ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ

Первые вполне достоверные и обстоятельные сведения о славянах, в частности о славянах на восточноевропейской равнине, в сочинениях древних авторов относятся к VI—VII столетиям н. э., ко времени грандиозного наступления, предпринятого славянством на Балканские провинции Византийской империи. В этот период славяне занимали в Европе обширные пространства. Они являлись далеко не первобытными раздробленными племенами, а могучей и зрелой для того времени политической и военной силой, приступившей к созданию своих первых государств и уверенно взявшей в свои руки дальнейшую историческую судьбу Восточной Европы. Выступлению славянства на европейской политической сцене в VI—VII столетиях предшествовали, несомненно, многие века его жизни в глубинах первобытной Европы, в отдалении от границ древних рабовладельческих цивилизаций европейского Юга.

Какой же исторический путь прошли славянские племена в это отдаленное время, когда и каким образом они возникли и где находились их древние поселения?

В XIX в. в дворянско-буржуазной историографии господствовало представление о славянстве, как о позднем госте на восточноевропейской равнине, госте незваном, заброшенном сюда силой посторонних обстоятельств, чуждом всей предыдущей истории этой страны. Славяне в Европе рассматривались как пришельцы, расселившиеся в ее пределах в течение первого тысячелетия н. э.

Автором этой исторической концепции нередко называли одного из неизвестных творцов древней русской летописи. «По мнозех же временех,— говорит начальная летопись,— сели суть {7} словени по Дунаеви, где есть ныне Угорьска земля и Болгарьска. И от тех словен разидошася по земле и прозвашася имены своими...» 1. Но вполне очевидно, что изображенная летописцем картина появления славян на берегах Дуная и расселения их по Восточной Европе вовсе не основывалась на каких-либо достоверных сведениях. Она представляла собой не более как попытку связать друг с другом старые легенды о Балканских войнах VI—VII столетий и сведения о местопребывании древнерусских племен и объяснить все это в свете известного библейского рассказа о происхождении народов и языков. Протянуть непрерывную нить от колена Иафетова до современной ему действительности и таким образом отыскать для славян почетное место в библейском мире — вот какую задачу ставил перед собой древнерусский летописец. И эту задачу он разрешил с таким мастерством, что изображенная им картина пленила своей стройностью не одно поколение историков XVIII и XIX столетий.

На Дунае и в Прикарпатье искал древнейшую Европейскую родину славян Н. М. Карамзин 2. Оттуда же вел историю восточных славян С. М. Соловьев, полагавший, что летопись сохранила подлинное предание о пребывании славянского племени на берегах Дуная. Он писал, что «славянское племя не помнит о своем приходе из Азии, о вожде, который вывел его оттуда, но оно сохранило предание о своем первоначальном пребывании на берегах Дуная...» 3. А в работах В. О. Ключевского расселение славян из их дунайско-прикарпатской родины по просторам восточноевропейской равнины рассматривалось в качестве события первостепенной важности, определившего ход истории в течение всего начального периода древнерусской жизни 4.

Однако не об этой, записанной в летописи старинной легенде должна идти сейчас речь. Теория происхождения славян, распространенная в русской и зарубежной историографии XIX и начала XX столетий, исходила отнюдь не из летописной традиции. С. М. Соловьев, В. О. Ключевский и многие другие историки и филологи, обращаясь к вопросу о происхождении славян, использовали сообщения автора летописи лишь постольку, поскольку они не противоречили господствовавшим тогда представлениям о процессе славянского этногенеза. Последние же были построены на основе этногонической теории, {8} созданной в начале XIX столетия буржуазным языкознанием и получившей особенно широкое распространение в науке после лингвистических штудий немецкого ученого Ф. Боппа и его многочисленных последователей.

Еще в конце XVIII столетия в результате успехов, достигнутых сравнительным языкознанием, стало известно, что древние и современные языки Старого Света образуют несколько значительно отличающихся одна от другой обширных групп или семей, объединяющих языки родственного характера. Таковыми являются семьи тюрко-монгольская, финно-угорская, семитическая, тибето-китайская и другие. Наиболее значительное и особое место среди них занимает семья индоевропейских языков, включающая в свой состав индоиранские, греческий, армянский, романские, германские, славянские, лето-литовские и некоторые другие языки. Было установлено, что общие черты, объединяющие языки той или иной семьи, являются результатом образования их на основе единого исходного материала.

Выводы, полученные сравнительным языкознанием, в частности относительно индоевропейской семьи языков, были перенесены в область этногонии. В свете господствовавших в буржуазной науке метафизических взглядов ход этногонии изображался как процесс простого распада якобы когда-то существовавших обширных этнических единств. Племена и народы, говорящие на языках индоевропейской семьи, были обрисованы как ветви, выросшие из единого ствола — индоевропейского «пранарода».

Наиболее древними среди известных науке XIX в. языков индоевропейской группы являлись мертвые индоиранские языки — санскрит и язык древних гимнов Авесты, священной книги зороастрийцев. На этом основании родину индоевропейцев искали первоначально в Азии, в пределах Иранского плоскогорья. Заселение индоевропейцами Европейского материка изображалось в виде ряда следующих одно за другим переселений, в ходе которых постепенно разрушалась исконная индоевропейская общность. Сначала индоевропейцы распались якобы лишь на несколько частей, соответствующих основному внутреннему делению индоевропейских языков. Эти части в свою очередь также подверглись делению: из иранского «пранарода» возникло несколько иранских народов, из германского «пранарода» — существующие ныне германские народы и т.д. История формирования славянских племен и народов рисовалась точно так же, как процесс расчленения когда-то единого племени, как процесс все более и более нарастающего отчуждения друг от друга отдельных частей расселяющегося по Европе славянства. {9}

В России в начале XX столетия теория происхождения славян, основанная на обрисованных выше представлениях, получила наиболее законченное выражение в работах А. А. Шахматова. Крупнейший буржуазный ученый академик А. А. Шахматов в своих этногонических штудиях всецело исходил из «индоевропейской» языковой теории. Он полагал, что славяне после распада индоевропейской общности входили сначала в состав славяно-литовской семьи племен, осевшей на Немане и Западной Двине. После того как славяне обособились от литовцев, произошло их передвижение в бассейн Вислы, где они пережили общеславянский период своей истории. Наконец, в результате все нового и нового дробления и расселения на запад, юг и восток они создали сначала древнюю, а затем и современную этническую карту славянства. В пределы восточноевропейской равнины, по мнению А. А. Шахматова, славянские племена проникли из Прикарпатья — родины восточных славян. Произошло это якобы очень поздно, не раньше середины I тысячелетия н. э. Двигаясь на восток и северо-восток, славяне заняли сначала Поднестровье и Среднее Поднепровье и лишь затем, постепенно вытесняя туземные племена, захватили и более северные области, к VIII—IX столетиям достигнув верховьев Днепра, Волхова и Верхнего Поволжья 1.

Приблизительно так же изображали происхождение и расселение славян и другие буржуазные слависты, например А. Л. Погодин 2 или украинский националист М. С. Грушевский 3. В отличие от А. А. Шахматова они лишь несколько расширяли пределы первоначальных славянских поселений в Европе, распространяя их на Повисленье и Волынь. Представление о бассейне Вислы как о родине всех славянских племен прочно утвердилось в польской литературе.

Большая часть русских дворянско-буржуазных историков, отстаивавших мысль, что славяне в нашей стране являлись позднейшими пришельцами и что, следовательно, не здесь находится их родина, принадлежала к лагерю «норманистов». «Норманисты» были распространителями немецких националистических взглядов на историю славян и Руси. Фальсифицируя историю, они стремились всячески принизить историческую роль славянских народов и пытались утверждать, что славяне по своей природе не способны к самостоятельному развитию и творчеству. С этой же целью они пытались «отнять» у славян {10} их родину. Как известно, в царской России антинародная «норманистская теория» пользовалась правами официальной теории. Ее пытались распространить в широких народных массах с целью их духовного разоружения и порабощения.

Против «норманистов» в русской дворянско-буржуазной историографии выступали «антинорманисты», выразители славянофильских взглядов — Ю. И. Венелин, С. А. Гедеонов, Д. И. Иловайский, Д. Я. Самоквасов, И. Е. Забелин и другие. Созданные ими «теории» происхождения и истории славян, несмотря на их общую националистическую тенденциозность, содержали отдельные правильные наблюдения и положения. Взгляды историков-«антинорманистов» во многом совпадали со взглядами либерально-буржуазных ученых других славянских стран, особенно Польши и Чехии. К вопросу о происхождении славян ими были привлечены различные виды источников — данные археологии, антропологии, этнографии, топонимики. Они убедительно показали, что обрисованная выше «теория», рассматривающая все славянские племена как осколки единого праславянского племени, некогда локализованного на узких пространствах Южной Прибалтики или в бассейне Вислы, или еще где-либо, и отрывающая славян от древнего культурного и исторического наследства Прикарпатья, Северного Причерноморья и Поднепровья, закрывала глаза на многие фактические данные, не укладывающиеся в ее прокрустово ложе.

Еще М. В. Ломоносов вел непримиримую борьбу против немецкой националистической историографии. Он стремился, в частности, доказать, что славяне были исконными обитателями России. Деятели революционной демократической русской историографии, ее лучшие представители — В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов вопросами о происхождении славян специально не занимались. Их труды сохранили, однако, несколько отдельных замечаний по этому вопросу, направленных против взглядов официальной «норманистской школы». Революционные демократы, видевшие в трудящихся главную силу общественного развития, последовательно выступали против всех тех «теорий», которые имели целью принизить и духовно разоружить народные массы.

В итоге обрисованная выше «теория», рассматривающая славян на восточноевропейской равнине в качестве позднейших пришельцев, была значительно поколеблена еще в конце XIX в.

Как бы ни были случайны, а нередко и противоречивы сообщения греческих и латинских авторов о древнем населении Средней и Восточной Европы, они вполне допускали мысль, что славянские племена уже с первых веков н. э. занимали {11} значительные территории не только в Прибалтике и Повисленье, но и в Прикарпатье и Поднепровье. Среди населения Скифии и Сарматии древние авторы называли целый ряд земледельческих племен, в которых логичнее всего было видеть предков именно славян, на что обратил внимание еще М. В. Ломоносов. Исследования в области топонимики, которыми особенно увлекались в конце XIX столетия, при всей спорности их выводов, позволяли считать исконно славянскими весьма широкие пространства Средней и Восточной Европы. Кроме Повисленья и Северного Прикарпатья в пределы древней славянской земли на основании топонимических данных включались Волынь и Среднее Поднепровье. Крупнейший славист начала XX столетия — чешский ученый Л. Нидерле, исходя из топонимического материала, полагал, что в границы славянской родины на востоке должны быть включены не только Среднее Поднепровье, но и поречье Десны 1.

К выводу, что славяне жили на юге Восточной Европы не только в середине первого тысячелетия н. э., но и значительно раньше, приводила и славянская мифология. Героика балканских войн VI столетия и другие, более поздние события славянской истории не вытеснили из памяти славянского населения легенды древнейшего цикла. «Веци Трояни», «земля Трояня» и «тропа Трояня», о которых упоминает «Слово о полку Игореве», не только датировали древние славянские легенды первыми веками н. э., но и связывали славян с областью Северо-Западного Причерноморья 2. Более того, в славянской мифологии и древних славянских культах наряду с североевропейскими мотивами прослеживались следы и таких древних наслоений, в которых нельзя было не признать отзвуков фракийского и скифо-сарматского Причерноморья.

На Керченском полуострове были открыты греческие надписи III в. н. э., содержащие, как установил А. Л. Погодин, мужское имя Αντας и ряд других туземных имен как будто бы славянского происхождения 3. К еще более раннему времени в области Северного Причерноморья восходят племенные наименования с этнонимом «рос».

И, наконец, наиболее яркие свидетельства в пользу того, что славяне или их предки издавна обитали на значительных пространствах восточноевропейской равнины, выявили археологические штудии. Открытые лопатой археолога памятники сла-{12}вянской культуры времен Древней Руси и остатки культуры многих предыдущих столетий настойчиво говорили о глубочайших местных истоках славянской культуры как в области форм хозяйства и быта, так и в области идеологии.

Все эти факты приходили в явное столкновение с традиционной «теорией» славянского этногенеза. Они обрисовывали для древнего славянства контуры отнюдь не узко очерченного в пространстве, а, наоборот, весьма широкого этнического основания.

Вместе с тем большинством языковедов был отвергнут миф о великом переселении индоевропейцев из Азии в Европу. Европейские индоевропейцы стали рассматриваться, как исконные обитатели Европы. Горячую полемику среди языковедов вызвала реконструкция картины распада индоевропейской общности — расположение и отношение друг к другу «ветвей» того «родословного дерева», в виде которого в XIX столетии изображали историю индоевропейских народов. В результате серьезные сомнения были высказаны относительно существования самого индоевропейского «родословного дерева» в том его виде, как оно изображалось ранее.

Несмотря на все это, обрисованная выше этногоническая «теория» в начале XX столетия еще продолжала довлеть над исторической наукой; с ней не решались окончательно порвать, а стремились отыскать в ее свете решение вопроса применительно к каждому отдельному случаю. Так, например, украинский археолог В. В. Хвойка, изучавший остатки древней культуры в области Среднего Поднепровья и установивший, что в этих местах с глубокой древности обитали земледельческие племена, рассматривал последних в качестве славян и стремился доказать, что, отнюдь не Повисленье или Прибалтика, а именно Среднее Поднепровье являлось родиной всех славянских племен 4. Историки-«антинорманисты» — Д. И. Иловайский, Д. Я. Самоквасов, И. Е. Забелин и другие, обратившие внимание на местные элементы в культуре Древней Руси, в качестве предков славянских племен называли скифов, сарматов и даже гуннов, причем, опять-таки, речь шла о том, что эти племена являлись якобы праславянами — предками всех славян 5.

В итоге вопрос о происхождении славян в дореволюционной науке все более и более усложнялся и запутывался. «Не-{13}смотря на массу труда и остроумия, потраченных на выяснение древнейшей истории славян и их географического распространения, в первые века нашей эры, эти вопросы остаются такими же неясными, какими были лет за 60 тому назад»,— должен был признать один из крупнейших русских буржуазных славяноведов начала XX столетия А. Л. Погодин 1.

Исторические и археологические исследования, развернувшиеся в нашей стране после Великой Октябрьской социалистической революции, принесли с собой ряд замечательных и нередко на первый взгляд неожиданных открытий в области древней и раннесредневековой истории. В свете теории марксизма-ленинизма и многочисленных новых данных шаг за шагом начало проясняться отдаленное прошлое восточноевропейской равнины — история, этногония и история культуры населявших ее древних племен. Перед исследованиями в области славянской этногонии также открылись новые широкие горизонты.

Работы советских историков и археологов, а также лингвистов, антропологов и этнографов прежде всего показали, что происхождение славян — одного из крупнейших на территории Европы этнических массивов — представляло собой очень сложное историческое явление, в орбиту которого в разное время вовлекались многочисленные древние племена Средней и Восточной Европы. Процесс этногенеза славян, как и всех других этнических групп, не может быть сведен только лишь к расселению их из одного центра, где бы этот центр ни располагался. Пути развития языков далеко не всегда и не во всем соответствовали путям этногонического процесса. Связи славянства с древним Причерноморьем, Поднепровьем, Прикарпатьем и Прибалтикой, которые уже давно отмечались наукой, в значительной части были оценены как связи генетические. Выяснилось также, что этногеографическая картина восточного славянства, известная по «Повести временных лет» и другим современным ей источникам, отнюдь не являлась результатом исторических событий последних столетий первого тысячелетия н. э., непосредственно предшествовавших эпохе Древней Руси, как предполагала старая славистика. Эта картина возникла значительно раньше, еще в начале первого тысячелетия н. э. Более того, она имела длительную предисторию, уходящую своими истоками в отдаленное восточноевропейское прошлое. Все эти наблюдения и выводы были поло-{14}жены в основу новых представлений о происхождении славян, речь о которых пойдет в последующих главах.

Работы советских ученых в области происхождения славянских народов достигли бы несомненно более значительных результатов, если бы на них не оказали серьезного влияния вульгарно-материалистические представления Н. Я. Марра.

В своем произведении «Марксизм и вопросы языкознания» И. В. Сталин показал, что коренная ошибка Марра заключалась в том, что он рассматривал язык в качестве надстройки, над экономическим строем общества, что он «внёс в языкознание неправильную, немарксистскую формулу насчёт языка, как надстройки, и запутал себя, запутал языкознание» 2. Из этой порочной формулы с неизбежностью вытекали и другие ошибки Марра — положение о классовости языка, «теория» стадиального развития языка путем взрыва от одного качественного состояния к другому и т. д. Некритическое использование немарксистских положений Марра при решении вопросов этногонического порядка, в частности вопроса о происхождении славян, привело к ряду ошибочных заключений, значительно искажающих подлинную историческую картину прошлого племен и народностей и их языков.

Основным источником путаницы в вопросах этногенеза послужили марровская «теория» стадиальности и его неправильные представления о роли скрещивания в развитии этнических групп и их языков. Марр полагал, что в ходе исторического процесса языки претерпевают резкие качественные изменения, подобно тому, как старая надстройка в ходе исторического процесса сменяется качественно новой надстройкой. Он считал также, что в результате скрещивания языков, совершавшегося якобы путем «взрыва», возникают новые языки, не похожие на существовавшие ранее. Отсюда следовал вывод, что индоевропейским этническим группам и их языкам, в том числе и славянам с их языком и присущими им национальными (раньше — народными и племенными) особенностями, некогда предшествовали качественно иные («яфетические») этнические группы и языки. Таких взглядов придерживался и автор настоящей книги, не раз пытавшийся связать результаты своих археологических исследований с «теориями» Марра 1.

Ошибочные, немарксистские положения Марра направляли поиски древних славянских племен и их предков по ложному пути, заводили исследователей в такие «яфетические» дебри, {15} где древние племена теряли свое истинное лицо. В качестве предков славян, исходя из этих ошибочных положений, одинаково рассматривались как собственно древнеславянские или протославянские племена, такие, как венеды, лугии и некоторые другие земледельческие племена Средней и Восточной Европы, так и племена, ставшие славянами лишь в результате ассимиляции и, следовательно, игравшие в славянском этногенезе явно второстепенную и третьестепенную роль — иллирийцы, фракийцы, кельты, сарматы и другие племена.

Особенно большие ошибки были допущены под влиянием «теорий» Марра при освещении той роли, какую сыграли в этногенезе восточных славян скифские племена Северного Причерноморья. Некоторые историки и археологи рассматривали население всей Геродотовой Скифии в качестве главного, основополагающего предка восточных славян, а скифскую государственность в Крыму и Нижнем Поднепровье — в качестве чуть ли не предшественника славянской государственности 2. В то же время уже давно, еще после работ В. Ф. Миллера 3, было хорошо известно, что главной политической и военной силой в скифском племенном союзе, а впоследствии в государстве, были племена, говорящие на древних иранских языках, которые никак нельзя рассматривать в качестве предшественника славянских языков. Следовательно, скифы, во всяком случае главные скифские племена — создатели скифской культуры, а впоследствии и государственности, предками славян не являлись. Можно предполагать лишь, что некоторая часть скифского населения в начале н. э. была поглощена и ассимилирована славянами.

В своих произведениях, посвященных вопросам языкознания, И. В. Сталин показал, что марровская «теория» стадиальности не имеет ничего общего с истинной историей языка, является ошибочной, немарксистской теорией. В отличие от надстройки, составляющей продукт одной исторической эпохи, язык, как особое историческое явление — средство общения людей в обществе, является продуктом многих эпох, в течение которых он оформляется, развивается и совершенствуется. «...Развитие языка,— указывает И. В. Сталин,— происходило не путём уничтожения существующего языка и построения нового, а путем развертывания и совершенствования основных элементов существующего языка» 4. «Скрещивание языков {16} есть длительный процесс, продолжающийся сотни лет. Поэтому ни о каких взрывах не может быть здесь речи» 5. Скрещивание языков отнюдь не приводило к появлению нового языка — третьего языка, не похожего ни на один из скрещенных языков. При скрещивании один из языков обычно выходил победителем, сохраняя свой грамматической строй и основной словарный фонд, а другой терпел поражение и постепенно отмирал. При этом происходило лишь некоторое обогащение языка-победителя за счет побежденного языка.

Отсюда следует, что развитие этнических групп — создателей и носителей языков, также являлось длительным процессом, протекавшим в течение многих веков. Индоевропейские народы, в том числе и славяне, возникли отнюдь не сразу, не были результатом стадиального взрыва, как полагал Марр. Далекое прошлое славян и их языка, как и других индоевропейцев и их языков, восходит не к рубежу н. э. и не к скифской эпохе, а к значительно более отдаленному прошлому. Их истоки «были заложены ещё в глубокой древности, до эпохи рабства» 6.

Советские языковеды полагают, что основой индоевропейских языков послужила группа близких и территориально смежных племенных диалектов каменного века, обладавших собственными особенностями грамматического строя и основного словарного фонда и переживавших общие для всех их языковые процессы. Первоначальная область племен — носителей этих диалектов находилась, по-видимому, где-то в пределах лесостепной полосы Средней и Восточной Европы. В течение многих столетий и тысячелетий первобытной истории индоевропейский язык-основа претерпел значительные изменения как за счет своего внутреннего развития, так и в результате неоднократных «схождений» и «расхождений», протекавших не только в рамках данной языковой группы, но и вовлекавших в свою орбиту языки ряда других племен. Материальной базой последующего широкого распространения древних индоевропейских языков и победы их над другими языками, по мнению языковедов, послужило распространение в среде индоевропейцев скотоводческого хозяйства, что сделало их сильнее многих других древних племен Европы и Азии, в то время еще сохранявших охотничье-рыболовческий быт. На территории Европы и в некоторых областях Юго-Западной Азии, где скотоводство появилось в III тысячелетии до н. э., индоевропейские племена были одними из первых скотоводов и получили вслед-{17}ствие этого значительный перевес над другими местными племенами 1.

В условиях первобытно-общинного строя, когда экономические и иные связи между племенами были очень непрочными, и когда, как указывал Ф. Энгельс, племя и диалект по существу совпадали 2, численность индоевропейских племенных языков и диалектов в процессе возникновения новых племен должна была все более возрастать, а различия между ними все более и более углубляться. Ф. Энгельс указывал, что в эту эпоху происходило «новообразование племен и диалектов путем разделения» 3.

В последующий период истории, когда начался распад первобытного общественного строя и когда между племенами возникли экономические, культурные и политические связи, характер языкового и этнического развития претерпел существенные изменения. Отпочкование диалектов и последующее развитие на их основе новых языков в этих условиях неизбежно должно было затормозиться. Особое значение приобрели языки или диалекты племен, находившихся в наиболее благоприятных экономических и исторических условиях и вследствие этого наиболее активных в хозяйственном, политическом и военном отношении. В союзах племен, образование которых характерно для данной эпохи, такие племена играли главенствующую роль. Языки или диалекты этих племен приобретали межплеменное значение; они подчинили себе языки и диалекты других, в первую очередь близких им, а иногда и чуждых племен, и мало-помалу одержали над ними победу 4. При этом на основе старых племенных диалектов складывались местные диалекты и говоры. Таким путем на месте многочисленных индоевропейских племен с их языками и диалектами должны были возникнуть более крупные языковые и этнические группы, дальнейшее развитие которых в период окончательного распада первобытно-общинного строя привело к образованию индоевропейских народностей. {18}

Картина генетических связей средневекового славянства и многочисленных племен рубежа и первых веков н. э., обрисованная за последние годы в трудах советских историков и археологов, изображает именно этот заключительный этап славянской этногонии — этногонию той исторической эпохи, когда первобытно-общинный строй у славян доживал последние столетия, когда возникали элементы классового общества и государственности и когда начался процесс образования народностей. Народность является непосредственным предшественником нации — исторической общности, сложившейся из людей различных рас и племен. И. В. Сталин указывает, что «элементы нации — язык, территория, культурная общность и т. д.— не с неба упали, а создавались исподволь, еще в период докапиталистический» 5. Подобно итальянской нации, которая «образовалась из римлян, германцев, этрусков, греков, арабов и т. д.», или французской нации, которая «сложилась из галлов, римлян, бриттов, германцев и т. д.» 6, славянские нации и их предшественники — славянские народности также сложились из различных древних племен.

Центральное место среди них занимали славянские племена, как полагают,— венеды, лугии и некоторые древние племена Поднестровья и Поднепровья. Другие племена I тысячелетия до н. э. и начала н. э., вошедшие в состав славянских народностей,— иллирийцы, фракийцы, скифы, сарматы, кельты и т. д., славянами или протославянами раньше отнюдь не являлись. Однако в силу различных исторических причин эти племена целиком или частично были вовлечены в русло славянского этногенеза. При встрече со славянскими языками их языки потерпели поражение; тогда же потерпела поражение и их культура. Но и то и другое не исчезло бесследно: в языке и культуре средневекового славянства не трудно заметить некоторые отзвуки и скифо-сарматского Причерноморья и фракийского Прикарпатья и далекого чудского Севера.

Конкретная историческая картина возникновения и развития первобытных славянских или протославянских племен, как мы увидим ниже, может быть нарисована еще далеко не полностью. Древние племена дробились и расходились, смешивались и скрещивались, восстановить во всех деталях картину этого процесса, отделенную от нас тысячами лет,— задача нелегкая. Ее создание явится делом дальнейших лингвистических, археологических и антропологических исследований. {19}