Глава I. Философская культура Древнего Востока 5 страница

энергия, механизм, посредством которого это идеальное со­стояние переводится в реальное, но при этом происходит вре­менная потеря целостности. «Дэ» - это состояние мира, разде­ленного на «тьму вещей», конкретизация, проявление Дао в вещах и человеческом существовании. При этом Дэ несет на себе еще одну очень важную смысловую нагрузку: Дэ - это доброде­тель, благодать, культура.

Иными словами, само проявление мира, его возникнове­ние из «корня» Дао оценивается даосами как благодать, доб­родетель, гармония. Жизнь, существование, телесность есть благо, и добродетельно само по себе, просто в силу своей ес­тественности. Добро и благо изначально вписаны в мирозда­ние, заложены уже в самих основах бытия Неба, Земли и Че­ловека. Поэтому главными нормами поведения человека даосы объявляли следование естественности и недеяние (у-вэй). В самом деле, если в Космосе разлита добродетель, а Природа благоухает благодатью, то все, что требуется от человека - не разрушить уже данной, существующей гармонии, не навредить своим вмешательством. Любое человеческое действие, выпа­дающее из разряда «естественного следования природе», будет исполнено демонизма и зла.

Даосы уже в глубокой древности почувствовали возмож­ность конфликтности человеческого общества, цивилизации и культуры, с одной стороны, и природы, с другой стороны. Это и явилось главным пунктом разногласий между даосами - сто­ронниками внутриприродного существования человека и конфуцианцами, выступавшими с позиций правомерности куль­туры и необходимости цивилизации.

«Концентрация» Дэ не везде одинакова. Исходит она, ко­нечно же, из пространственного центра мироздания - Подне­бесной. В свою очередь и Китай имеет свою узловую середи­ну - гору Куньлунь.

Во временном отношении Дэ наиболее полно воплотилось в прошлом, в деяниях и поступках предков.

В государственной религии Китая «срединность» принад­лежит императору, величаемому Сыном Неба. В реальной по­литической жизни Китая бывали моменты, когда император­ская власть была чисто формальной, однако он все равно обязан был быть, т. к. именно на его персоне сосредотачива­лась (концентрировалась) высшая благодать - Дэ и он нес всю полноту ответственности за верное ее использование. Именно в силу этого император, единственный в Поднебесной, являл-

ся медиумическим орудием, посредством которого людям со­общалась воля Неба.¹

После всего сказанного выше можно чисто по-человечески посочувствовать китайским императорам, жизнь которых им самим не принадлежала. Великий император, в действитель­ности, был зависимее самого последнего раба в Поднебесной. Сам он не жил, а лишь символизировал жизнь, не правил, а лишь символизировал правление и т. д. Существование его было до мелочей регламентировано в соответствии с ритуалом (ли), правильное исполнение которого рассматривалось как главное условие, возможность самого контакта императора и Неба.

Естественно, что люди, наиболее приближенные к особе императора, тоже как бы «пропитывались» исходящей из него благодатью Дэ и, в свою очередь, становились источником таковой для других, уже рангом пониже. Нас не должно удив­лять, что главной проблемой древнекитайской юриспруденции было так называемое «учение о тени».²

Как же Дао осуществляет свою всемирную миссию?

«... Переход в противоположности - путь движения Дао...» Суть понимания Дао как естественного закона (совокупности всех законов), поддерживающего единство и постоянство ми­ра, заключается в идее всеобщего круговорота, цикличности и ритма перемен. Эта идея, вошедшая во все древние филосо­фии и религии, есть признание того, что все существующее в мире, в том числе и человек, возможно лишь за счет постоян­ного обмена и взаимопревращения. Выражаясь несколько вульгарно, количество элементов, из которых состояла Все­ленная 20 млрд. лет назад, и по сей день практически неиз­менно. Этот камень когда-то летал, а частицы вашего тела принадлежали, например, морской водоросли или первобыт­ному ящеру.

¹ Императором в Китае не рождались, а становились. Прежде чем превратиться в Сына Неба, простой смертный как бы получал мандат на правление. Этот мандат, собственно, и наделял его Дэ. Однако, если император совершал безнравственные деяния, он лишался Дэ, соответ­ственно терял небесный мандат и вновь мог стать простым смертным (если сохранял жизнь).

² Очень кратко: наказание за одно и то же действие очень сильно варьировалось в зависимости от степени приближения преступника (или его родственника) к священной особе император. Император как бы отбрасывал спасительную «тень», в которой могло укрыться его ок­ружение.

«Из единого начала происходят все вещи, которые сменяют друг друга в самых различных формах. Их начало и конец вер­тятся как колесо и нельзя установить, где они находятся».¹

Многообразие мира достигается путем взаимопревращения и взаимоперехода.

«Приносящий Жертвы, Носильщик, Пахарь и Приходящий, беседуя, сказали друг другу:

- Мы подружились бы с тем, кто способен считать небы­тие - головой, жизнь - позвоночником, а смерть - хвостом; с тем, кто понимает, что рождение и смерть, существование и гибель составляют единое целое.

Все четверо посмотрели друг на друга и рассмеялись.

(Ни у кого из них) в сердце не возникло возражений, и (они) стали друзьями.

Но вдруг заболел Приходящий. (Он) задыхался перед смер­тью, а жена и дети стояли кругом и его оплакивали.

Придя его навестить, Пахарь на них прикрикнул:

- Прочь с дороги! Не тревожьте (того, кто) превращается! -И, прислонившись к дверям, сказал умирающему: - Как вели­чественно создание вещей! Что из тебя теперь получится? Ку­да тебя отправят? Превратишься ли в печень крысы? В плечо насекомого?

- Куда бы ни велели сыну идти отец и мать - на восток или на запад, на юг или север, (он) лишь повинуется приказа­нию, - ответил Приходящий. - (Силы) жара и холода человеку больше, чем родители. Если они приблизят ко мне смерть, а я ослушаюсь, то окажусь строптивым. Разве их в чем-нибудь упрекнешь? Ведь огромная масса снабдила меня телом, израс­ходовала мою жизнь в труде, дала мне отдых в старости, успо­коила меня в смерти. То, что сделало хорошей мою жизнь, сделало хорошей мою смерть. (Если) ныне великий литейщик станет плавить металл, а металл забурлит и скажет: «Я должен стать мечом Мосе!», то великий литейщик, конечно, сочтет его плохим металлом. (Если) ныне тот, кто пребывал в форме человека, станет твердить: «(Хочу снова быть) человеком! (Хочу снова быть человеком!)», то Творящий вещи, конечно, сочтет его плохим человеком. (Если) ныне примем небо и землю за огромный плавильный котел, а (процесс) создания за великого литейщика, то куда бы не могли (мы) отправиться? Завершил и засыпаю, а (затем) спокойно проснусь».²

¹ Из трактата «Чжуан-цзы».

² Даосские притчи, cc. 20 - 21.

Возможно ли познание Дао?

Выше уже говорилось, что в даосизме сделана попытка соединить двойствен­ное понимание мира: чувственное и умопостигаемое.

Действительно, чувства наши не в состоянии уловить Дао: «...смотришь на него, но не видишь, слушаешь его, но не слышишь, ловишь его, но не можешь поймать».¹ Более того, язык наш ни в коей мере не может передать, что есть Дао, ибо Дао текуче и переменчиво, и в тот момент, когда я говорю «Дао есть это», оно уже изменилось и перестало быть «этим», ибо стало другим. «Дао, которое может быть выражено слова­ми, не есть постоянное Дао».² Правомерен вопрос: «Возможно ли проникновение в сущность Дао, познание его?». Мир как целое, единство - а в этом и состоит ускользающая нить Дао -возможно только постигать разумом, мыслить. Однако и этого тоже оказывается недостаточно: истинная сущность Дао при­открывается в сверхчувственном и сверхрациональном опыте.

Так в древнекитайской философии были поставлены важ­нейшие гносеологические проблемы, которые спустя две с половиной тысячи лет будут волновать европейских филосо­фов, а именно: соотношение чувственного и рационального в познании, субординация мышления и языка.

Как чувственный, так и рациональный методы предпола­гают, что есть «Некто», желающий познать «Нечто». В процес­се познания «Некто» как бы приближает к себе «Нечто», узна­ет его, но сохраняет при этом дистанцию, границу. Третий метод - мистический (сверхчувственный и сверхрациональ­ный) предполагает познание в процессе слияния субъекта «Некто» с объектом «Нечто». В нашем конкретном случае по­знание человеком Дао возможно лишь в ходе целенаправлен­ной медитации. Медитация же предполагает предварительное наведение порядка в душе познающего субъекта: затухание страстей, мешающих сосредоточению, самодисциплину, ори­ентированность на высшие цели.

Познание Дао возможно лишь для тех, кто провозгласил принци­пом своей жизни слияние с Дао через следование и подражание Дао. В чем же человек должен подражать Дао? Во-первых, Дао не имеет никаких желаний, оно свободно от страстей. «Нужно сделать свое сердце предельно бесстрастным,

¹ «Даодэцзин», гл. 14.

² «Даодэцзин», гл. 1.

твердо сохранять покой...»¹ Бесстрастие, подвиг «нежелания» тре­буется от человека, вступившего на путь познания Дао:

Во-вторых, Дао чуждо активности, всякой деятельности. «Дао постоянно в недеянии, однако нет ничего такого, чтобы оно не сделало».² Все в мире происходит по закону Дао, т. е. «возвращается к корню», поэтому мудрый воздерживается от вмешательства в естественный ход событий. Ему чужда сует­ливость, вообще любая деятельность, направленная на преоб­разование или переделку мира. Недеяние - вот способ бытия совершенномудрого.

В-третьих, поскольку Дао исполняет свою роль непринуж­денно, ненасильственно, постольку отношение мудреца к при­роде, животным и людям должно нести на себе отпечаток мяг­кости и уступчивости.

«Дядя Дракона сказал Вэнь Чжи:

- Тебе доступно тонкое искусство. Я болен. Можешь ли меня вылечить?

- Повинуюсь приказу, - ответил Вэнь Чжи. - Но сначала расскажи о признаках твоей болезни.

- Хвалу в своей общине не считаю славой, хулу в царстве не считаю позором; приобретая, не радуюсь, теряя, не печа­люсь. Смотрю на жизнь, как и на смерть; смотрю на богатство, как и на бедность; смотрю на человека, как и на свинью; смотрю на себя, как и на другого; живу в своем доме, будто на постоялом дворе; наблюдаю за своей общиной, будто за царст­вами Жун и Мань. (Меня) не прельстить чином и наградой, не испугать наказанием и выкупом, не изменить ни процветани­ем, ни упадком, ни выгодой, ни убытком, не поколебать ни печалью, ни радостью. Из-за тьмы болезней не могу служить государю, общаться с родными, с друзьями, распоряжаться женой и сыновьями, повелевать слугами и рабами. Что это за болезнь? Какое средство может от нее излечить?

Вэнь Чжи велел больному встать спиной к свету и стал его рассматривать.

- Ах! - воскликнул он. - Я вижу твое сердце. (Его) место, целый цунь, пусто, почти (как у) мудреца! В твоем сердце от­крыто шесть отверстий, седьмое же закупорено. Возможно, поэтому ты и считаешь мудрость болезнью? Но этого моим ничтожным искусством не излечить!»³

¹ «Даодэцзин», гл. 16.

² «Даодэцзин», гл. 37.

³ Даосские притчи, с. 5.

В этой притче содержится описание даосского мудреца -идеала и образца для подражания всем желающим приобще­ния к мудрости Древнего Китая.

Вообще знание, мудрость в Китае - это не творчество, не созидание нового, не результат напряженной мыслительной деятельности, а образ жизни, основанный на вслушивании, созерца­нии потока изменчивого бытия. Причем для этого совсем не­обязательно совершать путешествия в дальние земли, или, пы­таясь понять - что есть человек, встречаться со многими людьми. «Не выходя за ворота, можно знать о делах Подне­бесной. Не выглядывая в окно, можно видеть естественное Дао. Поэтому совершенномудрый не ищет знаний, но познает все; не выставляет себя на показ, но всем известен; не дейст­вует, но добивается успеха».¹ И далее: «По себе можно познать других; по одной семье можно познать остальные, по одному царству можно познать другие; по одной стране можно по­знать Вселенную»...²

Общественным идеалом для даосов было родоплеменное общество, когда люди жили малочисленными общинами, «плели узелки и употребляли их вместо письма». Таким людям практически не нужен правитель, поэтому главными качест­вами царя должны быть... бесстрастие и недеяние.

Конфуцианство

Традиционное устройство обществен­ной жизни в Древнем Китае включало в себя большую и мощную чиновничью аристократию.

В ситуации феодальных распрей и междуусобиц (эпоха Чунь-сю) реальная политическая власть сосредоточилась в руках чиновников («служилых людей»). Насколько велико бы­ло влияние чиновничества на формирование единого китай­ского мировоззрения, свидетельствует тот факт, что величай­ший философ Китая - Кун-фу-цзы (Конфуций) - и по рождению, и по духу своего творчества принадлежал к чинов­ничеству³.

Конфуций родился в 551 г. до н. э. в царстве Лу. Прожил он 72 года. Главное сочинение Конфуция называется «Лунь-юй» (Беседы и поучения) и представляет собой сборник более или менее связанных между собой афоризмов, принадлежащих

¹ «Даодэцзин», гл.. 47.

² «Даодэцзин», гл. 47.

³ По легенде, Конфуций был рожден от драгоценного камня.

Конфуцию, жизненных ситуаций, в которые он попадал, от­рывков из его бесед с учениками и т. д.

Если оставить в стороне внешнюю отрывочность и бессю­жетность «Лунь-юй», на первый план выйдет главный вопрос, ради которого и было написано это произведение: «Как лучше управлять людьми: с помощью насилия или на основе добродетели?»

Конфуций был ярым защитником «мягкого» управления с опо­рой на мораль и правила поведения, поэтому философская школа, основанная Конфуцием и просуществовавшая без ма­лого 2500 лет, носит отчетливо выраженный социально-этический характер.

Действительно, на важнейший вопрос этики: «Что значит жить добродетельно?», - Конфуций отвечает так: «Это означа­ет жить в обществе и для общества». Конфуцианцев, в сущно­сти, не интересует, что происходит с психикой, сознанием людей, т. к. они рассматривают человека лишь как исполнителя социальной функции. Конфуций ищет методы, которые бы по­зволили людям наилучшим образом выполнять эти функции: управляющим управлять, а управляемым хорошо управляться.

Настоящее, с точки зрения Конфуция, безобразно, ибо произошел отход от идеалов и ценностей прошедшей эпохи. Выход один - вернуть прошлое в настоящее. А для этого нуж­но прежде всего разобраться с общеупотребимыми словами, вернуть им первоначальный, старинный смысл, т. е. произве­сти то, что было Конфуцием названо «исправлением имен». Дан­ное требование было выражено в следующем призыве Конфу­ция: «Господин должен быть господином, подданный -подданным, отец - отцом, а сын - сыном». Содержание слова «отец» включает в себя заботу о пропитании и воспитании ребенка. Вот отец и должен быть отцом, то есть выполнять свою социальную роль. Что значит быть «сыном»? Сын - это прежде всего почтительность к родителям, старшим братьям, старшим родственникам, предкам. Содержание имен «господин» и «подданный» практически полностью совпадает с содержа­нием слов «отец» и «сын». Господин должен быть отцом по отношению к своим подданным, а те - вечные «сыны», преис­полненные почтительности ко всем старшим по чину.

- Как оказывать почтительность? То есть как регулировать взаимоотношения людей?

- На основе правил поведения, принятых в эпоху Чжоу. Так говорил Конфуций.

Чжоусский этикет был очень сложным, это были воистину «китайские церемонии». Преподавание правил поведения, ри­туала было, как мы бы сейчас выразились, профилирующим предметом. Ритуализация охватывала практически все сферы человеческого существования: регулярные жертвоприношения и вообще «общение» с предками; отношения со старшими родственниками или начальствующими лицами; заключение брака; поведение супругов и т. д.

Закономерно могут возникнуть вопросы: почему древние китайцы такое значение отводили ритуализации повседневной жизни? Только ли в Древнем Китае такая роль отводилась ри­туалу? На эти вопросы может быть несколько вариантов отве­та, но наиболее правдоподобным представляется следующий: правильное, детализированное до мелочей исполнение ритуала являлось древним своеобразным магическим средством сохра­нения общемирового статуса-кво. Императору - Сыну Неба и чиновникам-конфуцианцам отводилась роль жрецов, магов-священнослужителей, воздействующих на Небо и Землю.

У древних иудеев был Завет, т. е. договор Бога-Яхве с чело­веком, где человек принимал на себя определенные обязанно­сти по отношению к Богу, а Бог должен был сохранить, под­держивать им же созданный мир и помогать данному народу.

В древней Индии ритуал отражал представление о сущест­вовании закона космической эволюции, связывающего в еди­ное целое Космос, Землю и Человека, поэтому ему отводилась совершенно исключительная роль. Было, правда, одно обстоя­тельство, благодаря которому «китайские церемонии» пре­взошли иудейские или индийские. У последних ритуал, ус­ложняясь и охватывая все новые стороны бытия, в конечном итоге привел к выделению из общественной среды жреческого сословия - людей профессионально и по праву рождения ис­полнявших необходимые ритуальные действия. Они как бы брали на себя заботу о сохранении единства Неба и Земли, прошлого и настоящего. Иными словами, произошло разделе­ние жизни на религиозно-ритуализированную и мирскую, от­носительно свободную от жесткого ритуала. В Китае же такого разделения не "было. Жизнь простого крестьянина была про­питана заботой об исполнении ритуала, «кормлении предков» и т. д. Поэтому иногда возникает вопрос о правомерности вы­ражения «китайская религия».¹

¹ В том смысле, что китайцы заменили сферу религиозного сферой этико-ритуализированного в мировоззренческой картине мироздания.

Конфуций настаивал на возврате к древним правилам по­ведения, на распространении их не только в среде «служилых людей», но и простых смертных. Главным средством распро­странения их он считал просвещение. Однако просвещение всей Поднебесной - дело долгое и трудное. Нельзя ли как-то сжать, сократить громоздкие правила поведения, детально описывающие движение, положение тела, даже мимику лица в той или иной ситуации? Конфуций сумел дать ориентир лю­дям, не изучавшим чжоусский этикет. Это так называемое «золотое правило» звучит следующим образом:

«Будучи вне дома, держите себя так, словно вы принимаете почетных гостей. Пользуясь услугами людей, ведите себя так, словно совершаете торжественный обряд. Не делайте другим того, чего себе не пожелаете. Тогда ни в государстве, ни в семье не будет недовольных».

Конфуций верно подметил, что в основе нравственности, посредством которой он стремился управлять обществом, ле­жит добровольное самоограничение людей. В главе 15 «Лунь-юй» Конфуций пишет: «Сдерживание себя и возврат к правилам поведения». Моральность невозможна без самодисциплины.

«Превозмогать себя и возвращаться к должному в тебе - вот что такое истинная человечность. Быть человечным или не быть -зависит только от нас самих», - пишет Конфуций.

С чего же следует начинать воспитание человеколюбия? Конечно же, с семьи. «Почтительность младших братьев к ро­дителям и старшим братьям - основа человеколюбия».

Выше уже говорилось, что понятие «старшинство» в Древ­нем Китае включало в себя указание не только на возраст, но и на чин. Начальствующий - всегда старший, следовательно, ему надо оказывать такое же почтение, как и старшим по воз­расту. Конфуций говорит об этом совершенно откровенно: «Среди почтительных к родителям и уважительных к старшим братьям мало любящих выступать против вышестоящих».¹

Задача, которую поставил перед собой Конфуций - привить народу добровольную почтительность, почти что любовь к на­чальствующим лицам, будь то сельский староста, сборщик на­логов или владетельный ван. Не ненависть и вражду сеял в сердцах людей древнекитайский мудрец, но почтительность и любовь.

¹ «Луиь-юй», гл. I.

Обращаясь же к власть имущим, Конфуций предупреждал их: «...низкий человек в нужде становится распущенным». Ве­ликий китайский мудрец вовсе не был утопистом или мечта­телем, напротив, его учение проникнуто хорошим знанием реальной жизни людей. Для управления на основе «бадао» (добродетели) должно быть несколько условий, но наиважней­шим условием Конфуций и его последователь Мэн-цзы назы­вали экономически стабильную ситуацию в стране. Иными словами, народ покоряется тому, кто не мешает ему самому себя кормить. Мэн-цзы в качестве стабилизирующего средства указывал на необходимость наделения простолюдинов не­большой частной собственностью.

Срединный путь

Вершиной конфуцианской теории го­сударственного управления на основе добродетели является так называемый «срединный путь», или «путь золотой середины».

Это путь тушения, сглаживания противоречий, искусство балансировки между двумя крайностями, не позволяющее им уничтожить друг друга; искусство политического компромисса. В дальнейшем в содержание этого понятия стали включать и требования меры, соразмерности во всем: в радости, в печали, в отдыхе. Любопытно, что сходное преклонение перед сораз­мерностью мы увидим и в Древней Греции. Примерно в то же время один из греческих мудрецов воскликнул: «Ничего сверх меры!».

Проблема человека

Призывая народ к послушанию, а правителей - к управлению на основе доб­родетели, конфуцианцы поставили один из важнейших вопросов этики: соответствует ли добродетель и послушание природе человека?

Ведь если такого соответствия нет, тогда единственным способом гармонизировать и стабилизировать общество долж­но быть... насилие, опирающееся на закон!

Конфуцианцы изначально исходили из тезиса о врожденной доброй природе человека. Человек рождается добрым и способ­ным к ведению добродетельной жизни. Добрая природа чело­века проявляет себя в чувствах: «чувство сострадания - начало человеколюбия, чувство стыда и негодования - начало долга,

чувство уступчивости - начало правил поведения, чувство правды и неправды - начало знаний».¹ Но если люди от при­роды добры, то откуда же берутся убийцы, воры и насильни­ки? - Это уже результат соприкосновения человека с несовер­шенным миром, содержащим в себе соблазны.

Вообще вопрос о насилии, о наказаниях был очень щекотли­вым для конфуцианцев. Действительно, что делать с теми людьми, которые «соблазнились» и, поправ свою врожденно-добрую природу, совершили преступление? Конфуцию однаж­ды был задан почти что провокационный вопрос: «Как вы смотрите на убийство людей, лишенных принципов, во имя приближения к этим принципам?» Ответ Конфуция озадачи­вает своей простотой: «Если правители стремятся к добру, то и убивать никого не нужно...»

Если правители стремятся к добру... Иными словами, лю­ди, стоящие у государственного кормила, должны соответство­вать некоему моральному эталону. Конфуций вводит образ~ понятие «благородный муж», являющийся моделью должного поведения, образцом для подражания.

Первое, что отличает «благородного мужа» (цзюнь-цзы) от простолюдина - это следование долгу. «Благородный муж ду­мает о долге, а мелкий человек - о выгоде».

Второе - это стойкость. «Благородный муж стойко перено­сит беды, низкий человек в беде распускается».

Третье - это человеколюбие, гуманность. «Благородный муж помогает людям увидеть то, что есть в них доброго, и не учит людей видеть то, что есть в них плохого. А низкий чело­век поступает наоборот».

Мы, европейцы, привыкли наделять наших героев безза­ветной храбростью и отвагой. Конфуций же считает, что «благородный муж» должен испытывать три страха:

- перед велением Неба;

- перед великими людьми;

- перед словами мудреца.

Идеал служилого человека наделялся возвышенной волей к достижению «единения с Небом», слияния с космической Судьбой, что соответствовало полному раскрытию человече­ской природы, но требовало преодоления всего субъективно-эгоистического в человеке.

«Благородные мужи» приходят в мир в соответствии с дей­ствием законов Космоса, Неба. Но как распознать настоящего «благородного мужа»? Одним из критериев распознавания ис­тинного «благородного мужа» служило этическое понятие «лица». «Лицо», во-первых, может иметь далеко не каждый, т. к. «лицо» - это совокупность претензий человека и соответст­венно груз его социальных и моральных обязательств. «Лицо» мож­но потерять, если сделаешь нечто дурное. Но его никогда не приобретешь без максимально больших претензий на общест­венно-полезном поприще. Так вот, настоящий «благородный муж» отличается грандиозными амбициями и готовностью взять на себя груз этого мира. Но при этом он не имел права даже думать о наживе и выгоде лично для себя!

Еще один вариант идеального человека Древнего Китая -это совершенномудрый, Учитель. Кстати, в Китае никогда не проводилась разделительная черта между служилым сословием, даже военными, и носителями знания - мудрецами. «Благо­родный муж» должен постоянно учиться. «Лунь-юй» начинается словами: «Учиться и постоянно повторять выученное».

Гносеология

Теория познания в конфуцианстве це­ликом подчинена этико-управленческим и воспитательным задачам. Тем не менее два существенных теоретико-познавательных

Вопроса в конфуцианстве поставлены:

1) откуда к человеку приходит знание?

2) что такое - «знание»?

Конфуций считал, что большинство людей получает знание в процессе долгого и прилежного обучения. Однако есть люди с врожденными способностями, одаренные люди, но их мало. Учиться же нужно жизни, т. е. умению жить среди людей. Конфуций подразумевал под словом «знание» прежде всего практическое, жизненное знание, а не отвлеченно-абстракт­ные постулаты об устройстве мироздания. «Даже в обществе двух человек я непременно найду, чему у них поучиться. Дос­тоинствам их я постараюсь подражать, а на их недостатках сам буду учиться».¹

Обращаясь же к учителям, Конфуций предостерегал их: «Давай наставления только тому, кто ищет знаний, обнаружив свое невежество. Оказывай помощь только тому, кто не умеет

¹ «Лунь-юй».

внятно высказать свои заветные думы. Обучай только того, кто способен, узнав про один угол квадрата, представить себе остальные три».¹

Уже в Ханьское время была образована «Столичная школа» (124 г. н. э.), с которой начинается официальное, государствен­ное образование в Китае. До этого знание передавалось устно, от учителя - к ученику. Существовала письменная традиция, но все же главное место отводилось беседам учителя с учени­ками, в процессе которых знание, как молоко матери, «переливалось» от знающего к незнающим.

Взгляды Конфуция на проблему обучения и воспитания оказали огромное влияние на развитие китайской цивилиза­ции. Культ мудрости, учителя, предельно благосклонное от­ношение общества к каждому обучающемуся, будь это пяти­летний мальчик или пожилой человек; готовность и «нестыдность» признать недостаточность своих знаний - вот далеко не полный перечень качеств, вошедших в китайский национальный характер под влиянием идей Конфуция и его последователей.

Легизм

Главным оппонентом конфуцианцев по вопросу о методах и формах государст­венного управления была школа фацзя, или легисты-законники.

Наиболее яркими представителями этого направления бы­ли советники императора Цинь Ши-хуанди - Шан Ян и Хань Фей-цзы.²

Вопрос, вокруг которого строилось конфуцианское учение, а именно: «Как следует управлять людьми: на основе следова­ния этикетным нормам поведения (ли), или на основе соблю­дения жестких требований закона (фа) и наказаний?» - стоял и перед легистами. Они высказались за приоритет закона.

Отправной точкой размышлений легистов было уверенность в изначально злой природе человека. Что значит «дурная», «злая» природа человека? Хань Фей, пытаясь дать ей определение, писал, что человек изначально стремится не к общему благу, а к личному. В человеке преобладает эгоизм, а так как общество

¹ «Лунь-юй».

² У обоих советников жизнь закончилась трагически. Шан Яна каз­нили сразу после падения династии Цинь, Хань Фей то ли был отрав­лен завистниками, то ли, увидав кровавые результаты своих теоретиче­ских постулатов, покончил жизнь самоубийством.

состоит из многих людей, то, следовательно, неизбежны столкновения разных эгоистический интересов. В такой си­туации единственной гармонизирующей и регулирующей си­лой могут выступать законы (фа) и указы императора (мин). Порядок в государстве может существовать не на основе кон­фуцианских призывов следовать стародавнему чжоусскому этикету (ли), но лишь всеобщему жесткому повиновению за­кону, обращенному в настоящее и будущее. Метод, предлагае­мый для этого легистами, достаточно прост: за хорошие, зако­нопослушные поступки - поощрение, за дурные, посягающие на государственность - наказание. При этом легисты неоднократно подчеркивали, что лучше наказать несколько невинных, чем пропустить одного злодея.

В рамках школы фа-цзя были выработаны и высказаны не­сколько идей, вошедших впоследствии в теорию и практику всей по­следующей китайской политической культуры.