Глава сорок первая

Остальных клиентов на эту ночь я отменила. Слишком близко я подошла к какому-то краю, чтобы не обратить на это внимания. Этого зомби я еще положу обратно в могилу, но и все – пока не разберусь, что тут за чертовщина происходит. Берт будет в бешенстве. Клиенты тоже. Но даже вполовину не в таком бешенстве, как если встанет армия разлагающихся трупов и пойдет войной на город. Нет, это нам даст настолько плохую прессу, что даже Берт ничего сделать не сможет.

Кроме того, я наконец-то потеряла столько крови, что мне стало нехорошо. Без всякой метафизики, просто физиология. Голова кружилась, слегка тошнило, даже в кожаной куртке и одеяле меня трясло от холода. Я слишком часто за последние годы теряла кровь, чтобы не узнать симптомов. Без переливания или чего-нибудь в этом роде я обойдусь, но и терять сегодня кровь мне тоже больше не стоит. На самом деле мне бы сейчас велеть Грэхему отвезти нас в клуб, забрать Натэниела и попросить сегодня обойтись без серьезного секса. Из-за потери крови. Естественно, что это для него будет достаточной причиной.

Мы сгрудились на заднем сиденье джипа – я, потому что мне было хреново, Грэхем и Реквием, потому что мне без них было не согреться. Одеяло и куртка, а меня все еще трясло.

– Миледи, позволено мне будет сделать несколько смелое предложение? – спросил Реквием.

С третьей попытки я смогла ответить сквозь перестук зубов:

– Конечно.

– Если мы тебя не согреем, ты сегодня будешь ни к чему не пригодна.

– Да говори прямо, кончай... – меня трясло так, что стало почти больно, когда я перестала трястись, – забалтывать меня до смерти, Реквием.

– Грэхем под одеялом удвоит тепло твоего тела, – сказал он очень четко и сухо, без лишних слов. Приятно знать, что он тоже умеет быть кратким.

Сумей я заставить зубы не стучать, я бы еще поспорила, но не могла, а потому не стала. Кроме того, поприжиматься во всей одежде под одеялом – это очень вегетарианское занятие по сравнению с тем, что сегодня вечером было. Какой от этого может быть вред? Да ладно, черт с ним, не отвечайте лучше.

Грэхем все еще держался как суровый телохранитель, и потому влез под одеяло с таким видом, будто оно его укусит.

– Я не могу выполнять работу охранника, закутанный в одеяло, – сказал он.

Только с третьего раза я смогла произнести:

– У тебя ствол есть?

– Ты про пистолет?

– Да.

– Нет.

– Если только я здесь вооружена, то из тебя и так телохранитель никакой.

У него был вид, будто он готов поспорить, но вмешался Реквием.

– Есть много способов охранять чье-то тело, Грэхем. Если мы ей не поможем согреться, то, боюсь, придется нам с ней ехать в ближайшую больницу. Ты готов объяснять Жан-Клоду, как ты это допустил, когда мог предотвратить столь незначительным своим действием?

– Не готов, – ответил Грэхем и влез под одеяло рядом со мной.

Это был совсем не тот Грэхем, что недавно получил от меня ощущение оргазма. Он держался скованно и неловко. Очень настороженно и неуклюже он обнял меня за плечи правой рукой.

– Она не сломается, Грэхем, – сказал Реквием.

– Я дважды сегодня забыл о работе. Третий раз не хочу.

Я уткнулась в тепло его тела, зарылась под кожаную куртку в поисках накопившегося там тепла. Он был невероятно теплый, почти горячий.

– Бог ты мой, она у меня под рукой помещается. – Рука его согнулась вокруг меня почти рефлекторно, будто он не мог удержаться. – Она куда больше кажется, когда ходит, или говорит, или что-то делает.

Он говорил тихо и недоуменно. Рука его прижала меня к нему посильнее, и действительно, я поместилась в изгибе его тела. Он был футов шесть ростом, а я поменьше, и он мог взять меня на руки, как ребенка, что мне очень не нравится, но он был теплый-теплый. Горячий почти. До полнолуния оставалось около недели, а температура у некоторых ликантропов поднимается перед превращением, как в горячке. Либо я была холоднее, чем я думала, либо Грэхем был из тех оборотней, что разогреваются.

У меня перестали стучать зубы, мышцы тоже немного отпустило. Все еще оставались небольшие непроизвольные спазмы, но стало лучше.

– Можно тебя взять на руки? – спросил Грэхем таким тоном, будто ожидал отрицательного ответа.

– Зачем?

– Так тебе теплее будет.

Я задумалась. Наверное, он был прав, но это значило еще раз подчеркнуть, что я такая маленькая, что могу сидеть у него на коленях, уткнувшись в грудь, как ребенок. А я этого терпеть не могу. Но ведь он прав, так теплее будет. А, черт!

– Да, – буркнула я, и даже сама услышала, каким недовольным тоном.

– Ты уверена?

– Грэхем, леди высказала желание, не заставляй ее повторять, – сказал Реквием.

Грэхем еще миг помешкал, потом взял меня на руки, будто я ничего не весила. Он посадил меня на колени, и обнаружился еще один недостаток этих стрингов. Наверное, Грэхем был в новых джинсах, потому что материал мягким не назовешь. А я не надела приличного белья или приличной юбки – я же одевалась в основном для встречи с Жан-Клодом и Ашером. О свидании думала, а не о медицинских показаниях. Сама дура.

Он сумел почти всю меня засунуть под полу своей куртки, прижимая к груди, а то, что осталось, свернулось в комочек у него на коленях, только одна нога торчала наружу. Одной рукой Грэхем накрыл эту голую ногу, а другой рукой придерживал куртку. Реквием помог нам завернуться в одеяло, и только макушка у меня осталась на виду. Было темно, тепло, я прислонилась головой к его груди, и только тонкая ткань футболки отгораживала меня от его горячей кожи. Я почувствовала, как меня отпускает напряжение от этой теплоты, запаха кожаной куртки, и просто от него. От него пахло стаей – тем неуловимым запахом, что присущ всем волкам Ричарда. У меня столько было среди них хороших друзей, что этот запах ассоциировался с безопасностью. Я устроилась в теплом гнездышке из куртки, одеяла, тела, далекого волчьего запаха, и заснула.

Проснулась я от тихого, очень тихого голоса Грэхема, будто на самом деле он не хотел меня будить.

– Анита, Анита, они там закончили с этим зомби.

Секунду я не могла вспомнить, где я, и кто это со мной говорит. Спросонья его тело мне показалось очень похожим на тело Ричарда. Размер, мускулатура, мускусный запах волка – все это было от Ричарда, только голос другой.

– Анита, твое присутствие нужно на кладбище. – Британский акцент Реквиема.

Остатки сна улетучились, я вспомнила, где я и на чьих коленях уснула.

Грэхем погладил меня по волосам и спросил:

– Проснулась, Анита?

Я села, оттолкнула руку Грэхема, сбросила куртку, но запуталась в одеяле. Попыталась оттолкнуть и его, но оно цеплялось краями, подоткнутыми под Грэхема, и я никак не могла освободиться. На секунду накатила клаустрофобия, совершенно бессмысленная. Я же не была в западне, но что-то очень к этому было близко – запутаться в одеяле в присутствии еще двоих, которых я так мало знаю. Будь на их месте кто-нибудь из тех, кому я доверяю безоговорочно, этого бы не случилось. Но Грэхема я не знала и заснула у него на руках. Заснула в присутствии его и Реквиема, и никого больше. Беспечно, ужасно беспечно.

Может быть, из-за остатков тут же забытого сновидения, а может, совсем без причины, но я, как бы там ни было, запаниковала. Сумей я в тот момент ясно мыслить, я бы вылезла из-под этого дурацкого одеяла, но я уже не мыслила. В голове слышался лишь отчаянный вопль: «Западня, западня, западня!»

Грэхем поймал меня за руки, я изо всех сил ткнула его локтем.

Он выпустил меня, охнув от удара. А вот не лезь.

– Черт, ты же так ребро сломать можешь!

– А ты меня не хватай, просто не хватай, и все.

Я еще бурно дышала, но уже слегка успокоилась. Успокоилась настолько, чтобы сбросить это дурацкое одеяло. Чтобы не брыкаться руками и ногами, так что Грэхем мог подумать, будто у меня с головой плохо. Пульс еще бешено бился в глотке, но я уже могла думать.

Реквием стоял на коленях, нависнув над нами. Меня окатила холодная волна страха, вызвав электрическое покалывание в кончиках пальцев, но на этот раз я сумела ее одолеть. Я заставила себя расслабить мышцы, а Реквием потянул за край одеяла, чтобы распутать нас обоих.

– Извини, – сказала я уже спокойнее. – Какая-то ерунда приснилась.

– Бывает, – сказал Грэхем слегка обиженным голосом.

Один раз я уже извинилась, и хватит. На самом деле я подцепила клаустрофобию после двух случаев: инцидент с аквалангом много лет назад, и еще проснулась однажды в гробу вампира. Проснуться в тесном мраке, а тебя держит мертвое тело. Настоящий кошмар.

Выражение лица Реквиема было достаточно красноречиво. Он знал, что я вру, и мне это было все равно. Я взяла себе за правило не выставлять свои страхи перед другими. Если они не будут знать, чего ты действительно боишься, то не смогут это против тебя использовать.

Как только Грэхем стянул с меня одеяло, я вылезла и довольно невежливо бросилась наружу. Но на свежем воздухе мне сразу стало лучше, и я начала вдыхать его полной грудью. А как успокоилась, тут же стала мерзнуть нижняя часть тела. Ну все не так.

– Ты снова дрожишь, – сказал Реквием прямо у меня за спиной.

Я вздрогнула, потому что не услышала, как он вышел из машины.

– Все нормально.

– Не совсем.

Я нахмурилась.

С заднего сиденья вылез Грэхем:

– А ведь он прав.

Я хмуро посмотрела на обоих:

– Как я себя чувствую – это не важно. Важно закончить работу.

– Да, работу закончить важно, но твое самочувствие важно не менее, – возразил Реквием.

Открыв переднюю дверь, я вытащила свою сумку с сиденья. На кладбище я ее не оставила, потому что там мачете. Конечно, магическими свойствами оно обладает только в моей руке или в руке другого аниматора, но все равно это чертовски длинный нож, и нечего его оставлять рядом со штатскими.

Дверь я закрыла, щелкнула брелок, чтобы запереть, и двинулась обратно на кладбище с сумкой в руке. Но не успела сделать и четырех шагов по траве, как споткнулась и чуть не упала.

Рука Реквиема поддержала меня за локоть.

– Ты еще не пришла в себя.

Я стояла, позволяя ему себя поддерживать.

– Не знаю, что со мной такое. Обычно, когда я поднимаю мертвых, это улучшает мое состояние.

– Сегодня было не так, как задумано.

– Да, не так, – подтвердила я. – Отчасти по моей вине.

– Нет, – возразил он.

– Да. Меня отвлекла вся эта новая сила, и я забыла поставить защитный круг. Он удерживает зомби внутри, но заодно не впускает внутрь другие сущности. Куча всякой метафизической дряни любит залезать в мертвые тела, если дать шанс. Я ведь это знала.

– Но ты отвлеклась.

– Да.

– Могу я поднести тебе сумку?

Это спросил Грэхем, но я обратила внимание, что он держится поодаль. Интересно, насколько сильно я его по ребрам съездила. Ничего плохого с ним не случилось, но могло, потому что я сейчас сильнее человека.

– Да, спасибо, – ответила я.

Он взял сумку, шагнул в сторону и пропустил вперед меня и Грэхема. Вампир поддерживал меня за локоть, и я не возражала. Я снова начала мерзнуть.

– Мне случалось терять больше крови, чем сегодня, и никогда так плохо не было, – сказала я тихо.

Одна группа машин уже уехала с кладбища – те люди, которые подавали иск. Адвокаты выигравшей стороны остались, и слышался веселый гул голосов – потомки общались со своим патриархом. У него был громкий, грохочущий смех.

– Ты сегодня питалась? – спросил Реквием.

Голос его вернул меня обратно к темноте, к тому, сколько еще надо пройти до могилы. Казалось, что очень далеко, но ведь это же не так?

– Да, я обедала.

– Я не про это.

Я на секунду задумалась:

– Ты вроде как про ardeur?

– Да.

– Ну, да, питала его от тебя и Байрона.

– Нет, – возразил он, – это ты питалась для Жан-Клода. Энергия пошла к нему.

– Я тоже так думаю. Но когда ardeur требует пищи, он просто вспыхивает, и мне приходится его утолять.

Я положила ладонь ему на руку, потому что у меня ноги подкашивались.

– Может быть, ты приобрела над ним больше власти?

– В каком смысле?

– В таком, что ты можешь его не утолять, пока сама не решишь.

Я остановилась и посмотрела на него:

– Как?

– У тебя симптомы как у вампира, который недостаточно накормлен. Сперва жажда крови подчиняет себе все, но, становясь мастерами, мы можем обходиться без пищи, если приходится. И питаться по собственному выбору.

– Но мне очень хреново.

– Выбор имеет свою цену.

– Ничего не понимаю, – сказала я.

– Я думаю, что у тебя намного больше нужного ушло энергии, чтобы поднять этого зомби и справиться с тем, что случайно сделал Ульфрик. Энергия понадобилась, и чтобы победить Примо. Чтобы питаться от Байрона и от меня. И ушла на это не только физическая энергия, как я понимаю, но и ментальная. Ты не из тех, кто отдается случайным вожделениям, и питать своего мастера сегодня тебе стоило дороже, чем ты согласна признать.

Насчет кто кому мастер я бы еще поспорила, если бы не боялась оказаться в положении дамы, слишком энергично все отрицающей.

– Так что мне делать?

– Тебе нужно питание, – сказал он.

Я посмотрела на него пристально. Он улыбнулся и поднял руки вверх, показывая, что ничего такого не имел в виду.

– Это не должен быть я или даже Грэхем. Это не обязательно должно быть прямо сейчас, но в ближайшее время необходимо, Анита. Ты сама это чувствуешь.

Я стояла столбом и на него таращилась. Уже давно я мечтала подчинить себе ardeur, и вот добилась этого – в некотором роде. Я не обязана питаться, пока не захочу сама, но если слишком долго ждать, мне будет плохо. Я покачала головой:

– Я думала, контролировать ardeur – это значит не обращать на него внимания и вообще не питать.

– Кто тебе такое сказал?

Я открыла было рот, чтобы произнести «Жан-Клод», но остановилась. Он как говорил про ardeur? Что я приобрету над ним контроль. Научусь питать его на расстоянии. Он разве обещал, что ardeur уйдет? Нет, не обещал. Я просто хотела, чтобы контроль означал именно это. Никто такого не обещал. Никто. Вот блин!

– Никто, – ответила я. – Просто я услышала, что хотела услышать. Хотела, чтобы ardeur меня оставил. И потому так поняла.

– Мне жаль, что именно мне пришлось тебя разочаровать.

Я посмотрела ему в лицо, внимательно посмотрела.

– Такое впечатление, что ты говоришь по опыту.

– Я не носитель. Нести в себе ardeur полностью, как наша темная госпожа, – это большая редкость, даже в ее линии крови.

– Откуда же ты знаешь, что творится со мной?

– Логика, – ответил он, – и еще: то, что я не носитель, не значит, что я не видал несущих его в себе.

– И кто это был?

– Лигейя.

Он отвернулся, пряча от меня лицо.

– Мне незнакомо это имя. То есть вампир с таким именем незнаком.

– Это не имеет значения, поскольку она мертва.

Я тронула его за лицо:

– Как это было?

Он посмотрел мне в глаза, но лицо его было отстраненным, как бывает у по-настоящему старых, когда они хотят не показать своих мыслей.

– Ее убила Белль Морт.

– Откуда у меня такое чувство, что я должна извиниться за вопрос?

Он улыбнулся едва-едва заметно.

– Потому что ты не бесчувственна.

Этот ответ дал мне понять, что смерть Лигейи значит для него куда больше, чем любая другая жестокая смерть. Она что-то для него значила, и это совершенно не мое дело.

– Клиенты волнуются, – сказал нам Грэхем.

Он стоял чуть впереди с моей сумкой в руках. Как хороший телохранитель, он предоставил нам уединение.

Я глянула вперед и увидела, что один из адвокатов нам машет. Действительно, волнуются.

– Даже если бы я захотела, вряд ли они стали бы ждать, пока мы вернемся в машину утолить ardeur.

На этот раз он улыбнулся по-настоящему, и мрачность из его глаз исчезла.

– Боюсь, что ты права.

– Тогда соберемся, сделаем, что должны, а потом, ребята, вы меня отвезете обратно в клуб.

– Где ждет твой pomme de sang, – сказал Реквием.

– Да.

Интересно, успею ли я обратно, чтобы посмотреть хоть один танец Натэниела.

Вдруг я увидела его перед зеркалом – он подводил глаза карандашом. Его рука резко остановилась, и он спросил:

– Анита?

Будто не был уверен.

Реквием уже поддерживал меня под обе руки, иначе я бы рухнула на колени.

– Анита, что случилось?

– Я подумала про своего pomme de sang, и увидела его. Он готовится к выступлению. – Голова кружилась, и когда Реквием прислонил меня к себе, я не возразила. – Общение разумов я уже проходила с Ричардом и Жан-Клодом. И никогда оно так не изматывало.

Реквием поднял меня на руки, и я уже в который раз пожалела, что не надела юбку подлиннее. Только подумать, чем я сейчас светила на все кладбище. Но стоять я не могла, земля качалась под ногами.

– Жан-Клод – мастер триумвирата с тобой и Ульфриком, а ты – мастер Натэниела и Дамиана. Это твоя сила приводит в действие ваше партнерство, а на это тоже энергия уходит.

– Уже каждому известно, что у нас троих произошло?

– Нет. Он сказал только Ашеру и мне – из вампиров. Наверное, еще и своему pomme de sang, Джейсону. Он от него мало что скрывает.

Я нахмурилась. Мир перестал вертеться.

– А почему тебе?

– Я третий в иерархии после него и Ашера.

Этого я не знала, хотя из всех вампиров я вряд ли выбрала бы для этой работы другого.

– Кажется, я могу идти.

Он поглядел на меня с сомнением.

– Дай я попробую, – сказала я.

Он опустил меня на землю, но поддерживал рукой, будто боялся, что я упаду. Его можно понять, но все равно меня это раздражало. Упасть я не упала – уже хорошо. И вообще я чувствовала себя на удивление хорошо. Реквиема я взяла под руку, будто он эскортирует меня на последних шагах пути. Только он и я, может, еще Грэхем, знали, насколько у меня подгибаются ноги.

Эдвин Алонсо Герман дарил благодарной публике рассказ о том, как выдурил у кого-то подпись на небольшое состояние. В наше время это сочли бы мошенничеством, но в конце девятнадцатого и даже в начале двадцатого века такое было в порядке вещей. Многие из писанных законов о деньгах и как их можно легально приобретать уходят корнями в дни старых разбойников-баронов, когда почти все считалось честной игрой. Почти все способы, которыми заработали свои состояния первые миллионеры, в наши дни считались бы криминальными. Но Герман сумел рассмешить свою аудиторию. Он раскраснелся от внимания группы адвокатов и наследников. Все радовались, потому что выиграли, а рассказчик этой истории помог им победить. Если бы мне кто сэкономил несколько миллионов долларов, он бы у меня тоже вызвал симпатию.

Он закончил под дружный смех сияющих лиц.

– Я готова завершить контракт, джентльмены. И леди, – добавила я.

Кто-то из них счел своим долгом пожать мне руку.

– Блестящая работа, миз Блейк, блестящая.

– Потрясающе. Нет, действительно потрясающе.

– Честно говоря, я бы не поверил, если бы своими глазами не видел.

Очевидно, я была включена в число объектов добрых чувств. Обычно людям бывает не по себе, когда надо класть зомби обратно, особенно если он выглядит вполне живым.

Поток комплиментов прекратил Реквием:

– У миз Блейк была трудная ночь, джентльмены. Если вы позволите ей закончить работу, она сможет отдохнуть.

– О, прошу прощения... мы не знали... спасибо... стоит каждого потраченного пенни...

И они побрели прочь.

Эдвин Алонсо Герман посмотрел на меня, и не так чтобы дружелюбно.

– Насколько я понимаю, я мертв, и только ваша магия вернула меня к жизни.

Я пожала плечами и попросила Грэхема достать мачете и соль из сумки.

– Мне также было сказано, что вампиры теперь имеют права и считаются гражданами. Разве я не просто вампир некоего вида? Если я буду объявлен живым, то окажусь очень, очень богатым человеком. И буду весьма рад разделить это богатство с вами, мисс Блейк.

Цепляясь за руку Реквиема, я посмотрела на этого зомби, такого в себе уверенного.

– Знаете, мистер Герман, вы один из немногих старых, которых мне случалось поднимать, кто сразу понял ситуацию и оценил возможности. Очевидно, вы были в свое время весьма выдающейся личностью.

– Спасибо за комплимент, и позвольте мне его вернуть. Ваш дар наверняка уникален, и вдвоем мы могли бы превратить его в империю.

Я улыбнулась:

– У меня есть бизнес-менеджер, но спасибо, тем не менее.

Отпустив руку Реквиема, я обнаружила, что могу стоять, не падая. Тоже хорошо. Мне было несколько проще уже стоять на могиле рядом с зомби – да-да, как бы он ни выглядел, он был всего лишь зомби. Я взяла у Грэхема из рук баночку с солью.

– Мисс Блейк, если я – обыкновенный ходячий мертвец, то разве справедливо отказывать мне в правах, предоставленных вот этому вампиру?

– Вы не вампир, – ответила я.

– И сколь же велика разница между тем, кто я, и тем, кто он?

Я сделала одну вещь, которой пыталась меня научить Марианна, и которую только излишнее упрямство мешало мне попробовать. Не зная, хватит ли у меня силы обойти круг, я нарисовала его в уме, как сверкающую полосу вокруг огромного каменного ангела, вокруг всех нас. Он закрылся, дохнув силой, от которой волосы на шее зашевелились, как если бы я обошла его со сталью и кровью. Отлично, просто отлично.

– Хотите узнать разницу? Попытайтесь отойти от могилы.

Он нахмурился:

– Не понимаю вас.

– Просто отойдите к дороге, где вы отвечали на вопросы.

– Не понимаю, что это покажет.

– Покажет разницу между тем, кто вы, и кто он.

Герман посмотрел на меня, хмурясь, потом встал и зашагал к дороге, прочь от могилы. На полпути он замялся, пошел медленнее, остановился.

– Кажется, я не в состоянии двинуться вперед. Не знаю, почему. Просто не могу шагнуть. – Он повернулся ко мне: – В чем дело? Почему я не могу подойти туда, где только что стоял?

– Реквием, выйди из круга.

Он посмотрел на меня, потом зашагал мимо зомби. На миг он остановился, и я испугалась, что слишком хороший круг поставила – но он ведь должен лишь удерживать внутри зомби и снаружи – прочих созданий. На вампира он не должен действовать. Реквием протолкнулся насквозь, круг вспыхнул. Он опознал в Реквиеме нежить, но не ту, что привязана к этой могиле. А я поняла, что чуть-чуть подкрутить – и я могу поставить такой же круг, чтобы привязать вампира к его могиле, гробу или комнате. Не насовсем, но на время. Это я запомнила. Такая мера была бы отчаянной, но мне приходилось попадать в отчаянные ситуации.

Герман толкнулся в круг, точнее, попытался преодолеть собственное нежелание его пересекать. Реквием беспрепятственно вошел обратно и снова вышел, потом снова вошел.

– Хватит, – сказала я. – Кажется, все ясно.

– Почему я не могу там пройти, а он может?

– Потому что это ваша могила, мистер Герман. Ваше тело знает эту землю, а она знает вас. И она держит вас, когда я ей велю. А теперь – вернитесь и встаньте на своей могиле, как хороший послушный зомби.

– Я не зомби!

– Встаньте на могилу, я сказала.

Он шагнул ко мне, потом остановился, сопротивляясь моей воле. Он боролся с собственным телом, как боролся с ним, чтобы выйти из круга, только теперь – чтобы не идти ко мне. Никогда я не видела, чтобы кто-нибудь из них сопротивлялся моей воле, когда я даю прямой приказ, особенно из тех, кто отведал моей крови. А сейчас на моих глазах это отлично сделанное тело, такая живая личность, не хотела подходить ближе.

В следующую команду я вложила силу:

– Эдвин Алонсо Герман, подойди и встань на могилу свою.

Он направился ко мне, дергаясь, как неотлаженный робот. Сейчас он не мог не идти, но он сопротивлялся. А на это ему не полагалось быть способным. Даже когда он встал на могиле, лицом к нам, тело его дергалось и корчилось, потому что он все еще сопротивлялся моей власти.

Открыв банку с солью, я протянула ее Реквиему:

– Подержи, будь добр.

Грэхем подал мне мачете, и вдруг у зомби глаза полезли на лоб.

– Что вы собираетесь делать с этим большим ножом?

Голос его звучал неуверенно, но без страха. Этот парень был сделан из теста покруче.

– Он не для вас.

Я уже закатала рукав куртки выше запястья и стала подносить к руке мачете, как вдруг ладонь Реквиема легла на руку, держащую нож.

– Что ты делаешь? – спросил он.

– Мне нужна кровь, чтобы привязать его к могиле. И лучше сделать новую ранку, чем открывать старую.

Он не убрал руку.

– Тебе больше не стоит давать сегодня кровь, Анита.

– Мне нужна кровь, чтобы это закончить.

– Это обязательно должна быть твоя кровь? – спросил он.

– Обычно это бывает кровь животного, но я не собираюсь убивать птицу, чтобы только уложить зомби. Пока что эти куры остались в живых. Я пролью чуть больше крови, и они могут эту ночь пережить.

– Моя кровь подойдет? – спросил он.

Я посмотрела на него сердито:

– Ты не дашь мне этого сделать без спора, Реквием?

– Не дам, – подтвердил он.

Я вздохнула и расслабила мышцы руки, чтобы ее не свело. Он продолжал держать мою руку с мачете.

– Я как-то использовала кровь вампира, случайно, но вышло довольно... необычно. А необычного с меня на сегодня хватит.

Он показал на Грэхема:

– А его кровь?

– Моя что? – переспросил Грэхем.

– Твоя кровь, – повторил Реквием, будто это самая обычная вещь.

– Много крови? – спросил Грэхем таким тоном, будто этот вопрос задавался не в первый раз.

– Чтобы смазать или сбрызнуть лицо, только и всего.

– Окей, – сказал Грэхем. – Я тоже согласен, что тебе терять кровь не стоит. Если моя подойдет, то окей. Где будешь резать?

– Чуть выше запястья – меньше риска вызвать слишком сильное кровотечение. Хотя вблизи запястья рана болит сильнее, потому что каждое движение сказывается.

Он сбросил куртку прямо на землю.

Я посмотрела в его лицо, поискала в выражении глаз намек на то, что его используют или принуждают. Не увидела. Действительно, он был согласен.

– Я вижу, как ты смотришь, – сказал он. – Нет, действительно, все окей. Не думай, что я не даю кровь регулярно.

– У тебя руки и шея чистые, – ответила я, – укусов нет.

– Есть и другие места, откуда можно давать кровь, Анита, и ты это знаешь.

Я покраснела, что было нехорошо, учитывая, как мало у меня оставалось крови. Да, есть другие места, в основном интимные.

– Ты чей-то pomme de sang?

– Пока нет.

– Что значит «пока»?

– Значит, что некоторые из моих собратьев не сразу решились предать себя одному волку, когда твой Ульфрик внезапно решил поделиться такой милостью, – сказал Реквием.

– Он обратился к добровольцам, – сказала я.

– Ну, я вполне доброволец, – ответил Грэхем. – Я только не люблю афишировать этот факт. Кроме того, – он положил руки на бедра, – это потрясающий кайф, – он погладил руками джинсы, – когда они, – руки дошли до паха с обеих сторон, – кормятся, – большие и указательные пальцы образовали рамку вокруг выпуклости штанов, – отсюда.

Я все время следила за его руками, как загипнотизированная. Наверное, я просто устала.

Моргнув, я попыталась сосредоточиться на том, что надо сделать. Мне не станет по-настоящему лучше, пока я не покормлюсь, но кормиться от кого-либо из присутствующих я не собиралась. Натэниел ждет в клубе, и Жан-Клод тоже. У меня есть желающие, и теперь, когда я могу сдерживать ardeur, пока сама не решу его удовлетворить, я не завишу от милости посторонних.

– Отлично, протяни руку. Рекомендую не ведущую.

Мачете было у меня в руке. Мне приходилось делать небольшие порезы на руках других аниматоров, чтобы вместе поднять зомби побольше или постарше. Сжав рукоять, я протянула вторую руку за его рукой. Он попытался протянуть мне ладонь, и пришлось сказать ему:

– Нет, мне надо держать тебя за запястье, чтобы зафиксировать.

– Как хочешь, – ответил он и позволил взять себя за запястье левой рукой. Обычно это быстро, но сегодня у меня руки дрожали. Наносить разрез дрожащей рукой – это нехорошо. Я выдохнула поглубже, будто наводя ствол пистолета, и прижала кончик ножа к его руке. Мне пришлось набрать воздуху и провести лезвием на выдохе. Это было медленнее, чем если бы я стояла увереннее. Старалась я не войти слишком глубоко, а не уменьшить болевые ощущения.

– Ч-черт! – прошипел он сквозь зубы.

Выступила кровь, почти черная под звездами. Немного, струйкой по краям разреза. Она потекла из раны, и я потерла ее пальцами. С измазанными кровью пальцами я повернулась к зомби, ждущему на своей могиле.

– Не трогай меня этим, – сказал он и отшатнулся от меня.

– Стоять тихо, неподвижно, – велела я, и он застыл на месте, не в силах двинуться или отступить. Только глаза его смотрели испуганно.

Я встала на цыпочки, чтобы коснуться его лица, и Реквием поддержал меня под руку, когда я качнулась.

– Кровью возвращаю тебя в могилу твою.

Страх в глазах Германа не стал ни на капельку меньше.

Я подняла мачете, и Герман издал протестующий звук, потому что двигаться я ему запретила, и кричать он не мог. Я слегка хлопнула его лезвием плашмя.

– Сталью возвращаю тебя в могилу твою.

И обернулась к Реквиему:

– Теперь соль.

Он повернулся и поднял с земли банку с солью, стоявшую в ногах могилы. Я зачерпнула горсть – не той рукой, кровь попала в кристаллы. Придется ее всю выбросить, черт побери.

Повернувшись к перепуганному зомби, я бросила в него горсть соли.

– Солью возвращаю тебя в могилу твою.

И стала ждать, что будет дальше, молясь про себя, чтобы хоть эта часть прошла нормально.

Страх, свирепая воля стали таять в этих светлых глазах, уходить, и остался он стоять с открытыми глазами, но пустой. И глаза стали мертвыми.

Я прямо-таки наполнилась облегчением, потому что, если бы глаза не помертвели, это значило бы, что проблем у нас больше, чем мне в эту ночь хотелось бы. Но он оказался просто зомби, очень хороший, отлично сделанный зомби – но всего лишь зомби. Да, он сопротивлялся мне, но был он всего лишь мертвой глиной, как все они.

– Кровью, сталью и солью возвращаю тебя в могилу твою, Эдвин Алонсо Герман. Иди, упокойся и не ходи более.

Он лег на землю, как на кровать, и просто утонул в ней. Я отошла от могилы, чтобы эта бурлящая, шевелящаяся земля приняла его в себя без нас. А когда все кончилось, поверхность оказалась нетронутой. Как в тот момент, когда мы подошли сюда – обычная старая могила на старом кладбище.

– Ух ты, – сказал в молчании Грэхем. – Ух ты!

– Действительно, ух ты, – согласился Реквием. – У тебя это великолепно выходит.

– Спасибо. У меня там детские салфетки с алоэ в джипе, чтобы стереть кровь, и аптечка для Грэхема. А потом отвезите меня обратно в клуб.

– Как прикажет леди, так и будет.

Я посмотрела на вампира и нахмурила брови:

– Придет время, когда я тебя о чем-нибудь попрошу, и ты так не скажешь.

– Почему ты в этом уверена? – спросил он, предлагая мне руку, чтобы отвести обратно к джипу. Грэхем уже укладывал вещи, кроме мачете, которое я вытерла предназначенной для этой цели тряпкой и смазывала сейчас с помощью другой тряпки. Эти тряпки жили в одном мешке, пока одна не оказывалась измазанной кровью. Тогда она отправлялась в мусор. Организация – ключ ко всему.

– Потому что в конце концов каждый говорит «нет».

– Ты ужасающе цинична для своего возраста, – сказал он.

– Это у меня дар такой, – ответила я и убрала мачете в ножны, а ножны положила в сумку, с которой ждал Грэхем. Отличный работник для вервольфа.

– Нет, – возразил Реквием, – это не дар. Это нечто, усвоенное горьким опытом.

Кстати о горьком опыте, кое-что надо было проверить. Я присела возле аккуратной теперь могилы и положила ладонь на землю.

– Что это ты делаешь, Анита? – спросил Реквием.

– Этот зомби сопротивлялся мне, как ни один из них. Он был несколько больше... настоящим. Я просто проверяю, что он снова превратился в кости и лохмотья.

– А что было бы, если нет?

Я закрыла глаза и чуть раскрыла метафизическую ладонь, которую раньше пришлось сжать в кулак.

– Тогда зомби застрял бы там. Он бы мыслил, сознавал и был не в силах шевельнуться. Он бы не гнил. Не мог бы умереть.

Я загнала силу в землю. Там было тихо, мирно. Только кости и тряпки, ничего больше. Отлично.

– И ты действительно могла бы кого-то так оставить?

– Точно не знаю, но не хочу рисковать. Я бы никого не бросила в таком виде.

Я отряхнула руки.

– Все в порядке? – спросил Грэхем.

– Да, одни кости.

– Вампиры тоже не умирают, если их похоронить, – сказал Реквием. – Бывали случаи, когда вампиров закапывали слишком глубоко, или те, кто должен был их достать, не могли этого сделать.

– Жуть! – передернулся Грэхем.

Я встала – и чуть не рухнула. Реквием поймал меня, поддержал.

– Вот это, про похороненных заживо, рассказывают маленьким непослушным вампирам?

Он посмотрел на меня, и столетия страданий вдруг отразились в этих глазах.

– Я тоже узнал это на горьком опыте.

– Давайте теперь доставьте меня в «Запретный плод», и постараемся, чтобы эта ночь в список горького опыта не попала.

– Как прикажет леди, – ответил он, улыбнувшись, и предложил мне руку.

Я взяла его под руку, и он отвел меня к джипу, потому что я не знала, смогу ли я столько пройти и не упасть. Не настолько я себя хорошо сейчас чувствовала, чтобы ставить Натэниелу засос на публике. Я себя чувствовала слабой и больной, и никак не хотела участвовать в представлении, но мне нужно было напитаться, а после представления он станет мохнатым. Выбор, выбор, чертовски много вариантов и мало возможностей.