Трагедия на беговой дорожке

Вот я и на старте. Услышав выстрел, забыл обо всем — о ноге, о стратегии, о боли, вырвался вперед и помчался что было сил. Я не чувствовал никакой боли, хотя некоторые потом говорили, что я хромал на левую ногу. Только повторял про себя: «Скорей, скорей, скорей...»

Я ни за что на свете не хотел уступить лидерства. Время первого круга — 1.03,0. Потом пришло желание немного сбавить темп. Не знаю почему, я совсем не чувствую усталости, скорее всего во мне заговорил инстинкт. Третий круг — 1.13,0 — по-прежнему лидирую! Четвертый круг — 1.13,0 — продолжаю лидировать!

Когда наступил тот самый страшный миг, мне трудно сказать... Неожиданно почувствовал, что мне больно, меня занимает только одно: нога отказывается слушаться. Проклятое колено! И почему болит оно как раз сейчас, когда Лехтинен сзади?! Только теперь я вспоминаю, что бегу не один.

Финн вдруг вырастает рядом со мной. Он посмотрел на меня, наши глаза встретились. Он понял, что я совершенно беспомощен. Минута колебания. Он еще не верит в мое бессилие, подозревает тактический маневр. Он наблюдает за мной, изучает мой шаг, и только тогда у него рождается решение вырваться вперед.

Мой шаг на полметра короче, чем раньше, чем обычно. Я где-то потерял свой шаг... Теперь все ясно. Мой шаг объяснил все мне и моим противникам. Я увидел блеск в глазах Лехтинена и понял, что это значит. Он решил прямо сейчас дать мне решительный бой. Он делает рывок, увлекает за собой Петерссона. Они убегают, оставляя меня одного...

Я должен их догнать во что бы то ни стало! Если я им позволю далеко уйти, меня ждет поражение. А нога все больше болит.

Сейчас лидирует Лехтинен. Он все увеличивает темп и очередной круг проходит за 1.01,0. С трибун раздаются возгласы: «Кусый, не давай ему бежать!» Меня изо всех сил подбадривают, болельщики уверены, что мое отставание — тактический маневр, что я таким образом хочу усыпить бдительность Лехтинена. Никто не может понять, что я проигрываю.

Я подумал, что, может быть, мне лучше сойти с дорожки. Нет сил больше терпеть такую пронзительную боль! Я имею на это право, ведь я почти калека. Я больше не могу! Сжальтесь надо мной!

Вспомнил, что сказал доктор перед стартом: «Если почувствуешь боль, сойди с дорожки на втором круге». Нет! Я никогда не покидал дорожки. Пусть лучше проиграю, но сдаваться не хочу!

Я с трудом преодолевал искушение покинуть поле боя. Мне остается только один выход — бороться до конца. Такое решение придает новые силы: я поверил, что могу продолжить борьбу. В тот момент увидел, что Лехтинен оглянулся. Он, видимо, хотел посмотреть на мой шаг. Он увидел мою беспомощность, мою трагедию и замедлил темп. Он уже не боится моего финиша, а я еще неделю назад решил: за круг до финиша начну решающий рывок, а последние 200 м пробегу в бешеном темпе.

Лехтинен уже даже не старается финишировать. Зачем ему зря расходовать силы? Все равно я уже не могу настигнуть его. Он рвет финишную ленточку, следом за нимприходит Петерссон.

Прежде чем пересечь линию финиша, Петерссон оглянулся. Как позже писал «Пшеглонд спортовы», «датчанин оглянулся, чтобы отдать последнюю дань мужеству своего великого противника».

Следом за ним и я пересек финиш. Я уже ни о чем не мог думать и упал на траву.

Потом сразу же встал, собрал свои вещи и побрел, хромая, в раздевалку — одинокий, побежденный...

Стадион на мгновение затих, а потом взорвался аплодисментами, приветствуя победителя — Лехтинена.

Я остался в одиночестве. Ведь побежденные должны не только переживать горечь поражения, нои одиночество! Настроение было почти похоронное.

Появились журналисты. Что я мог им ответить? Я мог только описать свое состояние во время бега:

— Я должен был бежать, хотя после вчерашней тренировки чувствовал, что не смогу хорошо выступить. Доктор запретил мне стартовать, но я не хотел подвести публику. Нога болела с самого начала бега, а когда на пятом круге Лехтинен увеличил темп, я окончательно «сломался». Мне очень не повезло, я ждал этой встречи два года.

На следующий день прочитал в газете интервью Лехтинена:

«Я приехал в Варшаву на верное поражение. Но после нескольких кругов Кусый показался мне странным, он лидировал в слишком медленном темпе. Я решился увеличить скорость и легко выиграл забег. Я совершенно не почувствовал усталости, как будто совсем не бегал».

«Пшеглонд спортовы» в отчете о соревнованиях сообщал: «Публика рукоплескала Лехтинену, но прежде всего аплодисменты принадлежали Кусочинскому. Несмотря на болезнь, он не дезертировал, не сошел с дорожки, поступив неблагоразумно, но как настоящий спортсмен. Кто знает, не было ли такое неблагоразумие прекрасным заключительным аккордом его карьеры, проигранный бег — самым прекрасным его выступлением».

Сегодня я могу сказать, что если бы тогда не побежал, я бы не скитался три года по санаториям, но я был в какой-то мере спровоцирован к старту, хотя еще до начала соревнований чувствовал себя плохо, был почти калекой. Конечно, я сам во многом виноват, но если бы в тот момент кто-нибудь поговорил со мной, взвесил спокойно все «за» и «против» моего выступления, поражения могло бы не быть.

Когда на следующий день я появился на трибунах, совсем больной и отчаявшийся, услышал крики публики, требования продолжать борьбу, как будто бы вчера ничего не случилось. Я стиснул зубы, опустил голову. Что я мог им ответить? Они хотели увидеть меня на беговой дорожке и не знали, что на этот раз наши желания совпадают. Я мечтал доказать всему свету, что сильнее и быстрее Лехтинена, победил меня не он, а моя болезнь. Сколько раз я приходил первым к финишу, побеждал, праздновал победу! А теперь стою среди публики, для которой еще вчера был воплощением непобедимости и олимпийского совершенства. Мы все обмануты: и они, и я. Они верили в своего Кусочинского, но вчерана этом стадионе он был вынуждай покинуть ряды победителей. Может быть, он навсегда сошел с пьедестала победителей и его быстро забудут…

Мне хотелось крикнуть: «Какими вы будете завтра? Запомните ли, что я для вас вчера сделал? Я хочу, прошу вас запомнить этот бег! На беговой дорожке я был третьим, но я победил болезнь, она потерпела поражение!»

Сегодня я пришел на стадион... Сам не знаю и не понимаю, зачем я это сделал.