Понятие знака. Его составляющие, его сущностное свойство. Ассиметрия языкового знака.

Знак – объект семиотики. Семиотика появилась в начале ХХ века, представляла собой метанауку, ее статус до сих пор спорный. Основатель семиотики американский логик Чарльз Пирс.

классификация знаков Пирса:

- индексы (смежность) – местоимения и местоименные наречия, шифтеры. Критерий: соотношение между означающим и означаемым. # дым и огонь;(настоящее время)

- иконы (подобие) – звукоподражательные слова, порядок слов в предложении – veni, vedi, vici (пришел , увидел, победил). # Осторожно! (прошедшее время)

- символы (большинство знаков), будущее время.

Фердинанд де Соссюр сформулировал основы семиологии = семиотики. Пирс представлял семиотику как универсальную алгебру отношений. Соссюр говорил о ней как о психологической надстройке над всеми гуманитарными науками.

Согласно логико-философской традиции Мориса знак – некий материальный носитель, представляющий другую сущность. По лингвистической традиции Соссюра знак – двустороння сущность, знак – означающий (план выражения), а то что он представляет означаемое (план содержания).

Знаковый процесс = семиозис – некоторая ситуация, включающая определенный набор компонентов. В основе семиозиса передать сообщение В лицом А лицу Б в среде Г и учитывать код Д, задающий соответствие означаемых и означающих.

Код – система, включающая структуру знаков и правила ее функционирования. Естественный язык.

Структура состоит из самих знаков и отношений между ними.

Факторы семиозиса по Пирсу:

1) то, что выступает как знак (знаковое средство)

2) то, что указывает знак (десигнат)

3) воздействие в силу, которого соответствующая вещь оказывается для интерпретатора знаком (интерпретанта)

4) интерпретатор

Основные части семиотики:

- Синтактика – изучает отношения между знаками и их составляющими (означающие)

- Семантика – изучает отношения между означающим и означаемым

- Прагматика – изучает отношения между знаком и интерпретатором

Сущностное свойство знака – ассиметрия. Ассиметрию языкового знака ввел Карцевский. языковой знак постоянно стремится расширить либо план выражения, либо план содержания.

Если расширяется план выражения, наблюдается синонимия:

план выражения план содержания

аэроплан летательное

самолет судно

Если расширяется план содержания, наблюдается омонимия:

план выражения план содержания

лисичка гриб

животное

Иногда в одном звучании совпадают совершенно разные слова:

брак

11. Основные свойства языкового знака.

Независимо от того, имеется ли в виду сфера специального, узкопрофессионального общения или же речь идет о передаче информации общедоступной, рассчитанной на самого широкого потребителя, знак, как мы видим, имеет преднамеренную, целенаправленную природу, он специально используется для передачи определенного смысла. Преднамеренность - первое из свойств знака. И отсюда же вытекает второе его важнейшее свойство: двусторонность. В самом деле, у знака обязательно должны быть две стороны: идеальная, внутренняя (то, что передается, - значение, смысл, или, еще по-другому, семантика2) и материальная, внешняя (то, чем передается, - форма). Эти две стороны знака называют планом содержания и планом выражения.

Материальная сторона знака, его план выражения, может быть самой разной - лишь бы она воспринималась органами чувств: слухом, зрением, осязанием... Подавляющую часть информации о мире человек получает с помощью зрения. И не случайно те примеры знаковых ситуаций, что приводились выше, имели визуальную, зрительную природу. Но если говорить о знаке языковом, о единицах человеческого языка, то его основная материя, конечно же, звук. Это важно подчеркнуть, так как сегодня, в эпоху поголовной грамотности, человек привыкает к письменной форме языка. Привыкает настолько, что зрительный образ слова теснит в нашем сознании образ слуховой. И все же не будем забывать о том, что основная материальная форма существования языка - это звук, колебания воздуха. На протяжении сотен и сотен тысячелетий человеческий язык существовал исключительно в звуковой форме (еще ему, конечно, помогали жесты), и только в последние несколько тысячелетий этому способу передачи информации сопутствует письменность. Не забудем также о том, что еще совсем недавно целые народы пользовались языком исключительно в его устной, звуковой форме: письменности они просто не знали.

А должен ли знак быть похожим на то, что он обозначает? Или хотя бы напоминать? Нет, это не обязательно. Скорее наоборот: знаки, подобные тому, что они обозначают (их называют иконическими), - довольно редкий случай. Вот над булочной висит крендель. Над мастерской по ремонту обуви - сапог. Перед пешеходным переходом стоит треугольник с изображением шагающего человека. (Кстати, многие знаки дорожного движения - иконические.) Слово кукушка похоже на тот звук, который издает данная птица. И другие звукоподражательные или звукоизобразительные слова - скрипеть, булькать, чавкать, гром, писк, шипение - тоже можно считать иконическими знаками. Но в целом это скорее исключение. А нормально для знака как раз обратное: условная связь между планом выражения и планом содержания. Цветок на окне означает: "сюда нельзя, явка провалена". Но если мы договоримся о другом содержании знака, он может обозначать, например: "заходи, я жду". Кстати, и крендель, висящий над булочной, вовсе не означает, что здесь продаются крендели: может быть, их в этой булочной испокон веков и не было. А уж слова-то сплошь и рядом демонстрируют свою условность как названий. Чем, скажите на милость, слово кастрюля похоже на сам предмет? А слово зеленый чем похоже на соответствующий цвет? Да ничем. Именно поэтому одни и те же предметы в разных языках называются по-разному. Получается, что в основе названия лежит договоренность, соглашение, конвенция. Мы, то есть коллектив людей, как бы решили придать данной звуковой форме данное содержание; так появляется знак. Конвенциональность - третье основное свойство знака.

Но знак никогда не существует изолированно, сам по себе. Он всегда входит в целую систему, действует на фоне своих "собратьев". Поэтому подписать конвенцию, договориться о содержании знака на практике означает разделить сферы влияния знаков: вот это обозначает то-то, а вот это - другое...

Один мой знакомый, приехав за границу, поселился в недорогой гостинице. Ванной и туалета в номере не было. Поэтому вечером с полотенцем через плечо он отправился в конец коридора. Там он увидел дверь, на которой был изображен равносторонний треугольник, - и все, никакой надписи. Что должен был сделать мой знакомый? Потоптавшись, он пошел в другой конец коридора: а что нарисовано там?

Там на двери оказалось изображение круга. И, слегка посомневавшись, мой знакомый повернул обратно... Действительно, треугольник с вершиной, обращенной вверх, мог бы символизировать женский силуэт - скажем, если бы он был противопоставлен треугольнику, обращенному вершиной вниз: это бы обозначало, условно говоря, "широкобедрость" женской фигуры и противостоящую ей "широкоплечесть" мужской. Но в нашем случае треугольник оказался противопоставленным кругу, и это все меняет. Треугольник уже читается как символ "угловатости" мужской фигуры по сравнению с "округлой" женской. Знак обретает значение в противопоставленности другому знаку.

Еще пример, тоже из "заграничной" практики. Русский турист в Болгарии собирается позвонить по телефону-автомату. Сняв трубку, он слышит: "туу-туу-туу..." - и с досадой вешает трубку на место. Однако и в соседнем автомате ситуация повторяется: то же самое "туу-туу-туу" в трубке и в третьем, и в четвертом... "Ну ни один автомат не работает!" - в сердцах чертыхается турист, и невдомек ему, что в данной стране прерывистое "туу-туу-туу" - это нормальный телефонный "фон", эквивалентный нашему непрерывному гудку, это знак: "набирайте номер". Но для того, чтобы понять это, надо знать: а каковы другие знаки в данной системе? Какие есть еще гудки? И опять конвенциональность знака оборачивается его обусловленностью: каждый знак - член своей системы. Обусловленность - четвертое свойство знака.

Нетрудно показать это и на примере языковых единиц. Так, слова в целом образуют систему, и эта система складывается из множества частных подсистем. Одна из них - названия цветов солнечного спектра: красный, оранжевый, желтый, зеленый... Не будем сейчас говорить о стоящих за этими названиями понятиях - этому найдется другое место. Но вот что любопытно: во многих языках русским названиям голубой и синий соответствует одно слово. Например, для немца цвет чистого неба, василька и полоски леса на горизонте будет все blau. Der Blaufuchs - так по-немецки называется голубой песец (букв. 'голубая лиса'), а die Blaubeere - черника (букв. 'синяя ягода'): первая часть в этих немецких словах одинакова... Нет, конечно, при необходимости можно различить данные цветовые оттенки - скажем, при помощи определений himmelblau - 'небесно-голубой' и dunkelblau - 'темно-синий'. Однако в огромном большинстве случаев немец скажет просто blau, без всяких уточнений. Не получается ли тем самым, что значение слова синий в немалой степени зависит от того, есть ли в данном языке слово голубой или нет? Если есть (как в русском), то объем его семантики сужается, если нет (как в немецком), то соответственно возрастает... Как писал Велимир Хлебников, "каждое слово опирается на молчание своего противника".

Еще один пример из области лексики. В ее состав входит подсистема названий частей тела. Мы все активно используем в своей речи слова рука, плечо, локоть, колено, бедро, живот и т.д. и абсолютно уверены в их значении. У каждой единицы своя сфера действительности, свой обозначаемый предмет, свои отношения с другими словами. Что такое, например, плечо? Это часть тела, ограничиваемая с одной стороны грудью и шеей, а с другой стороны рукой. Так сказать, 'то, что между рукой, шеей и грудью'. Точно так же бедро для нас - это 'то, что между боком, пахом (или животом) и ногой'... Но возьмем медицинскую терминологию. Это в некотором смысле другой язык, отдельная лексическая подсистема. И оказывается, что здесь знакомые нам слова употребляются в несколько ином значении. Если в обыденной речи значение слова плечо определялось его отношениями со словами грудь, шея, руки, то в медицине это 'кость от плечевого сустава до локтевого'. Бедро здесь 'кость от тазобедренного сустава до коленного'. Как видим, значения данных слов определяются здесь уже иными "партнерами" - и прежде всего словом сустав (которого, прямо скажем, нет в обыденной речи). Опять получается: содержание знака обусловлено содержанием других знаков, всем устройством данной системы, лежащей в ее основе конвенцией. Можно сказать, что языковой знак есть производное от языка как целого.