Возникновение якобинской традициив историографии Французской революции.

Негативной трактовкой якобинцев и Ро­беспьера Мишле резко отличается от дру­гих представителей демократической исто­риографии того времени. Характерной чер­той последней был совершенно иной подход к якобинскому периоду Французской рево­люции. Либеральным и индивидуалист­ским «принципам 1789 года» историки-демократы противопоставили традицию якобинского «равенства и братства». Если либеральные историки считали якобинский режим, «временное господство массы» (Минье), лишь необходимым злом, оправ­дываемым чрезвычайными обстоятельства­ми, то историки-демократы именно в этом этапе революции усматривали воплощение ее истинных исторических задач. Господ­ство якобинцев было для них тем периодом, когда революция, разбив внешних и внут­ренних врагов, наметила контуры нового общества подлинного равенства и брат­ства. Поэтому, восприняв идею классовой борьбы, они делали основной акцент на борьбе между буржуазией и народом. Вы­соко оценивая историческую роль якобин­цев и Робеспьера, эти историки истолковы­вали ее в соответствии с идеалами и иллю­зиями мелкобуржуазной демократии того времени. Заметное место в демократиче­ской историографии занимала и трактовка Французской революции и якобинизма в духе тех социалистических идей, которые характерны были для Франции той эпохи.

Якобинская традиция в истолковании Французской революции начала формиро­ваться еще в канун революции 1830 г. В 1829 г. опубликовал свои «Мемуа­ры» бывший член Конвента Р. Левассериз Сарты. Он рассматривал революцию в кру­ге идей якобинцев 1793 г., к числу которых принадлежал в молодые годы.

Иначе подошел к якобинскому насле­дию Филипп Бюше(1796—1865). В 20-е го­ды он был карбонарием и участником сен-симонистского движения, а после револю­ции 1830 г. выступал как республиканец-демократ и один из основателей христиан­ского социализма. В 1834—1838 гг. он опубликовал совместно с П. Ру-Лавернем «Парламентскую историю Французской революции». Эта монументальная 40-том­ная публикация документов, сохраняющая значение до сих пор, содержит материалы протоколов законодательных органов ре­волюции, Якобинского клуба, Парижской Коммуны, Революционного трибунала и другие источники.

В сопроводительных статьях Бюше из­ложил свою концепцию Французской рево­люции, которая была попыткой опереться на якобинскую традицию для обоснования идей «социального католицизма». Задачей революции, утверждал Бюше, было прове­дение в жизнь возвещенных Евангелием нравственных принципов равенства и брат­ства. Ближе всего к этой провиденциаль­ной цели стояли Робеспьер, Сен-Жюст и их сторонники (хотя Бюше и порицает их за враждебность католицизму), которые от­вергали эгоизм во имя добродетели и брат­ства. Якобинцам противостояли «материа­листы», сторонники индивидуализма и ма­териального интереса. К материалистам Бюше причислял жирондистов, дантони-стов и эбертистов, действия которых иска­жали революцию и отклоняли ее от истин­ного пути.

Наиболее ярким представителем «ро-беспьеристского» направления во фран­цузской историографии XIX в. был Луи Блан(1811—1882), демократический пуб­лицист и историк, создатель одной из соци­алистических доктрин того времени, кото­рая потерпела полную неудачу во время революции 1848 г. В 1847 г. вышли два тома его «Истории Французской револю­ции»; труд (12 томов) был завершен в 1862 г. Хотя Л. Блан не работал во фран­цузских архивах (главную часть истории революции он писал в эмиграции), его книга содержала громадный и во многом новый для того времени материал, почер­пнутый в коллекциях (в том числе руко­писных) библиотеки Британского музея. Л. Блан был первым историком Француз­ской революции, который дал в своем труде примечания, указывавшие на использован­ные им источники.

Развитие истории Луи Блан считал закономерным и поступательным движени­ем к истине, справедливости и счастью. В его основе лежит последовательная сме­на трех великих принципов — авторитета, индивидуализма и братства. Индивидуа­лизм, провозглашенный Реформацией и Просвещением, стал принципом буржуазии; братство, исходящее из Евангелия, нашло свое воплощение в Крестьянской войне в Германии, в идеях анабаптистов, Руссо и Мабли.

На этой основе Л. Блан строил общую схему истории Французской революции: он различал в ней две совершенно различные революции. Одна из них, революция 1789 г., сокрушила авторитет во имя инди­видуализма; это была победа буржуазии, которую она одержала благодаря народу. Защитниками индивидуализма были Учре­дительное собрание, воплотившее идеи Во­льтера, затем жирондисты. Вторая револю­ция — революция 1793 г.— была бурной, но неудачной попыткой утвердить принцип братства. Его глашатаями были Робеспьер и якобинцы, духовным предтечей — Руссо, его воплощением — Конституция 1793 г.

Л. Блан идеализировал Робеспьера и не задавался вопросом о реальной социаль­ной обусловленности его идей и политики. Он резко отрицательно относился к деяте­лям, стоявшим левее своего героя. Эберти­стов он, подобно Бюше, причислял к пред­ставителям «индивидуализма», в Жаке Ру видел «злодея и фанатика».

Установленный революцией индивидуа­листический порядок, считал Луи Блан, должен быть заменен порядком братства и «организацией труда», которые, как он полагал, в равной мере соответствуют и ин­тересам рабочих, и верно понятым интере­сам буржуазии.

Исторические взгляды французских коммунистов 30—40-х годов XIXв. В связи с ростом противоречий между трудом и ка­питалом во время Июльской монархии, особенно в 40-е годы, получили распро­странение коммунистические идеи. Отстаи­вая коммунистический строй как наилуч­шее общественное устройство, его теорети­ки следовали традициям просветительской мысли XVIII в., обосновывали свой идеал, исходя из «вечных принципов» разума и справедливости. Поэтому история как нау­ка не вызывала у них большого интереса.

Тем не менее активное участие в идей­ной борьбе в качестве сторонников ко­ренного общественного переустройства по­буждало их к переосмыслению традиций революционного движения, прежде всего Великой французской революции. К ее истории коммунисты подходили с позиции

решительных критиков частной собствен­ности и буржуазного общества, защитни­ков обездоленных трудящихся масс. В духе всей демократической литературы того времени утопические коммунисты высоко ценили якобинцев и Робеспьера и идеали­зировали их на свой лад. Если мелко­буржуазные демократы и социалисты виде­ли в робеспьеризме предтечу «равенства и братства», то некоторые коммунисты сближали его с коммунизмом. Но пробива­лась и критическая оценка Робеспьера и политики якобинского Конвента.

Теоретиков коммунизма интересовали Бабёф и движение «равных», которых они оценивали в зависимости от характера соб­ственных коммунистических систем.

Возрождение коммунистических идей в литературе первой половины XIX в. свя­зано с именем соратника Бабёфа Филиппа Буонаротти(1761 — 1837). В 1828 г. вышла его книга «Заговор во имя равенства, име­нуемый заговором Бабёфа», содержавшая воспоминания автора и подлинные доку­менты бабувистского движения. До сих пор она остается одним из главных источников по истории движения «равных». Буонарот­ти был горячим приверженцем Робеспьера. Он рассматривал его как прямого пред­шественника бабувистов, друга «истинного равенства», понимаемого как «общность имуществ».

Автором ряда крупных исторических сочинений был Этьен Кабе (1788—1856), теоретик мирного «икарийского» комму­низма. Особенно известна его 4-томная «Народная история Французской револю­ции» (1839—1840), введением к которой служил «Очерк истории французов». Кни­га была задумана как история революции, написанная для народа и с народной точки зрения. Революция XVIII в. рассматрива­ется Кабе с позиции признания борьбы между аристократией и «демократией», с одной стороны, и между буржуазией и на­родом внутри «демократии» — с другой. Видя в народе главную силу революции, Кабе обличал политику буржуазии, кото­рая стремилась удержать народ в угне­тенном положении; примечательно, что он назвал закон Ле-Шапелье «угнетатель­ским декретом». В то же время он пола­гал, что противоречия между буржуа­зией и народом не были непримиримы, их разжигала «макиавеллистская» по­литика аристократии. Кабе доказывал, что эти противоречия могли бы примирить яко­бинцы. Политику якобинцев он рассматри­вал как попытку осуществить переустрой­ство мира на основе принципа подлинного равенства, или «общности». Кабе полагал, что Робеспьер был близок к коммунизму, и упрекал его за то, что в нужный момент он не проявил должной решительности.

Значительно глубже, хотя и в рамках рационалистической манеры мышления, подошел к трактовке якобинцев Теодор Дезами(1803—1850), наиболее яркий тео­ретик революционного коммунизма 40-х го­дов. Признавая большие исторические за­слуги деятелей 1793 г., он не наделял их коммунистическими стремлениями. Напро­тив, он полагал, что якобинцы не дошли до ясного понимания значения общности иму­ществ, к которой, по мнению Дезами, ин­стинктивно стремился народ, не отразили этой идеи в Конституции 1793 г. В резуль­тате якобинцы потерпели поражение и ре­волюция была приостановлена «термидо­рианским топором».