Роджерс Брубейкер. Этничность без групп. насилие над собственной личностью, посягательство на семейные узы и на принадлежность к недавно освободившейся [Алжирской] нации» [GISTI

насилие над собственной личностью, посягательство на семейные узы и на принадлежность к недавно освободившейся [Алжирской] нации» [GISTI, 1983, р. 6], и несколько тысяч молодых людей официально потребовали (но тщетно) избавить их от национальности, которая была приписана им без их ведома, против их воли и в нарушение их самопонимания как алжирцев. Алжирское правительство тоже протестовало против одностороннего навязывания гражданства «их» эмигрантам; после «многолетнего кровопролитного конфликта, имевшего целью как раз отстаивание собственной национальности» (142), приписывание алжирцам французской национальности было воспринято как неоколониальное посягательство на суверенитет Алжира.

Устоявшееся истолкование гражданского и этнического пониманий национальности, как добровольного и аскриптивного соответственно, тоже не свободно от проблем. Прежде всего, оно крайне схематично. Только неправдоподобно акультурные и аисторические понимания гражданского национализма позволяют рассматривать членство в нации как совершенно добровольное; согласно более богатым и реалистичным истолкованиям, включая концепцию Ренана, как мы уже видели, нация является не только выбираемой, но и данной. С другой стороны, выбор вполне уместен в обстоятельствах, где считается, что национальность основывается на этнокультурной общности, например в Центральной и Восточной Европе, которая обычно воспринимается как классический пример этнического национализма. Как заметил Хобсбаум в связи с «парадоксами примордиальной этничности», «в Европе начала XX века было полно мужчин и женщин, которые, как свидетельствуют их собственные имена, сделали выбор, быть ли им немцами, венграми, французами или финнами» [Hobsbawm, 1996b, p. 260, 259; Хобсбаум, 2002, с. 338].

Кроме того, нормативная валентность противоположности между выбранностью и данностью более сложна, чем предполагается в некорректном проти-

VI. «Гражданский» и «этнический» национализм

вопоставлении добровольного и аскриптивного. Либеральная моральная и политическая теория действительно превозносит добровольное участие, приверженность и аффилиацию над приписанными положениями. Но коммюнитарная критика либерализма [Sandel, 1982] и разработка варианта либерализма, более чуткого к культурным контекстам выбора [Kymlicka, 1989], приводят к лучшему пониманию тех отношений, в которых выбор является осмысленным только в горизонте невыбранных культурных контекстов. А это в свою очередь приводит к смягчению и релятивизации противоположности между выбранностью и данностью.

Я упомянул Уилла Кимлику в связи с новыми «культуралистскими» пониманиями либерализма. Но он был также, конечно, центральной фигурой в недавних дискуссиях о мультикультурализме [Kymlicka, 1995]. Эти дискуссии тоже проблематизируют нормативную противоположность между гражданским и этническим национализмом. Сторонники мультикультурализма признают ценность партикулярных культурных (в том числе этнических или этнокультурных) связей и идентичностей и считают, что общественное осознание таких партикулярных связей является главным поддерживающим, а не расшатывающим фактором гражданства (даже применительно к либеральному гражданству, как полагает Кимлика). Тем самым мультикультурализм дестабилизирует и релятивизирует нормативную противоположность между гражданским и этническим национализмом.