Роджерс Брубейкер. Этничность без групп. реестрах и использовалась в целях контроля над доступом к высшему образованию и рабочим местам

реестрах и использовалась в целях контроля над доступом к высшему образованию и рабочим местам. Тем самым режим не просто признавал илиратифицировал уже существующее положение дел; он вновь создавал и лица, и места как национальные⁵⁹. В этом контексте сильные понимания национальной идентичности как глубоко укорененной в докоммунистической истории данного региона, замороженной или подавленной беспощадным антинациональным режимом и возвращающейся после краха коммунизма являются в лучшем случае анахроническими, а в худшем — просто научным переложением националистической риторики.

А что можно сказать о слабых, конструктивистских пониманиях идентичности? Конструктивисты могли бы признать важность советской институциональной многонациональной системы и рассматривать ее как институциональный инструмент построения национальных идентичностей. Но почему надо считать, что таким образом конструируется именно «идентичность»? Такое признание сопряжено с риском принятия системы идентификации иликатегоризации за ее предполагаемый результат, идентичность. Названия категориальных групп — сколь угодно официальные и институционализированные — не могут свидетельствовать о существовании реальных «групп» или твердых «идентичностей».

Рассмотрим, например, ситуацию «русских» на Украине. В ходе переписи 1989 года около 11,4 миллиона жителей Украины идентифицировали себя как рус-

⁵⁹ Конечно, в некоторых периферийных советских регионах национальные движения происходили уже в последние годы Российской империи (и во время последующей Гражданской войны), но даже в этих регионах социальный базис таких движений был слабым, а идентификация с «нацией» ограничивалась сравнительно малой частью населения. В других местах роль режима в возведении национальных перегородок была даже более заметной. О советском «национальном строительстве» в 1920-х годах см.: Slezkine, 1994; Слезкин, 2001; Martin, 1996.

II. За пределами «идентичности»

ских по «национальности». Но точность данных этой переписи, даже округленных до ближайшей сотни тысяч, совершенно иллюзорна. Сами категории «русский» и «украинец» как указывающие на якобы различные этнокультурные национальности или самостоятельные «идентичности» являются глубоко проблематичными в украинском контексте, где велико количество смешанных браков и миллионы номинальных украинцев говорят только или преимущественно по-русски. Не следует доверять иллюзии «идентичности» или ограниченной групповости, созданной переписью с ее исчерпывающими и взаимно исключающими категориями. Можно представить себе обстоятельства, в которых «групповость» могла бы возникнуть среди номинальных русских на Украине, но такая групповость не может рассматриваться как данность⁶⁰.

Формальная институционализация и кодификация этнических и национальных категорий отнюдь не гарантирует, что такие категории отличаются глубиной,получают отклик или обретают силу в живом опыте людей, подлежащих категоризации. Жестко институциональная этнонациональная система классификации делает определенные категории легко и легитимно доступными для репрезентации социальной реальности, фреймирования политических заявлений и организации политического действия. Само по себе это является чрезвычайно важным фактом, и распад Советского Союза невозможно понять без его учета. Но это не означает, что такие категории играют серьезную роль в фреймировании восприятия, направлении действия или в формировании самопонимания в повседневной жизни — роль, которая предполагается даже в конструктивистских пониманиях «идентичности».

Степень, до которой официальные категоризации формируют самопонимания и в которой категории на-

⁶⁰ Данные о национальности и языке см.: Государственный Комитет СССР по статистике, 1991, с. 78-79.