Доминанты духовности и систематизирующие идеи правовой культуры древнего Китая 5 страница

- Духовная свобода есть воля к самоосуществлению. Она сверхнормативна и ориентирована на идеалы метафизики, предполагая духовное восхождение и обретение способности не только смотреть, но и видеть.

Происхождением витальной свободы человек обязан природе; становлением социальной свободы – обществу; формированием духовной свободы – только себе.

* Собственность является третьей фундаментальной категорией права. В системе «человек и мир», собственность заявляет о себе в форме отношения владения, обладания и присвоения.

Специфика этой ценности заключается в обосновании и защите принципа первовладения; реализации претензии на то, что никому не принадлежит или создано определенными усилиями в рамках антропогенной деятельности человека. Любая форма передела собственности чревата коллизиями, противостоянием интересов.

Право собственности включает три компоненты:

- право приобретения;

- право пользования;

- право отчуждения.

Все три компоненты собственности являются выражением свободной воли человека, который распоряжается собственностью по своему усмотрению.

§ 2. Императивный характер права

Римское право, пережив свой рассвет, в условиях заката империи заявило о своей недееспособности, ибо апеллировало к рассудку социального «Я», с ориентиром на обеспечение правопорядка. В это же время зарождается христианство, у истоков которого стоит личность Иисуса Христа. Как историческое лицо, «Сын человеческий» проявил способность страдать и мучиться, а как «Сын божий» он заявил об истинах мирового Логоса, демонстрируя милосердие и благодать, величавость и неустрашимость. Объединив в себе два начала «Сына человеческого» и «Сына божьего», Христос заявил о себе как «Богочеловек» и как реформатор. В своих заповедях он обосновал новую шкалу ценностей, обозначил новые нормы социального порядка, обеспечил преемственность античной и средневековой цивилизации, заложил основание последующего развития человечества.

Новый Завет – это двадцать семь произведений, которые включают четыре Евангелия от Марка, Матфея, Луки, и Иоанна, книгу «Деяния святых апостолов, двадцать одно послание апостолов и «Откровение Иоанна Богослова». Новый Завет - это новое мировоззрение, в основе которого лежит аксиома «мир погряз во зле». Рим напоил народы вином блудодеяния и за это Господь его осудил. Он обречен на погибель. Образу порочного Рима противостоит «град Божий», внутри которого нет антагонизма, нет насилия, нет преступлений, а есть только правда и справедливость, гармония и правопорядок. У каждого человека есть шанс вырваться из плена зла и возродиться к нравственной жизни.

Если Ветхий Завет – это этическая программа минимум, суть которой заключается в том, что Бог, создав человека по образу и подобию своему, дает ему право владеть тем, что его окружает. В этом смысле право выступает как неограниченная свобода проявления человеческой воли с единственным запретом «а от древа познания добра и зла, не ешь». Десять заповедей, которые получил Моисей от Бога на горе Синай это нормы, за нарушение которых следует адекватная мера наказания.

Что касается Нового Завета, то это этическая программа максимум, ориентированная не на правило талиона, не на приумножение зла, а на его искоренение, проявляя терпение и смирение, способность быть выше зла. Ибо «кто унижает себя, тот возвысится» и главный враг – не другой, а собственная гордыня, а посему «кто возвышает себя, тот унижен будет».

Основные заповеди Иисуса Христа сосредоточены в его «Нагорной проповеди», где он рекомендует пересмотреть отношение к богатству, судить не ближних, а самих себя. Только кроткие, жаждущие правды, милостивые и чистые сердцем узрят Бога и будут наречены сынами Божиями и обретут Царство Небесное.

Как легко заявить о кротости, милостивости, чистосердии, миротворении и как трудно их осуществить в практике социальной жизни. Как трудно реализовать принципы всеохватной любви, всепрощения и непротивления.

Основная идея христианства максимально подчинить социально-правовые отношения нравственным началам. Идеалом должно быть тождество морали и права, морали и нравственности, права и закона. Суд собственной совести должен быть выше светского суда, а суд собственной совести равен суду Божиему, поскольку царство Божие находится внутри нас, в человеческом сердце.

Закон положен не для праведников, а для тех, кто преступил грань нравственного.

Что касается принципов христианского права, то они сформулированы следующим образом:

- источником права являются императивы, исходящие от Бога;

- шкала ценностей имеет свою систему координат. По вертикали: «возлюби Бога превыше себя», по горизонтали: «полюби ближнего как самого себя»;

- законопослушное поведение – богоугодное, любое преступление – грех;

- помимо светского наказания существует и посмертное воздаяние;

- суд судит обвиняемого как дважды виновного перед людьми и перед Богом;

- христианское правосознание категорично. Оно исключает сомнение и критику;

- по своей сути христианское правосознание теократично. Оно утверждает силу Бога, которого надо принять на веру (Квинт Тертуллиан – богослов, юрист);

- светский мир – это обитель зла и пороков. Социальная жизнь нуждается в освящении идеями Божественной справедливости. Основанием идеального порядка должен быть страх Божий (А. Августин);

- Бог – центр мироздания, хранитель мирового и социального порядка (Ф. Аквинский);

- повеление Бога обретает для человека силу естественного права.

Эпоха Возрождения заявила о себе как апология свободы. Процесс «обезбоживания» и «разволшебствования» (Макс Вебер) инициировал рационализацию мышления, когда уже не вера, а разум определяет систему норм права и ценностей человеческого бытия. Парадигма теоцентризма сменяется парадигмой антропоцентризма.

Авторитет знания теснит авторитет священного писания, формируется особый тип личности исследователя, авантюриста и честолюбца, проявляющего вместо смирения гордыню и желание утвердить свое социальное «Я».

Человек вновь заявил о своей претензии быть «мерой всех вещей», демонстрируя в качестве доблести те качества, которые по реестру Средневековья проходили как грех гордыни, своеволия и высокомерия.

Человек свободен. Он может подняться до высот Бога или опуститься до уровня животного. (Пико делла Мирандола). Но как мало первых и как много вторых (Леонардо да Винчи). Это и понятно, ибо эпоха первоначального накопления капитала не исключала, а даже предполагала насилие, вероломство, разбой и кровопролитие.

Новое время редактирует «половодье» эпохи Возрождения. Это время классицизма, апеллирующего к разуму, холодному, но расчетливому. Центральной идеей классицизма выступает идея порядка, которая опиралась на принципы приоритета разума, изначальной моральности и законопослушности, а так же социального служения.

· Принцип приоритета разума над чувствами обеспечивал возможность дальнейшего развития рациональности и становления парадигмы панрационализма.

· Принцип изначальной моральности, законопослушности рождал уверенность в том, что только разум может кратчайшей дорогой обеспечить путь к истине, благу и справедливости.

· Принцип социального служения ориентирован на то, что разум обосновывает и утверждает долг служить честно и самоотверженно во имя блага Отечества.

Новое время реанимирует христианскую идею естественного права, связывая ее с учением об Общественном договоре. Согласно Общественному договору институт государства есть не что иное, как форма союза свободных людей, заключенного ради соблюдения права, обеспечения безопасности и достижения общей пользы.

Следует обратить внимание на усилия известного правоведа Гуго Гроция (1583-1645). Его произведения «О праве войны и мира» стало настольной книгой юристов Нового времени. На ряду с естественным правом (правом по природе) Гуго Гроций выделяет и право волеустановленное, которое включает божественное (основанное на справедливости, присущей сущности Бога) и человеческое (на уровне функционирования государства и жизнедеятельности семьи).

Естественное право априорно, поскольку оно существует изначально в самой природе вещей и постигается разумом. Человеческое право апостериорно, ибо постигается только опытным путем.

Современник Гуго Гроция Томас Гоббс (1588-1679) идет дальше, разводя право и закон. Право – это свобода действия в условиях войны всех против всех. Закон – разумное ограничение права. Где нет закона, там нет и справедливости. В трактате «Левиафан» Томас Гоббс предпринимает попытку сформулировать основные нормы естественного права. Он именует их естественными законами, имеющими универсальный и безапелляционный характер. Базовой ценностью естественных законов (Томас Гоббс насчитывает двадцать таких законов) является золотое правило нравственности: «Относись к другим так, как ты хотел бы, чтобы другие относились к тебе»

Все двадцать законов имеют императивный характер, утверждая культ долга. Этот долг апеллирует не к религии, а к нравственности. Законы демонстрируют отсутствие духа талиона и норм Ветхого Завета, но реализуют призыв Иисуса Христа и нормы Нового Завета: «Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними».

Налицо существенное ограничение естественного права императивностью закона как базы для последующего формирования позитивного права, первоначальная задача которого сводилась к защите естественного права в форме права на жизнь, свободу и неприкосновенность собственности.

В работах Дж. Локка и Б. Спинозы закон рассматривается не как выражение воли государства (авторитета власти), а как выражение всеобщей воли народа. Закон – это акт, получивший одобрение парламента, избранного народом. Общая воля народа, с точки зрения Ж. Ж. Руссо, всегда права. И в этом тезисе явно прослеживается возможность эволюции естественного равенства в сторону правового равенства.

Новый этап в развитии идеи естественного права внесла немецкая классическая философия и в первую очередь И. Кант (1724-1804). Источником естественного права выступает не Бог и не природа, а общество. Если позитивное право можно рассматривать в качестве публичного права, то естественное право есть частное право – право индивида.

Право индивида является внешним институтом регламента его жизни, а мораль – внутренним. Поэтому частное право и мораль демонстрируют рядоположенность, но не тождественность. И тем не менее, определив линию демаркации морали и права, Кант заложил в право ту же категорическую императивность, которую несет и мораль: «Поступай так, чтобы свободное проявление твоего произвола (в смысле свободы – И.К.) было совместимо со свободой каждого, сообразно со всеобщим законом…» (Кант И. Соч. в 6 т. М., 1965. т. 4. ч. 2 , стр. 140)

По сути Кант был первым, кто определил право не через юридическое понятие свободы, а через ее философскую интерпретацию, сформулировав основные императивы естественного права:

- поведение людей с ориентацией на благо и справедливость, может быть только правомерным;

- императивность естественного права обеспечивается уровнем развития духовного мира человек;

- долг является отправной точкой отсчета, как публичного, так и частного права.

Что касается позитивного (публичного) права, то его источником выступает всеобщая воля народа, а государство является всего лишь учреждением, которое обеспечивает осуществление этой воли. Другими словами, не публичное право должно обслуживать политику, а политика должна обслуживать право.

Другой немецкий мыслитель И. Г. Фихте (1762-1814) рассматривает право как основу самосознания, как меру свободы, гарантом которой выступает частная собственность. Где отсутствует частная собственность, там отсутствует и личность. Где отсутствует частная собственность, там отсутствует право и «Я» ориентированное на самоосуществление в противостоянии «Я и не-Я» (мир природы и общества). В праве главное не норма или санкция, а правовое отношение, в которое вступает индивид, решая свои проблемы, и преследуя свои интересы.

Иную интерпретацию права дает Томас Джефферсон (1743-1826), один из создателей Конституции Соединенных Штатов Америки 1787 года. Признавая за каждым человеком неотъемлемые права, Т. Джефферсон обращает внимание на то, что реальное осуществление этих прав может обеспечить только институт государства. Эту же идею прорабатывает и Г.В. Гегель (1770-1831), рассматривая государство как высшее проявление развития и отчуждения мирового разума.

Постклассическая ситуация поставила под сомнение ряд положений философии права, особенно гегелевскую идею о государстве как воплощенной форме мирового разума с обоснованием формулы «все что действительно – разумно и что разумно, то действительно».

Общественное сознание адаптирует идеи анархизма М.А. Бакунина, П.А. Кропоткина о необходимости разрушения института государства как несовершенной формы социума, которая противоречит человеческой природе естественного права. Жесткую позицию русского нигилизма изящно редактирует Макс Вебер, предложив концепцию «формальной рациональности», которая объясняла механизм инверсии бюрократии в бюрократизм, ставила под сомнение гегелевскую идею о разумности государства.

Государство как источник зла и насилия рассматривает Л.Н. Толстой. Он критически относится к сложившимся стереотипам оправданиянасилия со стороны государства по отношению к подданным. Государство якобы имеет цель избавить общество от еще большего зла в форме произвола и открытой войны всех против всех. Такое убеждение Л.Н. Толстой называет «самопорабощением». Отсутствие прочных правовых традиций, открывает дорогу тоталитаризму, который берет на вооружение насилие как единственное эффективное средство разрешения социальных проблем.

Л.Н. Толстой предлагает в качестве средства защиты человека от экскалации со стороны государства использовать «непротивление злу насилием». Поскольку насилие государства возрастает вследствие участия людей в этих структурах насилия или же в равных насилию формах протеста (бунт, революция, террор) то, согласно Толстому, только неучастие в насилии и может вернуть людям подлинную свободу. Но переход к этому состоянию вершится не в одночасье, а в движении от человека к человеку. Приняв Слово, его можно соединить с Делом. В конечном итоге, государство развалится и восторжествует право свободного и нравственного человека.

Другой русский мыслитель И.А. Ильин, отдавая должное гению Л.Н. Толстого, оценивает его позицию к государственному насилию как утопическую. Ильин И.А. размышляет над дилеммой насилия, которую осуществляют государство и люди. В первом случае насилие проходит по реестру права, во втором случае – преступления. Очевидно, что право и преступление это не одно и тоже. Но эта очевидность не самодостаточна. Она оставляет горький осадок и размышление как жить и выжить в мире откровенного или завуалированного насилия. И.А. Ильин полагает, что философия ненасилия, будучи ориентирована на свое осуществление, в отдельных случаях должна адаптировать и принцип «противления злу силою», ибо возможность сопротивления посредством непротивления, «даруется человеку, когда родовой процесс обуздания внутреннего зверя создает экзистенциальный минимум права и морали, открывает сердца для любви и формирования духовного мира». Увы, этот минимум перестает быть решающим фактором развития общества в условиях эпохи формальной рациональности, где государство как институт бюрократии трансформируется в бюрократизм, превратившись из системы обеспечения гаранта безопасности граждан и регламента общественных отношений в систему самообеспечения.

Возникшее социально-политическое отчуждение человека от власти само по себе размывает механизм сдерживания эскалации бюрократизма. Реальностью становится коррумпированность чиновников и смыкание представителей государства с преступным миром. Формируется особое сообщество со своей субкультурой, игнорирующее принцип ненасилия. Поэтому сопротивление злу силой возможно и необходимо, ибо покорность в отношении хама есть зло значительно большее, чем сила, проявленная для защиты от хама и насильника. В отличии от Л.Н. Толстого, Ильин апеллирует к необходимости рассматривать поступки в конкретном социальном контексте.

Идея непротивления злу оборачивается потворчеством злу в условиях, когда общественные отношения далеки от своего совершенства, когда идея гражданского общества существует только в теории. Только гражданское общество может создать благоприятные условия для становления правового государства и только правовое государство в состоянии признать за личностью неприкосновенность ее прав и свобод и обеспечить их защиту. Это свобода совести, убеждений, вероисповедования; свобода слова; свобода собраний и социальных объединений; свобода передвижения и политического волеизъявления; неприкосновенность личности, ее жилища и переписки. (См.: Кистяковский Б.А. Философия и социология права СПб, 1998).

Проблема правового государства – это составляющая проблемы гражданского общества. Нынешнее состояние человечества свидетельствует о том, что осуществление гражданского общества необходимо, но не возможно. И здесь ближе к истине не декларатор Кистяковский Б.А. а скорее аналитик Ортега-и-Гасет (1883-1955). В своем философско-социологическом исследовании «Восстание масс» он размышляет о тех опасностях, которые связанны с тенденциями инверсии государственных начал в обществе новоевропейской цивилизации.

Техногенная цивилизация обеспечила приоритет некрофилии над биофилией. Перспективы развития человечества находятся в зависимости от решения глобальных проблем современности.

Глобализация мировых процессов требует усиления института государства, а наука, техника и современные технологии обеспечивают ему невиданные прежде могущество и функциональную эффективность.

Используя имеющиеся в его распоряжении средства, государство превращается в гигантский спрут, который способен охватить своими щупальцами тело общества, парализовать его волю и высосать его жизненные соки. Государство способно перемолоть кого угодно и что угодно. В результате не государство обслуживает общество, а общество обслуживает государство. Но историческая драма завершится, когда этот «Левиафан», высосав жизненные соки общества и его граждан, начнет чахнуть, оставив после себя деградированную культуру, деформированную экономику, иллюзорное правосудие и неудержимый разгул преступности.

Поселившись в здоровом теле, раковая клетка дает метастазы, обрекая организм на преждевременную летальность. Но летальность угнетенного организма это и летальность раковой клетки. «Раковая клетка» не сознает что она творит и чем все это закончится для нее. Государство, даже если его обозвали «Левиафаном» - это люди наделенные сознанием и инстинктом к самосохранению. В условиях, когда опасность самоуничтожения из абстрактной становится реальной, просыпается инстинкт самосохранения, и уже «государственные люди» (чиновники) начинают говорить о необходимости гражданского общества и формировании правового государства.

За долго до чиновников проблему возрождения естественного права как условия становления и развития гражданского общества и правового государства, с приоритетом права над законом, исследуют представители философии.

Одним из первых, кто поднял вопрос о реанимации естественного права был Е.Н. Трубецкой (1863-1920). В своей работе «Лекции по энциклопедии права» Трубецкой рассматривает право как условие обеспечения свободы как возможности, которая может стать действительностью только в условиях определенного правового поля. Право – это та совокупность норм, которая, с одной стороны, обеспечивает свободу, а, с другой стороны, ограничивает свободу в условиях взаимных отношений. Право полагает «безусловную ценность» человека как личности, хотя эта ценность не является константой, ибо общество и личность не статичны. Стало быть, нет и вечного естественного права, но всегда есть определенная совокупность правовых требований конкретного народа в конкретную историческую эпоху с учетом преемственности общечеловеческих ценностей, а так же с ориентиром на право жизни, свободы и собственности.

Естественное право через право позитивное вырабатывает механизм гарантий для осуществления личностью своей свободы, принимая во внимание свободу других людей.

Есть и другие концепции возрождения естественного права. Они являются своеобразной реакцией на остаточные формы тоталитарных режимов, на явление социальной аномии (бессилия), на феномен юридического позитивизма, склонного к конвенционализму и конформизму.

Пока что приходится констатировать в праве доминанту запрещающих и обязательных норм, а так же наличия жесткой системы санкций (репрессарий). Все это свидетельствует о том, что общество новоевропейской цивилизации не поднялось выше позиций Ветхого Завета как и не адаптировало заповеди Нового Завета.

Глава № 13. Личность и ее правовой дискурс

1. Личность, право, государство.

2. Права и обязанности человека и гражданина.

3. Конфликтология и правовые проблемы.

4. Неправо и его причинная обусловленность

§1. Личность, право, государство

Понятие «личность» двузначно. За ним стоит образ индивидуальности или образ совокупности общественных отношений конкретного общества, конкретного социального пространства и времени. В индивидуальности мы ценим ее самобытность, а в личности ее автономию. Автономия обнаруживает себя как инициативность, ответственность, предприимчивость, способность контролировать свое поведение, и подчинять его жизненным смыслам, обеспечивать ответственный выбор.

Признание за каждым человеком автономии, его способности самостоятельно принимать решение в той или другой ситуации, есть первоначало права. Изначально право предполагает, что человек не средство, а самоценность. Но реализовать это положение непросто, ибо личность самоосуществляется не в безвоздушном пространстве, а в обществе других людей, где каждый человек выступает носителем таких атрибутов онтологической укорененности как потребности, интересы, труд, общение, неравенство, соперничество, конфликтность и т. д.

Это атрибутивность задает ситуацию единства права и морали, когда нормы права предполагают дополнение нормами морали с ориентиром на должное поведение человека.

В общественном сознании уживаются два понимания права: традиционное (обычное) и доктринальное (научное). Второе складывается в эпоху формирования национальной государственности и заявило о себе как указное право. Между правом и законом различия отсутствуют, а сам закон отождествляется с указом государя. Традиция тождества права и закона складываются в условиях перманентной «войны всех против всех», где каждый разумный человек отчуждает свое право монарху, в замен на гарантию личной безопасности. Указное ограничение произвола обретает статус права вообще, а гарантией свободы – является особое право (пожалованные вольности). Господствующим принципом права выступает положение «все, что не разрешено, запрещено». Логика этого принципа вела к запретительному толкованию правовой нормы и обвинительному истолкованию задач правосудия.

С XVIII века в понимании сущности права совершается «коперниканский переворот». Кризис феодальной государственности продемонстрировал, что указная, запретительная законность не только не оздоровляет общество, но и разрушает психику и нравы человека. Философия эпохи Просвещения продемонстрировала, что жизнь, свобода и защита собственности подданных феодального государства немногим лучше чем в условиях полного беззакония. Количество преступлений со стороны власти превышают количество частных преступлений. Авторитарная власть может стать большим преступником, чем все преступники конкретного общества, не говоря о том, что авторитарное государство поощряет доносы, клевету и т.д.

Неограниченная запретительность и не адекватные репрессалии подавляют не столько преступную, сколько свободную волю. Люди избегают инициативы, разумного риска, творческого поиска. Они демонстрируют замкнутость и анемичность. Личная безопасность определяется мерой ничтожества.

Формуле «Все, что не разрешено, запрещено», философия эпохи Просвещения противопоставило формулу «Все, что не запрещено, разрешено».

В рамках осуществления этой формулы наказанию подлежит доказанное преступное действие а не мысль о нем. От Локка и до Канта развивается идея о приоритете дозволения над запретом и обосновании «естественных прав» – свободы совести, слова, печати, собраний, перемещений, распоряжения собой, как неотъемлемых прав человека. В этот же период складывается концепция ограничения власти государства, оформляется идея приоритета права над законом, критерием правового государства рассматриваются осуществление справедливости.

Последующее время показало, что ряд идей, в том числе и идея приоритета права над законом, оказались утопическими. Правовое государство в условиях фетишизации «товара – денег и капитала» на поверку оказалось инструментом экономически господствующего класса, а не институтом всего общества. Идея гражданского общества в условиях формальной рациональности и реального отчуждения оказалась всего лишь красивой фразой о достижении гражданского согласия как условия становления не состоявшегося правового государства.

Реальностью пещерного капитализма, а так же тоталитарных систем фашизма и социализма стало «всеобщее равенство в бесправии». Под контроль государства были поставлены не только финансовые потоки, но и личная жизнь граждан. На смену автономии личности с ее инициативой, откровенностью и мужеством, пришли верноподданичество и покорность; зависть и коварство; затравленность и гражданская усталость; бесправие и пришибленность. А это уже иная личность, далеко стоящая от индивидуальности с претензией на оригинальность и творчество самовыражения.

В определениях права упор в основном делается на урегулирование, регламентацию, а понятие свободы как самое важное для уяснения смысла права отсутствует (См.: словари и энциклопедии).

Источником права выступает Конституция как основной закон конкретного общества. Она определяет взаимные обязательства граждан и государства, а так же включает определенный набор свобод. Стало быть, право с учетом роли и места Конституции в жизни общества можно и нужно определять как систему общеобязательных норм, обеспечивающих совместное общежитие людей на началах личной свободы при минимуме ограничений и карательных санкций. Любые законодательные акты государства являются правомерными, если они не противоречат Конституции и не нарушают закрепленный в ней юридический статус личности, который обеспечивает защиту ее жизни, собственности и свободы.

Здесь есть свои проблемы. Без усилий государства право превращается в декларацию. Перегибая палку, государство превращает право в форму, лишенную содержания.

Как физическое лицо, личность заявляет о себе в трех ипостасях.

· В статусе субъекта свободы, личность имеет право на независимость и неподопечность.

· В статусе субъекта гражданина, личность имеет право на помощь государства в случае необходимости.

· В статусе субъекта политики, личность обретает возможность влиять на формирование и функционирование государства.

Из этого следует положение: «каждый подчиняется тому закону, на который он сам дал свое согласие». Свое отношение к государству личность может заявить либо в форме прямой демократии, либо в форме представительной демократии. И та, и другая, имеют свои достоинства и свои недостатки.

Воля плебесцита (мнение большинства) в рамках прямой демократии всегда права, ибо она есть сам закон, его первый источник. Меньшинство должно принять мнение большинства к исполнению, и убедить себя в первоначальном заблуждении. Но кто не знает, что большинство сила, но далеко не всегда истина.

О представительной демократии можно составить представление на основании «перестройки-катастройки» в границах постсоветского пространства, где бал правит обещание и отказ от его выполнения; где налицо отчуждение человека от власти и осуществление правления «именем народа, в интересах народа, но без народа».

Ценность прямой демократии сомнительна не только феноменом большинства и феноменом деперсонализации субъектов политического участия, но и тем, что значительная часть участников слабо понимает о чем идет речь. Кроме того, реальное большинство в силу соответствующих манипуляций может быть весьма незначительным, а тем не менее, решение референдума принимается как воля большинства. И наконец, общественная психология масс, как правило, носит ситуативный характер. Массы реагируют и принимают решение только в режиме «здесь и сейчас». Поэтому риторика «все и каждый осуществляют свою судьбу» лишена реальных оснований.

И прямая, и представительная демократия несомненно являются завоеванием цивилизации, но это завоевание еще далеко от своего совершенства.

Попытка реализовать смешанную форму демократии, которая включала бы элементы плебисцита (референдум, митинги, манифестации) и элементы представительной (доверенной) демократии имеют собственные издержки, в результате которых народ зачастую оказывается перед фактом: «хотели как лучше, а получилось как всегда плохо».

Только в системе гражданского общества и правового государства, в условиях осуществления гражданского согласия можно вести речь об оптимальных формах разрешения противоречия между личностью и обществом на уровне корпоративных солидарных образований и обеспечения новозаветовской системы координат, включающую субординирующую вертикаль и коммуникационную горизонталь.