Франция. Франция особенно интересна для нашего исследования тем, что является одновременно и классическим национальным государством

Франция особенно интересна для нашего исследования тем, что является одновременно и классическим национальным государством, и ведущим иммигрантским обществом Европы; мало того, она принадлежит к числу ведущих иммигрантских обществ мира. Масштаб иммиграции во Франции был затушеван, благодаря выдающимся ассимиляционным способностям французской нации, породившим представление о Франции как об однородном обществе с крайне самобытной, неповторимой культурой. До недавнего времени сохранялось положение, при котором многочисленные иммигранты с Востока и с Юга (поляки, русские, евреи, итальянцы и североафриканцы) проживали в этой стране, не образовывая сплоченных национальных меньшинств. Учреждая всевозможные общинные организации — издательства, иноязычную печать и т.п. — они вместе с тем поддерживали общение исключительно из соображений взаимного удобства и взаимопомощи по ходу интенсивной и быстрой ассимиляции во французскую политику и культуру. Франция в большей мере, чем любая другая европейская страна, являлась обществом иммигрантов 26. И все же она не является плюралистическим обществом — по крайней мере, таковым она себя не считает и не слывет таковым.

Наиболее вероятное объяснение такой аномалии, как физическое присутствие культурных различий при полном их концептуальном отсутствии, дает новая история Франции и прежде всего факт революционной реконструкции республиканского национального государства. Сложившееся в ходе политической борьбы с церковью и ancien regime 26 национальное самосознание являлось по своему характеру политическим и популистским; оно превозносило народ как единение граждан во имя великой цели. Хотя данная цель являлась истинно французской, а также и республиканской, самосознание народа отражалось в ней не в религиозно-этническом или историческом аспекте. Согласно новому пониманию, французом становился каждый, кто вставал на позиции республиканства; в разгар революции и, по крайней мере, в течение отдельных послереволюционных периодов иностранцам здесь оказывали радушный прием, коль скоро те готовы были изучить французский язык, демонстрировали преданность республике, посылали своих детей учиться в государственные школы и отмечали День взятия Бастилии ".

гб См.: Immigration and the Politics of Citizenship in Europe and North America / Brubaker W. R. (ed.), Lanham, Md.: University Press of America [for the German Marshall Fund], 1989, p. 7. "Старый порядок (франц.) —Прим. пер.

"Действительная история гораздо сложнее, чем мой краткий рассказ. Отличное изложение ее см . в кн.: Brubaker R. Citizenship and Nationhood in France and Germany. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1992.

Что не могло встретить радушного приема — так это организация иммигрантами каких бы то ни было этнических общин, которые существовали бы параллельно с сообществом граждан и, чего доброго, стали бы конфликтовать с ним. Намеки на неприятие французами сильных вторичных ассоциаций, дифференцирующих граждан и вносящих раскол, содержались уже в политической теории Руссо, а с абсолютной ясностью это неприятие впервые было сформулировано в дискуссии Учредительной ассамблеи по поводу эмансипации евреев (в 1791 г.). Депутат центра Клермон-Тоннер " выразил мнение большинства, заявив: "Евреям как нации следует отказать во всем, евреев же как индивидов следует во всем удовлетворить" 30. В сочинении 1944 г. Жан-Поль Сартр 31 утверждал, что типичный французский "демократ" все еще продолжает придерживаться данной позиции. "Защита им еврея сохраняет последнего как человека и уничтожает его как еврея ... ничего ему не оставляя ... кроме роли абстрактного субъекта прав человека и гражданина" 32. Индивиды должны быть натурализованы и ассимилированы; понятие француза оказывалась в этом смысле весьма широким. Франция же как республика, подчеркивал Клермон-Тэннер, не могла потерпеть наличия "нации внутри нации".

Таким образом, революция сформировала позицию французов в отношении всех иммигрантских групп. Последняя явилась естественным продолжением прежней политики последовательного непризнания норманнов, бретонцев и провансальцев в качестве истинных национальных меньшинств. И надо сказать, французские республиканцы на протяжении многих лет на редкость успешно поддерживали унитарный идеал революции. Конечно, и сами иммигранты ассимилировались более-менее охотно, почитая за счастье иметь возможность называться французами. Они — эти мужчины и женщины, посещавшие, например, синагогу или говорившие дома по-польски или читавшие русскую поэзию — стремились лишь к тому, чтобы терпели их самих как индивидов. В качестве членов меньшинств они не имели либо не могли позволить себе иметь никаких публичных амбиций.

"Клермон-ТЬннер Станислав (1757—1792) — граф, популярный член Учредительного собрания Франции. Принадлежал к дворянскому меньшинству, примкнувшему к третьему сословию. Голосовал за упразднение всех привилегий. — Прим. ред.

30 Анализ этой дискуссии см. в ст.: Kates G. Jews into Frenchmen: Nationality and Representation in Revolutionary France // Social Research 56 (spring 1989), p. 229.

31 Сартр Жан-Поль (1905—1980) французский философ-экзистенциалист, писатель, драматург. — Прим. ред.

32 Sartre З .-Р. Anti-Semite and Jew, trans. George J. Becker, preface by Walzer M. N.-Y.: Schocken, 1995, pp. 56—57.

Такое положение сохранялось вплоть до крушения заморских империй и начала притока во Францию большого числа североафриканских евреев и еще большего числа арабов-мусульман. Эти группы, отчасти из-за своего размера, отчасти же из-за смены идеологического климата, начали подвергать сомнению республиканский идеал, проверять его на прочность. Они обладают собственными культурами и желают сохранять и воспроизводить их; они уже не проявляют той же готовности, что и их предшественники, отдавать своих детей в государственные школы, проводящие политику "офранцузивания" (последний термин, в отличие от "американизации", практически не используется — настолько бессознателен описываемый процесс)33. Они желают признания себя в качестве группы и хотят, чтобы им публично разрешили выступать в этом качестве. Они хотят быть гражданами Франции, жить бок о бок с французами, а многие из них активно проявляют нетерпимость в отношении своих соплеменников — евреев или арабов, — настроенных на то, чтобы, как и прежде, продолжать ассимилироваться самим и ассимилировать собственных детей. Непосредственным результатом этого явилась некая неловкая промежуточная позиция между республиканцами-ассимиляционистами (представленными правительством, правыми и левыми политическими партиями, профсоюзами учителей и т.п.) и новыми иммигрантскими группами (представленными избранными или самоназначившими-ся лидерами и активистами). Республиканцы стремятся к повсеместному сохранению единообразного сообщества граждан и готовы терпеть религиозно-этническое разнообразие лишь до тех пор, пока оно проявляет себя в частной, семейной сфере, а это требование является классической нормой национального государства. Новые иммигранты, или многие из них, стремятся к той или иной разновидности мульти-культурализма, хотя американская разновидность, при которой каждая культура сама по себе является различно трактуемой и чреватой внутренними конфликтами, не устраивает большинство из них. Вероятно, на деле им нужна новая версия системы миллетов — этакая заморская империя, воспроизведенная дома.

33 Но в тех дебатах, что идут ныне в Квебеке, слово franrisation таки фигурирует.