Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


ЧАСТЬ II




 

В настоящее время после распада СССР, представлявшего уни­версальный и уникальный канон моноэтничности, которому соот­ветствовало понятие «советский народ», происходит в противовес этноидентичности восстановление традиций предшествующих ис­торических периодов. Создаются национальные истории. Каждая национальная история является вариантом истории для себя.

Украинский вариант реставрации национального прошлого часто базируется на таком далеком и легендарном прошлом, когда украинцы еще и не были «украинцами». Скорее это воображаемая этническая общность «истинных славян». Однако действительные представления о возникновении Украины и ее появление на поли­тических картах Древнего Мира можно установить по сохранив­шимся письменным источникам, которые с большей или меньшей степенью точности позволяют воссоздать историю возникновения славянского этноса и украинцев как одного из трех братских наро­дов - белорусов, русских и украинцев.

Проблеме появления славян в Центральной и Восточной Европе уделено много внимания. В теоретических работах представлены крайне противоречивые данные. В подавляющем большинстве слу­чаев они являются отражением острой политической борьбы. Но во всех случаях приходится обращаться к древним рукописям и преда­ниям. Из многочисленных работ, в которых тщательно приводится анализ исторического материала, касающегося возникновения сла­вянского этноса и русов, следует отметить работы А.Г. Кузьмина, М.Н. Тихомирова, В.Д. Иванова, В.Г. Васильевского.

Наиболее упорядоченная и систематизированная картина воз­никновения славянского этноса и русов дается А. Г. Кузьминым в написанных им предисловиях к историческим романам В.Д. Ива­нова. Именно эти материалы и используются в специальной части, отражающей сложную картину формирования одного из предста­вительного этнического образования Европы - славян.

Подобная сложная история возникновения и развития может относиться к любому этносу. Уходя в глубь веков, за пределы до­шедших до нас рукописных источников, представления о возмож­ных народах и их отношениях могут носить только гипотетический характер. С достаточной достоверностью о появлении славян мож­но судить по иностранным источникам, которые позволяют про­следить этот процесс на границах V-VI вв.

 

ИСТОКИ ВОЗНИКНОВЕНИЯ СЛАВЯН НА ТЕРРИТОРИИ ЕВРОПЫ

 

«Откуда есть пошла Русская земля?» Почти тысячу лет назад этим вопросом задался один из первых летописцев, составляя «По­весть временных (т.е. минувших) лет». Летописец жил в Киеве, отождествлял себя с потомками издавна проживавшего здесь пле­мени полян, которых и считал собственно «русью». Он пересказал предания о том, как теснимые волохами славяне, и в их числе по-ляне-русы, покинули Норик - римскую провинцию, расположенную между верховьями Дравы и Дунаем по соседству с Паннонией (ны­нешняя Западная Венгрия). Славяне разошлись по разным землям и обосновались на новых местах. Поляне-русы при этом заняли ле­состепную область в Среднем Поднепровье. Когда это было, лето­писец не знал. Не пояснил он и того, кто такие волохи, поскольку современники его знали, о ком идет речь.

А некоторое время спустя в Новгороде возникла другая версия о начале Руси. Новгородский летописец настаивал на том, что русы -это варяги и сами новгородцы происходят «от рода варяжска». Приходят варяги-русы с Варяжского - Балтийского - моря сначала в северо-западные земли и лишь потом спускаются к Среднему Поднепровью. Первым князем «русским» был вовсе не Кий, как уверял киевский летописец, а Рюрик, которому определены и годы правления:826-879.

Спор летописцев продолжался вплоть до конца XI - начала XII в. А потом в летописных сборниках-сводах оказались обе версии. Что-то в ходе полемики было опущено спорящими сторонами, что-то добавлено для связи позднейшими летописцами-сводчиками. Потомкам же достались разные версии с отголосками некогда жаркого и не вполне понятного позднее спора.

Со временем было забыто, чем возбуждались страсти. В тече­ние ряда веков летопись переписывали со всеми противоречиями и полемическими выпадами летописцев друг против друга, и текст ее застыл. К такому застывшему тексту долгое время и обращались в поисках истоков Руси. Одни принимали версию, что русы - это поляне, другие признавали русов варяжским племенем. Так разде­лились приверженцы южного и северного варианта начала Руси. При этом сторонники первого разошлись в определении этниче­ской природы южных русов, а сторонники второго - в вопросе о том, кто такие «варяги», где они жили, на каком языке говорили. Русские источники позднего средневековья (XVI-XVII вв.) поме­щали варягов по южному берегу Балтики. В годы бироновщины (30-е гг. XVIII в.) 3. Байером и позднее Г. Миллером была выдви­нута гипотеза, что под варягами следует разуметь скандинавов, а под варягами-русами - шведов. Так родилась «норманская теория», имеющая многих приверженцев и в современной исторической, лингвистической, археологической литературе.

Ожесточенность спора о начале Руси на протяжении двух с по­ловиной столетий проистекает из-за политической важности во­проса. Не случайно, например, Гитлер, Гиммлер, Геббельс, исходя из своих интересов, включились в полемику о народах «способных» и «неспособных» к поддержанию «порядка», к созданию собствен­ной государственности. «Организация русского государственного образования, - утверждал Гитлер в «Майн кампф», - не была ре­зультатом государственных способностей славянства в России; на­против, это дивный пример того, как германский элемент проявля­ет в низшей расе свое умение создавать государство... В течение столетий Россия жила за счет этого германского ядра своих высших правящих классов». А отсюда следовал и практический вывод: «Сама судьба как бы хочет указать нам путь своим перстом: вручив участь России большевикам, она лишила русский народ того разу­ма, который породил и до сих пор поддерживал его государствен­ное существование». Идеи эти внушали в памятке немецкому сол­дату, инструкции сельским управляющим на оккупированных тер­риториях и т.п. Подобные представления и поныне бытуют в изда­ниях на Западе (главным образом в Германии, Англии, США), и поныне они несут ту же идейную нагрузку.

В полемике всегда существует тенденция занять противопо­ложную позицию. Норманисты изначально писали о «дикости» и неорганизованности славян, отсутствии у них наследственной кня­жеской власти, неразвитости язычества. Возражая им, антинорма-нисты XVIII-XIX вв. искали доказательства относительно высокой культуры славян, приверженности их к своим наследственным вла­детелям и т.п.

Современная методология привнесла иную ценностную шкалу, поставила иные вопросы. Напрочь снимались рассуждения о «спо­собных» и «неспособных» народах, о чем бы ни шла речь. Отличия народов друг от друга не могут оцениваться понятиями «лучше» или «хуже», даже когда очевидно стадиальное различие: ускоренное или замедленное развитие одних и тех же явлений. Это в особен­ности относится к вопросу о времени возникновения государства и его характера. Дело в том, что государство не является единствен­но возможной формой организации взаимообусловленных отно­шений в условиях резкого размежевания классов и социальных групп. Идеальная форма организации - самоуправление. Оно суще­ствовало в доклассовом обществе, и к нему общество вернется с ликвидацией классов.

Форма государства во многом зависит от традиций догосудар-ственного строя того или иного народа. Традиции эти живут очень долго, и сейчас сложно представить, в какую глубокую древность уходят многие наши правила общежития.

Очень долго первичной формой организации был род или большая кровнородственная семья. Затем их вытеснили террито­риальные формы организации, в основе которых лежала террито­риальная община. У разных народов заметно различались и формы родовой организации, и характер территориальной общины, и вре­мя вытеснения первых вторыми. А эти древнейшие формы органи­зации неизбежно влияли на последующие. Поэтому нельзя понять специфики государственной системы на любой территории, если не учесть тех форм, в которых социальная организация существо­вала у проживавших на этой территории племен и народов до об­разования государства.

Не познав прошлого, нельзя познать самих себя. О прошлом можно узнать, задавая самим себе вопросы о том, что мы есть. Но пути познания и того и другого исключительно сложны.

Особенно трудны для понимания древнейшие эпохи. Сведений о них сохранилось мало, а круг вопросов, подлежащих решению, намного шире, чем при обращении к современности или к недав­нему прошлому. Почти по всем этим вопросам среди ученых суще­ствуют расхождения, так как многие из них не решены или даже не изучены исторической наукой.

Когда речь идет о прошлом, тем более об отдаленном про­шлом, нельзя руководствоваться нравственными нормами и пси­хологией настоящего времени.

О «русской загадке» говорят давно в положительном и в отри­цательном смысле. В работах В.Д. Иванова с большой убедитель­ностью объясняются потоки того особенного, что отличает Россию и русских на протяжении многих столетий. Это позволяет в значи­тельной степени уяснить, «откуда пошла Русская земля», как на новгородском Севере действовали варяги и норманны. Осмысли­вается движение славян на восток, приведшее к созданию огром­ного многонационального государства.

Заслугой В.Д. Иванова является стремление показать в своих произведениях Русь на самом широком международном фоне. Как ученый, он тонко почувствовал, что социальная психология, нрав­ственность создаются историей народа, а будучи созданными, ста­новятся активной силой, воздействующей на следующие поколения.

Главная особенность мировоззрения славян вообще и русского народа в частности - в изначальном отсутствии чувства племенно­го эгоизма, в широкой распахнутости славянства по отношению к иным языкам и народам, независимо от того, колонизуют ли сла­вяне земли, заселенные иными языками, или же иноземцы прихо­дят к ним для поселения. В славянском миропонимании совершен­но исключается расовое, кровнородственное начало, и многовеко­вое постоянное смешение с иными народами не меняло специфики народного, национального характера.

Летописцы в поисках начала Руси ставили три вопроса: «откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве начал первое княжити и от­куда Русская земля стала есть». Они, следовательно, различали происхождение народа и государственности. А такой взгляд пред­полагает первоочередное внимание не просто к социально-хозяй­ственной организации народа в пору возникновения классов и госу­дарства, но к его этническим традициям, которые накладывают отпечаток на сложение новых форм организации.

Вопрос о начале славянства и русов чрезвычайно сложен, обще­принятого решения нет и сегодня, и вряд ли оно будет в ближай­шем будущем. Далеко не ясен также вопрос о соотношении славян и русов. Вплоть до X в. большинство авторов их разделяет, что, кстати, и является главным источником, питающим норманизм. Остается крайне сложным представить, как можно соединить по­морских русов с «роксоланами» на реке Роси. Вопрос этот совер­шенно неясен, и ни в одну из существующих точек зрения он не мо­жет вписаться.

Приняв гипотезу о происхождении Руси от племени по Роси, которое должно быть малочисленным, так как больше не размеща­ется на речном побережье, следует считать, что распространение имени «Русь» на обширную территорию несло бы характер случай­ности. А ведь в этот период в Центральной Европе были племена, насчитывавшие сотни тысяч сородичей.

В.Д. Иванов в своих работах не опускается глубже VI в. Именно в эту эпоху византийские источники заговорили о славянах, кото­рые оказались самой активной силой на огромной территории от Иллирии до Нижнего Дуная и вскоре заселили большую часть Бал­канского полуострова, многие эгейские и среднеземноморские ост­рова, многотысячными группами проникли в Малую Азию. В это же время славяне доходят до побережья Балтийского и отчасти Северного моря, река Эльба становится славянской почти во всем ее течении, а с верховьев Дуная они просачиваются в Северную

Италию, в предгорья Альп и верховья Рейна. Откуда они расселя­лись? Где та территория, которая вскормила сотни тысяч, миллио­ны людей с общим языком и верованиями?

Автор VI в. Иордан поясняет, что славяне раньше назывались «венедами», «вендами», «виндами». «Венодами» называют балтий­ских и полабских славян многие германские источники. Называют они их также «вандалами», причем «вандалы» и «венеды» в этом случае понимаются как разные названия одного и того же этноса. В XV в. неизвестный польский автор пояснял, что тех, кого поляки называют «поморцами», немцы (тевтоны) зовут «венедами», галлы и итальянцы - «вандалами», а «рутены»-русские - «галматами».

В науке племя вандалов, продвинувшееся в первые века нашей эры от Прибалтики к Подунавью, обычно считается германским. Однако правильнее вопрос о языке и этносе всех прибалтийских племен оставить открытым. Конечно, не случайно, что германские источники столь дружно смешивают славян с «вандалами»: и те и другие были для них иноязычными. С «венедами» тоже вопрос не прост. Венеды известны по юго-восточному побережью Балтий­ского моря, по крайней мере, с начала нашей эры, а само море на­зывалось «Венедским заливом». Позднее так назывался Рижский залив. На его побережье венеды-венды упоминаются еще в XIII в. и даже позднее. Но славянских поселений здесь не было. Следова­тельно, венеды древних авторов - это племена с особым языком, лишь смешавшиеся позднее со славянами, растворившиеся в них, давшие славянам в некоторых случаях свое имя.

Этноним «венеды» негреческого происхождения, и из греческо­го языка он не может объясняться. «Венеты» и «прасины» в Кон­стантинополе - партии болельщиков на ипподроме - «голубые» и «зеленые» (по цвету одежды возничих).

У самих славян в памяти жило представление о дунайской пра­родине. При этом в польских и чешских хрониках называли «мате­рью всех славянских народов» Паннонию - область Среднего По-дунавья, а русская летопись, как было сказано, помещала прароди­ну славян несколько выше по Дунаю, в Норике. Историческое пре­дание - факт, с которым надо считаться, противоречия тоже фак­ты, которыми нельзя пренебречь. Любая концепция должна учесть и то и другое.

В многочисленной литературе о начале славянства обсуждают­ся обычно два глобальных вопроса: когда обособился славянский язык и где это произошло. Эти вопросы обязательно должны увя­зываться друг с другом, потому что споры о прародине теряют смысл, если имеются в вид разные эпохи. И в настоящее время хронологическую глубину истории славянства определяют от III—

II тысячелетия до н.э. до первых упоминаний славянства в VI в. н.э. Территориально прародину славянства ищут в междуречье Днепра и Западного Буга, в междуречье' Вислы и Одера, в Северном При­карпатье, в Припятье, в прибалтийской части междуречья Вислы и Одера, в Подунавье.

Лишь в самое недавнее время в нашей литературе нашли вы­ражение почти все эти гипотезы. А.Л. Мопгайт настаивает на том, что начало разных народов надо вести со времени их первого упо­минания, и вопрос о «прародине» таким образом снимался: жили там, где их застали первые упоминания. Другой автор, археолог И.П. Русанова, выделяет славян в рамках пшеворской культуры, существовавшей в южной половине Польши со II в. до н.э. по IV в. н.э. В.В. Седов ищет начало славянства в более раннее время и в более северных районах, обращая внимание на так называемую культуру клешевых погребений (IV в. до н.э. - ІІ в. до н.э.). Боль­шинство польских археологов и лингвистов помещают прародину славян между Вислой и Одером, а начало ее ведут от лужицкой культуры, возникающей в XIII в. до н.э. в Центральной Европе. Из­вестный советский лингвист Ф.П. Филин, в целом соглашаясь с та­кой датой (хотя и не определяя ее точно), искал славян в междуре­чье Днепра и Западного Буга. Б.А. Рыбаков, неоднократно обра­щавшийся к проблеме начала славянства, как бы объединил обе точки зрения, расширил зону формирования славян на обе предла­гаемые территории, связав их с более ранней культурой, так назы­ваемой тшинецкой (около 1450 г. до н.э.).

Летописная версия была популярна в прошлом столетии. Но затем она стала подвергаться критике и просто отвергаться, как отвергалось практически все, что воспринималось как объяснение средневековых авторов. Но недавно в эту концепцию вдохнул но­вую жизнь известный лингвист О.Н. Трубачев. Аргументы его поч­ти исключительно лингвистические. Он обращает внимание, в ча­стности, на одно имеющееся в литературе противоречие: славян считают «молодым» народом, потому что их язык поздно отделил­ся от общеевропейской основы, и его считают наиболее «архаич­ным» из индоевропейских языков. О.Н. Трубачев разрешает это мнимое противоречие простым допущением, что область форми­рования индоевропейцев совпадает с прародиной славян. Как пря­мые наследники давних индоевропейцев на данной территории, славяне сохраняют больше архаических индоевропейских черт, и их отрыв от языка-матери не носил такого характера, какой обычно бы­вает при дальних переселениях, ведущих к изоляции от прародины.

Антропологические исследования истории разных европейских народов существенно затрудняются тем, что примерно с середины

II тысячелетия до н.э. и вплоть до принятия христианства у многих европейских народов, включая славян, было трупосожжение, соот­ветствующее определенным языческим представлениям. Этому вопросу посвящен ряд работ Т.П. Алексеевой.

Установлено, что один из важнейших компонентов, вошедших в состав позднейшего славянства, появляется в Центральной Европе -как раз в области, где искали свою прародину сами славяне - на рубеже III и II тысячелетий до н.э. (так называемая культура колоколовидных кубков, в частности). Кроме того, в славянстве широко представлен более северный, близкий к балтийскому антропологи­ческий тип. В результате славяне предстают очень рано, может быть, даже изначально смешанным в расовом отношении народом, и это могло сказаться на специфике его характера.

Именно в изначальной смешанности, по крайней мере, двух равноправных компонентов следует искать истоки той особенной славянской психологии, которую верно выявил и в той или иной степени показал В.Д. Иванов. У славян значительно раньше, чем у германцев и многих других их соседей, исчезла кровнородственная община, уступив место общине территориальной. На территории предполагаемого расселения славян с эпохи бронзы прослежива­ются небольшие жилища-полуземлянки, которые могли вместить лишь «малую семью», тогда как по соседству жили племена, жи­лища которых принимали помногу десятков человек - «большую семью». Это исконное различие оказывается весьма существенным при становлении классового общества и государства. На западе с распадом кровнородственных общин последняя исчезает вообще, а выделяющаяся на ее обломках малая семья оказалась лицом к лицу с государством, с феодалом, с властью. У славян община была формой территориальной организации, которую государство не могло ни заменить, ни уничтожить. А потому она сохраняется на многие столетия, становясь между крестьянином или посадским человеком и государством. Поскольку община носит территори­альный, а не кровнородственный характер, она легко может при­нять «чужих», а славянин в иной среде быстро усваивает чужие обычаи. Этим и объясняется высокая способность ассимилировать и ассимилироваться.

Процесс разложения кровнородственной общины и утвержде­ния общины соседской занимал столетия, а то и тысячелетия. Не­большое племя «россичей» возможно представить уже смешан­ным: три рода из десяти идут от скифов. Скифы к VI в. давно ис­чезли, растворились в иных племенах и народах. Само имя «скифы» покрывало разные языки и культуры. Поначалу так называли все племена, подчиненные скифам, а позднее - народы, проживающие на той же территории. В составе этого обобщенного названия мно­гие историки и археологи до сих пор ищут славян.

С другой стороны, несомненно, что в Поднепровье и Северном Причерноморье славяне ассимилировали иранские и какие-то иные племена, в том числе восходящие, возможно, еще к индоарийской ветви. Известно, что многие ученые именно из Северного Причер­номорья выводят самих индоарийцев. Древнерусское божество Хо­ре, которое, как и Даждьбог, связывалось с солнцем, имеет прямую параллель с божествами Индии и, весьма вероятно, уходит в ин-доарийскую древность. Следы пребывания в Причерноморье ин­доарийцев успешно ищет в топонимике О.Н. Трубачев, причем компактные группы индоарийцев местами сохранялись чуть ли не до эпохи образования Древнерусского государства.

Большинство источников, как было сказано, обособляют русов от славян. Поэтому многие специалисты искали предков этого племени в неславянском населении Северного Причерноморья. Еще в средневековых памятниках русов отождествляли с роксала-нами - ветвью иранского племени алан. Эту версию затем принял М.В. Ломоносов, а еще позднее видный антинорманист Д.П. Ило­вайский. Наиболее привлекательной она оставалась и среди совет­ских ученых. В какой-то мере особому интересу к аланам способст­вовала их высокая активность и подвижность в эпоху великого пе­реселения: они прошли до побережья Северного моря и Атланти­ческого океана, прошли в Испанию и Северную Африку, объединя­ясь то с готами, то с вандалами, то с иными племенами, всюду уча­ствуя в сложении новых государств и народностей.

С племенем роксаланов или аорсов увязывал русов известный советский историк и этнограф СП. Толстов, причем он полагал, что племена эти изначально принадлежали к неиранской языковой группе и лишь позднее были иранизированы. Позднее украинский археолог Д.Т. Березовец отождествил русов с аланами Подолья. Развивая наблюдения СП. Толстова и Д.Т. Березовца, украинский археолог и историк М. Ю. Брайчевский связывает с «сарматской Русью» «русские» названия днепровских порогов в записках визан­тийского императора Константина Багрянородного (середина X в.), тех самых названий, которые до сего времени остаются одним из главных оснований норманизма. Иранскую подоснову, восходящую к эпохе Черняховской культуры (II—IV вв.), видит в земле полян-руси московский археолог П.В. Седов. К этой же мысли склонялся и известный археолог П.Н. Третьяков, но он предпочитал оставить вопрос открытым, так как видел в поднепровских древностях следы и западного - германского или западнославянского влияния.

О.Н. Трубачев склонен связывать русов с выявленными им остат­ками древнего индоарийского этноса.

Норманистская точка зрения также остается достаточно пред­ставительной в нашей археологии и лингвистике. Ее придержива­ются, в частности, археологи Д.А. Мачинский, Г.С. Лебедев, к ней склонялся в последние годы жизни М.И. Артамонов, к ней близок лингвист Г.А. Хабургаев. Многие лингвисты и историки, не считая русов норманнами (германцами-скандинавами), тем не менее при­знают значительную роль скандинавов в образовании Древнерус­ского государства, как раз исходя из данных, касающихся именно русов. Особенно часто такого рода подмены встречаются в общих работах или же в обзорах, имеющих целью отыскание следов пре­бывания скандинавов на территории Восточной Европы. Именно «русские» названия порогов и имена князей и дружинников «рбда русского» более всего служат убеждению в существовании «нор­маннского периода» в истории Руси. В этом, как правило, ограни­чиваются отысканием чего-то похожего в Скандинавии, игнорируя более двух столетий назад высказанное меткое замечание М.В. Ло­моносова: «На скандинавском языке не имеют сии имена никакого знаменования».

В.Д. Иванов примыкает в целом к концепции Б.А. Рыбакова. Помещая русов на реке Роси, Б.А. Рыбаков как бы включает их в историю славянства на этой территории. Но он отмечает и особен­ности выделяемой им области в материальной культуре, особенно­сти, которые могут иметь и этническое значение. Речь идет прежде всего о составе предметов Мартыновского клада, который и опре­деляется как «древности русов». Пальчатые фибулы, поясные на­боры и некоторые другие найденные там предметы не имеют ме­стных корней, но широко представлены в Подунавье вплоть до Ад­риатики, где они, по-видимому, первоначально и появляются. Ду­найские элементы прослеживаются и в культуре населения, поя­вившегося в конце V в. в восточном Крыму и на Таманском полу­острове, то есть там, где позднее византийские источники зафик­сируют росов.

Вопрос о славянской прародине сложен потому, что неизвест­но, с какого времени начинать. Вопрос о начале Руси еще сложнее, потому что нет уверенности в знании языка этого племени. А ис­точники дают столько различных «Русий», что среди них легко рас­теряться и затеряться. Только в Прибалтике упоминаются четыре Руси: остров Рюген, устье реки Неман, побережье Рижского залива и западная часть Эстонии (Роталия-Руссия) с островами Эзель и Даго. В Восточной Европе имя «Русь», помимо Поднепровья, свя­зывается с Прикарпатьем, Приазовьем и Прикаспием. Недавно Б.А. Рыбаков обратил внимание на сведения о Руси в устье Дуная. Область «Рузика» входила в состав Вандальского королевства в Северной Африке. И едва ли не самая важная «Русь» помещалась в Подунавье. В Х-ХШ вв. здесь упоминается Ругия, Рутения, Руссия, Рутегская марка, Рутония. Во всех случаях, очевидно, речь идет об одном и том же районе, каковым мог быть только известный по источникам V-VIII вв. Ругиланд или Ругия. Располагалась Ругия-Рутения на территории нынешней Австрии и северных районов Югославии, то есть именно там, откуда «Повесть временных лет» выводит полян-русь и всех славян. Возможно, ответвлением этой Руси явились два княжества «Русь» (Рейс и Рейсланд, то есть Рус­ская земля) на границе Тюрингии и Саксонии. Об этих княжествах, пожалуй, мало кто и слышал. А они известны источникам, по край­ней мере, с XIII в. вплоть до 1920 г., когда были упразднены. Сами «русские» князья, владевшие этими землями, догадывались о какой-то связи с восточной Россией, но не знали, в чем она заключалась.

Помимо названных «Русий», русские летописцы знали «Пурга-сову Русь» на нижней Оке, причем даже в XIII в. эта Русь не имела отношения ни к Киеву, ни к Владимиро-Суздальской земле.

Академиком М. Н. Тихомировым упоминалось о «русской» ко­лонии в Сирии, возникшей в результате первого крестового похода. Колония носила названия «Ругия», «Руссия», «Росса», «Ройа». При­мерно с тем же чередованием мы имеем дело и при обозначении других «Русий». Не исключено, что в каких-то случаях совпадали различные по смыслу, но сходно звучавшие названия. Но и факт широкого рассеяния родственных родов и племен тоже нельзя иг­норировать. Эпоха великого переселения народов дает множество примеров такого порядка. В сущности, все охваченные им племена в конце концов распались, рассеявшись по разным частям Европы и даже Северной Африки. Притязания одних родов на господство по отношению к другим, им родственным, побуждали последних от­деляться и уходить подальше от честолюбивых сородичей. Руги-русы, очевидно, пережили примерно то же, что наблюдалось у го­тов, аланов, свевов, вандалов и других племен. Еще в X в. визан­тийцы называют русь «дромитами», то есть подвижными, странст­вующими.

В настоящее время ответа на возникающие вопросы еще нет: никто и не пытался нанести на карту все упоминания Руси. Но и неразрешимым это тоже считать не следует: дело может сдвинуть­ся с места, если вопрос будет верно поставлен. «Правильная по­становка вопроса и есть его решение», - говорил К. Маркс. В дан­ном случае важно держать в поле зрения как раз противоречивые сведения ради отыскания закономерности в самих противоречиях.

Именно с этой целью дается подборка сведений иностранных ис­точников о Руси, причем источники XII-XIV вв. часто проливают свет как раз на процессы предшествующего времени. Наличие в Европе «Русий» в этот период может оказаться основанием для понимания сведений о «русских» графах, герцогах и т.п. в VIII-IX вв., а также для понимания сюжетов, саг и сказаний, в которых «рутены», «русские», воюют с готами, гуннами, данами еще в V-VIII вв.

Разные представления об изначальной этнической природе ру­сов сопровождаются обычно и соответствующими осмыслениями самого этнонима. Норманисты указывают обычно на финское на­звание шведов «Руотси», не объясняя, что вообще это название значит (а означать это слово в финских языках может «страна скал»), сторонники южного происхождения названия указывают на обозначение в иранских и индоарийских языках светлого или бело­го цвета, который часто символизировал социальные притязания племен или родов. Источники дают достаточно представительный материал и для иного подобного толкования. В Западной Европе Русь, как говорилось, называлась также Ругией, Рутегией, иногда Руйей или Руйяной. В первые века в Галлии существовало кельт­ское племя рутенов, которое часто называли «флави рутены», то есть «рыжие рутены». Это словосочетание в некоторых средневе­ковых этногеографических описаниях переносилось и на Русь, и, как это указывалось в нашей литературе, для такого перенесения тре­бовалось какое-то хотя бы внешнее основание. И действительно, в X в. северо-итальянский автор Лиутпранд этноним «Русь» объяс­нял как простонародное греческое: «красные», «рыжие». Во фран­цузских источниках дочь Ярослава Мудрого Анна Русская также осмысливалась и как Анна Рыжая. Название Черного моря как «Русского» встречается более чем в десятках источников Запада и Востока. Обычно это название связывается с этнонимом, служит, в частности, обоснованием южного происхождения Руси. Это не ис­ключено и даже вероятно. Но надо иметь в виду и то, что само это название осмысливалось как «Красное». В некоторых славянских источниках море называется не «Черным», а «Чермным», то есть Красным. Так же оно называется в ирландских сагах, выводящих первых поселенцев на острове Ирландии из «Скифии» (в ирланд­ском языке: «Маре Руад»). Само название «рутены» происходит, видимо, от кельтского обозначения красного цвета, хотя на ругов-русов это название перешло уже в латинской традиции.

В русской средневековой традиции тоже была версия, что на­звание «Русь» связано с цветом «русый». Традицию эту обычно все­рьез не принимают. Тем не менее у нее весьма глубокие истоки. Так, в некоторых ранних славянских памятниках зафиксировано обозначение месяца сентября как руен или рюен, то есть почти так, как в славянских языках назывался и остров Рюген (обычно Руйяа). Значение этого названия месяца то же, что и прилагательного «ру­сый»: именно коричнево-желтый, багряный (уже позднее слово «русый» станет обозначать несколько иной оттенок). По существу, все формы обозначения Руси в западноевропейских источниках объясняются из каких-то языков и диалектов как «красный», «ры­жий». При этом необязательно речь должна идти о внешнем виде, хотя и внешний вид в глазах соседей мог этому соответствовать. Красный цвет в столь важной для средневековья символике озна­чал могущество, право на власть. Красный цвет могли специально подчеркивать, как подчеркивал автор «Слова о полку Игореве» «черленый», то есть красный цвет щитов русичей. Для язычников эпохи военной демократии было свойственно и ритуальное рас­крашивание, на что обращал внимание Юлий Цезарь, говоря о бриттах (они красились в синий цвет).

О языке русов сведений пока мало, и нужна конструктивная концепция, которая позволила бы объяснить разрозненный мате­риал. Выше упомянуто любопытное сообщение неизвестного авто­ра XV в., согласно которому рутены называли поморян «галматами». В этой связи напрашивается параллель с иллирийскими далматами, тем более что и известных по германским источникам гломачей называли также делемичами. Географ XVI в. Меркатор язык рутенов с острова Рюген называл «словенским да виндальским». Очевидно, какое-то время рутены были двуязычными: пере­ходя на славянскую речь, они сохраняли и свою исконную, которую Меркатор считает «виндальской», т.е., видимо, венедской. В со­временной германской лингвистике имеет широкое распростране­ние и обоснованная версия, по которой в северных, прибалтийских пределах некогда жили не германцы, а илирийцы или венеты, так называемые «северные иллириццы».

Доказывается этот тезис главным образом материалом топо­нимики. Значительная часть топонимики северо-западного побе­режья Адриатики имеет аналогии в Юго-Восточной Прибалтике. Добавим, что та же топонимика встречается также в северо­западной части Малой Азии и прилегающих к ней европейских об­ластях.

Топонимика иллирийско-венетского облика уходит в достаточ­но глубокую древность, может быть, к концу эпохи бронзы, когда по всему Европейскому континенту происходят значительные пе­редвижения племен, в том числе передвижения, вызванные пора­жением Трои и ее союзников из Малой Азии, а также венетов (XII в. до н.э.). Именно в последней четверти II тысячелетия до н.э. на юго-восточном побережье Прибалтики появляется чуждое для это­го района узколицее население, которое и доныне отражается в облике живущих на морском побережье литовцев, латышей и эс­тонцев. Именно эта часть Балтийского моря называлась некогда Венедским заливом, и такое название применительно к Рижскому заливу сохранялось вплоть до XVI в.

Как соотносились иллирийский, фракийский и венетский языки, остается неясным, но принадлежали они, по всей вероятности, к одной группе. Близок к этой группе был и кельтский язык, хотя кельтские черты в культуре южного берега Балтики, которые вы­являются немецкими археологами в последнее время, возможно, имеют уже вторичное происхождение, наслаиваются на более ран­нюю венето-иллирийскую культуру. Имена послов и купцов «от рода русского», называемые в договорах русов с греками, Олега' и Игоря, находят более всего аналогий и объяснений именно в вене-то-иллирийском и кельтском языках. Встречаются в их числе и та­кие, которые могут быть истолкованы из иранских языков, что не­удивительно, если учесть глубокие местные традиции этого языка в Поднепровье, а также в эстонском (чудском) языке.

Вопросы для самоконтроля

1.Южная и северная теории возникновения Руси, источники о народо­населении Европы на рубеже и в начале первого тысячелетия.

2.Представления ведущих отечественных и зарубежных ученых об этнообразовании и формировании славянского этноса.

3.Индоарийская и норманская теории происхождения славян.

4.Лингвистические подходы в установлении истории возникновения славян.

5.Археологические и антропологические теории происхождения славян.

 

РОЛЬ МИГРАЦИИ И ВЕЛИКОГО ПЕРЕСЕЛЕНИЯ В ФОРМИРОВАНИИ СЛАВЯНСКОГО ЭТНОСА

Исторические судьбы трех поначалу разных народов - русов, словян, венедов оказались настолько тесно переплетены, что в районе Восточной Европы они со временем стали представлять собой своеобразное единое целое. Процесс объединения (ассими­ляции) проходил на основе славянского элемента, но этнические различия сохранялись еще довольно долго, в частности, эти разли­чия отразились в «Повести временных лет». Единое целое трех народов стало основным компонентом формирующейся в ІХ-ХІ вв. древнерусской народности. В то же время наличие различных этно­сов в немалой степени повлияло на форму и характер государства Киевской Руси и народа, населявшего его территорию.

В настоящее время большинство народов Европы говорят на индоевропейских языках. Само название этой группы языков ука­зывает на районы их древнего распространения - Европа и Индо­стан. Долгое время индоевропейские племена занимали также территорию Средней Азии, значительную часть Малой и Передней Азии. В свою очередь, в Европу проникали или в ней сохранялись и племена, говорившие на иных языках. Остатком очень древнего неиндоевропейского населения являются проживающие в Испании баски. На северо-востоке Европы издревле жили племена, гово­рившие на языках уральской группы, позднее угро-финские племе­на. К последним в настоящее время относятся финны, карелы, ко­ми, марийцы, мордва, а в Центральной Европе - венгры, пришед­шие сюда из Предуралья в конце IX в. Около начала нашей эры в степи Причерноморья начали проникать с востока также тюркские племена, часто смешанные еще на востоке с уральскими и индоев­ропейскими племенами.

Вопрос о времени зарождения больших языковых групп племен остается спорным, поскольку до конца еще неясны закономерности языкового и социального развития в ту отдаленную эпоху. Можно сказать лишь, что они тесно связаны между собой. Как правило, интенсивность социального развития ускоряет и языковые измене­ния. Но воздействуют и иные факторы. Так, выделение особых диалектов неизбежно, если племена занимают обширные террито­рий. Контакты же с племенами иных языков еще более ускоряют обособленность. С другой стороны, многое зависит от прочности племенного строя. В отдельные периоды привязанность к племен­ным традициям сильнее, нежели связь с занимаемой территорией. На одной и той же территории могли долгое время удерживаться различные племена, не смешиваясь друг с другом.

Можно отметить и еще одну закономерность. Очень часто тра­диции (и в том числе язык) лучше сохраняются у отколовшейся части этноса. Особенно прочными они могут оказаться в изоляции (например, где-нибудь на острове). Изолированность может быть достигнута и искусственным путем: население держится своей тра­диционной общины либо потому, что на ее права покушается ка­кое-то большинство, либо потому, что община обеспечивает своим членам определенные преимущества.

Древнейшие эпохи жизни человечества доступны пока главным образом археологии и антропологии, в меньшей части лингвистике (в основном названия рек и других местностей) и этнографии. Письменная история народов начинается с эпохи становления классового общества и государств, хотя в историко-географические сочинения обычно попадают и народы, еще не вступившие в эту стадию.

Первым народом Северного Причерноморья, известным по письменным источникам, являются киммерийцы. Киммерийцы совершали походы в Переднюю и Малую Азию. Они участвовали в сокрушении Трои в знаменитой Троянской войне (XIII или XII в. до н.э.), то есть выступали уже в то время союзниками греческих городов, видимо, будучи заинтересованными в торговле с ними. В VII в. до н.э. киммерийцы были вытеснены из Причерноморья пришедшими с востока скифами. Разные источники сохранили све­дения об отступлении киммерийцев в Малую Азию, Кавказ и в За­падную Европу по дунайской долине. Проникали киммерийцы в Западную Европу и раньше.

Археологические следы пребывания в Западной Европе кимме­рийцев обнаруживаются в разных местах от Италии и Южной Франции до северо-запада Европы. Можно ли связать киммерий­цев с каким-либо позднейшим европейским этносом? Ответа на этот вопрос пока нет. В античных сочинениях встречались утвер­ждения об общности происхождения киммерийцев, кимеров - од­ного из ответвлений кельтов (в настоящее время это название со­храняется за уэльсцами) и кимеров, живших на рубеже нашей эры на севере Шотландского полуострова. В ирландских сагах сохрани­лась версия, что эта группа кельтского населения вышла «из Ски­фии», с территории между «Красным» (так называется в сагах Чер­ное море) и Каспийским морями, причем идет это население на запад на протяжении многих поколений берегами Средиземного моря до Испании, а затем уже переселяется в Ирландию. Предания о переселении из Восточной Европы были известны и еще одной группе кельтского населения - проживавшим в Шотландии пиктам. На севере Европы у норманнов сохранялись предания о «цветущей Азии». Правда, выводили себя скандинавские норманны из Малой Азии, из-под Трои. Но у французских норманнов - норманнов, осевших на севере Франции (в Нормандии), жила версия о том, что их во II в. вывел Роллон с Дона. Эта версия могла быть заимство­вана норманнами у ранее прибывших сюда, причем действительно с Дона, аланов - ираноязычного племени.

В науке издавна существуют два больших направления. Одни ученые объясняют практически все особенности культуры и соци­ального развития местными условиями - так называемые автохто-нисты, другие - миграциями и заимствованиями. В действительно­сти же имел место и одно и другое. Но в разные периоды менялось соотношение этих факторов. Столетиями люди могли жить на од­ном месте, а потом вдруг приходили в движение. «Вдруг» - это так нам кажется теперь. А тогда для переселении возникали веские причины. Внезапное или почти внезапное изменение климата, пе­ренаселение, давление воинственных соседей, изменение в спосо­бах хозяйствования и многие другие, теперь нам малопонятные причины могли побудить население покинуть насиженные места и искать новые места для поселения. Если при этом не меняются прежние условия, то в памяти народа остаются предания о могилах предков и т.п., как это и отмечалось у некоторых кельтских и север­ных племен. Но верования тоже могли изменяться, а с усвоением иных верований могли усваиваться и чужие предания. Поэтому-то в памяти народной часто жили весьма противоречивые сказания о собственном происхождении. В тюзднейшее время хранители исто­рии - жрецы - могли и сочинить какую-то более красивую версию. Так, у большинства народов Европы память о переселениях опус­калась до Троянской войны. Но эта война и действительно привела к большим перемещениям населения: союзники троянцев в значи­тельной части должны были покинуть Малую Азию и переселиться в отдаленные области Европы.

Война эта по времени, видимо, совпала с большими перемеще­ниями населения в Европе, вызванными другими причинами, а распространение на Центральную Европу нового погребального обряда - трупосожжения - связано с малоазиатским влиянием, где этот обряд (и соответствующие религиозные представления) заро­дился значительно раньше. Да и топонимика указывает на значи­тельное перемещение населения: языковеды отмечают совпадение большого числа географических наименований по треугольнику: северо-запад Малой Азии и примыкающие области Балканского полуострова - северо-запад Адриатики - юго-восточное побережье Балтики, хотя топономика и не позволяет установить время, когда эти перемещения происходили.

Другая большая волна переселения приходится на VIII—VII вв. до н.э. Она, видимо, была связана с вторжением в степи между Волгой и Дунаем многочисленных скифских племен. Но есть вер­сия, что киммерийцы покинули и причерноморские степи ранее появления скифов по каким-то внутренним причинам (возможно, климатическим). Незадолго до начала нашей эры начинается пере­селение племен с морского побережья северо-запада Европы. Од­ной из причин этого переселения было опускание суши. Климат в этой части Европы менялся заметнее, чем в более южных районах. В Скандинавии за сравнительно короткое время он изменялся от оледенения до почти субтропиков, а Балтийское море то заливало прибрежные территории, то превращалось в закрытое неглубокое озеро.

Период с IV по VI вв. н.э. получил название «Великого пересе­ления народов», поскольку с места снялись почти все народы Ев­ропы и произошла грандиозная перекройка этнографической кар­ты, сопровождавшаяся колоссальным перемещением разных пле­мен и народов. Именно в этот период закладываются основы со­временных народов Европы. Но из-под пепелищ великого пересе­ления в ряде случаев можно извлечь и древние традиции, пере­жившие бурное время.

Славяне появляются на исторической карте лишь в VI в., но яв­ляются одним из самых архаичных индоевропейских народов. Оче­видно, они либо не попадали в поле зрения древних авторов, либо были известны им под другими именами. Основную часть сведе­ний этого периода составляет четвертая книга Геродота - грече­ского историка V в. до н.э. Геродота часто называют «отцом исто­рии». Это не совсем верно. У него были предшественники в горо­дах малоазиатского побережья Эгейского моря. Сам Геродот ис­пользовал, в частности, труд историка и географа VI в. до н.э. Гека-тея. И тот и другой пользовались также сведениями, полученными от жрецов - традиционных хранителей исторической памяти наро­дов. Но Геродот особенно интересен потому, что он сам посетил Северное Причерноморье и дал описание Скифии во многом как очевидец. В книге «Геродотова Скифия» Б.А. Рыбаков дал самую высокую оценку добросовестности греческого историка. В этой книге Б.А. Рыбаков как раз и стремится отыскать славян па север­ной окраине Скифии. Он связывает со славянами одну из переска­занных Геродотом версий о происхождении скифов. Поддерживает Б.А. Рыбаков и выдвинутую ранее версию О.Н. Мельниковской о том, что так называемая милоградская культура VII—II вв. до н.э. была славянской и что именно племена этой культуры у Геродота названы именем «невры». Примечательно также, что лесостепная культура IX-VIII вв. до н.э. (так называемая чернолесская), сло­жившаяся еще в киммерийское время, По своей конфигурации сов­падает с архаичным слоем славянской топонимики. В целом же картина оказывается таковой, что на переходе от эпохи бронзы к железному веку славяне скрывались под разными именами и вхо­дили в состав разных в материальном отношении культур.

Но археологические и антропологические данные убеждают в том, что население лесостепной полосы не покинуло своих земель вместе с киммерийцами. Древнее население сохранилось также в Приазовье (меоты, синды и др.), которое, кстати, и могло принад­лежать к индоарийской ветви. Другое дело, что нам неизвестно, как далеко простирались славянские или другие местные языки на за­пад в Центральную Европу и где вообще эти языки зародились. Та же упомянутая выше тшинецкая культура старше чернолесской на полтысячелетия и простирается до центра Европы, а появление в Центральной Европе культуры колоколовидных кубков относится ко времени еще на полтысячелетия более раннему.

Геродот более, чем кто-либо из его предшественников, обра­щал внимание на обычаи разных племен, почему его справедливо считают «отцом этнографии». По-своему это было закономерно. Развитие классового общества и государственности в Греции отда­ляло греков от «варваров», делало более заметными отличия их обычаев от тех, что сохранялись народами с еще прочным племен­ным строем. И слушатели его «Истории» теперь уже с удивлением узнавали о таких странных обычаях, которые в большой мере были свойственны и их собственным предкам.

Необходимо помнить, что обычаи, даже самые будто бы неле­пые, чаще всего являлись спутниками определенных верований. Геродот старался понять именно религиозные истоки странных для эллина эпохи расцвета Древней Греции обычаев разных наро­дов, естественно, обращая внимание прежде всего на экзотические особенности. Вместе с тем он склонен и сомневаться в правильно­сти отдельных рассказов, если они оказывались слишком непохо­жими на то, с чем ему постоянно приходилось сталкиваться. И не верил он не только тому, что существуют, например, люди с козли­ными ногами, но и тому, что финикийцы действительно обогнули морем Африку. Геродоту показалось невероятным, чтобы солнце вдруг стало светить с другой, северной стороны, поскольку понятия об экваторе не было. Зато теперь его можно поблагодарить за столь ценные сведения, в реальность которых сам он не верил.

«История» Геродота, как и все сочинения того времени, пред­назначалась для чтения перед публикой. Поэтому в ней много от­дельных рассказов, занимательных для слушателя.

Помимо «Истории» Геродота, в данном разделе помещаются сведения античных авторов о венетах-венедах. Сведения эти не от­личаются такой цельностью, как рассказ Геродота, но это именно те сообщения, которыми пользуются в разысканиях о начале сла­вянства.

Как было сказано, в германской средневековой литературе «ве­нетами», «венедами», иногда «вандалами» именовали либо всех славян, либо их прибалтийскую часть. «Вендами» вплоть до XVIII' в. называли себя сами балтийские и полабские славяне. Вопрос об их тождестве, однако, наталкивается на очевидное противоречие: об­ласть первоначального расселения венедов не совпадает с терри­торией достоверно известных славян. Племена венедов уже в рим­ское время шли по берегам Балтийского моря, куда славяне прихо­дят лишь в VI в. Но позднее название Балтийского моря как «Ве-нетского» закрепляется лишь за одной его частью - Рижским зали­вом, то есть опять-таки областью, куда славяне не доходили. А «Венетским» эту морскую акваторию называют и авторы XVI в. Олаус Магнус и Герберштейн.

Помимо проблемы соотношения венедов и славян, выяснения причин их позднейшего смешения, существует еще проблема соот­ношения разных этнических групп, носящих название «венеты». Некогда венеты (энеты) жили на южном побережье Черного моря в Малой Азии, где их остатки находил еще и географ II в. до н.э. Страбоп. Эти венеты согласно преданию целиком или частично переселились в Европу, где во времена Юлия Цезаря существовали три группы племен с таким названием: венеты на полуострове Бретань в Галлии, венеты в долине реки По (Пад) (память о них живет в названии города Венеция), а также упоминавшиеся уже балтийские венеты. Данных о британских венетах мало, а потому трудно проводить какие-либо сопоставления их с другими группа­ми венетов. Что же касается венетов малоазиатских и адриатиче-ских, а также венетов прибалтийских, то о их связи в какой-то мере можно говорить. И римляне, и венеты адриатические считали себя переселенцами из Малой Азии, покинувшими родные места после падения Трои. Может быть, эти предания послужили причиной то­го, что венеты никогда не воевали против римлян.

В античной традиции интерес к венетам адриатическим был связан главным образом с тем, что через них в Средиземноморье поступал балтийский янтарь. Месторождение янтаря связывали с рекой Эриданом, которую отождествляли либо с По, либо с Роной (Роданом) в Южной Галлии, либо с северной рекой Рулон (предпо­ложительно Неманом). Еще в IV в. до н.э. северные страны посе­тил Пифий из Массилии (Марселя), добравшийся до «твинонов», поставлявших янтарь. Запискам Пифия многие не верили. Вів. н.э. Плиний Старший написал целое исследование о янтаре, где рас­смотрел разные версии о местоположении легендарной реки Эри-дан. В его время уже точно было известно, где именно добывается янтарь: при императоре Нероне (54-58 гг.) на поиски янтарной ре­ки было отправлено специальное посольство, которое достигло янтарных берегов и вернулось с богатейшими подарками с побе­режья Балтики.

В литературе обьино разные группы венетов-венедов рассмат­ривают как различные по происхождению племена. Но у самих ве­нетов, похоже, жили предания о связи их с малоазиатскими вене­тами. Вождем венетов в «Илиаде» Гомера назван Пилимен. У Ти­та Ливи, римского историка рубежа новой эры и уроженца адриа-тической Венеции, он носит имя «Палемон». Палемон почитался венетами адриатическими и, возможно, также венетами балтий­скими. Примечательно, что это имя носил легендарный предок династии литовских князей. Имя это греческое (означает «борец», «борющийся»), следовательно, занесенное в Прибалтику с юга. В позднейшей традиции Палемона считали племянником Нерона, в чем, возможно, отразилась память о римском посольстве эпохи Нерона. По побережью Балтийского моря были распространены предания о постройке здесь городов Юлием Цезарем Августом. Нерон был последним из рода Юлиев (все они носили имя Юлий Цезарь Август), причем род этот особенно настойчиво подчерки­вал свое родство с троянцами.

Сознанием родства, возможно, объясняется и тот любопытный факт, что именно через венетов адриатических шла торговля Бал­тийским янтарем. Плиний Старший сообщает, что у венетовских женщин янтарь был в изобилии, причем использовали его не столько в качестве украшений, сколько в виде лечебного средства от ряда женских болезней.

О времени появления венедов «по берегам Венедского залива» письменных данных нет. Но интересно, что именно в эпоху Троян­ской войны на этой территории появляется явно пришлое населе­ние, отмечаемое вдоль побережья антропологами. Население это отличалось от местного прибалтийского более узким лицом, и сей­час их потомки составляют довольно многочисленную часть в при­брежном населении Литвы, Латвии и Эстонии. Известный антро­полог Н.И. Чебоксаров, изучавший состав населения Прибалтики в 1952 г., выделял эту специфическую группу как «поптийскую», то есть причерноморскую. Давно было замечено также, что в так на­зываемой поморской культуре (VII—II вв. до н.э.) распространены «лицевые урны» - погребальные урны со стилизованным изобра­жением на них человеческого лица. Подобные урны ранее были из­вестны в Трое. Позднее они встречаются также у этрусков в Италии.

Вопрос о взаимоотношениях разных групп венетов в настоящее время не решен.

Великое переселение народов - эпоха, в которую погибает ка­завшаяся вечной Римская империя, гибнет античный мир и начи­нается средневековье, одним казавшееся мрачным, другим - оздо­ровляющим. Эпоху великого переселения датируют обычно IV-VI вв. н.э. В действительности началось оно раньше: с конца последнего тысячелетия до нашей эры устремляются на юг некоторые народы с побережья Северного и Балтийского морей, постоянно надвига­ются разные, в основном ираноязычные, племена с востока (сар­маты, аланы, роксаланы). Кельты и германцы теснят друг друга с одних и тех же территорий, то продвигаясь к границам империи, то уходя далеко на север или на восток, разорванными группами рас­селяются остатки некогда обширного фракийского мира. О многих племенах и языках и вовсе ничего не известно, поскольку у них не нашлось непосредственных наследников.

И все-таки эпоха великого переселения отличается от предше­ствующих. Отличается не столько масштабами переселений, захва­тившими огромные территории, сколько условиями, в которых они совершались. На рубеже нашей эры племена и народы часто гнали те или иные стихийные бедствия, может быть, перенаселенность и нищета. В IV в. народы снимались с насиженных мест, не выдержав первых испытаний богатством. Во II—IV в. в Причерноморье скла­дывается яркая и быстро прогрессирующая Черняховская культура. Пестрая в этническом отношении, она предстает довольно одно­образной на больших пространствах. Это свидетельство широких культурных и экономических связей. Недаром ученые говорят о процессе формирования в ее рамках новой народности, а также государственности. В Центральной Европе, вдоль границ Римской империи, возникают подобные культуры в рамках так называемого «кельтского ренессанса» - возрождение некоторых кельтских тра­диций в условиях ослабления влияния римских культур. Начало эпохи великого переселения обычно связывают со вторжением в конце IV в. в область Среднего Подунавья гуннов и союзных с ни­ми или же подчиненных им племен. Сюда уходит большая часть населения, занимавшего Северное Причерноморье, того населе­ния, которое и составило ранее Черняховскую культуру. Сюда же продвигается ряд племен с побережья Балтийского и Северного морей. Здесь смешивались и сталкивались разные языки, но не языки разделяли союзы племен.

Много загадочного несут в себе гунны. Принято считать, что это те самые племена, которые китайские летописцы еще до нашей эры называли «жун». Но название «гун» может относиться к раз­ным племенам, потому что в уральских языках оно означает чело­века, мужа вообще. В Европе были и «свои» гунны - так называлось одно из крупнейших фризских племен у побережья Северного моря, и по имени этого племени занимаемая им область называлась Гун-наланд. Этих гуннов знали по всему северу Европы, и с ними, оче­видно, связаны северные имена Гунар, Гундобад, Гундерикс и т.п.

Гунны в Причерноморье впервые упоминаются около 160 г. Дионисием Периегетом, а двумя десятилетиями позднее крупней­ший географ этого времени Птолемей помещает их между бастар-нами и роксаланами у берегов Борисфена - Днепра. Гунны, следо­вательно, изначально входили в союз племен, составивших Черня­ховскую культуру, задолго до появления здесь тюркоязычных пле­мен. Многие римские и византийские авторы IV-V вв. помещают родину гуннов на «севере». Приск Панийский, ездивший к гуннам в V в., указал на наличие у них разных языков. Собственно «гунн­ский» язык отличался от языка племенной верхушки гуннов. На гуннском языке, в частности, напиток назывался «медос», а яства ~ «стравой». «Мед» в качестве напитка известен не только славянам. «Страва» же, видимо, указывает на славян. В Древней Руси этим словом обозначалось вообще продовольствие, довольствие, а позднее также подати, выплачиваемые продовольствием. В диа­лектах слово жило до самого недавнего времени.

Предполагается, что собственный язык гуннов был тюркским. В именах гуннов есть отдельные тюркские имена, однако их не­много. Большинство имен гуннских предводителей, включая Ат-тилу, индоевропейские. «Гуннское» название реки Днепр «Вар» -одно из главных обозначений воды (реки, моря) в индоевропейских языках.

Аттиле удалось создать огромный союз племен от Черного моря до Рейна. Но союз этот оказался крайне непрочным. Римля­нам удалось взорвать его изнутри, в результате чего в знаменитой битве 451 г. на Каталунских полях в Галлии (современная Франция) Аттила потерпел поражение. Через два года он при загадочных обстоятельствах скончался, а вскоре в результате очередного столкновения варварских племен на Дунае гунны были снова раз­громлены - на сей раз своими бывшими союзниками - гепидами. Как сообщает Иордан, они вернулись назад на восток, к Причерно­морью. С ними были, очевидно, и некоторые из оставшихся вер­ными им союзников, в том числе одна группа ругов (другая часть ругов выступала на стороне гепидов). Крушение гуннской державы привело к созданию вдоль римских границ ряда варварских коро­левств. В 476 г. пала Западная Римская империя, а несколько позд­нее на территории у Италии возникает королевство остготов. Тем временем на огромных пространствах от Иллирии до Днепра при­ходят в движение славянские племена, которые вскоре окажутся у побережий Северного и Балтийских морей, Адриатики, Эгейского моря, заселят Балканы, включая ряд островов Средиземного моря, большими группами проникнут в Малую Азию, ассимилируют многие народы в одних случаях и ассимилируются сами в других. Где они жили раньше, под какими именами скрывались? Об этом историки, как было сказано, спорят. Широкое распространение славянской речи в VI в. свидетельствует о многочисленности сла­вянских племен и, следовательно, весьма широкой исконной тер­ритории, на которой эти племена разрастались. Архаичный строй славянских языков свидетельствует также о большой их древности. Но в VI в. они явно разрастаются за счет включения в свой состав иных языков, иных народов. В числе последних, по-видимому, од­ним из наиболее значительных были племена венетов, живших в римское время у юго-восточного побережья Балтики, а с первых веков нашей эры большими или меньшими группами устремив­шихся на юг, к Подунавью и Поднепровью, так что Иордану, исто­рику готов, они казались одной из ветвей славян.

В последующей эпохе в Европе завершается распад прежних племенных образований и начинается формирование новых этни­ческих общностей - народностей. В итоге великого переселения народов многие древние языки вообще перестали существовать, и их теперь трудно даже и развести по известным языковым груп­пам. Довольно скоро исчезает готский язык - один из наиболее по­пулярных в эпоху великого переселения, хотя бы потому, что готы возглавляли многие племенные союзы на разных территориях. Лишь в Крыму, где осела небольшая группа готов и где они нико­гда не господствовали, их язык сохранится до позднего средневе­ковья. Также лишь у небольшой группы венедов-венетов и, может быть, у рутенов Восточной Прибалтики сохранится свой язык до XIII и даже до XVI в. Большинство же их задолго до этого раство­рилось в иных племенах и народностях, главным образом славя­ноязычных.

Ученые считают, что процесс, приводящий через несколько столетий к формированию древнерусской народности и государст­венности, начинается примерно с VI в. Помимо славян, участника­ми этого процесса являлись и многие другие племена Центральной и Восточной Европы - балтийские, угро-финские, иранские, час­тично тюркские, может быть, еще индоарийские, германские, фра­кийские, венето-иллирийские и кельтские. Определить удельный вес их теперь не всегда возможно. Но надо иметь в виду, что про­сматривающиеся в разных источниках различия в описании обыча­ев и верований могут относиться как раз к многообразию истоков.

Иордан, живший в VI в., о многом пишет как очевидец. Расска­зывая же о предшествующей истории готов и связанных с ними племен и народов, он опирается на некоторые более ранние пись­менные источники, а также на устную традицию. Иордан одним из первых упоминает славян, причем ему известны какие-то предания, ведущие к IV в. Именно у Иордана венеты, склавины и анты рас­сматриваются как родственные племена. Именно Иордан проти­вопоставляет готов и ругов, не считая последних германским пле­менем. Мы необязательно должны верить Иордану, когда он, на­пример, относит к славянам венедов: славянской речи он, очевид­но, не знал. Но мы не можем не доверять ему, когда он исключает венедов и ругов из числа германских племен, поскольку германские языки были ему хорошо знакомы.

У Иордана, применительно к событиям IV в., упоминается и племя росомонов где-то в Поднепровье, что может расшифровы­ваться как «народ рос». Народ с таким именем упоминается в При­черноморье одним сирийским источником VI в. «Русы» в связи с событиями VI в. названы также в двух восточных источниках позд­нейшего времени. Отражались ли в них события VI в., или же позднейшие авторы перенесли в прошлое и позднейшую ситуацию, решить сейчас трудно. Но эти сведения могут быть сопоставлены с другими, воспроизводимыми в описанных источниках.

Многие географические наименования, встречающиеся у Иор­дана, с трудом поддаются расшифровке. Дело в том, что наряду с традиционными греческими он знал и современные ему названия, принадлежавшие племенам, населившим Причерноморье во II-V вв. Согласно традиции, большая часть Европы делится у Иордана на Германию и Скифию, которые граничат у истоков Дуная - Истра и бассейна Вистулы - Вислы. Восточное побережье Балтики в боль­шинстве географических сочинений средневековья включается в состав Скифии, почему иногда и само Балтийское море называется Скифским. Сами скандинавские племена подчас именуются «се­верными скифами». И означает это опять-таки не то, что они дей­ствительно были скифами, а то, что они не были изначально гер­манцами, которые проникают в этот район лишь с началом нашей эры, причем свевы, видимо, приходят сюда уже после распада гунн­ского союза.

Прокопий Кесарийский - крупнейший византийский историк середины VI в. характеризовал славян. Его данные признаются наиболее достоверными и продуманными. Византийский историк указывал на то, что славяне не знают судьбы. Действительно, пред­ставление о судьбе, столь значимое для большинства средиземно­морских и западноевропейских народов, у славян совсем иное. Язы­ческое мировоззрение знает и неотвратимый фатум - рок, и из­менчивую судьбу - фортуну. Славянское язычество принимало лишь второе. Это обстоятельство скажется позднее и на форме христианства: католичество больше акцентирует внимание на пре­допределении, нежели православие, распространяющееся преиму­щественно на славянских землях. На Руси не получит распростра­нение столь близкая Западу астрология, хиромантия, каббалистика. Отмеченное Прокопием Кесарийским отличие, с одной стороны, побуждает искать для славян какие-то отличные от романо-греческого мира условия формирования, а с другой - присматри­ваться и к особенностям отношения к судьбе, например, славян и русов.

У Прокопия Кесарийского мы находим и любопытные данные о варинах, или варнах, племени, которое позднее будет славянизи­ровано и станет славяноязычным племенем варны, но во время византийского хрониста сохраняло еще все свои этнографические и языковые особенности. Помимо Прокопия о варинах упоминал также предшественник Иордана, историк готов Кассподор. Касспо-дор указал, в частности, на то, что создатель государства остготов в Италии Теодорих назвал короля варнов сыном и получал от него оружие - обоюдоострые, широкие, косые, с изогнутыми краями ме­чи. Варны сами привозили в Италию оружие и вознаграждались из королевской казны. Упоминание это важно потому, что может ука­зывать на тот район, где производились славившиеся в Европе и за ее пределами мечи. Некоторые сведения о варинах имеются также у историка VI в. Агафия. Последний сообщает об участии отряда варинов в походе византийского полководца Нарзесса на Италию. Варнов, следовательно, в VI в. в Византии достаточно хорошо представляли.

Феофилакт Симокатта жил в первой половине VII в. В «Исто­рии» получили отражение события эпохи императора Маврикия (582-602). Приводимое описание свидетельствует о распростране­нии славянской колонизации до побережья Балтийского и Север­ного морей. Примечательно также использование в качестве по­сланников музыкантов-гусляров. У всех народов на стадии военной демократии барды-песнотворцм пользовались самым высоким уважением и авторитетом как хранители традиций народа.

«Житие святого Северина» отражает события, происходившие на территории того самого Норика, откуда летописец выводил по-лян-русь и вообще славянские племен


Поделиться:

Дата добавления: 2014-11-13; просмотров: 92; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.008 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты