднем Поднепровье и превращает их в гелоно-будинов. Жившие где-то здесь андрофаги и меланхлены рассматриваются при этом как часть гелоно-будинов 4.

Это построение находится, однако, в полном противоречии с основными сведениями Геродота о местоположении перечисленных племен.

Рассказ Геродота о походе Дария свидетельствует, что будины никогда не были соседями невров: их отделял друг от друга длинный путь, проходящий через земли савроматов, меланхленов и андрофагов 5. При описании границ Скифии будины помещены опять-таки отнюдь не в соседстве с неврами 6. Нельзя также объединять друг с другом будинов и гелонов, которые являлись совсем различными племенами, говорившими на разных языках 7. Когда Дарий вторгся в Скифию, против него вместе со скифами выступили савроматы, гелоны и будины. Агатирсы же, невры, андрофаги и меланхлены от участия в этой войне уклонились 8. Следовательно, нет никаких оснований для того, чтобы рассматривать андрофагов и меланхленов в качестве части будинов или гелонов, как это делает М. И. Артамонов. Будины несомненно обитали на востоке: они жили в лесах и были соседями и союзниками савроматов.

Какие же из племен, известных Геродоту, должны рассматриваться в качестве юго-восточной группы раннеславянских племен? Какое место занимали они в жизни скифского мира {58} и какое влияние на их этническую судьбу оказало пребывание в орбите Скифии?

В русской историографии решение этих вопросов имеет некоторую историю. Нарисованная Геродотом картина Скифии, всегда привлекавшая к себе особое внимание историков, уже давно приводила к мысли, что среди перечисленных Геродотом племен должны находиться и предки славян. Такую мысль высказывал М. В. Ломоносов, полагавший, что славянами были савроматские (сарматские) племена. В XIX в. в пределах карты Геродота славян искали многие историки. «Может быть еще за несколько веков до рождества христова под именем венедов известные на восточных берегах Моря Балтийского славяне в то же время обитали и внутри России; может быть, Андрофаги, Меланхлены, Невры Геродотовы принадлежали к их племенам многочисленным»,— писал Н. М. Карамзин, оставляя, впрочем, этот вопрос без утвердительного ответа, так как, по его мнению, «историк не должен предлагать вероятность за истину, доказываемую только ясными свидетельствами современников» 9.

Отсутствие «ясных свидетельств современников» не смутило, однако, других ученых, причем поиски предков славян среди племен Геродота производились в трех основных направлениях. Одни полагали, что скифы — это и есть славяне, что скифский мир Геродота следует рассматривать как мир целиком древнеславянский; другие различали скифов-кочевников и скифов-земледельцев и считали славянами лишь последних; наконец, представители третьего направления вовсе отрицали наличие каких-либо связей славян со скифами и пытались отыскать предков славян среди северных соседей скифов: невров, меланхленов и других.

Первое мнение было развито в 30—40 годах XIX в. известным славистом Ю. И. Венелиным — автором выдающихся для своего времени трудов «О древних жилищах русского народа», «О споре между южанами и северянами относительно их росизма» и других 1. На рубеже XIX и XX вв. горячими защитниками этого мнения выступили русские историки «антинорманисты» И. Е. Забелин, Д. Я. Самоквасов, Д. И. Иловайский и другие 2. Они рассматривали Скифию и ее богатую {59} культуру, как неотъемлемое звено отечественной истории и на этом основании отрицали норманистскую версию о культурной отсталости древних славян. Приверженцем второго направления был академик А. С. Лаппо-Данилевский, имевший многих последователей. Он отделял друг от друга скифов кочевников и земледельцев, считая славянами лишь последних и писал, что «почти во всех проявлениях быта древнеславянского мы видим его большее сходство с бытом западно-скифских племен» 3. Чешский ученый, один из основоположников славяноведения, П. И. Шафарик в своих «Славянских древностях» предостерегал «от безрассудного и нелепого смешения древних славян со скифами, сарматами, гуннами, болгарами...», которых он считал племенами монголо-татарскими и рассматривал в качестве предков славян геродотовых невров, будинов, а также и борисфенитов, которых он скифами не считал 4. Мнение П. И. Шафарика впоследствии поддерживал другой известный чешский славянист, Л. Нидерле, считавший, однако, скифов не монголо-татарами, а иранцами.

Представление о принадлежности скифов к иранским племенам получило общее признание, начиная с конца XIX в. Скифы рассматривались как выходцы из стран Востока, из степей Средней Азии. Основанием для такого предположения послужили, во-первых, приведенные выше сообщения Геродота о том, что Северное Причерноморье ранее принадлежало киммерийцам, оставившим свои земли под натиском пришельцев с востока — скифов. Во-вторых, в скифском языке, в частности в именах скифских царей, обнаружились многочисленные иранские элементы, а в памятниках скифского искусства, известных по археологическим данным,— восточные черты. После работ В. Ф. Миллера, Ф. А. Брауна и других мнение о принадлежности скифов к иранской группе племен заняло в науке господствующее положение 5. Академик А. И. Соболевский, рассмотревший топонимику скифской земли, прежде всего наименование рек, пришел к выводу об ее иранском характере. В своей известной работе «Русско-скиф-{60} ские этюды» он писал, что славян «мы не имеем основания видеть ни в одном из народов у Геродота» 6.

На основании археологических исследований последних лет, обрисовывающих генетические связи Геродотовой Скифии с населением предшествующей эпохи, представляется очевидным, что ни одно из трех приведенных выше мнений об отношении славян к миру Геродотовой Скифии не соответствует действительности.

Мнение Ю. И. Венелина и историков «антинорманистов», исходящих из ошибочного представления о единстве скифского мира и игнорирующих тот очевидный факт, что Скифия говорила на иранском языке, должно быть отброшено как полностью ошибочное. Так же должна быть отброшена и позднейшая разновидность этого мнения, основанная на порочных «теориях» Н. Я. Марра, рассматривающего скифов как одного из стадиальных предшественников славян. Взгляд А. С. Лаппо-Данилевского нуждается в серьезных коррективах, так как славянами являлись далеко не все земледельческие племена Западной Скифии. Именно такого мнения придерживался, как мы видели, П. И. Шафарик. С ним трудно, однако, согласиться по вопросу о славянстве борисфенитов, обитавших по нижнему течению Днепра, а также будинов, речь о которых уже шла выше в связи с разбором мнения М. И. Артамонова.

В свете археологических данных становится очевидным, что древними славянами в пределах карты Геродота была группа племен северо-западной периферии Скифии, возникших на основе тех местных племен бронзового века, которые восходят к древним пастушеским протославянским племенам — волынским и днепровским. Наиболее заметным этнографическим признаком этого населения являлся погребальный обряд трупосожжения. В скифское время его практиковали племена верхнего течения Днестра и Буга, а также некоторые племена днепровского Правобережья, где этот обряд смешивался с обрядом захоронения умерших, распространенным среди скифов. Исходя из этого, к раннеславянским племенам, связанным в I тыс. до н. э. со скифским миром, должны быть отнесены невры, часть скифов-пахарей, затем некоторые из племен днепровского Правобережья, составлявшие или северную группу скифов-земледельцев, или оставшиеся неизвестными Геродоту, наконец — меланхлены, обнаруживающие много общего с правобережным населением. {61}

С населением северо-западной периферии Скифии, сжигавшим своих умерших, связывается древняя славянская топонимика Волыни и Подолья, уже давно привлекавшая к себе внимание исследователей, а в последнее время приведенная в работе Т. Лер-Сплавинского «О происхождении и прародине славян» 1.

Если обратиться к материальной культуре, то здесь выявляется целый ряд поразительных параллелей, связывающих население северо-западной и северной периферии Скифии со славянскими племенами последующего времени. Жилища-землянки лесостепного Левобережья, известного по «домовищам» в курганах скифской поры, а именно: прямоугольная землянка, со стенами, обложенными деревянными плахами, укрепленными с помощью вертикальных столбов, хорошо известна в этих местах по материалам средневековых славянских городищ. В этих же землянках постоянно встречаются глиняные печи, очень похожие на печи I тысячелетия до н. э. То же самое можно сказать и в отношении ям для хранения зерна, имевших в древности и в славянское время одну и ту же колоколовидную форму.

Как уже указывалось, погребальная обрядность, а именно обычай сжигать умерших, характерный для протославянских племен на северо-западе, была свойственна славянам до IX— X вв. н. э. По этому поводу еще в конце XIX в. Д. Я. Самоквасов писал: «Скифские обычаи погребения покойников долго сохранялись славянами» 2.

Л. Нидерле усматривал живые следы генетических связей славян с неврами Геродота в названиях рек бассейна Западного Буга, таких, как Нура, Нурец, Нурчик и в подобных же наименованиях многочисленных населенных пунктов этой области, которая вплоть до средневековья сохраняла название «Земля нурская». Возможно также, что следы этого племенного имени сохранились в одном из неясных слов русской летописи: «...быстъ язык словенск от племени Афетова, Нарцы же суть словене» 3. И. Е. Забелин, также не отрицавший «славянства» невров, обратил внимание на то, что отмеченная Геродотом легенда о превращении невров ежегодно на несколько дней в волков бытовала в Северо-Западном Поднепровье вплоть до современности, являясь популярным мотивом белорусского и литовского фольклора. Следы этой неврской мифологии, возможно, отразились и в «Слове о полку Игореве», где в одном {62} месте речь идет о полоцком князе Всеславе, который «людям судяще, князем грады рядяше, а сам в ночь влъком рыскаше: из Кыева дорискаше до кур Тмутороканя, великому Хръсови влъком путь перерыскаше...» 4.

Что же касается соседей невров — «людей в черных одеждах» меланхленов, то их смутные следы в славянской среде лесостепного Левобережья точно так же сохранялись, по-видимому, в течение долгого времени, вплоть до эпических княжны Черны и князя Черного, «Черной могилы» и названия городов Чернигова и Воронежа.

К сожалению, мы сейчас еще лишены возможности использовать результаты работ украинских археологов, сделавших ряд интересных наблюдений по истории культуры раннеславянских племен, обитавших по северо-западной периферии скифского мира, известных лишь по предварительным публикациям 5.

Вопрос об отношениях скифского мира и древнего восточного славянства всем этим, однако, не ограничивается. Можно предполагать, что раннеславянские племена играли в жизни Скифского Причерноморья довольно значительную роль, являясь, в частности, одним из поставщиков хлеба в степные районы и причерноморские города. Известно, что скифы-пахари, обитавшие по Южному Бугу, вели особенно большую торговлю хлебом. Многочисленные находки вещей греческого происхождения, сделанные в курганах и на городищах северо-западной периферии скифского мира, говорят об оживленных связях населения этой области с Ольвией и другими торговыми центрами Причерноморья.

Вместе с тем в отличие от скифских земледельческих племен, живших в соседстве со степью, славяне находились в отдалении от кочевников и в значительной мере были избавлены от всех тех превратностей и неожиданностей, которые неизбежны при таком соседстве. Наличие у них мощных оборонительных сооружений указывает на то, что они не были подчинены кочевыми скифами, а сохраняли самостоятельность. Они были избавлены также и от непосредственного воздействия со стороны населения греческих причерноморских городов, которые испытали на себе некоторые скифские племена, особенно каллипиды, подвергшиеся эллинизации.

Все это вместе взятое говорит о том, что юго-восточная группа раннеславянских племен, попавшая в орбиту скифского мира, не только имела возможность сохранить свое {63} этническое лицо, но и должна была оказывать значительное воздействие, в частности этническое, на окружавшие ее скифские земледельческие племена, подвергавшиеся влиянию греческих городов и в силу этого значительно менее устойчивые в этническом отношении. Это отнюдь не означает, что раннеславянские племена в свою очередь не подверглись влиянию со стороны скифов. Напротив, влияние последних было весьма значительным. Оно сказалось на культуре днепровских и днестровских славян, которая приобрела многие общескифские черты, а также, вероятно, и на их языке, о чем говорят современные восточно-славянские языки, испытавшие на себе, как утверждал еще акад. А. И. Соболевский, значительное влияние со стороны ираноязычных племен 1.

Более тесные экономические, политические и этнические связи установились между разными частями скифского мира во второй половине I тысячелетия до н. э., в послегеродотовское время. Старые границы между земледельцами и кочевниками, судя по археологическим данным, в это время начали ломаться и кочевники появились в качестве постоянного населения в ряде областей земледельческой Скифии. Различие между земледельцами и кочевниками в этих местах стало, по-видимому, не столько этническим, сколько социальным — кочевники представляли скифскую знать, подчинившую себе массу земледельческого населения 2. Эти процессы не могли не коснуться также и раннеславянских областей на Днепре и Днестре.

В свете всего этого становится очевидным, что приведенное выше мнение историков о скифо-славянских связях имеет не только историографический интерес. Не только А. С. Лаппо-Данилевский, считавший славянской землей всю Западную Скифию, но и Ю. И. Венелин и другие историки, сближавшие славян со скифами, имели некоторые основания для своих выводов.

Так, например, многие элементы религиозных представлений и обрядности связывали средневековых славян с миром не только протославянских племен, граничащих со Скифией, но и с собственно скифами. Наиболее разительным примером сходства скифских и славянских верований является изображение четырехликого славянского бога, найденное в 1848 г. в реке Збруч, на каменном теле которого высечен ряд чисто скифских атрибутов: конь, турий рог и меч (рис. 11) 3. По {64} рассказу Саксона Грамматика, автора XII в., конь, питьевой рог и меч были атрибутами бога балтийских славян Святовита. Такие точно изображения имеются на каменных бабах скифского времени, найденных в пределах Восточной Скифии 4.

Изучая религиозные мотивы в дакийском и скифском искусстве, в частности, не раз повторяющееся там изображение женского божества со стоящими по сторонам всадниками, В. А. Городцов показал, что эта композиция сохранялась в русском народном искусстве вплоть до современности. Это же или другое скифское женское божество в присущем ему характерном головном уборе, бытовало в древней Руси XI—XII вв. в виде глиняных статуэток, а в менее выразительном виде сохранилось вплоть до современности в народных глиняных игрушках 1.

В литературе неоднократно высказывалось предположение, правда, оспариваемое некоторыми лингвистами, что общее наименование ряда племен Западной Скифии, потомков мифического царя Колаксая — сколотов, может быть связано {65} с древней формой наименования славян — склавены, склавы. А. Д. Удальцов полагает, что скифское племенное или территориальное наименование — паралаты, которое он читает как спаралаты, сохранилось впоследствии в наименовании споры, записанном в VI столетии н. э. Прокопием Кесарийским в качестве одного из древних наименований славян 2.

Наконец, неоднократно в литературе шла речь и о том, что характер скифской одежды и общий облик скифов, если судить по изображениям на скифских вазах, отдаленно напоминает славян. «Все человеческие фигуры, помещенные на фризе серебряной вазы (открытой И. Е. Забелиным в Чертомлыцком кургане), очевидно, изображают скифов. Перед нами пять бородатых мужчин и трое безбородых юношей; ни у одного из них шапки на голове нет; все отличаются густыми, длинноостриженными волосами, какие еще и теперь точно так же носят русские крестьяне и которые повторяются на множестве других изображений скифов. За исключением одной лишь фигуры, все скифы представлены в коротких сапогах; на каждом из них широкие шаровары, которые, так же как на изображениях скифов золотой кульобской вазы, заткнуты за сапоги, но, будучи шире и длиннее, чем там, более свисли над ними. Известно, что такой наряд еще и теперь в употреблении у русских крестьян. Верхняя часть тела всех фигур прикрыта коротким, тесно примыкающим к телу и опоясанным кафтаном, который, за исключением висящих спереди концов, покроем своим напоминает казацкий кафтан-казакин. Такое описание внешнего облика скифов было дано еще в 1864 г. академиком Стефани» 3 (рис. 12).

В этом сближении скифов и славян много, конечно, субъективного. Но интересно, что с соображениями Стефани отнюдь не расходятся выводы антропологов, изучавших черепа скифской поры. В свое время еще А. П. Богданов пришел к выводу, что «курганное население скифской эпохи настолько близко по общеплеменным чертам к курганному (славянскому) населению других прилегающих областей России, что с большою вероятностью должно быть отнесено к одному типу с ними» 4. Дальнейшие исследования в этой области, проведенные уже в советское время, подтвердили наблюдение А. П. Богданова. Г. Ф. Дебец считает возможным рассматривать физический тип славян Среднего Поднепровья как {66} дальнейшее развитие физического типа местного населения скифской поры, идущее по пути некоторой грацилизации 5.

Таким образом, отношения юго-восточной группы раннеславянских племен со скифскими племенами были весьма тесными, и это сказалось не только на культуре тех и других, но и на славянской культуре последующего времени. Поэтому славяне с полным основанием могут рассматриваться в ка-

Рис. 12. Изображение скифов на Чертомлыцкой вазе.

честве наследников культуры Скифского Причерноморья, причем не только за счет этих отношений, но и за счет того, что впоследствии часть скифских племен была поглощена и ассимилирована славянским населением.