КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях. Программа курса "Правовые основы журналистики"
Программа курса "Правовые основы журналистики"
Допускается использование материалов электронной библиотеки
только в учебных и ознакомительных целях.
При цитировании ссылка на первоисточник обязательна.
| Содержание Дальше | ||
| Введение Кафедра ЮНЕСКО по авторскому праву и другим отраслям права интеллектуальной собственности представляет учебник доктора юридических наук, профессора М.А. Федотова по правовым основам журналистики. Эта книга адресована тем, кто полон решимости сделать журналистику своей профессией, и тем, кто намерен составить свой капитал, занимаясь медиа-бизнесом. Как журналистская деятельность невозможна или, как минимум, не эффективна в условиях игнорирования юридических механизмов обеспечения функционирования СМИ, так и успешный и долговременный бизнес в сфере массовой информации может быть обеспечен лишь в случае разумного и профессионального использования правовых основ журналистики, понимании ее социальной, культурной и политической роли. В своей профессиональной деятельности журналист вынужден постоянно вступать в правоотношения, связанные с получением, сбором и распространением информации, а также с правовой охраной интеллектуальной собственности. Незнание своих прав, неумение ими пользоваться может сослужить журналисту плохую службу, поставить под вопрос его дальнейшую профессиональную судьбу. Вот почему важно приобретение глубоких знаний о правовых основах журналистики. Автор учебника — человек, сочетающий в себе опыт журналиста, юриста, политика и дипломата. В конце 80-х годов XX в. он вместе с соавторами создавал союзный Закон о печати, а затем и российский Закон о СМИ, по которому наша печатная и электронная пресса живет по сей день. В начале 90-х годов он возглавлял Министерство печати и информации Российской Федерации, создавал Российское авторское общество, затем длительное время работал послом России при ЮНЕСКО. Его трудами и заботами заложены основы права массовой информации как отрасли российского законодательства и правовой науки. И. Близнец, профессор, зам. зав. Кафедрой ЮНЕСКО по авторскому праву и другим отраслям права интеллектуальной собственности Учебный курс «Правовые основы журналистики» преподается во многих российских вузах, приобщая будущих работников средств массовой информации к пониманию юридических аспектов организации и деятельности СМИ. За последнее десятилетие было издано немало сборников нормативных актов, а также книг и брошюр с более или менее развернутыми и последовательными комментариями к российскому и зарубежному законодательству о СМИ. Однако настоящий учебник является первым систематизированным изложением вопросов курса. В книге представлены ведущие правовые основы журналистики. Учебник адресован студентам факультетов журналистики, для которых юриспруденция отнюдь не является профилирующим предметом. Вот почему здесь даются лишь те знания, которые в первую очередь необходимы будущему журналисту. Правовые основы журналистики непосредственно связаны с законодательством о СМИ, которое, в свою очередь, особенно в условиях переходного периода, достаточно динамично. Однако неизвестно, сколько еще времени будет длиться это удивительное состояние российского законодательства, при котором у нас действуют фрагменты двух принципиально различных правовых систем — советской и постсоветской. Вот почему в учебнике помимо изложения действующего законодательства и практики его применения дается анализ возможных путей их дальнейшего совершенствования. Изложение основных положений правовых основ журналистики дается в учебнике в связи с историческим формированием и развитием институтов права массовой информации. Зная, когда, как и почему выработалось то или иное законоположение, легче определить разумность и целесообразность этого правового предписания, прояснить пути его реализации в журналистской практике. Предмет курса «Правовые основы журналистики» охватывает юридические аспекты как журналистики, так и предпринимательства в сфере СМИ. Почему я ставлю рядом эти два совершенно различных рода занятий? Во-первых, чтобы подчеркнуть принципиальное отличие журналистики как свободной профессии и особой публичной службы от предпринимательства в области массовой информации, преследующего — по определению — цели извлечения прибыли. Во-вторых, чтобы акцентировать внимание на неразрывной связи журналистской профессии с медиа-бизнесом в условиях рыночной экономики. В условиях советской системы правильнее было бы назвать подобный учебный курс — «Правовые основы деятельности партийно-советской печати». Впрочем, в тот период российской истории подобная книга не могла бы появиться: в сфере массовой информации и пропаганды правовые регуляторы практически не использовались. В условиях рыночной экономики именно предприниматели создают издательские дома и телерадиокомпании, вкладывая огромные средства в выпуск газет, журналов, телерадиопрограмм, определяя рабочие места для журналистов. Но именно журналисты создают тот интеллектуальный продукт, который предприниматель продает потребителю. И эту общую схему разделения труда нисколько не колеблют те довольно редкие примеры, когда сами журналисты берут на себя функции предпринимателей в сфере СМИ. Вот почему в настоящем учебнике рассматриваются не только теоретические, но и практические вопросы правового регулирования журналистской деятельности, организации и функционирования средств массовой информации, конструирования отношений между владельцем, учредителем и редакцией, распространения продукции СМИ, обеспечения прозрачности и предотвращения монополизации СМИ и т.д. Этот учебник, адресованный в первую очередь студентам и аспирантам факультетов журналистики, может быть полезен также политологам и юристам, творцам политической и правовой практики, редакторам и издателям СМИ. Для профессионального журналиста книга может стать пособием по «юридической технике безопасности», учебником по защите профессиональных прав, стимулом к наведению порядка в собственном «цехе». Автор | ||
| Дальше Содержание | ||
| Содержание Назад • Дальше | ||
| Глава 1. Право массовой информации как отрасль права и законодательства Право массовой информации — сравнительно молодая, а для российского правового ландшафта просто юная отрасль права и законодательства, научная и учебная дисциплина. В рамках политической системы коммуникативная система, важнейшую часть которой составляют СМИ, сосуществует с другими системами: организационно-институциональной, регулятивной, функциональной и другими. Особый интерес представляет взаимоотношение коммуникативной и регулятивной подсистем, а конкретнее, отражение средств массовой информации как института демократии в регулятивной системе и отражение регулятивной системы в деятельности СМИ. Это предполагает, прежде всего, анализ социальных норм, регулирующих организацию и деятельность прессы. Феномен полинормативности в регулировании сферы СМИ.Социальные нормы, входящие в регулятивную систему и непосредственно связанные с организацией и деятельностью средств массовой информации, включают политические, правовые, корпоративные нормы, а также обычаи, традиции, морально-этические императивы и т.д. Тот факт, что в обществе наряду с правом, и зачастую гораздо эффективнее, действуют другие нормативные системы, заставляет обратиться к анализу феномена социальной полинормативности. Различные по своей природе социальные нормы взаимодействуют друг с другом не сами по себе, а как элементы разных нормативных систем. Будучи направленными на определенный социальный объект, каковым в данном случае являются средства массовой информации, разнородные нормативные системы делают его предметом своего регулятивного воздействия, выполняя роль целевых ориентиров, носителей политической воли и социальной информации. Они образуют как бы регулятивную оболочку данного объекта, предопределяя его бытие в системе норм. Говоря о видах норм в системе нормативного регулирования организации и деятельности СМИ, обратим внимание на политические, правовые и корпоративные нормы. Источником политических норм могут считаться, например, ежегодные послания Президента Российской Федерации Федеральному собранию, а также утвержденные им доктрины, концепции. Свое регулятивное воздействие политические нормы осуществляют путем определения стратегии и тактики, через политические мобилизации, лозунги и программы. Действенность этих норм предопределяется не столько авторитетом их источника, сколько их соответствием реальным потребностям общества. Вторую группу норм составляют правовые нормы. Это основа нормативной системы. В третью группу входят корпоративные нормы, т.е. правила поведения, закрепленные в актах структур гражданского общества. Особо следует сказать о нормах со сложным генезисом и смешанным генотипом. Так, известны попытки создания закона об информационной безопасности, призванного придать юридически обязательный характер положениям Доктрины информационной безопасности, утвержденной Президентом Российской Федерации 9 сентября 2000 года. Если такой закон все-таки будет принят, то содержащиеся в нем правовые нормы окажутся лишь юридическим оформлением политической воли. Среди корпоративных норм выделяются локальные нормы. Они содержатся во внутренних документах, например, в редакционных уставах или собственных кодексах журналистской этики. Очевидно, что такие нормы наиболее целесообразны при регулировании общественных отношений, не подвергшихся политической, правовой или корпоративной регуляции. Нельзя, однако, переоценивать их значение, поскольку их императивность распространяется только на сотрудников конкретной редакции или телерадиокомпании. Но в отношении этого круга лиц данные нормы могут иметь очень высокий уровень обязательности, особенно, если они подкреплены соответствующими условиями трудовых контрактов. Определенную роль в нормативном регулировании деятельности СМИ играют традиции, обычаи, обыкновения, которые предлагается определять как «политическую память» — ретроспективную составляющую политического сознания. Следует различать политическую память гражданского общества и государственного аппарата. Так, включение в редакционные уставы многих муниципальных газет положения о назначении главного редактора тем или иным органом местного самоуправления порождено именно «политической памятью» аппарата. Подобный вопрос всегда рассматривался на организационных сессиях местных Советов, имел решающее значение для дальнейшего воспроизводства данной практики и превращения ее в политическую традицию. В принципе, традиции, порожденные «политической памятью» аппарата, в любом случае носят контрпродуктивный характер, поскольку всегда ориентируют на бездумное воспроизведение прошлых управленческих решений, тиражируют формализм, подменяют собой социальное творчество. Особенно вредны такие традиции в сфере массовой информации, поскольку в них аккумулированы административно-командные представления о СМИ как бюрократически централизованном агитационно-пропагандистском аппарате монопольного формирования общественного мнения, монопольного информирования населения. Подводя прагматическую теоретическую базу под практику монополизации воздействия на общественное сознание, манипулирования им, подтасовки общественного мнения, дезинформации граждан, известный в 30-е годы прошлого века социолог В.А. Кузьмичев писал, что информация «будет тогда правдивой, когда она вызовет у читателя реакцию, необходимую коллективу, членом которого он является»1. Совершенно иную природу имеют политические традиции, порожденные социальным опытом и «политической памятью» гражданского общества. Как правило, они имеют под собой реальную почву, предопределены насущными потребностями граждан и их коллективов. Например, для многих граждан обращение к газете за помощью в решении конкретных житейских проблем все еще представляется более естественным и эффективным, нежели обращение за судебной защитой. Тот факт, что организация и деятельность СМИ регулируется системой разнородных социальных норм, может характеризоваться как явление полинормативности, поскольку между правом и другими нормативными системами возникают взаимосвязи, переплетения, конфликты. Если же в системе нормативного регулирования гармонически сочетаются все основные составляющие, то налицо гармонический нормативный плюрализм, как оптимальное выражение полинормативности. В свою очередь, гармонизация норм зависит от степени адекватности отражения в них объективных потребностей общества. Достижение гармонического нормативного плюрализма в качестве социального идеала помимо согласованности и объективной детерминированности норм предполагает четкое разграничение общественных отношений, составлявших предмет регулирования политических, правовых, корпоративных и иных норм. Рассматривая вопрос о соотношении политического и правового регулирования в содержательном аспекте, ученые обычно моделируют его в виде пересекающихся окружностей, наиболее значительная часть которых накладывается друг на друга, и признают, что при таком ракурсе трудно отграничить чисто политическое от чисто правового. К сожалению, для решения вопроса об объектах политического и правового регулирования такой подход оказывается неприменим, поскольку дает возможность увидеть лишь существующие ныне и существовавшие в прошлом границы сфер политического и правового регулирования, но не позволяет описать должное состояние этих границ. Проблема разграничения объектов политического и правового регулирования в сфере массовой информации может быть интерпретирована как задача классификации. Однако в данном случае имеют место два класса объектов – класс объектов политического регулирования и класс объектов правового регулирования. Они не имеют строго определенных границ между собой. Причем эти границы не только «размыты», но еще и весьма динамичны, подвержены сильному влиянию конкретной ситуации, субъективного фактора в политике. Поэтому для решения задачи целесообразно использование логических построений, основанных на теории размытых множеств. Указанные логические построения приводят к выводу, что классифицируемые объекты (общественные отношения) одновременно принадлежат и к одному подмножеству (объекты политического регулирования) и к другому подмножеству (объекты правового регулирования). Степень их принадлежности может варьироваться в очень широких пределах. Причем из того факта, что отдельно взятое общественное отношение лишь в минимальной степени является объектом политического регулирования, вовсе не следует, что оно является объектом преимущественно правового регулирования. Напротив, практика дает немало примеров, когда общественное отношение весьма подробно регулируется как политическими, так и правовыми нормами, либо, наоборот, регулируется и теми и другими лишь в самом общем виде, либо косвенно. Принимая во внимание множественность источников нормативного регулирования организации и деятельности СМИ, можно представить его в виде нормативного пространства по аналогии с правовым и социальным пространствами, широко используемыми в качестве моделей в современной науке, для которой вообще несомненна самоценность геометрических абстракций многомерного пространства2. В данном случае такое пространство будет многомерным, образованным осями координат, соответствующими отдельным видам регулирования в сфере массовой информации. Общественные отношения расположатся в нормативном пространстве таким образом, что их координаты относительно каждой оси будут выражать степень их регуляции различными видами социальных норм. Описанное выше теоретическое построение позволяет обнаружить явление полинормативности в системе нормативного регулирования организации и деятельности СМИ. Оно дает возможность заключить, в частности, что однородные общественные отношения совсем не обязательно должны регулироваться однородными же социальными нормами. Принципиальное значение имеет вывод о том, что всякое общественное отношение в данной сфере является объектом регулирования одновременно всех нормативных систем, хотя и в разной степени. Нормы дополняют друг друга, уточняют характер велений, соединяют одну норму с другими и в целом обеспечивают социальное регулирование. Такая взаимодополняемость норм делает возможным следующее допущение: то, что кажется пробелом, исходя из смысла и содержания одной нормы, может не оказаться таковым, если учесть ее соотношение с другими нормами, связанными с первой по объекту регулирования. «Пробел», установленный формально-логическим методом, может оказаться как раз не пробелом, — отмечает профессор В.В.Лазарев. — И наоборот, там где с формальной стороны пробел в праве отсутствует, он может быть с точки зрения диалектической логики. Изменяющиеся общественные отношения, регулируемые правом, в установлении пробела всегда имеют первенство перед относительно стабильной формой закона»3. Учет фактора времени в данной модели придает ей необходимую динамичность, отражая историческую изменчивость. Если, используя этот фактор, обратиться к анализу правовых норм, то можно отметить определенные закономерности: • общее возрастание числа норм, регулирующих участие средств массовой информации в правовых отношениях; • постепенное распространение сферы правового регулирования на деятельность относительно новых компонентов системы СМИ; • постоянное — до середины 80-х годов — увеличение числа норм, не подлежащих оглашению; • тотальная подмена — до начала 90-х годов — законодательного регулирования сферы СМИ партийным и ведомственным нормотворчеством; • сочетание преемственности в регулировании наиболее важных, основных общественных отношений с изменчивостью политики применительно к другим отношениям в сфере массовой информации; • оставление вне сферы правового регулирования целого ряда важных вопросов организации и деятельности СМИ; • расширение пробелов в правовом регулировании организации и деятельности СМИ в сочетании с избыточным правовым регулированием отдельных групп отношений, вообще не нуждающихся в этом. Правовое регулирование в сфере массовой информации прежде всего должно быть направлено на обеспечение, с одной стороны, благоприятных условий для функционирования СМИ как института демократии, а с другой, — охраны интересов личности, общества и государства, прав юридических и физических лиц. Право должно коснуться всех общественных отношений в данной сфере, но не обязательно в смысле их непосредственного регулирования, а в смысле, как минимум, их ориентирования на такие социальные ценности как свобода выражения мнений, политическое и идеологическое разнообразие, честь и достоинство личности, свобода критики, право на доступ к информации и т.д. В этом плане особую роль играют нормы-принципы, которые содержатся в Конституции Российской Федерации и Законе о СМИ. Не менее важно правовое регулирование общественных отношений, субъекты которых имеют противоположные интересы в сфере массовой информации. Наглядным примером может служить вопрос о праве на доступ к информации: чиновник, естественно, заинтересован в сокрытии компрометирующих его сведений, а журналист, напротив, в их получении и распространении как способе защиты общественных интересов. Средством разрешения конфликта в данном случае может быть только правовое установление и деятельность по его реализации. При этом большое значение имеют именно процедурные нормы, содержащие организационно-юридические гарантии реализации прав, предоставленных нормами материального права. Отсюда, однако, не следует безоговорочное признание объективным социальным благом детальной правовой регламентации всех общественных отношений в сфере массовой информации. Напротив, чрезмерная зарегулированность общественных отношений не менее вредоносна, чем существование пробелов в праве. В советский период, когда практика нормотворчества во многом инспирировалась потребностями администрирования и бюрократического формализма, в роли права выступали преимущественно ведомственные акты, сводившиеся к формуле «запрещено все, что не разрешено». Переход к законодательному регулированию по принципу «разрешено все, что не запрещено законом» позволяет в сфере массовой информации не только расширить гарантии демократического развития общества, но также создать в системе нормативного регулирования организации и деятельности СМИ определенную зону «неправа», где должны в полной мере проявить себя прежде всего профессиональные правила поведения и другие корпоративные нормы. Право массовой информации в системе российского права и законодательства. Обратимся теперь к вопросу о структуре права массовой информации и его месте в общей системе российского права. По образному выражению В.Н. Монахова в данном случае речь идет «о каком-то Кентавре, двуликом Янусе, юридическом журнализме или журналистском правоведении. В общем — о Праве СМИ»4. На сегодняшний день сложилась достаточно крупная совокупность правовых норм, непосредственно связанных с организацией и деятельностью средств массовой информации. Его ядро и основу составляет принцип свободы массовой информации (ст. 29 Конституции Российской Федерации), который играет роль структурообразующего элемента, интегрирующего различные правовые нормы в единую систему взаимосвязанных, взаимодополняемых норм, регулирующих относительно обособленную совокупность общественных отношений, возникающих в процессе организации и деятельности СМИ как института демократии. Номинально определить данную систему в категориях теории права можно как комплексную правовую отрасль, опирающуюся на одноименную отрасль законодательства. Каковы аргументы в обоснование такой позиции? Прежде всего обратим внимание на то, что нормы, непосредственно связанные с организацией и деятельностью СМИ, существуют не только в различных нормативных правовых актах, но и в разных отраслях права. Объединенные общностью предмета регулирования — общественных отношений, непосредственно связанных с организацией и деятельностью СМИ — эти нормы образуют вторичную юридическую целостность в системе права, не нарушая при этом архитектонику основных отраслей и не выходя из их структуры. Такие образования являются комплексными в том смысле, что входящие в них нормы не связаны единым методом и механизмом регулирования, а лишь предметом правового воздействия. К числу таких комплексных образований относятся финансовое право, экологическое право, космическое право, информационное право и др., иногда называемые «сверхотраслями» права. Сам факт существования вторичных, комплексных юридических целостностей, объединяющих нормы различных отраслей как права, так и законодательства легко доказывается с помощью пространственно-правовых логических абстракций, опирающихся на известные факты принадлежности отдельных норм одновременно к нескольким отраслям права и «размытость» границ отраслевых предметов регулирования. Необходимо подчеркнуть, что существующие ныне пробелы в правовом регулировании организации и деятельности СМИ нередко восполняются с помощью норм, чья принадлежность к классическим отраслям права может оказаться невыраженной. Так, норма о праве журналиста на запрос информации (ст. 39 Закона о СМИ) не может быть однозначно отнесена ни к одной из классических отраслей права. Именно из таких норм в первую очередь и складывается собственное «тело» права массовой информации как комплексной отрасли права. Одновременно из законодательных актов, регулирующих организацию и деятельность СМИ, складывается право массовой информации как отрасль законодательства. Структура этого комплексного образования может быть смоделирована в виде системы концентрических окружностей. Центральное место занимают нормы Закона о СМИ, базирующиеся на соответствующих конституционных положениях. Вокруг них группируются другие нормы, касающиеся деятельности СМИ и не принадлежащие однозначно к иным отраслям права. Периферическая окружность объем лет нормы других отраслей права, непосредственно связанных с регулированием организации и деятельности средств массовой информации. В рамках этой системы могут складываться «цепочки» норм, отражающие движение процесса реализации правовых установлений от общих конституционно-правовых принципов к конкретным отраслевым (в том числе и конституционно-правовым) отношениям. Эти «цепочки» могут быть «прямыми» и «ветвящимися». Вот пример «прямой цепочки» иерархической взаимосвязанности норм: свобода массовой информации (ст. 29 Конституции Российской Федерации) — право журналиста искать, запрашивать, получать и распространять информацию (ст. 47 Закона о СМИ) — обязанность соответствующих государственных органов и должностных лиц предоставлять экологическую информацию (Федеральный закон «Об охране окружающей природной среды») — уголовная ответственность за сокрытие информации об обстоятельствах, создающих опасность для жизни или здоровья людей (ст. 237 УК РФ). В этой «прямой цепочке» заложены основы и для «ветвления»: так, в третьем звене речь может идти не об экологической информации, а, например, о сведениях, составляющих коммерческую тайну. Соответствующим образом изменятся тогда и все последующие звенья «цепочки». Обратим внимание на то, что в данной «цепочке» реализуются конституционно-правовые (первое звено), административно-правовые (третье звено) и уголовно-правовые (четвертое звено) отношения. Во втором звене мы имеем дело с особым видом правоотношений — массово-информационными правоотношениями. Их специфика состоит прежде всего в том, что в них информация предстает самостоятельным объектом правоотношений, а значит нуждается в специальном механизме правового регулирования. При этом следует подчеркнуть, что в общей системе законодательства группировка нормативных актов идет не по одному, а по многим основаниям. В результате этого она превращается не в иерархическую двумерную структуру, а в многомерную матрицу. Право массовой информации как отрасль законодательства, с одной стороны, шире права массовой информации как отрасли права, поскольку в нее включены нормативные акты, содержащие нормы других отраслей права (например, нормы Федерального закона «Об экономической поддержке районных (городских) газет», касающиеся порядка финансирования этих изданий, относятся к бюджетному праву). С другой стороны, оно уже ее, поскольку не охватывает всех относящихся к данной отрасли норм права, так как некоторые правила содержатся в нормативных актах, принадлежащих по своему основному содержанию к другим отраслям законодательства (например, нормы, касающиеся размещения рекламы в СМИ, закреплены в законодательстве о рекламе). С учетом сказанного выше законодательство о СМИ должно рассматриваться как относительно самостоятельная комплексная отрасль законодательства, целостность которой предопределяется структурообразующим характером Закона Российской Федерации «О средствах массовой информации». Начиная с принятия Закона о СМИ и по сей день эта отрасль российского законодательства переживает стадию бурного становления. При этом формально соблюдается принцип верховенства Закона о СМИ. Наиболее тесно право массовой информации связано с информационным правом. Это объясняется общностью предмета правового регулирования. Правда, информационное право — также весьма молодая отрасль права в юридической науке. Более того, представления ученых-правоведов о его основных характеристиках столь различны, что очевидно: речь идет не о естественном расхождении во взглядах на один и тот же предмет, а о разных предметах, единственная схожесть которых заключена в применении по отношению к ним общего названия — «информационное право». Разумеется, подобная ситуация вполне естественна в условиях первоначального накопления научного знания. Но реальные потребности формирования правовой основы информационного общества диктуют необходимость скорейшего прохождения этой фазы. Принципиально важно синхронизировать прогресс информационных и коммуникационных технологий с развитием правовых и этических регуляторов, применимых к отношениям в информационной среде. При этом нужно учитывать темпы разрастания глобального информационного общества. Сила и скорость «ударной волны» от информационного взрыва растут с каждым днем. Если сравнить темпы распространения телекоммуникационных сетей с темпами развития сети приема традиционных аудиовизуальных СМИ, то получается картина процесса поистине взрывного характера. Так, в США радиовещание смогло расширить число своих пользователей до 50 млн. человек за 38 лет, телевидение — за 13 лет, Интернет — за 4 года5. В рассуждениях об информационном праве как об отрасли права принципиально важным представляется вопрос: можно ли использовать традиционные представления о классификации отраслей права, чтобы выделить данную отрасль. Известно, что всякая отрасль права должна иметь свой предмет и свой метод регулирования. Предмет регулирования в общей теории права понимается как качественно однородная, обособленная группа общественных отношений, регулируемых правовыми нормами. Конечно, такой подход нельзя признать исчерпывающим, поскольку качественная однородность является категорией относительной. Но можно утверждать, что в рамках информационного права мы имеем качественно однородную, обособленную группу общественных отношений. Эти общественные отношения, часто именуемые информационными отношениями, связаны со сбором информации, ее обработкой, распространением, передачей и многими другими видами операций с информацией. Причем эти операции в большинстве случаев порождают юридические последствия. Они не безразличны к праву. И право не безразлично к ним. Именно специфичность информационных отношений как предмета правового регулирования позволила профессору А. Б. Венгерову одним из первых выделить информационное право как самостоятельную отрасль права6. Позднее эта позиция получила отражение в трудах И.Л. Бачило, Ю.М. Батурина, В.А. Копылова, В.Н. Лопатина, М.М. Рассолова и др.7 Но если в вопросе о предмете информационного права как отрасли права мы имеем достаточную ясность и определенность, то в вопросе о методе правового регулирования подобной ясности не наблюдается. В чем состоит тот специфический метод правового регулирования, который присущ только данной отрасли права? Разумеется, в информационном праве наличествуют методы правового регулирования, присутствующие и в других отраслях права. И это не удивительно, поскольку информационно-правовые нормы сегодня можно встретить во многих актах, являющихся источниками различных отраслей права: гражданского, административного и т. д. Информационное право может в недалеком будущем обрести свой собственный, специфический метод правового регулирования. Он неминуемо должен появиться как следствие функционирования права в телекоммуникационных сетях, использования новых информационных и коммуникационных технологий. Традиционные методы правового регулирования, которые позволяют вычленять традиционные отрасли права, как то конституционное, административное, гражданское, уголовно-процессуальное право и т.д., в киберпространстве должны будут измениться. Если учесть, что телекоммуникационные сети типа Интернет — это не просто новое средство коммуникации, а новая сфера обитания человеческой цивилизации, новая сфера человеческой активности и новая сфера применения права, то можно понять, что информационное право будет иметь свой особый метод правового регулирования. Он, в первую очередь, будет осуществляться в телекоммуникационных сетях, в киберпространстве. Иными словами, человек будет не просто пользоваться телекоммуникационными сетями, он будет вступать в правовые отношения, испытывать на себе правовое регулирование «внутри» телекоммуникационных сетей. Вот почему информационное право в конечном счете возникнет именно как совокупность правовых норм, реализуемых в киберпространстве. Здесь неминуемо появятся такие подотрасли права как информационное уголовное право, информационное уголовно-процессуальное, информационное гражданское и т.д. Проникая в киберпространство, традиционные отрасли права (уголовное, гражданское, административное и пр.) непременно должны видоизменяться, адаптироваться к необычным условиям правоприменения. Рискну спрогнозировать, что уже совсем скоро появятся государственные и межгосударственные органы, работающие непосредственно в киберпространстве. Это могут быть специализированные службы, осуществляющие мониторинг правопорядка коммуникационной среды и следящие за экологией информации, суды, в первую очередь третейские, принимающие по сети иски, заслушивающие стороны и выносящие решения. В киберпространстве можно наладить и исполнение судебных решений, во всяком случае тех, которые связаны с арестом банковского счета, наложением штрафа, закрытием доступа, возмещением ущерба и т.д. Важно только не допустить, чтобы ссылки на защиту правопорядка использовались для оправдания цензуры. Но для того чтобы государство нашло себя в киберпространстве, оно должно определить границы своего суверенитета и юрисдикции. Трансграничный Интернет не признает государственных границ. Государственный суверенитет не знает понятия киберпространства и не ощущает своих границ в этом, по выражению Уильяма Гибсона, «пространстве, которого нет». В этом смысле государство и Интернет существуют как бы в параллельных мирах. Различия между географическим пространством и киберпространством принципиальны. В географическом пространстве коммуникацию осуществляют территориально определенные субъекты. Практически все законодательство, а в конечном счете — органы правопорядка, имеют Дело с материальными, осязаемыми предметами, находящимися на территории соответствующего государства. Однако в любой цифровой сети мы можем легко «переключаться» с материальной на нематериальную форму информации и перемещать ее в географическом пространстве, управляя ею с терминалов компьютеров. В киберпространстве процесс коммуникации протекает в условиях разрастания плотных, взаимосвязанных и далеко удаленных друг от друга сетей, в которых неминуемо возрастает число конфликтов как частноправового, так и публично-правового характера. Особенности киберпространства как сферы действия права предопределяют необходимость скорейшей разработки и принятия международной конвенции, которая, во-первых, установила бы зоны национальной юрисдикции в Интернете по аналогии, например, с деятельностью в Арктике. Во-вторых, такая конвенция должна была бы установить общие правила дозволения, обязывания и запрета в отношении деятельности в трансграничных компьютерных сетях. Опыт формирования международного космического права был бы весьма полезен в качестве образца при создании актов международного права, призванных регулировать деятельность в киберпространстве. Информационное право включает в себя право массовой информации как подотрасль.Одновременно право массовой информации является самостоятельной комплексной отраслью права. Правда, это мнение разделяют не все правоведы. Так, профессор И.Л. Бачило считает, что далеко не все, относящееся к праву массовой информации, может быть включено в общую структуру информационного права. «То, что регулируется Законом о СМИ, — отмечает она, — это совершенно другая сфера отношений. Информационного права касаются только предметы информационного характера, которые включаются в систему информационных ресурсов и находятся в системе СМИ, в том числе и в системе Интернет»8. Подобный подход представляется логическим продолжением ограничительного истолкования предмета правового регулирования информационного права, когда он практически сводится к предмету Федерального закона «Об информации, информатизации и защите информации». [1] Кузьмичев В.А. Организация общественного мнения. М.; Л., 1929. С. 77. [2] Впрочем, древние индийские философы утверждали, что логическое мышление — это только один из способов мышления, причем еще не доказано, что самый правильный. [3] Лазарев В.В. Пробелы в праве и пути их устранения. М., 1974. С. 54. [4] Монахов В.Н. Право СМИ в России: грани становления // Среда. 1996. №1. С. 73. [5] Юшкявичюс Г.З. Этические, правовые и социальные аспекты развития новых информационных и коммуникационных технологий. Выступление на Всероссийском электротехническом конгрессе «На рубеже веков: итоги и перспективы». М., 28 июня - 3 июля 1999 г. [6] См.: Венгеров А.Б. Право и информация в условиях автоматизации управления. М., 1978; Венгеров А.Б., Барабашева Н.С. Нормативная система и эффективность общественного производства. М., 1985; Венгеров А.Б. Теория государства и права. М., 1999. С. 381. [7] См.: Бачило И.Л. Правовое регулирование процессов информатизации// Государство и право. 1994. № 12; Батурин Ю.М. Проблемы компьютерного права. М.,1991; Копылов В.А. Информационное право. Юристъ. М., 1997; См.: Лопатин В.Н. Информационная безопасность России: человек, общество, государство. СПб, 2000; Рассолов М.М. Информационное право. М., 1999. [8] Актуальные проблемы информационного права // Труды по интеллектуальной собственности. Т. 2. 2000. С. 29. | ||
| Назад • Дальше Содержание | ||
| Содержание Назад • Дальше | ||
| Глава 2. Возникновение и развитие права массовой информации в России Партийное руководство как замена правового регулирования.Право массовой информации относится к тем редким отраслям российского законодательства, чья дата рождения может быть названа абсолютно точно. До 12 июня 1990 г. в нашей стране не существовало какого-либо правового акта, который регулировал бы общественные отношения, непосредственно связанные с организацией и деятельностью СМИ. Конечно, в различных правовых актах (Конституции СССР и РСФСР, УК РСФСР, ГК РСФСР, законах о выборах и т.д.) существовали нормы, касающиеся отдельных вопросов функционирования периодической печати, радио и телевидения, однако никакой связи между ними не было и в целом они не образовывали единого механизма правового регулирования. Отсутствие правового регулирования компенсировалось партийными нормами. Именно нормативные документы КПСС определяли порядок создания газет и журналов, назначения главных редакторов и т.д. Даже так называемая гласность появилась вне какой-либо связи с правом, а исключительно по воле бывших руководителей партии-государства. Она была дарована обществу подобно октроированной конституции. Более того, сама гласность являлась не правом, а привилегией, которая предоставлялась обычно в пределах определенного периода времени, кампании, темы или даже конкретного материала. Причем привилегия эта была, как правило, персонифицирована, поскольку то, что позволялось, например, «Московским новостям», было абсолютно запрещено, скажем, для «Московской правды». Привилегия предоставлялась обычно в пределах определенного периода времени, кампании, темы или даже конкретного материала. Тот факт, что тому или иному автору было дозволено свободно изложить отклоняющуюся позицию в одной статье, сам по себе еще не создавал прецедента ни для данного автора, ни для других журналистов. Для трансформации гласности как привилегии в свободу массовой информации как право требовалось, как минимум, перейти в этой сфере от политического декларирования к правовому регулированию. Однако такой переход был возможен лишь в условиях критического ослабления тоталитарного режима и таил опасность — полностью оправдавшуюся на практике — радикального ускорения его полного краха. Вот почему в течение многих десятилетий советское руководство решительно отвергало идею законодательного регулирования организации и деятельности средств массовой информации, ясно понимая органическую несовместимость своего режима с любой формой политической свободы. Правда, Декрет СНК РСФСР о печати от 27 октября (9 ноября) 1917 г., носивший характер откровенной политической репрессии (на основании этого акта до конца года были закрыты 92 газеты), содержал обещание: «Когда новый порядок упрочится, всякие административные воздействия на печать будут прекращены; для нее будет установлена полная свобода в пределах ответственности перед судом согласно самому широкому и прогрессивному в этом отношении закону»1. Однако обещанный декретом нормативный акт смог появиться лишь в 1990 г. Предшествующие попытки создания советского закона о печати были безрезультатны. Все они нацеливались исключительно на законодательное оформление роли прессы как средства массовой информации и пропаганды (СМИП), а следовательно, были обречены. Социальная природа пропаганды такова, что она не только не нуждается, но и не поддается правовому регулированию — даже в тоталитарном государстве. В середине 60-х годов велась подготовка довольно демократичного по тем временам проекта закона о печати. Осенью 1968 г. в ходе его обсуждения на заседании Политбюро ЦК КПСС решающей стала реплика главного партийного идеолога, М.А. Суслова: «Известно, что между отменой цензуры в Чехословакии и вводом советских танков прошло всего несколько месяцев. Я хочу знать, если мы примем этот закон, то кто будет вводить танки к нам?». В 1976 г. был подготовлен новый проект, не в последнюю очередь вызванный к жизни вступлением в силу 23 марта 1976 г. Международного пакта о гражданских и политических правах, гарантировавшего каждому человеку «свободу искать, получать и распространять всякого рода информацию и идеи, независимо от государственных границ, устно, письменно или посредством печати или художественных форм выражения или иными способами по своему выбору» (ст. 19). Проект был строго выдержан в духе тоталитарной идеологии. Пресса обязывалась организовывать трудящихся на решение задач коммунистического строительства, формировать коммунистическое отношение к труду, пропагандировать марксистско-ленинские идеи, достижения советского общества. Право на издание печатной продукции предоставлялось только партийным, государственным и общественным организациям, а свобода печати сводилась исключительно к возможности для граждан «свободно выражать свои мнения и получать интересующую их информацию по всем вопросам государственной, общественной и культурной жизни, поскольку это не противоречит...». Предусматривалось в проекте и право на информацию. При этом, правда, использовалась наиболее обтекаемая формула. Органы печати наделялись лишь «правом получать», но никак не требовать информацию от государственных и общественных организаций. Буквально это означало следующее: если организация желает передать редакции какие-либо сведения, то последняя может их получить. Причем только такие сведения, которые «соответствуют профилю ее издательской деятельности». Иными словами, например, «Литературная газета» должна была бы получать информацию только от писательских организаций и исключительно по их желанию. Более того, в предоставлении информации могло быть отказано в «случаях, если опубликование запрашиваемых данных может нанести ущерб интересам государства, общества либо охраняемым законом интересам граждан» (ст. 15). Примечательно, что в проекте ничего не говорилось о правах и обязанностях журналиста. Лишь указывалось, что «никто не должен препятствовать законной деятельности корреспондента органа печати, преследовать его за такую деятельность, оказывать на него давление в целях искажения информации». Но, что следовало понимать под «законной деятельностью», проект не разъяснял. Закон СССР о печати.В самом начале перестройки закон о печати неожиданно попал в план законопроектных работ на XII пятилетку. Не в последнюю очередь это было связано с теми обязательствами, которые принял на себя СССР, подписав Итоговый документ венской встречи государств-участников СБСЕ (ныне — ОБСЕ): «разрешать отдельным лицам, учреждениям и организациям при уважении прав на интеллектуальную собственность, включая авторское право, получать, обладать, воспроизводить и распространять информационные материалы всякого рода». То, что закон о печати попал в план законопроектных работ, было естественным проявлением горбачевской попытки модернизации социализма. Усиленно пропагандируя идеи «демократизации», «гласности» и «повышения роли человеческого фактора», архитекторы перестройки демонстративно ослабляли тотальный контроль над СМИ в надежде на то, что прыткие журналисты покажут глупость и злоупотребления «старой гвардии» и тем самым, с одной стороны, расчистят дорогу новому поколению партийных функционеров, а с другой, — удовлетворят свои творческие амбиции в условиях, приближенных к свободе выражения мнений. Практика быстро показала всю иллюзорность этих планов. Ошибка коренилась, помимо прочего, в недооценке того факта, что за семь советских десятилетий СМИ адаптировались к роли хотя и ведомого партноменклатурой, но важного института политической системы, не только уверенного в собственной непогрешимости, но и убедившего в этом население. Поэтому, когда СМИ, не удовольствовавшись дозволенными границами гласности, довольно скоро перешли от «социалистического плюрализма мнений» к реальной свободе слова, общественное сознание послушно последовало за журналистами. Отказавшись под влиянием иллюзий «социализма с человеческим лицом» от некоторой части власти над прессой, партия-государство с каждым днем все больше и больше лишалась возможности манипулировать сознанием людей, тем самым подвергая смертельной опасности свой режим. Тот самый режим, который в постановлении Конституционного Суда Российской Федерации по так называемому «делу КПСС» охарактеризован как «режим неограниченной, опирающейся на насилие власти узкой группы коммунистических функционеров, объединенных в Политбюро ЦК КПСС во главе с генеральным секретарем ЦК КПСС»2. Разумеется, партия-государство стремилась не к ослаблению своей роли, а, скорее, к большей легитимности и цивилизованности форм ее реализации. Вот почему даже после принятия закона о печати и исключения из Конституции СССР пресловутой статьи 6 о «руководящей и направляющей силе»3 КПСС продолжала вмешиваться в деятельность даже организационно не связанных с ней СМИ. Как констатировал Конституционный Суд Российской Федерации в упомянутом постановлении, и после изменения статьи б Конституции СССР, «КПСС стремилась и далее контролировать средства массовой информации. В 1990 г. партийное руководство поручает Гостелерадио СССР создать регулярную телевизионную программу, посвященную проблемам КПСС, ее роли и месту в современном обществе; идеологический отдел высказывает замечания Госкино по фильму, в котором показаны кадры Нюрнбергского процесса. В 1991 г. отделы ЦК КПСС признали необходимым, чтобы МИД СССР обратил внимание западных держав на неприемлемую деятельность радиостанций «Голос Америки», «Би-Би-Си», «Свобода»4. Первоначальная версия официального проекта закона о печати сформировался в аппарате ЦК КПСС на рубеже 1986—1987 гг. Тоталитарная сущность концепции законопроекта наиболее ярко проявилась в закреплении основных задач прессы: «мобилизация трудящихся на решение задач всестороннего совершенствования социалистического общества», «умелая и доходчивая пропаганда марксистско-ленинских идей, формирование в массах коммунистического мировоззрения», «разъяснение задач и целей советского общества, миролюбивой внешней политики СССР, показ достижений советского государства и стран социалистического содружества» и пр. По некоторым позициям проект 1987 г. оказался даже более консервативным, чем проект 1976 г. В частности, решение об отказе в регистрации нового средства массовой информации теперь предлагалось обжаловать не в суд, а в союзное или республиканское правительство. «Выпал» и судебный порядок обжалования решений о запрещении распространения издания. Исчезла и декларация о недопустимости цензуры. Хотя проект 1987 года впервые озаботился правовым статусом журналистов, однако рассматривал их не иначе как «бойцов идеологического фронта». За работниками прессы признавалось право получать необходимую информацию «с соблюдением установленного законодательством порядка» и производить записи, за исключением случаев, когда это запрещено «по соображениям охраны государственной, военной или служебной тайны, прав и законных интересов граждан». В то же время на журналистов возлагались обязанности: «верно служить интересам общества», «активно участвовать в осуществлении задач, поставленных перед советскими средствами массовой информации», «осуществлять свою деятельность на основе строгого соблюдения требований советских законов, правил социалистического общежития и профессиональной этики», «постоянно совершенствовать свое профессиональное мастерство», «нести ответственность за достоверность публикуемой информации» (ст.ст. 22—26). Понятно, что построенный таким образом проект не мог рассчитывать на поддержку растревоженного процессами демократизации общества. Впрочем, начиная с середины июля 1988 г., альтернативу официальному проекту составил инициативный авторский проект, разработанный тремя учеными-юристами Ю.М. Батуриным, М.А. Федотовым и В.Л. Энтиным. Концептуальная основа авторского проекта была принципиально иной: безусловное запрещение цензуры, признание за гражданами и трудовыми коллективами права учреждать СМИ, обеспечение профессиональной и экономической независимости редакций, детальная регламентация осуществления права на информацию и статуса журналиста, защита источников доверительной информации и т.д. Естественно, власти сделали все, чтобы замолчать этот проект. Информационную блокаду удалось прорвать 14 октября 1988 г., опубликовав проект в Таллинне в спортивной газете «Spordileht» на эстонском языке. Впоследствии он неоднократно перепечатывался в советских газетах и журналах. На первом Съезде народных депутатов СССР инициативный авторский проект обрел все качества законодательной инициативы. Он был в буквальном смысле слова внесен на Съезд: авторы, подобно горьковской Ниловне, пронесли через кордоны охранников и в кулуарах раздали депутатам свыше тысячи экземпляров только-только отпечатанной за свой счет брошюры с текстом проекта. Депутаты-журналисты — а их было свыше пятидесяти — передали проект в секретариат Съезда и с этого момента он стал документом официальной законодательной инициативы. Летом 1989 года в Верховном Совете СССР была образована рабочая группа по проекту закона о печати. Ее возглавил депутат Н.В. Федоров (ныне — Президент Чувашской республики). За основу был принят инициативный авторский проект, цековский вариант признали «на девяносто процентов неприемлемым». Однако политически грамотные машинистки, работавшие в аппарате Верховного Совета СССР, долго еще не могли его забыть и часто — по чистой, разумеется, случайности — впечатывали отдельные статьи отвергнутого проекта в текст, одобренный рабочей группой. На 24 ноября 1989 г. было назначено первое чтение законопроекта на совместном заседании палат союзного парламента. Однако за день до обсуждения вместо текста, одобренного рабочей группой, депутатам раздали для обсуждения и голосования внешне почти неотличимый, но анонимный документ. «Исправленный и дополненный» текст законопроекта превращал свободу печати в фикцию с помощью едва заметных юридических деталей. Подлог был замечен депутатами. В результате недолгой, но бурной и примечательной дискуссии обсуждение законопроекта было перенесено на следующий день. Отвергнув подложный вариант, Верховный Совет СССР почти единогласно поддержал проект рабочей группы: 376 — за, 8 — против, 13 — воздержались5. История с подложным проектом имела неожиданное продолжение. По завершении первого чтения председатель Верховного Совета СССР А.И. Лукьянов поставил на голосование проект постановления, предусматривающий опубликование проекта после доработки. Депутаты не согласились и настояли на том, что проект рабочей группы должен сначала публиковаться, а уже потом, по результатам обсуждения общественностью, дорабатываться. Именно в таком виде постановление было принято. Однако подписанным оказался именно первоначальный, отвергнутый депутатами проект постановления. В результате, напечатанный через несколько дней в «Известиях» проект закона о печати имел так называемые «альтернативные»6 варианты двух самых принципиальных статей, касавшихся права гражданина учреждать средства массовой информации и независимости редакций от учредителей. Что же представляли собой эти альтернативы, внесенные, как было указано в тексте, «группой народных депутатов СССР»? Во-первых, предлагалось исключить граждан из числа субъектов, наделяемых правом учреждать собственные СМИ, во-вторых, — закрепить за учредителями и издателями СМИ право вмешиваться в работу редакций, требовать предварительного согласования материалов, запрещать их публикацию, выбрасывать из них отдельные фрагменты. Ясно, что такие альтернативы меняли суть всего документа с точностью «до наоборот» и потому встретили сильное сопротивление общественности в ходе обсуждения законопроекта. 12 июня 1990 г. Закон СССР «О печати и других средствах массовой информации» был принят. Именно в этот день в Кремле свершился исторический «двойной прыжок» к свободе и демократии: в одном зале Съезд народных депутатов РСФСР принял Декларацию о государственном суверенитете Российской Федерации, а в другом Верховный Совет СССР — Закон о печати. Таким образом, российский суверенитет и свобода прессы соединились в истории. Принятие союзного Закона о печати следует принимать за отправную точку становления и развития российского законодательства о СМИ. 1 августа 1990 г. Закон о печати вступил в силу. И с этого момента все больше и больше стала проясняться убийственная для тоталитарной системы сила данного правового акта. В союзном законе принципиальное значение имели две неприметные нормы, содержавшиеся в ст.ст. 4 и 7. Так, ст. 7 закрепляла: «право на учреждение средства массовой информации принадлежит Советам народных депутатов и другим государственным органам, политическим партиям, общественным организациям, массовым движениям, творческим союзам, кооперативным, религиозным, иным объединениям граждан, созданным в соответствии с Законом, трудовым коллективам, а также гражданам СССР, достигшим восемнадцатилетнего возраста». Воспользовавшись этой нормой, трудовые коллективы редакций целого ряда существующих изданий заявили себя в качестве учредителей и представили свои газеты и журналы на регистрацию в Министерство печати и массовой информации РСФСР. Первым рискнул стать самостоятельным журнал «Октябрь» — его трудовой коллектив получил Свидетельство о регистрации № 1. Его примеру последовали другие «толстые» литературные журналы: «Знамя» (№ 20), «Иностранная литература» (№ 25), «Волга» (№ 61), «Дружба народов» (№73), «Юность» (№ 112), «Новый мир» (№ 138), «Урал» (№ 225), «Звезда» (№ 383) и другие. Затем покинули своих прежних квази-учредителей газеты «Смена», «Литературная газета», «Мегаполис-Экспресс», журналы «Человек и закон», «Огонек» и т.д. Так начался распад взаимозависимых издательских империй КПСС, ВЦСПС, ВЛКСМ и пр. Союз писателей СССР оказался единственной организацией, попытавшейся восстановить свои права в отношении изданий-беглецов в судебном порядке. Называя себя «фактическим учредителем», СП СССР предъявил иск о признании недействительными регистрации журнала «Знамя» и Свидетельства о регистрации, выданного трудовому коллективу редакции 29 августа 1990 г. Однако согласно п. 2 Постановления Верховного Совета СССР «О введении в действие Закона СССР «О печати и других средствах массовой информации» » установленные законом правила регистрации в полной мере распространялись и на те СМИ, которые были созданы до введения в действие Закона о печати. Отсюда следовало, что Союз писателей в обоснование своего иска должен был доказать свое «учредительство» в отношении журнала «Знамя». Однако Союзу писателей не удалось доказать свои права. В своем решении от 11 декабря 1990 г. судебная коллегия по гражданским делам Московского городского суда констатировала, что «журнал «Знамя» был основан в 1931 г. ...Союз писателей был образован лишь в 1934 г. и, следовательно, учредителем журнала на момент его создания не был. ...Отношения Союза писателей СССР и журнала ограничивались только сферой творческих взаимоотношений. Поэтому Союз писателей СССР не может быть признан и фактическим учредителем журнала на момент его регистрации». Из этого суд сделал вывод: «При таких обстоятельствах Министерство печати и информации РСФСР правомерно зарегистрировало журнал «Знамя» по заявлению трудового коллектива редакции, поскольку отсутствовали указанные в ст. 11 Закона о печати и других средствах массовой информации основания к отказу в регистрации журнала». Верховный Суд РСФСР, оставив в силе отказное решение Мосгорсуда, фактически создал прецедент, который впоследствии не был поколеблен. Обратим внимание также на норму, содержавшуюся в ст. 4 Закона о печати. Она устанавливала: «Редакция средства массовой информации является юридическим лицом, действующим на основании своего устава». С ней взаимодействовала норма ч. 1 ст. 16 «Редакционный устав средства массовой информации принимается на общем собрании журналистского коллектива редакции большинством голосов при наличии не менее двух третей ее состава и утверждается учредителем». Именно эти нормы позволили многим редакциям, существовавшим ранее лишь в качестве внутренних подразделений издательств, стать самостоятельными юридическими лицами. Естественно, выделяясь из состава издательств, эти редакции имели юридическую возможность требовать составления разделительного баланса, поскольку всякое юридическое лицо должно иметь обособленное имущество. В результате многие газетно-журнальные издательства КПСС постепенно превратились из фактических издательских домов в предприятия по эксплуатации зданий, сдающие помещения редакциям в аренду. Закон РФ о СМИ.Союзный Закон о печати проработал в России около полутора лет. 27 декабря 1991 г. ему на смену пришел Закон РФ «О средствах массовой информации» , ставший средством его конкретизации и дальнейшей демократизации. Как и союзный, российский закон родился из инициативного авторского проекта7. Хотя оба текста создавались одними и теми же людьми, однако произошедшие в стране перемены были столь разительны — развал Союза ССР, запрет КПСС, — что «республиканский вариант» оказался значительно радикальнее. Если союзный закон явился документом, с одной стороны, демократического романтизма, а с другой — исполненным неминуемых компромиссов с защитниками старых тоталитарных порядков, то российский — результатом почти лишенного политического противоборства поиска оптимальных технологий правового регулирования организации и деятельности СМИ. Если союзный закон декларировал свободу печати, то российский — презюмировал ее как естественное состояние прессы, требующее недвусмысленных и разумных ограничений, позволяющих свободу одних гармонично сочетать со свободой всех прочих. Если союзный закон имел многочисленные и, увы, в тех политических условиях неизбежные, пробелы и двусмысленности (например, в вопросах о собственности, о статусах учредителя, редакции, издателя), то при создании российского горький опыт пресловутой «войны законов» заставил пойти по пути заполнения этих пробелов, «дописывания», «нормотворчества от достигнутого», применения других методов «юридической микрохирургии». В процессе прохождения законопроекта в Верховном Совете Российской Федерации различными субъектами права законодательной инициативы было внесено 79 поправок, 26 из которых были учтены. На стадии окончательного принятия, 19 декабря 1991 г. получили одобрение еще несколько поправок, в том числе две, резко снижающие демократический потенциал закона и представлявшие реальную угрозу свободе прессы. Одна из них касалась ст. 41 «Конфиденциальная информация» и обязывала редакции СМИ раскрывать источник не только по требованию суда, но также прокурора и следователя. Вторая поправка изменяла содержание ст. 50 «Скрытая запись» с точностью «до наоборот», предлагая установить запрет на использование журналистами скрытой видео- и аудиозаписи, кино- и фотосъемки. Принятые поправки вызвали возмущение в обществе и Президент Б.Н. Ельцин публично заверил, что наложит вето на принятый закон, если антидемократические поправки не будут устранены. Совместными усилиями удалось добиться того, что Верховный Совет включил в повестку дня последнего перед новогодними каникулами заседания вопрос о пересмотре поправок. Практически без дискуссий депутаты отменили обе поправки, вернувшись к первоначальной редакции закона. Вот почему закон о СМИ, принятый 19 декабря 1991 г., датируется 27 декабря 1991 г. [1] СУ РСФСР. 1917. № 1. Ст. 7. [2] Постановление Конституционного Суда Российской Федерации по делу о проверке конституционности Указов Президента Российской Федерации от 23 августа 1991 года № 79 «О приостановлении деятельности Коммунистической партии РСФСР», от 25 августа 1991 года №90 «Об имуществе КПСС и Коммунистической партии РСФСР» и от 6 ноября 1991 года № 169 «О деятельности КПСС и КП РСФСР», а также о проверке конституционности КПСС и КП РСФСР от 30 ноября 1992 года. № 9-П.: Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 1993. № 4—5. С. 54. [3] Кстати, конституционная формула о руководящей и направляющей силе по странной случайности почти текстуально совпадает с параграфом 3 Закона германского рейха «Об обеспечении единства партии и государства» от 1 декабря 1934 года, где НСДАП названа «руководящей и ведущей силой национал-социалистского государства». См.: Нюрнбергский процесс: Сб. мат-лов в 8 т. Т. 2. С. 209. [4] Вестник Конституционного Суда Российской Федерации, № 4—5, 1993. С. 55—56. [5] Вторая сессия Верховного Совета СССР. Бюллетень № 41 совместного заседания Совета Союза и Совета Национальностей. 24 ноября 1989 г. М., 1989. С. 16, 22, 43. [6] Вторая сессия Верховного Совета СССР. Бюллетень № 42 совместного заседания Совета Союза и Совета Национальностей. 27 ноября 1989 г. М., 1989. С. 9; Известия. 1989. 4 декабря. [7] Ватурин Ю.М., Федотов М.А., Энтин В.Л. Закон о средствах массовой информации. Республиканский вариант. Инициативный авторский проект. М., 1991. | ||
| Назад • Дальше Содержание | ||
| Содержание Назад • Дальше | ||
Глава 3. Система законодательства о СМИ
Структурообразующий характер Закона о СМИ.
Важная норма, определяющая структуру законодательства о СМИ содержится в ч. 1 ст. 5 Закона Российской Федерации «О средствах массовой информации» от 27 декабря 1991 г. Здесь закреплено, что любой акт федерального и республиканского законодательства о средствах массовой информации должен издаваться в соответствии с Законом о СМИ. Тем самым законодатель фактически придал этому нормативному акту характер мини-конституции в данной сфере. Он определил Закону о СМИ роль структурообразующего фактора, интегрирующего различные по своему местоположению в законодательстве правовые нормы в единую систему взаи
|
Главная страница Случайная страница Контакты