КАК МЫ СЕБЕ ПРЕДСТАВЛЯЕМ СОЦИАЛИЗМ

Мне как-то недавно из журнала «Пионер» прислали пачку детских сочинений, описывающих, как ребята представляют себе, что такое социализм. Они писали о громадных достижениях техники, о развитии производительных сил, о том, что не будет нищеты, что у всех всего будет вдосталь, что люди не будут работать, а вместо людей будут работать машины, что у людей будут светлые, теплые жилища...

Об одном ребята не писали: что отношения между людьми будут при социализме совсем другие, что человек при социализме будет мыслить, чувствовать, наслаждаться по-иному, что вся жизнь станет иной – богаче переживаниями, ярче, красочней. Уйдет из нее все убожество одинокого, заброшенного, никому не нужного существования, уйдет мелкая злоба, зависть, человеконенавистничество. Могучая коллективная мысль, могучее коллективное чувство придут на смену одинокому горю, одиноким исканиям мыслителя.

Существующие утопические романы говорят лишь о всеобщем довольстве, отсутствии нищеты, преступлений. Но о попом человеке, о новых человеческих отношениях, о красоте коллективных переживаний, о глубине размаха коллективной мысли, о новой общественной организации утописты почти ничего не говорили.

Перед глазами Ленина вставал уже новый строй. Он говорил о том, что надо «из воли миллионов и сотен миллионов разрозненных, раздробленных, разбросанных на протяжении громадной страны создать единую волю...»[30] Он говорил о сознательной солидарной дисциплине, о коммунистической морали. Ленин говорил, что коммунисты должны силой своего энтузиазма зажечь армию народных учителей, построить социалистическую школу. В создании единой трудовой школы, связанной с массами, Ленин видел средство воспитать подрастающее поколение в новом, коммунистическом духе. Он писал про социалистическую школу, что лишь она сумеет оградить нас в будущем от всяких мировых столкновений и боен.

1927 г.

ЗА УГЛУБЛЕННОЕ СОДЕРЖАНИЕ ПИОНЕРРАБОТЫ (ИЗ ДОКЛАДА НА ПАРТСОВЕЩАНИИ ПО ПИОНЕРДВИЖЕНИЮ ПРИ АГИТПРОПЕ ЦК ВКП (б)

Если подвести основные итоги пятилетнего существования пионердвижения, то наряду с недостатками мы должны отметить и большие плюсы этого движения. Вот когда получаешь письмо из деревни от ребят, видишь, что пионерчик становится у нас таким живым бродилом: он во все вникает, ко всему прислушивается. Вот как пишет пионер: «Я мать хочу учить грамоте, но нет букваря. Ходил в избу-читальню, там говорят: все буквари по кружкам даны; а я, как пионер, должен заботиться, чтобы мать была грамотной». Правда, это наша беднота такая, что из Самарской губернии надо писать в центр, чтобы получить букварь, но такова наша жизнь. Пионер добивается и добьется своего.

В смысле вожатых... Я сегодня перечитывала одно письмо вожатой. Ее письмо – кусок нового быта, и немалую роль в обновлении быта играет пионердвижение. Пишет молоденькая девушка-вожатая из глухой сибирской деревни: «Мать была выбрана на съезд работниц и крестьянок, и вот, когда она приехала, она в семье рассказывала о съезде, о работе. Нам, – пишет вожатая, – так интересно было слушать, и братишки десяти-четырнадцати лет со вниманием слушали. Я подумала: «А ведь моим пионерам это тоже интересно послушать». Дальше начинается особенно показательное для нашего советского строя. Она не просто попросила свою мать пойти в пионеротряд – она идет в женотдел и докладывает, что важно было бы, чтобы ее мать, которая была на съезде, сделала пионерам доклад. Женотдел соглашается и говорит: «Мы ее командируем». Вот это кусочек нового, может быть незаметного па первый взгляд.

Новое – то, что эта девушка-вожатая смотрит на мать не только как на мать, по и как на общественного работника, как на члена организации, и она обращается не просто к матери, а к той организации, где мать состоит. Тут новый быт, новые отношения. Это – вожатый.

Но и сами пионерчики борются за то, чтобы в церковь не ходили, чтобы икон не вешали, вмешиваются всюду, где им кажется неладно то, что делается.

Несмотря на все недостатки пионердвижения, его влияние проникает глубоко. Но сейчас надо сказать, что требования гораздо выше, чем в первые годы были, – и со стороны самих пионеров и со стороны населения. Раньше так и смотрели, что быть пионером весело: поют песни, идут стройными рядами – все это очень хорошо. И рабочие так смотрели, когда дети уходили на собрания. Раньше там была всякая торжественность, и этим увлекались. Плохого тут ничего не было, но можно увлекаться несколько месяцев, полгода, год, а потом это входит в быт и больше уже не поражает: не поражают уже ни красные галстуки, ни маршировка, ни пение, – и требуется углубление содержания, и ребята недовольны. Посмотрите, о чем пишут ребята, чем они недовольны.

Они глубже всматриваются, то ли делает пионерорганизация, что надо. Сейчас по всей просвещенческой линии идет вопрос об углублении работы. Мы раньше просто организовывали избы-читальни, а сейчас население предъявляет очень высокие требования к содержанию работы избы-читальни – и к учителям их предъявляет, и к избачам. Например, на конференции работниц и крестьянок как говорили об учителях? «Они сами тоже темные, такие же, как и мы, они не понимают хороню общественных вопросов». И вот начинают к учителю предъявлять такие требования, которых раньше не предъявляли, и, понятно, по всем линиям. К пионердвижению тоже сейчас предъявляются большие требования, может быть больше, чем в какой-нибудь другой области, а между тем приходится работать пионерам в чрезвычайно трудной обстановке. Надо сказать, что в материальном отношении мы всё еще бедны, культура у пас еще отсталая.

Вот пионерчик должен написать письмо в центр, чтобы получить азбуку для матери. Все письма постоянно переполнены жалобами на то, что негде собираться. «Мы, – пишут пионеры, – ни разу в месяц не могли собраться». Тов. Эпштейн недавно устроил в Наркомпросе совещание представителей с фабрик и заводов, где говорилось вообще о помощи детским организациям но всем линиям, – и какая же картина рисуется? С одной стороны, страшная нищета в смысле помещений. Только одна работница, представительница «Освобожденного труда», говорила, что у них благополучно; остальные говорят, что сейчас большой подъем в смысле культурности масс, помещения страшно нужны. Часто стоит вопрос о том, что надо помещение отдать или под пионеркружок, или под швейный, и, конечно, швейный кружок берет верх, или оказывается, что музыкальные, струнные оркестры молодежи или взрослых нуждаются в помещении, – и пионеры остаются без помещения.

Потом на этом совещании, созванном т. Эпштейном, особенно ярко выступила другая сторона – это неподготовленность руководителей. Отряд в пятьдесят человек. Организовать его, наладить его работу часто гораздо труднее, чем в школе заниматься, потому что в школе есть определенная программа, определенные традиции, есть заведенный порядок, а тут по-новому надо подходить, надо дать новое, большое содержание, и один из выступавших указывал, как трудно бывает это. Решают показать пионерам кино. Как организовать это кино, – не знают. Нельзя этого от вожатого требовать, потому что этого еще никто не делает, не умеет делать, и надо подработать этот вопрос.

Трудности в настоящее время еще заключаются в том, что самая система всей организации еще не до конца проработана. Вначале был возраст от 11 до 14 лет. Это однородный состав. Тут игровые моменты, моменты занимательности являются решающими. Сейчас возраст, с одной стороны, понизили до 10 лет, а с другой – повысили до 16. У ребят 10 и 16 лет уже совершенно разные интересы, разные потребности. Пятнадцати-, шестнадцатилетние в деревне уже ведут свое хозяйство, часто бывает ответственными хозяевами, и вообще это возраст уже складывающегося во взрослого человека, где есть потребность в углубленной учебе, где совершенно другой жизненный опыт, другие интересы, возможности.

Возьмем хотя бы вопрос о труде. Например, мы работали в Наркомпросе над программой по труду для школы I ступени, и выясняется, что в 10 лет городские ребята еще только-только иногда подходят к трудовой деятельности. Начинает делать одно – начинает, положим, делать ящик, а в процессе работы у него еще цель меняется, и он вместо ящика решает сделать зоологический сад. Десятилетний в области труда часто еще совсем ребенок. А в 16 лет часто он уже работает на производстве. И все эти возрасты вместе сгружены, и, понятно, старшие решают, они являются решающими в организации, а младшие подчиняются, тянутся за старшими – и скучают. Старшим политучеба нужна, они ее требуют, а десяти-, одиннадцатилетние ребята тут чувствуют себя сбоку припека, начинают тяготиться всем этим, чувствуют неудовлетворенность от организации. Надо сказать, что сейчас это неудовлетворение очень сильно в рядах самих пионеров. Тут есть одно письмо – пишет один парнишка, должно быть лет двенадцати: «У нас в отряде большие недостатки, так как нет помещения для нас, где мы могли бы собраться и проделать все, что нам нужно. А то мы ни разу в месяц не собирались, потому что негде. А горю нашему никто не помогает. А потому, Крупская, у нас мальчики – они не похожи совсем на пионеров, и некоторые бросают быть пионерами. Среди ребят нет никакой связи, так как друг на друга почти не смотрят. Нужно это, Крупская, изжить. У нас нет настоящего вожатого: просто комсомолец из рядов комсомола, его заставили работать вожатым». Вот характерное письмо, которое категорически требует изжить такое положение.

Ребята бьются в заколдованном кругу. Они пишут: «Что же вожатый? Все равно достать ничего не может». Так что тут нужна очень серьезная и материальная помощь, с одной стороны, и с другой – нужна методическая помощь. Не только система еще не проработана, но у нас и методически не проработан вопрос,

Я перед тем, как идти сюда, посмотрела все, что сама писала о пионердвижении, и выходит так, что нового сегодня ничего не скажешь против того, что было сказано. Но чувствуется, чего-то нет. Говорим о труде, но это не проработано, ребята сами этого вопроса решить не могут. Надо, чтобы было проработано, какой труд, в какой форме надо проводить, – это надо самым подробнейшим образом разработать и вожатым и пионерам рассказать, дать нужные пособия. На страницах «Комсомольской правды» помещена статья о бойскаутизме под заголовком «Надо ли отказаться от буржуазного наследства?» Заглавие, по-моему, чрезвычайно неудачное – отказываться от буржуазного наследства, конечно, надо, вся наша революционная деятельность является отказом от буржуазного наследства. Это не значит, конечно, что мы не используем опыт буржуазии, ее достижения.

То же и в отношении бойскаутизма. Некоторые методы, приемы из бойскаутизма надо взять. Но автор торопится, и из этого делается целый ряд несколько поспешных выводов. Дело не в одних методах. Дело в цели. А методы часто определяются в бойскаутизме целями, которые ставит буржуазия бойскаутизму. Так что при заимствовании методов нужен также очень критический подход. Ошибка думать, что цель бойскаутизма – дать бойскаутам навыки. Это цель, которая достигается попутно. Главная цель – воспитать из бойскаутов верных слуг буржуазного строя. У бойскаутов цель выдвигается на первый план, эта цель – служение королю, своему буржуазному отечеству и хозяину. Эта цель – такая махрово-вредная вещь, что никто не усомнится, что от нее нужно всячески отмежевываться. Бойскауты и религиозные богослужения устраивают, чествуют короля, у них все время беседы на эти темы.

Руководители бойскаутизма понимают, как важны для ребят этого возраста беседы на такие темы. Они их увлекают, эмоционально их заражают, как теперь говорят. Возраст подростков таков, что они увлекаются очень легко, легко поддаются влиянию. На педологическом съезде очень много говорили на специальном языке психологов о значении «доминанты», о ее влиянии на поведение ребенка и подростка.

Переводя на обычный язык, это значит, что поведение ребенка и подростка определяется известным господствующим интересом. Руководители бойскаутизма прекрасно понимали роль доминанты – и этому у ник надо учиться. Только доминанта эта у них не та, которая должна быть.

Мы хотим, чтобы у пионеров была совсем другая доминанта, чтобы ими владели другие чувства. Мы совсем на другое хотим ребят вести, пропитывать их совсем другим духом. Я думаю, что правильно было, что с самого начала пионердвижение стремилось увлечь ребят борьбой за рабочее дело, желанием идти вместе с рабочим классом и его партией, вместе с Интернационалом, изменять в этой цели ничего не надо. Выбрасывать, ее, думая, что это посодействует лучшему приобретению навыков, – значит не знать, что ребята-подростки колоссально много могут сделать, если перед ними стоит яркая, увлекающая цель; а если выбросить эту цель, все примет сухой, будничный, неинтересный характер и придется прибегать к искусственной, внешней дисциплине, к такому положению, что ребят походя исключают из отряда.

Есть ли у нас сейчас обостренная борьба за детей? Конечно, борьба за детей все время идет, потому что нельзя забывать того, что мы не в безвоздушном пространстве живем, а живем в буржуазном окружении, что у нас много еще пережитков старого. Дело было бы весьма просто, если бы ребята никаким чуждым влияниям не подвергались. Ведь влияние окружающих на них чрезвычайно сильно, сильно всякое мещанское влияние, а мы много пионеров имеем из рядов мелких служащих, где особо сильно это влияние; от этого влияния но застрахованы и пионеры из рабочей среды, ибо у отдельных рабочих тоже есть много пережитков старого. Старое особо ярко проявляется в быту, и это влияет и на детей. Про деревенских я уж и не говорю. Религиозное влияние мы тоже имеем, поскольку в стране вообще в последнее время старая государственная религия разлагается по двум направлениям – с одной стороны, растет безбожничество, по, с другой стороны, мы видим и рост сектантства, и это сектантское движение гораздо опаснее, чем была официальная церковь, которая гораздо меньшим влиянием пользовалась и гораздо примитивнее была в своих приемах, чем сектантство.

Сектантство гораздо тоньше и глубже забирает, оно опаснее во многих отношениях. Так что тут в этом смысле идет определенная борьба. Борьба идет за привлечение ребят в отряд, идет борьба с родителями. Но я не сказала бы, что в последнее время эта борьба очень обострилась, – по крайней мере, в письмах ребят это не отражается. Ведь обыкновенно, и это как-то очень показательно, так бывает: случится что-нибудь, скажем какое-нибудь мероприятие, которое в чем-нибудь не удовлетворяет крестьян, – моментально это отражается в письмах; или какое-нибудь острое явление – оно тоже сейчас же отражается в письмах. Сейчас обострение борьбы из-за детей в письмах не отражается. Но отражается другое – отражается равнодушие к делу пионердвижения. Равнодушно часто к пионердвижению относятся и учащиеся. Что мы здесь видим? Мы, например, видим, что пионеры пишут так, как будто на свете нет школы, – о школе ни слова. По этому поводу мы читаем: ходил в избу-читальню, искал такую-то книжку, пошел туда-то. Изба-читальня как-то фигурирует. Не политпросветчики, а только учреждения. Ликпункт. Учреждения как-то упоминаются, а школа – точно ее нет. О работе форпостов ребята не пишут. Не видно, чтобы школа каким-нибудь путем влияла на ребят. Если мы возьмем 1924/25 год, когда учителя очень много писали о пионерах, тут была ревность к вожатому, были споры с вожатыми, было видно, что пионердвижение играло крупную роль. Сейчас в учительских письмах о пионерах также очень мало пишут. Пожалуй, больше всего проскальзывает внимание к пионердвижению по линии женотдельской, а по другим линиям видно чрезвычайное равнодушие наших организаций к пионердвижению, что создает, несомненно, трудные условия.

Я бы хотела остановиться еще вот на каком вопросе: это вопрос о том, чем и как привлекать в пионерорганизации ребят. Мне здесь вспоминается детство: собирались мы как-то обучать младших ребят, и первое, что мы устроили им, – это угощение. Решили привлечь ребят способом устройства угощения. Нужно их приманить к делу. И надо. сказать, что иногда, когда смотришь на приемы, которыми привлекают в пионерорганизации, эти приемы идут по пути внешних приманок, привилегий. В школе пионер часто занимает особое положение: пионер первым получает кино, пионера пропускают везде и всюду первого – одним словом, сделавшись пионером, он получает известную привилегию. Конечно, в корне это неверно и неправильно. Если идти по этому пути и не остерегаться этого, то можно всю воспитательную сторону пионердвижения совершенно на нет свести. Конечно, у нас невольно будет некоторая привилегия. То, что ребята имеют помещения, где они собираются, то, что они получают книжки, – в этом немножко есть привилегии. Но я не говорю о такой привилегии. Такая привилегия вытекает из потребности движения. Я говорю о том, что для пионеров, например, шьются костюмчики, особые устраиваются празднества – иногда это у нас бывает, в особенности если шефствует довольно богатое учреждение, оно по этому пути иногда идет, не удовлетворяя насущных нужд пионерорганизации, которые есть. Вот против этого я очень возражаю.

Наша конечная цель – вовлечь всех ребят поголовно в пионерорганизацию. Но пока об этом, конечно, не приходится думать. Но надо сказать, что следует особое внимание обратить на то, чтобы в пионерорганизацию попадали ребята рабочих. Мне скажут на это: на всех заводах у нас есть пионерорганизации, отряды. Это верно. Но наряду с отрядами есть еще много ребят, которые в отряды хотели бы попасть, но не попадают. Когда вот начинаешь с ними говорить: «Почему ты не пионер?», – то слышишь: «Да меня не берут». – «А почему не берут тебя?» – «Да не берут». – «Плохо ведешь себя? Не пускают родители?» – «Нет, много нас будет. Нельзя тогда будет ехать в лагерь». И это грустно так говорится.

Почему не берут? Потому, что в лагере нет места на всех, лагерь для более привилегированных. И получается, что на заводе есть привилегированные ребята, которые едут в отряд, и такие ребята, которые хотели бы в отряд поступить, но которых не берут. На устроенном т. Эпштейном совещании я вот спрашивала работницу «Освобожденного труда». Она говорит: «Как у нас хорошо на заводе с пионердвижением» и т. д. А я спрашиваю: «Все ребята в пионерорганизации?» Она на этот вопрос мне прямо не отвечает: «Почти, – говорит, – все». Очевидно, к этому вопросу – все ли ребята охвачены – не привлекается должного внимания. А мы заинтересованы как раз в таких ребятах, которых, может быть, родители не пускают, потому что ведь у нас пережитков старого много. Иногда в летнюю школу не пускают потому, что, вместо того чтобы огородить курятник, сажают ребят курицу сторожить. Мне приходилось с такими фактами встречаться. Так что пережитков очень много, и ребят часто не пускают в школу не потому, что они действительно нужны дома, а из-за разных пустяков не пускают в школу и отряд. С родителями толком никто не поговорит.

В деревне особенное внимание нужно обратить на ребят батраков и бедноты. Чаще всего они не входят в организацию. Я была как-то в Тверской губернии, приходила ко мне группа ребят из отряда пионеров. Ребята славные, предлагали поиграть с ними. Но эти ребята – дети рабочих, которые собираются зимой в город – поступить в семилетку, и лишь летом – в деревне. А ребята деревенской бедноты ни в какой отряд не вступают. И вот на это обратить внимание нам нужно. Это, конечно, не означает, что ребят кустарей, середняков и других мы не будем принимать, но важно обратить внимание на то, чтобы всех ребят рабочих, батраков и бедноты стараться привлечь, и надо над ними поработать, чтобы в организации привлечь. Здесь выражалось опасение, не будет ли тут простого подражания партийным резолюциям. Но ведь от этой задачи не уйдешь. Беднота – в культурном смысле наиболее отсталый слой, и вот перед пионердвижением стоит задача втянуть их.

Может быть, это особенности Москвы, но в Москве среди пионеров очень много детей служащих, и даже на фабрике в отряд дети служащих почти все входят. (Голоса с места. Москва – административный центр.) Административный-то центр административный, но на улице много ребят не служащих, а рабочих. Это накладывает определенный характер, определенную печать на состав отрядов. Вот если бы этого не было, то не было бы такой демонстрации, которая привела меня в невероятную грусть, когда я увидела, что каждый отряд, над которым шефствует какой-нибудь наркомат, имеет свой костюмчик: у одних девочек черные на бретельках юбочки, у одних мальчиков такая-то шапочка, у других какой-нибудь костюм – и все они находятся на Красной площади, а ребят, бедно одетых, туда не пустили. Ребят, которые маршировали, было очень немного – много меньше количества тех пионеров, которые хотели попасть на демонстрацию. Я тогда писала в бюро юных пионеров о своем впечатлении. Затем мы разговаривали на эту тему. Да, говорят, не всех ребят пропустили на Красную площадь. Пропускали тех, кто хорошо одет. Другие опровергали, говорили, что это не так. Но, вероятно, где-то было, и даже если есть отдельные факты, то это очень может компрометировать пионерское движение.

Относительно требования костюмов. Я считаю, что костюмы вещь хорошая, как галстук, например, –-это показывает принадлежность к организации и воспитывает известное сознание: ребята начинают чувствовать больше ответственности за свою организацию и за свои поступки. Но это может случиться так, как в Швейцарии делается. Там в майский праздник все ребята бывают одеты в белое. И плачутся родители, которых обязывают своих ребят одеть в белое потому, что, мол, здесь много иностранцев и надо показать, как здесь ребята одеты. В Швейцарии, которая живет иностранцами, обязывают родителей покупать детям белое. Если у нас хоть тысячный процент имеется этого, то с этим надо всячески бороться.

Почему еще важно рабочее ядро, ядро из батраков и бедняков? Ядро имеет колоссальное значение. В одном из совхозов ГПУ устроило трудовую колонию для молодых преступников. Там образцово поставлено дело, очень хорошо налажен труд молодежи. В этой колонии наглядно видно, как ребята там перерождаются. Как там организовано дело? Один из организаторов этого дела рассказывал, что взял сначала ядро из хорошо известных ему ребят и лишь потом стал постепенно в небольшом количестве вливать ребят, но так, чтобы основное ядро успело переработать их. Вот на это приходится обратить особое внимание.

Труд играет воспитательную роль, и пионеры охотно работают, увлекаются трудом, но важно, чтобы труд был посилен, чтобы он был правильно организован для разных возрастов, и особенно важно, чтобы этот труд ставил общественно полезные цели. Нам нужен творческий труд, труд коллективный, и труд с общественно полезной целью, и тогда он будет иметь общественно-воспитывающее значение. Так же должна быть продумана работа по учебе.

Я бы хотела сказать еще парочку слов о законах и обычаях пионеров. Мне кажется, что только тогда будут иметь значение эти законы и обычаи, если будут вытекать из освещения некоторых фактов, которые ребятам понятны. Я не думаю, что это должно вылиться в политграмоту. Но законы и обычаи должны быть понятны ребятам. Вот, например, травля евреев. Здесь не совсем благополучно. Я была в 16-й типографии в клубе. Там слились две организации – еврейский клуб и клуб типографии. Там очень славные пионеры. По когда стал говорить еврейский рабочий, то у одного из пионеров, стоявшего на часах, пробежала гримаса. Вот я подумала: вожатый хороший – а там в самом деле вожатый хороший, – но не доглядел, что здесь антисемитизм. А это пионерам совсем не к лицу. Мы очень многому учим пионеров, говорим им о снижении цен, рационализации производства и т. д. А вот такие основные вопросы, как отношение к евреям, которые им надо понимать, мы им не освещаем, и в этом отношении я думаю, что тут надо проработать целый ряд основных вопросов в доступной детям форме, хотя, я думаю, надо иметь литературу двух типов: для пионеров младшего возраста и более старшего возраста. Надо составить ряд книжек, освещающих законы и обычаи пионеров. Теперешняя пионерская литература довольно случайна. Возьмем хоть сказку Асеева «Красношейка»: там с быком пионер сражается – кто кого, причем он такой мужественный пионер, что против быка не отступает, он наступает на него, и только случайность его спасает. Какая же это литература для пионера? Даже для десяти-, одиннадцатилетнего? А с другой стороны, бывает часто такая жвачка, таким резолютивным языком наговорено!.. Так что сейчас просмотреть литературу вышедшую, подобрать литературу, дать материал для чтения пионерам чрезвычайно необходимо.

Из всего этого вытекает ряд мероприятий, которые нужны. Нужно прежде всего поднять интерес к пионердвижению. В газетах провести кампанию, и в центральных и в местных газетах, в учительской прессе особенно; особенно подчеркнуть вес громадное значение воспитания молодого поколения, все громадное значение того, чтобы ребята с малолетства научились чувствовать себя членами организации, научились как-то коллективно жить и работать. Это необходимо провести через прессу. Потом надо как-то по партийным, профсоюзным, кооперативным организациям провести это дело, и надо, чтобы это проходило не бюрократическим путем, не так, что просто правление скажет то-то и то-то, а надо бы сделать широкие собрания, на которых бы этот вопрос обсуждался, и важно, чтобы здесь была инициатива рабочих. Рабочие, если правильно это в газетах освещено, тут много интересного могут внести, много предложений. Кое-что наркоматы должны сделать, каждый наркомат тоже много может сделать. Надо найти помещения для работы пионеров. Мы как-то говорили с т. Евреиновым из ВЦСПС, что можно было бы использовать клубы в течение дня. Я говорила о том, что многие пионеры, которые ходят в школу, работают в школе по вечерам, а дома остаются неприкаянными, – нельзя ли, чтобы кружки пионеров работали в клубах днем? Он сказал, что это возможно, но это не проведено, и надо озаботиться этим делом комсомолу. Надо, чтобы комсомольцы везде последили, чтобы те мероприятия, которые были намечены, действительно проводились в жизнь.

Теперь я бы хотела сказать о другом. Стоит вопрос о проработке системы методической помощи вожатым. В отношении проработки методической и содержания методов работы я думаю, что должен быть один центр, где бы это прорабатывалось, конечно, вместе с комсомолом, вместе со всеми теми организациями, которые это проводят. Сейчас у нас порядочная толкотня получается в этом деле. Поговорим немножко мы, потом немножко ЦБ ЮП (Центральное бюро юных пионеров. – Ред.), у себя потом поговорим в Коммунистической академии, потом в Академии коммунистического воспитания, потом в комсомоле отдельно, и нет какой-то определенной организационной структуры, где бы это вырабатывалось. По-моему, получается страшно непроизводительная толкотня вокруг одного и того же места. Тут должна быть четкая увязка, где, что и как обсуждается, где что решается, и я бы думала, что надо выделить постоянную комиссию при научно-педагогической секции ГУСа для методических проработок. Тут надо четкое организационное разделение, какие вопросы Соцвосом обсуждаются, какие обсуждаются в других организациях; конечно, бюро ЮП ко всему этому относится, но чтобы не было такого метания, какое у нас получается, и тут я думаю, что, когда вы будете обсуждать мероприятия, надо в это дело внести определенную четкость.

Нужен целый ряд мероприятий по подготовке вожатого. Тут и вопрос заочного обучения вожатого, тут и внесение изменений в программу педвузов и педтехникумов, в которых или совсем нет, или случайно ведется ознакомление с пионердвижением, в которых не изучают практику пионердвижения, тут и вопрос об издании методической литературы для вожатого – это совершенно необходимые меры.

Затем выбор вожатых. Тут нужно установить какие-то нормы. Прежде всего возраст вожатого, подготовка и т. д. Вопрос относительно массовой подготовки вожатого не стоит даже на очереди. Назначают вожатого, и ладно. В одном месте назначают потому, что ему четырнадцать лет, в другом месте – потому, что работы не нашлось другой для него, в третьем месте – потому, что вообще парень хороший, и т. д. Так что никакого мерила нет, нет проверки того, что вожатый знает, имеет ли понятие о подходе к ребятам. Нет определенных требований. Развивающееся пионердвижение должно быть поднято на необходимую высоту. Необходимо привлечь к нему внимание партии, методически и материально помочь ему.

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО

Мне кажется, подводя итоги, можно бы установить следующее: никто не отрицал, что надо пионердвижению преследовать задачу увлечь ребят целями, как они были формулированы с самого начала. Цели не меняются, их все признают. Говорили, что надо, чтобы ребята знали о них, но налегать надо не на них, а на навыки. Другие говорили, что цели должны пропитывать всю работу и направлять всю работу. На практике часто получается так, что цели служат лишь для украшения – они сами по себе, а работа сама по себе, настоящей увязки между ними нет. Вот когда т. Эпштейн выступал, он указывал, что надо непременно этот мост построить между целями и практической повседневной работой. Мне кажется, в пункте 12-м защищаемых мной тезисов эта попытка есть – построить этот мост, когда там перечисляется, как надо общие цели связывать с такими вопросами, как, например, помощь бедноте, борьба с травлей евреев, эксплуатацией чужого труда и т. д.

Вот когда вы хотите, чтобы ребятам стали близкими цели, то надо их расчленить на ряд частных целей и показать, что нужно делать, чтобы идти по пути к намеченной цели. Тут, конечно, большую точность нужно внести во все эти вопросы. Скажем, если стоит вопрос о бедноте, он может быть очень близким ребенку, и тут чрезвычайно вредно то направление, которое говорит, что ребенок не может заразиться этими общими целями, что он должен лишь учиться и учиться. Ведь это старые учителя говорили, что в школе нельзя никакой политикой заниматься, что, когда вырастешь, когда все это пройдешь, все курсы истории, только тогда дорастешь до понимания этих целей. Тут легко сбиться на это. Тут как раз жизнь показывает, мы все на опыте знаем, что ребенок в 10–11 лет, конечно, по-своему, своеобразно, но все же понимает эти цели, и, сети умело расшифровать эти цели и уметь связывать их с частными целями, практическими, для достижения которых ребята могут активно работать на этой работе, это их зажигает, это на всю жизнь остается. Особенно важны эти цели потому, что они накладывают печать на все мысли и чаяния ребенка и дальнейшем. Поэтому особенно надо поработать над тем, чтобы вот эти общие положения – растим строителя-борца и строителя коммунизма, – чтобы это расшифровать, что это значит. И когда мы это расшифруем, тогда цели эти будут гораздо ближе ребенку.

Теперь другой вопрос – об интересе. Совершенно неправильно некоторые указывали, что важно ориентироваться на любой интерес ребенка: если его интересует какой-нибудь пустяк, то этим и надо заниматься. Это совершенно неверно. Надо уметь как-то организовать интересы ребят. Из всей массы интересов, целесообразных и нецелесообразных – всяких, надо уметь выбрать те интересы, которые важны для той цели, которая имеется в виду. И в этом заключается значение организации, что не просто плывут по воде, куда несет поток, а умело правят рулем. Тут домашние, улица на интересы влияют, а важно, как этот интерес суметь переключить, перевести в другой, более важный. В этом, мне кажется, одна из задач. Но было бы вредно недостаточное внимание к детским интересам, игнорирование их, и я думаю, что та сухость, то навязывание бесконечных бесед, навязывание политических задач, которые не могут часто совершенно захватить ребенка, втягивание его во все политические кампании никуда не годится. Не в каждую кампанию надо ввязывать ребят, но есть такие кампании, в которые обязательно надо ребят ввязывать. Вот военизация сейчас. Мы видим, что нельзя ребят от этого вопроса оставить в стороне, мы их вовлекаем. Или Первое мая, женский день. Этот вопрос для них близкий, и опыт показывал, что при помощи матерям по участию в празднике 8 марта – тут ребята очень многое делают, и очень целесообразно делают, увлекаются этим. Важно, чтобы не было гонки за кампаниями: была резолюция такая-то и такая-то – сейчас же всю работу по этой резолюции перестраивать; так мы изнервим ребят; важно ориентироваться на интерес ребенка, давать материал в детской форме, в какой надо давать в особенности младшим возрастам, и потом уметь будить инициативу ребенка, организовывать его самодеятельность, а на это у нас часто совершенно не обращается внимания, и у вожатых нет никакого руководства в этом направлении, как делать это.

Относительно навыков. Тут правильно говорилось, что не надо стремиться к тому, чтобы давать те навыки, которые дает школа. Что-то нужно давать в дополнение. Только в исключительных случаях, когда ребята не ходят в школу, нужно, чтобы в отряде им помогали эти знания получать, но есть масса навыков, которые необходимо всем нам приобрести и которые не дает школа. Тут т. Григорьев выступал и сказал мельком, что такое протирать окна, а вот мне кажется, что таких культурно-бытовых навыков как раз нам всем не хватает, и в пионеротряде надо заботиться об их приобретении. Я возьму пример. Мне пришлось долго жить за границей, пришлось и хозяйничать и с этими культурными навыками пришлось вплотную столкнуться. Потом приехала в Россию, немного отвыкнув от наших российских порядков. Я привыкла, как настоящая швейцарская хозяйка, каждый кусок беречь, приноравливать все так, чтобы ничего не пропадало, ни один кусок. Вот я такую школу немецко-швейцарскую получила. Приехала я в семнадцатом году и пошла в кооператив обедать. И я вижу, как режут большие куски хлеба, которые валяются на столах. Кто-то откусил, а остальной кусок валяется. Я, с точки зрения швейцарской хозяйки, подумала: «Ай-ай, сколько хлеба зря пропадает! Куда же его выбрасывают? Идет ли он хоть на корм свиньям?» – «Нет, – говорят мне, – это на помойку выбрасывается». А ведь это было уже в военное время. То же самое и относительно супа. В Швейцарии наливают немножко супу, а потом добавляют. А у нас наливают полную тарелку до края, плюхнут туда ложку, и он разливается. То же насчет окон. У нас как-то смотрят на это как на барскую затею, и окон не протирают. Вот можно многое из этого поставить в пионерорганизации. Можно научить пионеров быстро разносить тарелки с супом, не разлив его. Все пионеры с наслаждением будут тарелки разносить и суп не разливать. (Голос. «А если разобьют тарелки, расход получится!») Вот видно, что вы хотите только за учебу, за книжки засадить. Еще имеется ряд вещей, которые в военное время совершенно необходимы. Например, уметь точно передавать поручения. У нас не умеют этого сделать. А ведь это простой навык – точно передать поручение. Вот в таких приемах очень много есть увлекательного. Такие приемы у бойскаутов имеются. Но это не значит, что мы берем все целиком от бойскаутов. Затем с полной очевидностью здесь выяснилась необходимость лучше организовывать работу. Тут все говорили – и ЦБ ЮП, и москвичи, – что мы ребятам повторяем одно и то же. Здесь нужно наметить определенный план, составляемый самими ребятами под руководством вожатого. При этом должна широко проявляться инициатива пионеров. План может или расширяться, или суживаться, видоизменяться. Это имеет большое значение. Еще в семнадцатом году Владимир Ильич подчеркивал, что социализм – это есть организация. И вот к какой бы области работы мы ни подходили, мы видим, что вопрос организации работы имеет чрезвычайно большое значение. Точно также вопрос об общественно полезной работе. Это основной, коренной вопрос. Если мы цели общественно полезной работы не сможем ребятам сделать близкими, не сумеем организовать их так, чтобы они сами определили цель, чтобы почувствовали эту цель, если не научим их тому, что надо делать для осуществления целей, не научим учитывать результаты, доводить работу до конца, то мы, в сущности, не научим их по-настоящему вести общественно полезную работу.

Нужно, чтобы ребята сами установили цели: хотят ли они мальчонку обучить грамоте, хотят ли они установить радиоприемник для соседней школы или что-либо другое, они сами находят и устанавливают себе цели. Умелый педагог не навязывает им цели, а подводит их к самостоятельному выбору ее. Самое важное – чтобы ребята заинтересовались ею.

Педагогу (вожатому) надо научить ребят, как лучше достигнуть поставленной цели, довести ее до конца, научить распределять между собой работу, работать по общему плану, помогать друг другу в процессе работы.

Последний вопрос – о дисциплине. Когда мы говорим о дисциплине, надо иметь в виду дисциплину двух родов. Один вид дисциплины – это палочная, это принудительная дисциплина, которая осталась от капиталистического строя, дисциплина, при которой человек не будет ничего делать, если он не получит пряников, если ему не пригрозишь наказанием. Ведь у нас добровольная организация. Конечно, дисциплина нужна. Но нужна внутренняя, пролетарская, не палочная дисциплина. Нужна дисциплина добровольная. У нас имеется множество примеров. Вся революционная борьба – разве это не иллюстрация внутренней дисциплины? У нас имеется богатейший опыт, как организованные массы проявляют дисциплину, как свой личный интерес подчиняют общему.

Вот такая добровольная дисциплина должна быть. И ее мы должны воспитывать в пионерах, на ней должны строить наши пионерорганизации, а не на исключениях, не на привилегиях, не на отметках. Основная задача – принудительную капиталистическую дисциплину заменить дисциплиной внутренней, дисциплиной, которая двигает человека на гораздо большее, чем дисциплина принудительная. Не дело водить пионера за ручку, не давать ему свободного шага сделать, не годится преуменьшать его понимание, принижать его интересы, грозить исключением и манить пряником. Так не воспитывают внутренней дисциплины. Так не годится.

Я думаю, что все то, что мы тут обсуждали, нельзя считать окончательным. Это надо доработать, это – черновая наметка. Мне кажется, надо в ближайшее время обратить особое внимание на. методическую разработку следующих вопросов: как увязать общие цели с повседневной работой, чтобы она воспитывала коллективистов, как это содержание увязать с интересами ребят, с их самодеятельностью, с инициативой, как увязать общественно полезную работу с навыками, как внести плановость в работу, как организовать общественно полезную работу, в чем должна заключаться пионерская дисциплина. Вот по этим вопросам надо бюро юных пионеров поработать, надо сорганизовать работу, надо, чтобы была внесена полная ясность, потому что жизнь как раз подводит к тому, что надо эти вопросы разрешить.

В общем мне кажется, что результаты конференции нужно считать очень удачными.

1928 г.