Роджерс Брубейкер. Этничность без групп. регионов для всего существующего в них культурного многообразия и политических различий.

регионов для всего существующего в них культурного многообразия и политических различий.

Проблема с подведением этих форм реляционной связанности под «социальную конструкцию идентичности» заключается в том, что связывание и разделение называются одним и тем же именем, чем затрудняется понимание процессов, причин и последствий различных моделей кристаллизации различия и создания связей. Африка отнюдь не являлась социальным раем, но и война, и мир предполагают изменчивые модели соединения, а также различения.

Скользящий масштаб генеалогической связи не был отличительной особенностью небольшого «племенного» общества. Родственные сети определяют структуру и масштабных политических организаций с авторитарными правителями и развитыми иерархиями власти. Африканские короли утверждали свою власть путем установления патримониальных отношений с людьми из других родов, путем создания системы поддержки, действовавшей поверх родовых связей, но они использовали также родовые принципы для консолидации собственной власти, заключая брачные союзы и расширяя королевский род [Lonsdale, 1981]. Почти во всех обществах понятия родства служат символическими и идеологическими ресурсами, однако хотя они формируют нормы, самопонимания и восприятия родственности, они не обязательно порождают родственные «группы» [Guyer, 1981; Amselle, 1990].

Колониальное правление в большей степени, чем более ранние формы господства, пыталось связать людей, якобы имеющих общие характеристики, с определенной территорией. Даже если эти идентификации насаждались силой, их действенность зависела от действительных отношений и символических систем, с которыми должны были работать колониальные чиновники и изобретательные культур-предприниматели, а также от противонаправленных усилий других людей по утверждению, развитию и выраже-

II. За пределами «идентичности»

нию другого типа сходств и самопониманий. Колониальная эра действительно стала свидетельницей сложной борьбы за идентификацию, но она уплощает наше понимание этой борьбы, представляя дело так, будто последняя порождает «идентичность». В жизни людей были оттенки — и люди сохраняли их в повседневных делах даже тогда, когда политические линии проводились со всей отчетливостью.

Шэрон Хатчинсон [Hutchinson, 1995] предлагает новый замечательный анализ «племени» Эванс-Причарда, причем переносит аргументацию в современную, крайне конфликтную ситуацию. Ее цель — «поставить под вопрос саму идею „нуэра" как единой этнической идентичности» (29). Она указывает на размытость границ народности, которую сегодня называют нуэром: культура и история не следуют схемам. И она полагает, что в своей сегментарной схеме Эванс-Причард уделяет слишком много внимания главенствовавшим старейшим мужчинам 1930-х годов и недостаточно — женщинам, мужчинам менее могущественных родов и более молодым людям. Благодаря этому анализу становится сложно рассматривать «нуэрность» как идентичность, а кроме того, выясняется необходимость детально исследовать, как люди пытались одновременно расширить и консолидировать связи. Доведя повествование до эпохи гражданской войны в южном Судане 1990-х годов, Хатчинсон отказывается сводить этот конфликт к культурному или религиозному различию между воюющими сторонами и настаивает на необходимости глубокого анализа политических отношений, борьбы за экономические ресурсы и пространственных связей.

В большей части современной Африки некоторые самые острые конфликты действительно имеют место в коллективах, относительно единообразных в культурном и языковом отношении (Руанда, Сомали), возникают распри и между нетугими экономическими и социальными сетями, основанными скорее на отношениях хозяина — подчиненного, чем на