Вайшьи и производство знака

Третья каста – вайшьи. В индуистской традиции считалось, что вайшья является неким «усеченным кшатрием», у которого жизненная экспансия направлена на материальное обустройство.

Показательно, что, с точки зрения теории трех гун, вайшьям соответствует не отдельная гуна, но смесь кшатрийской гуны раджас (огонь, жар, экспансия) с низшей гуной тамас (мрак, тяжесть, косность). По качественной стороне сакральность крестьян и ремесленников сближалась с сакральностью касты воинов. Показательно, что подчас именно из третьей касты формировались войска ополчения.

В Индии вайшьи считались благородной кастой, «дваждырожденными». В их число входили свободные крестьяне, ремесленники, купцы и все, кто обладал собственностью на средства производства, будь то мотыга или целый цех.

Вайшьи имели свой тип сакральности, такой же деятельный, как и в случае кшатриев, но обращенный к сфере материальных предметов.

Высшим кастам – кшатриям и брахманам было категорически запрещено заниматься физическим трудом. Брахманы из дел должны были осуществлять только ритуалы, требы, а кшатрии – практиковаться в воинском искусстве, то есть скорее разрушать, чем создавать. Физический труд считался для высших каст «грехом», потому что в сакральном обществе все, связанное с физическим трудом, относилось к низшей сфере материи, периферийным аспектам реальности. Брахманы и кшатрии были изъяты из трудового процесса, выступая как онтологические гаранты этого процесса.

Вайшьи принадлежали к числу людей, которые, напротив, организовывали трудовой процесс. От простых наемных рабочих их отличало то, что создавали они не вещь (товар), но знак. Данная людям материальная реальность должна была быть преображена и из грубой материи претворена в некую форму, имеющую сакральное значение. Знаковая сторона объекта в определенной степени растворяла его материальную природу. Циркуляция вещей была циркуляцией сакральных знаков, практическое их применение – неотрывно связывалось с их символическим зарядом.

Выше мы говорили о случаях неправомочной узурпации брахманами полноты конкретной политической власти и обратной этому «революции кшатриев».Уже в древности мы видим первые попытки представителей третьей касты заявить претензии на власть, противопоставив свои кастовые особенности высшим кастам. Это явление нашло отражение в философии и в политике. Как правило, вайшьи становились носителями идеи «эгалитаризма», «равенства», подспудно отрицая не просто право высших каст на полноту власти, но и саму кастовую систему. В религиозной сфере это, в частности, проявилось в раннем индийском буддизме «хинаяны» («малая колесница»), объявившем о том, что «принадлежность к кастам не играет более никакой роли». Позже в других контекстах буддизм сильно видоизменился – кое-где сочетаясь с жреческим (брахманическим) элементом (Китай, Тибет, Монголия), а кое-где став формой кшатрийской сакральности (некоторые буддистские школы Японии, Кореи).

В социально-политической сфере этому соответствовала ранняя демократия греческих полисов – в частности, Афинская демократия.

Показательно при этом, что «революция вайшьев» вообще не учитывала низшую касту – «шудр». Из разряда «общечеловеческого» исключались «рабы», «шудры», которые оставались вне зоны внимания такого эгалитаризма. Когда в Новое время в Европе произошла цепочка «буржуазных революций», т.е.захват власти представителями третьей касты, третьего сословия, еще долгое время сохранялось рабство, поражение в правах некоторых социальных и этнических категорий. Кроме того, в «общечеловеческое» третья каста традиционно не включала и женщин, которые наряду с рабами по законам патриархата считались «имуществом» свободного гражданина. Поэтому феминисткам и суфражистскам потребовалось немало времени, прежде чем получить право голосовать вместе с мужчинами, когда европейские демократии были уже в самом расцвете.

Четвертая каста – шудры. Шудры аналогичны тому, что в Древнем Риме называли «proles» – «производитель детей», – т.е. «пролетариат». Шудры сами по себе не могли произвести ничего, кроме потомства, не были способны к организованной деятельности, не обладали развитыми техническими навыками. Они не имели своих особых ритуалов и гражданских прав. В других системах их аналоги принято называть «рабами», в Средневековье – «серфами» («слугами»). Шудры в сакральном обществе были чернорабочей силой, инаковой по отношению к другим элементам кастовой системы.

В категорию шудр попадали представители иных племен и народов – либо пленные, либо автохтоны завоеванных территорий. Поэтому они считались «подкастовыми» существами, потерявшими свою качественную природу. В некотором смысле, они не рассматривались как разновидность людей: кастовая система, в целом, исчерпывалась первыми тремя кастами.

Шудры ассоциировались с тьмой, чистым количеством, материей, с силой, называвшейся по-индийски «тамас».

Индусы считали, что шудры не должны участвовать в полноценной сакральности, так как они принадлежат мирам крайней периферии. Именно в этой касте проявляет себя материальность, пребывают вещи, лишенные своего символического значения. Но и у шудр существовали свои обычно смутно описываемые обряды – они поклонялись «теням» и «низшим демонам», «скорлупам» полноценной мифологии. При этом для шудр были открыты и иные возможности, они могли принимать участие в полноценной структуре Политического косвенно – через добросовестное служение своим хозяевам – вайшьям или кшатриям.

Кастовая система в традиционном обществе структурирована исключительно по функциональному признаку. Человек, рожденный в определенный касте, мог и должен был выполнять вполне конкретные сакральные или политические функции. Брахманы были не лучше, чем кшатрии индивидуально, а кшатрии не лучше вайшьев, они просто считались обладающими разной внутренней природой, которая влияла на характер их соучастия в сакральной структуре Политического. Хорошие (и плохие) люди могли быть среди представителей всех каст, включая низшие, но при определении касты речь шла не об индивидуальных качествах, а об «объективной» структуре специфической природы, позволяющей (или не позволяющей) выполнять конкретные функции.

Природа шудр считалась природой тамаса, и соответственно этому формировалось отношение к ним остальных каст. В индивидуальном плане и среди шудр появлялись замечательные личности, которые могли достигать вершин святости через аскетические подвиги, йогическую практику, созерцание. Шудрами были некоторые выдающиеся «пандиты» Индии, сказители сакральных эпосов. Шудра в индивидуальном порядке мог реализовать «высшее тождество», т.е. стать божеством, абсолютом. Но это никак не влияло на структуру его участия в сакральной структуре Политического. Даже в этом случае шудра не мог бы занять в кастовом обществе высокого положения, аналогичного высшим кастам – да и ему в голову это не могло прийти, ведь претендуя на это, он сам рушил бы сакральное основание всей системы, в центр которой он попал благодаря своим личным усилиям.

Кроме шудр существовала еще категория париев, изгоев общества, называемых «чандалами». Они были полностью исключены из пределов кастовой системы. Согласно древнеиндийским законам Ману, им даже запрещалось пить из колодцев – влагу им можно было добывать только из дождевых луж, скопившихся в следах диких зверей.

В индуизме есть представление о легендарном первочеловеке-Пуруше, из фрагментов тела которого возникли первые люди. Брахманы произошли изо рта Пуруши, кшатрии – из рук и плеч, вайшьи – из бедер, а шудры – из стоп ног. Чандалы же произошли из пыли под ногами Пуруши. Иными словами, еще ниже шудр было зарезервировано место для совершенно подкастовых существ, находящихся ниже критической черты человеческого.

В этом можно увидеть иллюстрацию модели максимального гуманизма. – Кастовая система открыта и сверху, и снизу. Сверху – над брахманами – стоит легендарная фигура царя-жреца, который больше, чем человек. Снизу – под шудрами – располагаются парии, которые ниже, чем человек. Сакральная структура Политического в традиционном обществе расположена между этими двумя нечеловеческими полюсами – сам человек есть струна, натянутая между небом и преисподней, между ангелом и зверем (бесом).

Для самих членов традиционного общества кастовый институт рассматривается как нечто вечное и постоянное. Если в нем происходят какие-то изменения, эволюция (дословно, «развертывание»), то скорее всего они направлены в негативную сторону, как и всякая «новизна», представляют собой упадок и регресс.

Отсюда важный пункт в оценке традиционалистами истории Политического: тезис о деградации каст, о процессе перехода власти в обществе от высших каст к низшим.

Первый этап этого процесса деградации каст – исчезновение, сокрытие царей-жрецов, перемещение этой ключевой касты в мифическую плоскость. Здесь закладывается основание для возможности позднейшего конфликта между высшими кастами – между жрецами и воинами, так как баланс их обоюдного соучастия в Политическом рано или поздно может быть нарушен.

Далее следует этап «революции кшатриев». На место сакральной ортодоксии приходит сакральная гетеродоксия, новые культы, новые модели традиции, ставящие касту воинов в привилегированное положение в ущерб касте жрецов. Князья, как правило, не просто ниспровергают жрецов, они релятивизируют их социальное значение, маргинализируют жреческие формы трактовки сакрального. В Политическом начинает преобладать динамическое, силовое, подвижное начало, постепенно освобождающееся от направляющей осевой полярной инстанции. «Революция кшатриев» не ниспровергает Традицию, она меняет ее пропорции. Это не десакрализация, это замена одной сакральности на другую, более хаотичную и приземленную, подверженную страстным порывам и эмоциональным решениям.Баланс между концентрацией и экспансией меняется в пользу экспансии.

Следующий этап – выступление на первый план третьей касты – ремесленников и торговцев. Это напоминает «буржуазные революции». Носители материальной энергии бросают вызов носителям энергии психической. Соответственно, меняется и тип сакральности – усеченная динамическая сакральность кшатриев вытесняется фрагментарной, частичной сакральностью ремесленников, неразрывно связанной с предметами, вещами, товарами. Знаковый характер объектов обмена и самого обмена постепенно распыляется, на первый план выходит вещь как таковая. Экономика из элемента сакральной системы становится самостоятельным направлением приложения общественных сил. Параллельно этому формируется особая форма «духовности» – основанная на третьекастовой (буржуазной) доминации морализма, деизма, рационализма.

Далее, пришедшие к власти вайшью, в свою очередь, становятся жертвами «революции шудр», «четвертого сословия». Это означает «диктатуру пролетариата» и победу марксизма. От фрагментарной моралистической квази-сакральности происходит переход к чистому атеизму и догматическому материализму. Это критическая стадия кастовой деградации, за которой ничего не следует. Теоретически можно предположить приход бескастовых «чандал», «пятого сословия», не принадлежащего к человеческому архетипу.

В этом отношении многие религиозные доктрины утверждают, что в последние времена в человеческий мир вторгнутся «демоны в телесной оболочке», «орды гогов и магогов» и т.д. и на последнем этапе деградации произойдет постепенное преодоление низшей границы человеческого архетипа – «последняя революция чандал». За этим может последовать только «конец света».

В этой картине деградации каст процесс развертывается от полноценной тотальной сакральности Политического через искаженную сакральность к сакральности фрагментарной, потом к профанизму, и наконец к полному растворению всего в недочеловеческих уровнях хаоса и вырождения. С этим финальным растворением традиционалисты ХХ века (Генон, Эвола и т.д.) связывали такие явления, как «неоспиритуализм» и «контринициацию».

Большинство традиционалистов (Р.Генон, Ю.Эвола, Ф.Шуон, Т.Буркхардт и т.д.) придерживались именно такой схемы «деградации каст»: от сакрального к профаническому, материалистическому и затем к «демоническому», к «великой пародии». Генон поясняет это идею, используя символ «яйца мира».

В «золотом веке» «яйцо мира» открыто сверху, сверхчеловеческое божественное измерение оживляет Политическое. Далее «яйцо мира» постепенно закрывается сверху. Когда оно полностью закрыто, наступает эпоха материализма и профанизма. Потом «яйцо мира» открывается снизу – в мир врываются низшие силы – «подтелесные» демоны, чему соответствует «пролетарские революции» и неоспиритуалистические культы. Это приход антихриста. Далее наступает «конец времен».

В системе перманентистского взгляда на историю речь идет не о деградации каст, но о смене их идеологического фасада. Так как перманентисты исходят из идеи сущностной неизменности природы человека, общества, Политического, то они склонны рассматривать кастовую структуру как постоянно присущую социальной организации как таковой. Попытки изменить баланс кастовой системы или отменить ее вообще на практике приводит лишь к новому идеологическому оформлению старой системы.

Потеснив брахманов, кшатрии вынуждены будут либо вернуть их под новым именем и в новом качестве, либо заменить их какой-то вполне аналогичной по функциям структурой. То же самое верно и для либерально-демократических или коммунистических обществ. И в контексте традиционного общества и в обществах современных мы при внимательном рассмотрении всегда обнаружим жрецов, воинов, производителей и пролетариев или их аналоги. Жрецами буржуазного общества будет интеллигенция, просветители, ученые. Пролетарская революция создает партийный орден, где есть своя ортодоксия, догмы, ритуалы. Внизу общества всегда копятся обездоленные, мало дееспособные люди – шудры. В любой системе – буржуазной или пролетарской – военное сословие и административная власть играют почти решающую роль и т.д.

Перманентисты видят в институционализированных кастах и сословиях выражение более общей закономерности – объективное наличие определенных типов людей, остающихся социальными константами независимо от эпохи и конкретной модели общественного устройства.

Для убежденных сторонников прогресса отход от кастового общества есть позитивный процесс, более того – моральный императив. Смысл общественного развития состоит как раз в освобождении Политического от сакрального измерения, в отказе от «фетишизации» всего связанного с Традицией, повышение критических индивидуально-рассудочных навыков человека, в рассеивании гипноза прошлого и его наследия.

Прогресс – это и есть десакрализация, освобождение автономного индивидуума (субъект минимального гуманизма) от довлеющих над ним догм.

Такой подход отрицает предпосылки кастовой системы, отказывается признавать «неравенство душ», «инаковость» их природы, поскольку само представление о «душе» считается предрассудком. Любой человек, по мнению прогрессистов, есть «чистый лист», субъект, наделенный рассудком и пребывающий в историческом процессе рационального осмысления себя, мира, своего места в мире. Рационализация есть критическое переосмысление инерциальных клише. Но вся тяжесть прошлых тысячелетий препятствует этому процессу. Общественные институты, Политическое в целом, является концентрацией фетишей прошлого, таких как касты, сословия, догматы, обряды, табу и т.д.

Прогрессисты убеждены, что люди – продукты социальной среды, и что принадлежность к касте и сословию – чистая случайность, против которой «разумные» существа должны бороться. Целью в таком случае видится общество полного равенства, эгалитаризм.

Следуя этой логике, мы приходим к убеждению, что все этапы разрушения кастовой системы являются положительными – они приближают нас к бескастовому обществу. Восстание каждой конкретной касты против вышестоящей есть очередной этап освобождения индивидуума от давления внеиндивидуальных догм, ограничивающих его свободу: воины, разоблачая жрецов, очищают поле для третьего сословия, а те, в свою очередь, готовят почву для пролетариата и т.д.