КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Неизвестный автор 6 страницаЭти сорок минут, которые он добирался до дома Стива, показались ему вечностью. Кул не понимал, почему ему так потребовалось увидеть Стива, но он доверял своей интуиции, которая так часто поражала окружающих его людей, в том числе Тома. От станции подземки до дома Стива Кулар почти бежал, обгоняя прохожих, иногда сталкиваясь с ними. Добравшись, наконец, до знакомого подъезда, он, не ожидая лифта, почти взлетел на пятый этаж и теперь, опершись на колени, пытался отдышаться, чтобы не предстать перед Стивом таким взъерошенным и запыхавшимся. Он очень надеялся, что Стив дома. Успокоившись, насколько это было возможно, Кул нажал на кнопку звонка и, услышав мелодичную трель, замер, прислушиваясь к звукам за дверью. Через несколько секунд за дверью раздались шаги. «Пусть Стив еще раз изобьет меня, пусть пошлет подальше, но пусть только даст возможность сказать. Только сказать! Мне больше ничего не надо», – крутилось в голове. – Привет, – на Кулара смотрел удивленный донельзя Берт, оглядывая его с ног до головы. – Кул? – Нет! Папа Римский! – его просто взбесил этот вопрос. – Черт, прости Берт, привет. Стив дома? – Нет. Он…– парень замолчал. – Что он? Не тупи, Берти! Где он? – Кулару так хотелось вцепиться в этого очкарика и встряхнуть, чтобы добиться ответа. – Он уехал. Уже, – усмехнулся почему-то тот. – Уже? Куда уехал? – В Штутгарт. – Куда? – Кул открыл рот. – Ну, он собирается, вернее, уехать в Штутгарт. Он на вокзал поехал полчаса назад, у него поезд через час или около того. Кул почувствовал, как стискивает виски от волнения. – На какой вокзал? С какого вокзала поезд? – он схватил Берта за рубашку.– Какого черта ему туда понадобилось ехать? – «Альте Зюдерэльбе», по-моему. Да, точно. Он такси заказывал, я слышал. А понадобилось… ну командировка от журнала и, еще он собирался контракт подписать с новым местом работы… Он туда переезжать собирается… – Что?? Переезжать? – Он квадратными глазами смотрел на Берта.– Господи… Через час… – прошептал это, с блуждающим взглядом. – Я успею. Я должен успеть. И резко оттолкнувшись от парня, понесся вниз по лестнице, услышав за спиной беззлобное: – Два идиота… *** Кул выскочил на улицу, прекрасно понимая, что может успеть только в том случае, если поймает такси. И если они не попадут в пробку, что было очень возможно в такое время – близился конец рабочего дня. Ему повезло, такси он поймал относительно быстро, выпалив водителю название вокзала, плюхнулся на заднее сидение и попытался привести в порядок свои мысли. Но не получалось ни хрена. Он знал, что у него всего лишь полчаса на все – чтобы доехать, чтобы найти Стива, чтобы успеть ему сказать. Что-то… Хотя сказать хотелось многое. Сейчас Кулу вспомнился тот момент, когда Стив увидел на его шее засос, оставленный Томом, и начинающиеся от плеча и вниз по спине, царапины от ногтей. Вернее, вспомнились его глаза. Боль, вспыхнувшая в них, мгновенно сменившаяся гневом. Вылившимся в удар по лицу. Он тогда заслужил это. А может и худшего. А потом Стив сказал то, чему суждено было случиться, в конце концов. Том всегда будет любить Билла. Чтобы ни было между ними. И этого не изменить. Никогда и никому не изменить. Но Кул очень надеялся на то, что он сможет изменить свою жизнь. Вернуть Стива. Надеялся, что его любовь, если она еще не угасла, поможет понять, кто на самом деле дорог ему. И Кул вдруг понял, что безумно соскучился по этому парню. По его сильным рукам, по нежным поцелуям, по хриплому шепоту во время секса, по его запаху. Он так хотел его увидеть. И так хотел вернуть. Это желание было сейчас таким искренним и сильным, что он даже удивился, как мог думать о Томе, когда рядом был Стив. Это заставило даже немного улыбнуться, почувствовав, как трепыхнулось сердце. Это было невероятное ощущение. То самое, которое он испытывал раньше по отношению к Тому, когда только начал понимать, что влюбляется в него. Кул зажмурил глаза, боясь, что это ощущение сейчас растворится без следа. Но оно не исчезало. Не растворялось. А становилось теплым, живым, настоящим. Хотелось бесконечно наслаждаться этой зарождающейся щемящей нежностью. Его просто трясло каждый раз, когда он видел впереди скопление машин, боясь, что это пробка. И каждый раз все-таки проносило. Пробок не было. Но паника никуда не девалась, и он курил сигарету за сигаретой, благодаря бога, что водитель ему попался тоже курящий. Все внутри дрожало от напряжения. Стрелки часов на панели передвигались просто с космической скоростью. И Кулару хотелось их разбить, чтобы только не видеть, как утекают драгоценные минуты. Он с мобильного дозвонился в справочное бюро и узнал что поезд на Штутгарт с «Альте Зюдерэльбе», отходит ровно в семь вечера, как и сказал Берт. И понимая, что от него уже ничего сейчас не зависит, все-таки попытался расслабиться. Он уговаривал себя, что, в конечном счете, Стив не на Марс же улетает, правильно? И при желании, даже если сейчас он и опоздает к поезду, то сможет Стива найти. Сможет. Обязательно. Но так хотелось сегодня – не потом, а сейчас. Когда он выскочил из машины на привокзальную площадь, то сразу услышал объявление об отправлении какого-то поезда, и это так хлестнуло по нервам, что в само здание вокзала он просто влетел. Люди, люди, люди вокруг. Они ходили, они стояли, они суетились, так же как и сам Кулар. Он не знал куда бежать, не знал где искать справочное бюро или табло, чтобы увидеть, что к чему. Ему хотелось кричать. Искать времени уже не было. (Ну что, послушаем трэк?) Он остановился посреди зала, выхватывая из толпы взглядом парней, попадающих на глаза. Он не знал, в чем одет Стив, даже не знал, как сейчас этот любитель перекрашивать волосы может выглядеть. Кул подумал, что со спины он его может и не узнать… Стало просто страшно в этой толпе. Людей было так много, а того, единственного, кто был нужен безумно – не было. И еще он понимал, что Стив может быть уже на перроне, и тогда все – он не сможет его найти. Голова начинала раскалываться, Кул чувствовал, что еще чуть-чуть, и он просто потеряет сознание. Он стоял посреди зала, в очередной раз, обводя его взглядом, когда объявили, что поезд до Штутгарта, отправляется с третьей платформы через десять минут. Часть людей направилась в сторону перрона, и Кулар увидел парня в рыжей кожанке, закидывающего себе на плечо футляр с фотоаппаратурой. Сердце екнуло. Нет, он еще не видел лица и не видел раньше этой куртки, но аппаратура… И просто чувство, что это – он. Это Стив. И когда лямка второй сумки была заброшена на плечо, и парень оглянулся на секунду, а потом пошел на выход, Кул не выдержал. – Стив!!! – этот крик разорвал, нет – не тишину, тут было шумно, он разорвал нервы Стиву. И он замер, как от выстрела в спину, чувствуя, как выступает испарина на висках. Чувствуя, как начинает появляться слабость в коленях. Он не оборачивался, продолжая стоять так, будто этот крик его приковал к месту. Среди толпы, которая с негодованием его обходила, толкая, бросая нелестные слова. Только Стив этого не замечал и не слышал. Он ждал, боясь обернуться. И в тоже время ему хотелось сорваться с места и бежать на этот зов. Только вот ноги не хотели идти. Только сердце шептало: «Подожди». Кул подлетел и за плечо развернул к себе обалдевшего парня. Стив был чуть выше его, и поэтому Кулар смотрел на него немного снизу вверх. На похудевшего, измотанного теми сумасшедшими неделями, после измены Кула, с отросшими волосами, со щетиной на щеках, но такого родного, любимого. С чуть приоткрытыми губами, с влажным, блестящим взглядом, в непроглядной черноте которого был немой крик, боль, растерянность… Кулар и сам сейчас выглядел взъерошенным, растерянным, виновато смотрящим куда-то в сторону. И не мог сказать не слова. Не мог. Они были близко, но хотелось еще ближе. И тогда Кул сделал шаг, опустив голову и закрыв глаза. Он ждал, ждал приговора, какого-то действия, не в силах что-то предпринять сам. Сердце просто разрывало грудную клетку. А в мыслях он произносил все то, что так нужно было сказать вслух: «Прости! Прости меня! Ты был прав. Во всем был прав. Вернись ко мне. Ты так мне нужен. Я люблю тебя». А Стив со сведенными, как от боли, бровями смотрел на шею любимого парнишки в открытом вороте и просто дышал. Глубоко, пытаясь справиться с дрожью, чувствуя комок боли где-то в груди, что причинял страдание все это время. И в тоже время Стив начал понимать, что этот комок постепенно растворяется, уменьшается, сходит на нет. Вот так они и стояли несколько минут среди людского моря, обтекающего их с обеих сторон, как вода обтекает большой валун. Как будто их окружало некое силовое поле, что не давало никому их потревожить, случайно толкнуть, неловко задеть, хотя стояли они в самой середине потока. Близко-близко, так, что челка Стива касалась головы Кулара, а сам Кул почти касался лбом плеча Стива. Почти. И тем, кто наблюдал эту картину со стороны, казалось, что это незаконченное движение. Что еще секунда, и они должны обнять друг друга. Но этого все не было. Словно это стоп-кадр. В котором были только они одни, и никого больше вокруг. Вне времени, вне пространства. И то, что творилось сейчас в их душах, знали только двое – они сами. А время не стояло на месте, и когда объявили пять минут до отправления, Кул вздрогнул, а Стив, отпустив ремень сумки, положил ладонь на теплую шею мальчишки. И притянув к себе, прикоснулся к его виску своей шершавой щекой. Только Кул отстранился и поднял голову. Он решился. Он знал, что времени больше нет. Мгновенный взгляд глаза в глаза решил ВСЕ для них обоих. Сил сдерживаться больше не было, и Стив прижался к открытым ждущим губам. Они целовались. Нежно и глубоко. И ничто им сейчас не могло помешать – ни осуждающие взгляды, ни смешки, ни грубые слова. Этого не существовало для них. Пульсы зашкаливали, сердца боялись разорваться от давления бушующей в них крови. Но им было хорошо. Уже было хорошо – и остальное не важно. Время заканчивалось. И как бы им не хотелось сейчас отпускать друг друга, все равно пришлось. Руки Кула лежали на груди у Стива, сжимая свитер дрожащими пальцами, и губы так не хотели отпускать… – Возвращайся, – прошептал Кул всего одно слово. В теплые, влажные губы. – Да, – такое же короткое в ответ. Совсем короткое. Но такое желанное. А потом Кулу осталось заставить себя разжать пальцы, отпустить. И смотреть, как, подхватив сумку, Стив забрасывает ее на плечо, и отходит назад, не в силах оторвать взгляда от него. Отпустить, зная, что Стив вернется. Теперь вернется. Обязательно вернется. К нему. *** Том стоял возле окна, и нервно курил, иногда закусывая губу. Пошла вторая неделя после его признания Биллу о том, что произошло во время операции. И первые несколько дней после него были, не сказать, чтобы совсем спокойные, они просто были легче в плане их отношений. Они могли нормально общаться, могли свободно смотреть в глаза друг другу, разговаривать на любые темы. Ну, может, почти на любые. Шутили, смеялись, играли вместе в компьютерные игры, со своих компов, спокойно сидя рядом или даже лежа на диване, смотрели фильмы, ходили гулять, чему Билл всегда был несказанно рад – они были вместе. И это почти не напрягало в первые дни, просто медленно отступал шок от того разговора. Какие мысли были у мальчишек в эти дни? Билл пытался простить сам себя за все то, что творил с Томом, искренне раскаиваясь в этом, понимая, насколько все было тяжело для брата. А Том пытался поверить и себе, и Биллу, что они смогут быть братьями. Так было целую неделю, и начинало казаться, что жизнь входит в какое-то пусть непривычное, но вполне нормальное русло. А потом… Потом начало возвращаться то, что было ДО. На восьмой день утром Том вскинулся во сне, сел на постели, сжав член пальцами и, застонав, кончил. Только что ему снился секс с Биллом. Слишком яркий и реальный. С таким теплым, нежным, сексуальным Биллом… Он ласкал Тома. Целовал его так, что Том во сне задыхался от нежности, от прикосновений прохладного пирсинга к языку, к губам. Такого желанного прикосновения, по которому он безумно скучал. Скучал по этой влажной нежности, сносящей башню. И сам шептал что-то хрипло в губы Билла, чувствуя, что он улыбается в ответ. А потом плавился от поцелуев, спускающихся по скуле и ниже по шее, по кадыку, когда он, откинув голову, дышал ртом, глубоко и рвано, и от этого кружилась голова. От этого вштыривало так, что казалось еще чуть-чуть, и он потеряет сознание. А потом, теплая ладошка, прошлась по его животу, паху, пальцы нежно сжали мошонку, а после, пальцы, легли на его член и нежно, но сильно, сжали его. Том выгнулся под этой лаской, понимая, что почти кончает. От одного этого прикосновения – кончает. И в этот момент он и проснулся. На грани. И не сдержался. Потом, стоя под душем, пытался отдышаться и придти в себя. Этот сон был таким четким и врезавшимся в сознание, что Том даже помнил запах Билла. Обычно, после пробуждения, сны с каждой минутой становятся все более смутными, исчезают из памяти, детали растворяются, но в этот раз все было по-другому – стоило только прикрыть глаза, и все то, что было во сне, наваливалось с новой силой. Этот теплый, почти горячий, поток воздуха от дыхания в шею. Эти влажные прикосновения нежного языка и губ. Том положил мокрую ладонь на шею, туда, где, казалось, все еще оставались эти поцелуи. Провел пальцами и простонал, стиснув зубы – то, что он пытался зарыть так глубоко за эту неделю, снова вырвалось на свободу. Том это понял. Стало страшно, ведь за эти дни Билл, как будто принял то, что было рассказано. Не так, как это было впервые, когда Том решил признаться брату – тогда Билл просто услышал его, но еще не осознал, сейчас было наоборот. Билл так ничего и не говорил, но Том видел, что внутренне он принял это. И поэтому они общались так свободно и спокойно. И что же теперь? Как это могло произойти, ведь он же сам старался выкинуть все мысли об их «небратских» отношениях из головы? Неужели все это было дуто, наиграно – им, Томом? От этой мысли скручивало все в груди, становилось горячо. От стыда? Или от чего-то, чего он не понимал. Воспоминания о сне не отпускали, и от этих ощущений ныл низ живота, становились сухими губы, и приходилось их облизывать. Тому вообще казалось, что у него температура, все окружающее было как в тумане. Он стоял в кухне и курил, невидящими глазами уставившись в окно. Том был погружен глубоко в себя. Он все еще был там, во сне… И в это время братишке приспичило проснуться. Ну, вот так бывает – просыпаешься и хочешь пить. Билл хоть и был уверен, что с Симоной в такой ранний час ему столкнуться не грозит, но на всякий случай натянул джинсы и потащился на кухню. Без футболки, босиком, в одних джинсах, сонный, нежный, с припухшими глазами, с художественным беспорядком на голове. Он и не знал, что Том еще дома, думал, что брат уже уехал в колледж, на занятия. А когда увидел его, стоящего возле окна, то улыбнулся и тихонько сказал: – Привет. И очень удивился, когда Том не отозвался, даже не шелохнулся. Билли взял стакан, удивленно глядя на него, потом поставил его назад, и, шагнув к Тому, прикоснулся к его плечу. И уж никак не ожидал той реакции, что последовала за этим. Том дернулся, как от удара током, резко развернулся, при этом, выронив сигарету из пальцев, которая ткнулась горящим концом в живот Биллу, и только потом упала на пол, и тот ойкнул, но, больше от неожиданности, чем от боли. Том выглядел просто офонаревшим, его растерянный взгляд скользнул по голой груди Билла, зацепившись за расстегнутую пуговицу на джинсах, и при этом он понял, что нечаянно ему причинил боль, обжег этой чертовой сигаретой, тут же коснулся его живота пальцами. – Бл*! Прости, я не хотел, – и тут же отдернул пальцы от теплой кожи Билла, тихо матерясь, пряча глаза, и сразу же они, как по команде, присели за упавшим окурком, оказавшись так близко лицами, что челка Билла скользнула по лбу брата, и ко всему этому, они вдвоем схватились, вернее, попытались поднять сигарету, и снова это невольное прикосновение пальцев друг к другу – и Том отдергивает руку, как будто на этот раз обжегся уже он. Билл резко поднял взгляд на Тома, ничего не понимая. – Да что с тобой, черт подери, Том? – Ничего, все нормально. Я просто не слышал, что ты вошел. Все, я опаздываю. Мне надо бежать. Мне пора, – вскочил, ринувшись в прихожую, под удивленным взглядом Билла, который видел – да, он точно видел – как Том покраснел. Но, что все это значит? Что происходит? Билл этого не понял. Пока не понял. POV Tom Твою мать! Я сойду с ума. Я. Скоро. Сойду. С ума. Лифт… Нет, не надо лифт… Сбегаю, как сумасшедший, по лестнице вниз, чувствуя свои горящие щеки. И в груди все пылает. Мне кажется, что сейчас бы так и бежал, куда глаза глядят…Только от себя-то далеко не убежишь, Томми… Не убежишь. Господи… Билл… Ты же не идиот, да? Бл*, как же мне не по себе! И, хочу я этого или нет, не сегодня так завтра, ты поймешь, что со мной происходит. И что тогда? Что? Тогда ты не сможешь быть тем, кем был эти дни для меня. Ты на самом деле пытался быть мне просто братом, и я это чувствовал… Мы могли быть рядом, могли спокойно касаться друг друга, не чувствуя при этом разрядов. В глаза друг друга смотрели без напряга… А что будет теперь? Ты же, как никто другой чувствуешь мое состояние. А уж после того, что было утром… Я сам все испортил. Испортил то, что пытался выстроить в наших отношениях… Как же все глупо! И не изменить того, что было несколько минут назад… Черт, Билли, ну на х*ра ты вышел на кухню, а? Какого тебе не спалось? Ты точно не идиот, а это значит, что ты наверняка все уже понял про меня. Ну, и о чем ты сейчас думаешь, Билл? POV Bill Черт, Том! Да что с тобой, в самом деле? Я ничего не понял. Этот твой взгляд затравленный. Выскочил, как ошпаренный, хотя, вообще-то досталось мне. Что это было, Том? Смотрю на поднятую с пола сигарету в моих руках, плюхаюсь на задницу посреди кухни и делаю затяжку. Блин, странно все это. Чуть кривлюсь, чувствуя боль там, где по коже чиркнул горящий конец сигареты. Все-таки подпалила немного, зараза. Бл*, хорошо, что у тебя, родной, всего лишь сигарета в руке была, а не нож! Прирезал бы нах, и имя спросить не успел. Усмехаюсь, хотя, как-то не до смеха. С тобой явно что-то произошло. Но еще вечером ты был вполне адекватен. И ничего такого я не видел, не чувствовал никаких перемен, никаких странностей. А с утра ты вон какой, дерганный. Может, тебе позвонил кто? Или что вообще могло произойти за ночь ТАКОГО, что ты от меня шарахаешься, как от чумного? Опять шарахаешься. Стоп. Опять? Замираю, и что-то начинает потихоньку до меня доходить. Эта твоя покрасневшая физиономия… Ты меня застеснялся? Смешно. Или… себя? Да? Ты вообще меня не слышал, когда я позвал тебя, ты был где-то далеко. Где-то. Или с кем-то? Ведь застеснялся ты не меня, а своих мыслей. Что-то сжимается в груди, так сладко и так больно, в одно и то же время. Господи! А я и не знаю, как на это реагировать. Я просто очень боюсь, что ты не сможешь справиться со всем тем, что на тебя навалилось. Ты же хочешь меня! Хочешь! И мне кажется, что ты это вдруг понял, явно понял – для себя. И это тебя напугало. А ведь эти дни ты был такой расслабленный… Ты, наверное, верил все больше, что сможешь меня любить только как брата, да? А потом тебя что-то переклинило, не по-детски. Томка, Томочка, ну, что ж так все сложно? Я уже был готов принять все то, что ты мне выдал тогда, про то, что будем, как братья – а оказалось, что это не я, а ты принять не хочешь. Смотрю на докуренную сигарету, с которой сейчас упадет пепел, осторожно встаю, и тушу ее в пепельнице. Нет ничего простого и легкого между нами. А ведь мы так долго не выдержим, родной. У нас с тобой есть только два выхода, при которых мы сможем жить дальше. Первый – быть вместе. Действительно БЫТЬ вместе, как раньше, и тогда мы будем счастливы. Или второй. Не быть вместе. Совсем. Разъехаться и пытаться жить поодиночке. Ты сможешь, родной? Сможешь? Без меня. Я – нет. POV Avt Том был взвинчен не на шутку. Хотя надеялся, что доехать до колледжа удастся без инцидентов, вцепился пальцами в руль урчащего джипа и выдохнул, чувствуя, как дрожит дыхание, да и вообще, просто внутри все дрожит. Он чувствовал, что сам себя загоняет в угол, из которого нет выхода. Вот поэтому и было страшно. Вот поэтому и боялся, что не найдя выхода, просто напросто сойдет с ума. А Билл, вернулся в спальню, забыв, зачем вообще выходил, забрался на постель с ногами, сев по-турецки, глядя в сторону окна и замер. Он был взволнован всем происшедшим. Но в тоже время, это волнение было и радостным, и в нем было опасение. Огромное опасение. Радостно потому, что снова появилась надежда на то, что все можно вернуть – если Том захочет. Том более чем неравнодушен к нему, это очевидно. А опасение заключалось в том, что Билл очень боялся, как бы Том опять не натворил глупостей. Прекрасно зная и помня, что он может, попытавшись забыться, начать пить или снова подсесть на колеса. Или… О третьем варианте Билл даже думать боялся. Этим третьим вариантом был Кул. Несмотря на то, что Том сам признался, что не может быть с кем-то другим, за что Билл был ему невероятно благодарен, ему сейчас такой вариант «ухода от реальности» не казался таким уж невозможным. И тогда… Нет, Билл не собирался напрямую провоцировать Тома, понимая, что ничего хорошего из этого не выйдет, а может только испортить с таким трудом достигнутое хрупкое равновесие в их жизни. Биллу нужно было, чтобы Том сам понял, что те отношения, на которые он рассчитывает, братские отношения – невозможны между ними. С такими сумасшедшими чувствами – невозможны. Он очень хотел, чтобы Том понял, что не могут они быть порознь, не могут, потому, что не будет жизни без этого. Они просто уничтожат друг друга, в конце концов. Билл начал беспокоиться за Тома, так хотелось позвонить и услышать знакомый хрипловатый голос, родной, любимый до дрожи в коленях. И понять, что с ним все хорошо. Он же за рулем, а то состояние, в котором Билл его видел перед уходом, мало подходит для поездок. Безумно хотелось схватить мобильник и набрать его номер, и в тоже время, Билл боялся, что внимание его отвлечет ненароком. Или, если он все-таки чуть успокоился, снова может его взбудоражить своим звонком. – Да, что же это такое! – Он ударил кулаками по постели, и, наклонив голову, втянул воздух сквозь зубы, и застонал, чувствуя, как давит в груди. Вскочил и снова вышел на кухню. *** В эти дни затишья Симона отчетливо видела перемены в непростых отношениях братьев. Хотя это не были те отношения, что были до операции. Да, это была нежность, но нежность скорее братская, и это Симону не просто удивляло – она не могла этому поверить. Она радовалась за мальчишек, но радость это была какой-то напряженной. Наверное, потому, что не верила до конца. Но и не пыталась найти этому причину, понимая, что, скорее всего, Том, наконец, рассказал брату все. Но когда она увидела рано утром на кухне Билла, напряженного, с пачкой сигарет, которую тот нервно вертел в руках, вот тут Симона поняла, что не зря она не могла расслабиться. – Привет, милый. Как ты? Что так рано поднялся? Не спится? – она подошла к Биллу, сидящему на подоконнике, и чуть притянув к себе его голову, прижалась на секунду губами к его виску. – Доброе утро. Да, не спится… Ты бы не могла позвонить Тому? – после паузы спросил он, и Симона с удивлением обернулась к нему. – Зачем? – не поняла она. Билл глянул в окно, чуть закусив губу. – Просто, он перед уходом был какой-то беспокойный, что ли. Я хочу знать, что он нормально доехал до колледжа, – сказал и сглотнул. – Что-то произошло? Билл пожал плечами. – Я не знаю. Правда. Он ничего не сказал, просто ушел и все. Позвони, пожалуйста. – Почему сам не позвонишь? Тяжкий выдох, который Билл пытался все-таки скрыть от Симоны, и так слишком много ей сказал. Но она больше не спрашивала, молча, вышла в свою спальню, и, чувствуя, как и сама начинает нервничать – набрала Тома. – Да, мам! – почти сразу отозвался Том, и Симона улыбнулась. – Доброе утро, как ты? – Привет, нормально я. А ты чего звонишь? – Да так, просто захотелось услышать тебя. У тебя все хорошо? – Мам, у меня пара, меня сейчас выгонят. Все нормально. – Все, милый, я поняла, прости, до вечера, – и отключилась. Том выпрямился за столом, пытаясь, не слишком привлекая к себе внимание, когда завибрировал телефон среди пары. – И что это было? – прошептал он себе под нос и сунул трубу в задний карман джинсов. Билл резко оглянулся на вошедшую в кухню Симону, в его глазах светился невысказанный вопрос. – Успокойся, Билли, все нормально, он на занятиях. Билл опустил глаза, почувствовав, как расслабляется. – Хорошо, – прошептал он, глядя куда-то перед собой. Симона налила кофе и себе, и племяннику, даже не спрашивая, будет или нет, просто чувствовала, что не помешает сейчас лишняя чашечка. – Держи, – Билл улыбнулся уголками губ и прижался спиной к проему, держа чашку двумя руками, глядя на исчезающую пену поверхности кофе. – Скажи, Симона, ты знаешь об обещании Тома? Симона замерла на несколько секунд, потом выдохнула. – Ты о… – Об его обещании не быть со мной, – тихо сказал Билл, когда Симона замолчала. – Знаю, милый. Знаю, хотя и не должна была, – Симона села и взяла со стола сигарету, разминая ее в пальцах. – Значит, я все-таки, правильно думала, что все спокойствие последних дней, было только благодаря тому, что Том открылся тебе? – Да, – не сразу, но Билл кивнул. – Он мне рассказал, что было, когда у меня останавливалось сердце. – Я очень боялась, что он так и не решится тебе все рассказать. – Рассказал, – Билл отпил кофе. – Все рассказал. А ты? – Мне рассказала Хельга. Она же рядом с ним находилась все время. Он тогда как в бреду был, даже не понимая, что не один. Вслух говорил, то ли сам с собой, то ли с кем-то… А потом сознание потерял… Билли закусил губу с внутренней стороны.
|