Роджерс Брубейкер. Этничность без групп. ностях и институтах, как и на паттернах социального взаимодействия

ностях и институтах, как и на паттернах социального взаимодействия. Носителями национальной идентичности являются институты, обычаи, историческая память и рациональные светские ценности. Всякий может присоединиться к нации безотносительно к своему рождению или этническим истокам, хотя затраты на адаптацию варьируются. Здесь нет мифа об общем происхождении... [Национальность] основывается на территориально определенной общности, а не на социальной границе между группами в пределах некоей территории. Это не значит, что какая-то единица реального имущества может служить базисом национализма. Для этого нужна структурированная совокупность политических и социальных взаимодействий, руководствующихся общими ценностями и чувством общей идентичности [Keating, 1996, р. 5-6].

Китинг хочет идти двумя путями. Он сохраняет рационалистическое, универсалистское ударение на выборе, характерное для «бедных» пониманий гражданского национализма. В то же время его более реалистическое с социологической точки зрения понимание национальности заставляет его признать важность «общих ценностей», «обычаев», «исторической памяти» и «чувства общей идентичности». Однако эти вещи являются именно того рода партикуляристскими, «богатыми» данными факторами, которые выводятся на первый план широкими культуралистскими пониманиями этничности. Факторы, высоко ценимые Китингом, не отличаются коренным образом, например, от квартета из «мифов, воспоминаний, ценностей и символов», важность которого подчеркивает Энтони Смит в книге «The Ethnic Origins of Nations» («Этнические истоки наций»).

Суммируем приведенные аргументы. Узкое понимание этничности жестко ограничивает область этнического национализма и оставляет определенную по остаточному принципу гражданскую категорию слишком большой и разнородной и потому бесполез-

VI. «Гражданский» и «этнический» национализм

ной. Напротив, узкое понимание «гражданского» жестко ограничивает область гражданского национализма и оставляет определенную по остаточному принципу этническую категорию слишком большой и разнородной, а значит, бесполезной. Если мы соединим строгое понимание гражданского и строгое понимание этнического национализма, то останутся немногочисленные примеры каждого из них и большая срединная земля, которая считается ничьей, и в таком случае мы уже не можем расценивать различие между гражданским и этническим как исчерпывающий способ классификации типов или проявлений национализма. Если мы соединим, наконец, широкое понимание гражданского и широкое понимание этнического национализма, то получим большую срединную землю, которую можно классифицировать и как «гражданскую», и как «этническую», и в таком случае оказывается, что уже невозможно мыслить различие между гражданским и этническим как взаимноисключающее.

Защитники различия между гражданским и этническим национализмом станут доказывать, что эта большая срединная группа состоит из конкретных случаев, соединяющих в себе различными способами гражданский и этнический элементы. Но проблема заключается не в том, что трудно понять, как в конечном итоге следует классифицировать некий «случай». Проблема состоит в том, что глубокая неясность терминов «гражданский» и «этнический», и в частности неопределенное место культуры в схеме «гражданское-этническое», ставит под вопрос полезность самого этого различия. Классифицировать «элемент» может быть точно так же трудно, как классифицировать целый «случай».

Как, например, следует классифицировать политики, призванные продвигать конкретный язык на государственном или провинциальном уровне? С точки зрения, лирически выраженной Бенедиктом Андерсоном, для которого нация представляет собой «общность языка, а не крови», а следовательно, «соеди-