КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Первая группа. Исследования границ через призмумиросистемной теории и идентичности Наиболее заметным достижением в изучении политических границ, пожалуй, стал синтез миросистемной теории (world-system theory) и «послебартовской» теории территориальных идентичностей (см. табл. 3.1). Суть его заключается, во-первых, в сопряженном изучении места конкретной границы во всей системе мировых границ на разных пространственных уровнях - от глобального до локального3. При этом последователи И. Валлерстайна и П. Тейлора и других теоретиков роста глобальной взаимозависимости фокусируют внимание на объективных экономических факторах, таких как углубление международного разделения труда, совершенствование коммуникаций и средств связи. Они интерпретируют результаты этого процесса как. формирование глобальных сетей, в которых господствуют отношения господства и подчинения и укрепляются структуры «центр - периферия»4. Сторонники интеграционных теорий, напротив, подчеркивают ведущую роль в этом процессе субъективных факторов - политической воли и политических институтов5. Интернационализация хозяйственной жизни и стремительный рост трансграничных потоков людей, информации, товаров, капиталов, энергии, загрязнителей, расширение компетенции международных организаций и рост влияния трансграничных субъектов в разных сферах деятельности (этнические и социальные движения, неправительственные организации) меняет функции государственных границ, которые становятся более «прозрачными». Потеря государственными границами части барьерных функций рассматривается как проявление общего кризиса Вестфальской системы национальных государств6. Государство делегирует свои функции региональным и международным организациям. Интеграционные группировки создаются в соответствии не только с общностью экономических интересов соседних стран, но и с их принадлежностью к культурным или цивилизационным регионам. Таблица 3.1. Развитие исследований политических границ
Во-вторых, исходным пунктом исследований современных границ стало изучение возникновения и эволюции территориальных идентичностей. Значение границы в жизни людей нельзя понять без анализа ее роли в общественном сознании, самоидентификации человека с территориями разного ранга (страной, регионом, местностью). Большой импульс этому подходу в лимологии придали работы финского географа А. Пааси, посвященные границе между Россией (СССР) и Финляндией7. Он исходил из гипотезы о том, что национализм - одна из главных форм территориальной идеологии и основа государственного строительства (по выражению Д. Харви). Национализм всегда предполагает борьбу за территорию или защиту прав на нее. Этот подход опирался на достижения смежных общественных наук, особенно работы чешского антрополога. Ф. Барта и британского политолога Б.Андерсона («после-бартовскую» культурную антропологию и этнологию). Пааси показал, как общественные представления о «коренном населении» и его культуре, безопасности государства и внешних угрозах, исторические мифы и стереотипы влияли на отношение людей и политической элиты к конкретной границе. Обычно принято выделять три взгляда на соотношения государства и нации, от которых зависит и взгляд на эволюцию границ, и все они связывают деятельность государства с самоидентификацией с ним его жителей. В соответствии с примордиалистской позицией (от англ. primordial - изначальный, исконный) государство рассматривается как средство и место реализации одного из основных прав человека - права этнической группы на самоопределение. Примордиалистский взгляд на этнос и государство служит, по сути, основой концепции нации-государства (национально однородного государства). В соответствии с этой точкой зрения, морфология и функции государственных границ зависят от лояльности граждан своему государству, а она - от этнической или политической идентичности населения с обеих сторон границы, так как многие страны мира - многонациональные, и многие народы не имеют своей государственности. Согласно структуралистской теории, основы которой заложены Э. Гидденсом, государство - это вместилище власти. В условиях глобализации оно стремится расширить свое влияние, чтобы взять под контроль воздействующие на него внешние факторы. Эти действия требуют легитимизации со стороны граждан и укрепления политической идентичности последних. Однако мощь глобальных факторов далеко превосходит возможности даже самых крупных государств, вынужденных подчинять свою деятельность нормам международного права, отказываясь от части своего суверенитета8. Сторонники неолиберальных концепций соотношения нации и государства также подчеркивают узость границ понятий и территорий любого из них по сравнению с размахом современных экономических и иных проблем. Следовательно, ни одно государство не может, опираясь только на свои силы, обеспечить удовлетворительный уровень благосостояния своим гражданам. Более того, чтобы справляться с вызовами извне (обвалами на мировых рынках, экологическими катастрофами и т.д.), правительства многих стран вынуждены прибегать к недемократическим методам управления. Все это снижает легитимность государства в глазах граждан, ускоряет эрозию политической идентичности, особенно в приграничных районах9. Таким образом, проблема идентичности неразрывно связана с анализом функций государства, представляющего собой политико-территориалъную единицу с четкими и признанными международным сообществом границами, в пределах которых население обладает определенной политической идентичностью. Она сформирована, как правило, самим государством и националистически настроенными политическими элитами. Одним из главных элементов этнической и политической идентичности являются определенные географические границы. Из этого вытекает простая политическая формула: если нет стабильной политической идентичности, нет и устойчивых границ, стабильной территории, нет стабильного государства или иной политической единицы в целом. Следовательно, границы сначала создаются в социальных представлениях, а затем уже делимитируются на карте. Миросистемная теория основана на классической географической трехчленной схеме «центр - полупериферия - периферия». В приложении к лимологии это означает, во-первых, исследование границ на трех территориальных уровнях - глобальном, национальном и локальном - и, во-вторых, относительность понятий «центр» и «периферия». Например, земля Бранденбург - часть мирового «центра», но одновременно - «периферия» Германии. Позже эти три уровня были дополнены еще двумя - макрорегиональным и региональным10. Примером макрорегиональной идентичности может служить сохраняющаяся самоидентификация с «советскими людьми» миллионов людей на постсоветском пространстве. Однако наиболее заметна макрорегиональная идентичность в Европе. Страны ЕС пытаются ускорить формирование общей идентичности, хотя пока она еще слаба, а ее содержание меняется от страны к стране. Интеграционные процессы в Европе и в других частях мира, возможно, приведут к усилению макрорегиональной идентичности и, соответственно, ослаблению барьерных функций внутренних границ и усилению - внешних. Но государственная идентичность подвергается эрозии не только и не столько «сверху» (с уровня макрорегионов), сколько «снизу», изнутри11. Концепция национального государства, которая была разработана в специфических условиях Западной Европы XIX в. и подразумевала создание однородной нации, объединяемой общностью языка и культуры, экономическими связями и правовой системой и действующей в рамках четких и безопасных границ, не может быть применена к многонациональным странам, которых в мире большинство. Часто государственная идентичность отнюдь не совпадает с этническими/региональными идентичностями. Во многих странах (особенно в Азии и Африке) государственная идентичность совсем слаба. Как правило, государство, в котором слаба политическая идентичность, не может обеспечить эффективную защиту своих сухопутных и морских границ или даже полностью контролировать свою территорию. В многонациональных государствах множество попыток укрепления государственной идентичности были остановлены новыми тенденциями в экономическом и культурном развитии, как, например, в бывшей Югославии, Чехословакии, Советском Союзе, где этнические/региональные идентичности стали значительно сильнее политической. Государственная идентичность может драматически ослабевать даже в высокоразвитых и вполне благополучных странах, как, например, в Канаде, Бельгии, Испании. Однако в Европе потенциальные сепаратисты «не убегут» дальше общих внешних границ ЕС. Достижением миросистемного подхода в лимологии стало более глубокое понимание значения локального уровня. Многими исследованиями доказано, что местные территориальные общности - вовсе не пассивные объекты воздействия центральных властей. Напротив, они активно влияют и на реальный режим, характер и восприятие границы в соседних странах, и на формирование идентичности. На основе специфических интересов и культуры в местных территориальных сообществах складывается особая идентичность, иногда - трансграничная, особенно если жители прилегающих к границе районов близки по языку и культуре. Так, американский историк П. Салинс показал, как жители долины Чердания в Каталонии, разделенной франко-испанской границей, в течение долгого времени изобретательно манипулировали гражданством в своих интересах, не считая себя ни французами, ни испанцами. Во время Первой мировой войны мужчины призывного возраста стали «испанцами», чтобы избежать мобилизации. Идентичность строилась на основе самоотождествления с местным сообществом, противостоящим всем остальным («мы - они»). Жители долины успешно «играли» на различиях между двумя понятиями суверенитета - юридическим и территориальным12. Концепцию «интернационалистской» культуры, которая формируется среди населения приграничных районов, извлекающего выгоду из приграничных контактов, на основе многолетнего изучения границы между США и Мексикой разработал американский географ О. Мартинес. Эта культура характеризуется повышенной мобильностью и восприимчивостью к инновациям. Ее носители четко осознают свои особые интересы и способны бесконфликтно существовать в нескольких, «культурных мирах» - национально-государственной и своей этнической культуры, иностранных культур и специфической культуры приграничного региона13.
Вторая группа. Геополитические подходы А) Школа исследований воздействия глобализации и интеграции на политические границы. Постмодернистские концепции позволили преодолеть пропасть в изучении внешней и внутренней политики, границ между государствами и остальных границ. В самом деле, и государственная граница, и граница муниципалитета призваны очертить пространство, контролируемое членами какой-либо социальной или социально-территориальной общности, ограничив права на эту территорию тех, кто к этой группе не принадлежит. Перефразируя выражение Б. Андерсона, можно сказать, что любая политико-административная граница нацелена внутрь, чтобы объединить социальную группу, и вовне, чггобы отделить ее территорию от соседей. Суть происходящих сегодня процессов - в перераспределении функций между границами разного уровня и типа под влиянием процессов глобализации и интеграции, которое в англоязычной литературе называется «де-территориализацией» и «ре-территориализацией». В новых условиях вследствие растущей «перемешанности» разных этнических и иных групп идентичность людей глубоко модифицируется. Все больше людей имеют сложные идентичности, ассоциируя себя с двумя или несколькими этнокультурными группами. Усиливаются культурно-языковые, религиозные, социально-профессиональные идентичности, которые не всегда четко связаны с конкретной территорией. Это ведет к относительному ослаблению государственной идентичности, так как люди стремятся отождествлять себя с конкретным местом жительства - населенным пунктом, муниципалитетом, районом, чтобы отгородиться от «чужих» (мигрантов, бедных, людей иной веры и т. п.) жесткими административными барьерами. В этом же направлении действует растущий индивидуалиэм, вызывающий отчуждение людей от крупных административных единиц, нежелание участвовать в решении «чужих» проблем. Представители среднего класса на Западе, как и «новые русские», хотят жить в изолированных, социально однородных и строго контролируемых ими общинах (gated communities). Стать членом престижной общности, отгороженной границей небольшой коммуны, в пригороде, нередко труднее, чем приобрести гражданство западноевропейской страны или США. Малоразличимые на местности и не охраняемые пограничниками или таможенниками границы между соседними муниципалитетами представляют собой барьеры, преодолеть которые сложнее, чем многие государственные границы. Классический пример - еврейские и палестинские поселения или городские кварталы в Израиле, жители которых встречаются только на рынке или на других крайне ограниченных «нейтральных» пространствах и почти никогда не пересекают границы своих зон проживания. Идентичность обеих групп тесно связана с территориальным отделением друг от друга и суверенитетом на своей территории14. Ощущение внешней опасности рождает в обыденном сознании стремление свести к минимуму или вообще прекратить контакты с нежелательным или опасным соседом: если от него нельзя избавиться, если невозможно его подчинить, контролировать или куда-либо переселить, нужно от него отгородиться. Такой стратегии придерживались целые государства, воздвигавшие «великие стены» - китайскую, английскую (отделявшую Англию от Шотландии), берлинскую и уже в наши дни - ближневосточную, с помощью которой израильское правительство хочет оградить израильтян от палестинцев. Проведенный в Ставропольском крае в 2000 г. опрос показал, что население пограничных с Чечней его восточных районов видело решение чеченской проблемы примерно так же: оградите «нас» от «них»15. Беда в том, что пограничные стены только ycyгубляют конфликты. Изоляция рождает незнание, незнание - страх и недоверие, а такое восприятие соседа - сильнейшая помеха для примирения и действительного решения проблемы. Таким образом, политические, административные и культурные границы составляют единую, целостную и иерархически организованную социальную систему. Элементы этой системы весьма устойчивы, несмотря на частую перекройку границ. Французский философ О. Mapкар назвал политические границы «шрамами истории». Действительно, существовавшие в далеком прошлом границы обычно хорошо выражены в культурном и политическом ландшафте, а иногда даже визуально вполне различимы на местности. Небольшая река Збруч много лет служила границей между Российской и Австро-Венгерской империями. В советское время, после присоединения западных областей Украины к СССР, она стала административной границей, отделяющей Тернопольскую область от Хмельницкой. Но это не только административная граница, но и культурный рубеж между районами Украины - Подолом и Галицией, прекрасно видный, например, на электоральных картах. Достаточно пересечь Збруч, и разница в культурном ландшафте видна невооруженным глазом: на галицийской стороне бросаются в глаза многочисленные часовни, распятия на перекрестках, храмы, принадлежащие униатской и католической церквям. Многие села похожи своими примыкающими друг к другу двухэтажными домами скорее на небольшие центрально-европейские городки. Эти дома, в которых до войны, как правило, проживало преимущественно польское и еврейское население, разительно отличаются от традиционных украинских хат к востоку от Збруча, окруженных палисадниками и огородами. Естественно, культурные границы, в пределах которых распространена определенная идентичность, далеко не всегда совпадают с формальными (де-юре) границами. Культурные границы, или границы де-факто, выполняют прежде всего внешние функции контакта между культурами, тогда как границы де-юре - главным образом внутренние функции, обеспечивая суверенитет и территориальную целостность государства, социальную и этнокультурную интеграцию его населения. Бывшие государственные границы становятся административными или культурными рубежами, и наоборот. Новые политические границы на всех иерархических уровнях почти никогда не возникают на «чистом месте» и крайне редко «секут» старые. Чаще всего культурные границы преобразуются в границы де-юре. В свою очередь, «разжалованные» формальные границы при определенных обстоятельствах могут вернуть свой официальный статус полностью или частично, вновь стать границами государства или провинции16. Некоторые государственные границы совпадают с контрастными этническими, культурными и лингвистическими рубежами и выделяются сильными барьерными функциями и конфликтностью. Такие границы называют фронтальными. Постмодернистские геополитические подходы показывают несостоятельность их интерпретации как разломов между самыми крупными геокультурными таксонами - цивилизациями17. Таким образом, обоснованно подвергаются сомнению попытки абсолютизации и увековечения ныне существующих и исторически преходящих культурных и политических рубежей, возвращение к старой геополитике силы 1920-1930-х гг. Б) Исследования границ с точки зрения безопасности. Самоидентификация людей с определенной территорией наделяет ее разные части высоким символическим значением. Они становятся частью национальной или этнической идентичности. Такими территориями-символами являлись Севастополь в России, Косово в Сербии, во многих странах - их столицы и государственные границы. Поскольку границы имеют свойство четко разделять соседние регионы и призваны быть барьером, ограждающим жителей данной территории от «чужаков», массовые представления о них отличаются контрастностью («или - или»). Особенно это характерно для тоталитарных режимов. В сталинское время практически весь зарубежный мир изображался как сплошная «территория тьмы», откуда исходила угроза войты, диверсий, порабощения империалистическими странами. Отсюда и сакрализация границы, отделявшей социалистическое отечество от враждебного окружения - «священные рубежи Родины»18. Соответственно, представления о границах неразрывно связаны с понятием национальной безопасности и использованием для ее обеспечения государственного аппарата насилия. Граница - естественное место дислокации пограничной, таможенной и других служб, повышенной концентрации войсковых частей, особенно на угрожаемых, с точки зрения общественного мнения, направлениях. Безопасность - многоаспектное понятие: различают безопасность военную, экономическую, экологическую и. т. д. В самом общем виде безопасность понимается как надежность системы жизнеобеспечения и отсутствие угроз для жизни людей и их деятельности. С точки зрения лимологии важно, кто обеспечивает безопасность и что является ее объектом - макрорегион, государство или его часть. Восприятие безопасности конкретной границы зависит от ее символической роли, исторических традиций, имиджа, современного дискурса. Так, в Финляндии, несмотря на прошлые конфликты, глубоко различны социальные представления о считающейся безопасной границе с Швецией и границе с Россией - источнике незаконных мигрантов, преступности, загрязнения окружающей среды и прочих угроз19. Традиционное понимание роли государственной границы в обеспечении безопасности основано, во-первых, на предотвращении военной угрозы. Таким образом, приграничные районы становятся милитаризованной зоной особого режима, в которой главный приоритет - боеготовность соединений, готовых отразить нападение потенциального противника. Во-вторых, при традиционном подходе к обеспечению национальной безопасности в пограничной зоне одна из главных задач - возможно более полный контроль любых трансграничных потоков. Граница понимается как передовая, на которой нужно остановить проникновение вглубь страны нежелательных лиц, товаров, информации и т.д. Контролировать трансграничные потоки тем легче, чем меньше жителей в пограничной зоне, чем ниже там хозяйственная активность. Поэтому такие зоны превращаются в территории экономического застоя. В третьих, одна из особенностей традиционного подхода к безопасности границы заключается в попытке государственных органов предусмотреть любые возможные осложнения ситуации и подготовиться к принятию ответных мер. В-четвертых, этот подход основан на обеспечении безопасности государства, и эта задача решается только государством. Предполагается, что интересы безопасности приграничных регионов полностью тождественны общегосударственным, т. е. геоэкономика подчиняется геополитике. В постмодернистских исследованиях функции границ видятся иначе. Подчеркивается, что в интенсивные внешнеэкономические связи обычно вовлечена вся государственная, территория и приграничные районы превращаются в локомотивы экономического роста, центры инноваций. Формируются трансграничные пространственные системы - городские агломерации, кооперированные производства и т. п. Демографические и социальные процессы ведут к усложнению этнического состава и идентичности жителей пограничья, в том числе за счет роста числа смешанных браков. Растет взаимное доверие, исчезают вековые стереотипы. В этих условиях считаются желательными упрощение или отмена пограничного контроля, а там, где он сохраняется - совершенствование дистанционных средств охраны. Меняется и понимание угроз национальной и региональной безопасности. Оно основывается, во-первых, на том, что с новыми угрозами нельзя справиться военной силой. Даже самые мощные армии не могут противостоять нелегальной миграции, международному терроризму, незаконному обороту наркотиков и оружия, риску эпидемий и пандемий, загрязнению окружающей среды и глобальным экологическим бедствиям и т. д. Во-вторых, растет убеждение, что попытки удержать контроль над многократно увеличившимися трансграничными потоками прежними методами, усиливая барьерные функции границ, не только малоэффективны, но и вредны для экономики и общества. Напротив, результативно только тесное сотрудничество с соседними государствами, а для этого нужны взаимное доверие, демилитаризация приграничной зоны и открытые границы (процессы, описываемые в англосаксонской литературе термином desecuritization). В-третьих, согласно постмодернистскому подходу к безопасности границ, следует развивать трансграничное сотрудничество на уровне региональных и местных властей сопредельных стран. При этом центральные власти не должны более игнорировать специфические интересы приграничных районов и препятствовать их прямому сотрудничеству. Таким образом, понятие безопасности приобретает весьма существенное региональное измерение. В-четвертых, разрабатывается положение об общесистемном подходе к защите границ. Имеется в виду, что безопасность страны надо обеспечивать на всей территории, а не только на ее рубежах. Борьба с нелегальной миграцией или незаконным оборотом наркотиков не может быть сведена к заградительным мерам на границе. Как показывает мировой опыт, на границе может быть перехвачено в лучшем случае 5-10% ввозимых наркотиков20. И почти весь поток проходит через официальные пункты пропуска. Поэтому совместно с соседями нужно бороться с источниками этого потока - международными преступными синдикатами, а для этого опять-таки необходима открытость - прозрачность информации о трансграничных потоках, возможность их международного аудита и удаленного контроля с помощью современных технологий21. Следовательно, пограничное пространство22 охватывает теперь не только зону, прилегающую к границе, но и внутренние районы. Развитие международной торговли, средств транспорта и связи порождает появление границ далеко в глубине государственной территории, например вокруг международных аэропортов, специальных таможенных и свободных экономических зон. Государственная граница - это ныне не только линия, очерчивающая пределы государственной территории и территориальных вод. Современные границы все более становятся «дифференцированными»: они далеко не в одинаковой степени проницаемы для разных потоков, видов и субъектов деятельности. Государство устанавливает для них разные границы, часто проходящие по разным рубежам. В результате разные социальные группы и виды деятельности получили «свои» границы и приграничные зоны. Для крупных предприятий таможенные сборы и пограничные формальности не играют заметной роли, тогда как для малых или средних они остаются серьезным препятствием, заставляющим их ориентировать свою деятельность на внутренний или местный рынки. Целую систему представляют собой границы в Мировом океане, включающие границы территориальных вод и экономических зон. В итоге система границ эволюционирует от единственных рубежных линий - к множеству, от линий - к зонам, от физических границ - к культурным, от непроницаемых барьеров - к пространствам взаимодействия. В-пятых, безопасность границ теперь обеспечивает вовсе не только государство. Оно вынуждено считаться и с местными, и с международными институтами и организациями. В-шестых, сущность нового взгляда на безопасность границ состоит не в попытке предвидеть все допустимые ситуации (это невозможно), а в готовности на них гибко реагировать. Разумеется, на практике сложно следовать концепциям постмодернистов. Этому препятствуют инерция традиционных представлений, особенности геополитической культуры23, императивы национального и государственного строительства, нуждающегося в укреплении символической роли границ, характер пограничного пространства и другие факторы. Третья группа. Границы как социальные представления Как отмечалось, функции границ, а нередко и сама их линия определяются дискурсом и формированием массовых представлений, составивших в последние годы предмет самостоятельного направления в лимологии. Дискурс по поводу границ имеет несколько никогда полностью не совпадающих слоев. В соответствии с теорией критической геополитики, разработанной Дж.Тоалом24 и другими авторами, различают «высокую» и «низкую» геополитику. «Высокая» - это сфера деятельности политических персон и экспертов, разрабатывающих концепции, призванные обосновать и оправдать действия страны на международной арене. «Высокая» геополитика подразделяется на теоретическую и практическую и занимается прежде всего исследованием общеструктурных вопросов (мировой порядок, структура международных отношений и т. п.). Ее дискурс касается места страны в мире, всей системы мировых границ и особенно границ фронтальных. «Низкая» геополитика - набор геополитических представлений, символов и образов, содержащихся в сообщениях СМИ, рекламе, кино, карикатурах и др. На «низкой» геополитике основывается геополитическое видение мира - необходимый элемент этнической и политической идентичности, инструмент государственного строительства. Под геополитическим видением мира понимается набор представлений о соотношении между различными элементами политического пространства, национальной безопасности и угрозах ей, выгодах и недостатках определенной внешнеполитической стратегии. Геополитическое видение мира включает также представления о территории этнической группы или политической нации, ее границах, предпочтительных моделях государственного устройства, исторической миссии и силах, препятствующих ее осуществлению25. Геополитическое видение мира - продукт национальной истории и культуры, результат синтеза взглядов, исповедуемых различными слоями политической элиты, академическими экспертами, творческой интеллигенцией и общественным мнением в целом26. Для легитимизации действий государственного руководства важно, насколько «высокая» геополитика соответствует «низкой». Геополитический дискурс формируется как политическими деятелями и СМИ, так и системой образования, массовой культурой. Функции и значение границ в жизни государства и общества - предмет и результат дискуссий и компромиссов. Роль границ по-разному интерпретируется разными социальными группами. Социальные представления о границах во многом мифологизированы и являются важнейшим элементом этнической и политической (национальной) идентичности. Так, лидерам стран Центральной и Восточной Европы важно представить свои рубежи в глобальном масштабе как «границы между Западом и Востоком», в макро-регионалъном - как «границы Европы», в региональном - как «исконные» границы их народа или, наоборот, результат мудрых, хотя и болезненных уступок во имя международной стабильности27. Анализ геополитического дискурса помогает определить границы так называемых неформальных регионов (например, Северной или Центральной Европы, мусульманского мира и т.д.)28 в представлении политических лидеров и в общественном мнении. Другие аналитические подходы Из них важно выделить по крайней мере еще два. Прежде всего, это «ПВП-подход», т.е. анализ через «встроенную» призму политики, восприятия и практики. Этот подход появился совсем недавно и представляет собой попытку синтеза теоретических достижений последних лет с традиционными подходами, не потерявшими актуальности, в частности функциональным. В соответствии с «ПВП-подходом», граница - не только международно-правовой институт, обеспечивающий неприкосновенность и целостность государственной территории, суверенитет населения, но и продукт деятельности (или общественной практики в терминах А. Лефевра) жителей приграничных районов, результат длительного исторического и геополитического .развития, важный символический маркер этнической и политической идентичности. Суть подхода заключается в сопряженном анализе на разных пространственных уровнях, во-первых, практики приграничной деятельности, связанной с трансграничными потоками и протекающей под влиянием фактора близости границы. Важное значение придается наличию неформальных сетей взаимодействующих предприятий, местных органов власти и т. п. (networking). Размах, форма и цели этой деятельности в сильной степени зависят от понимания национальной безопасности и роли данной границы в ее обеспечении. Пограничная деятельность определяется режимом границы, но и сама на него влияет. Во-вторых, также на разных уровнях рассматривается пограничная политика (policies), под которой в широком смысле понимается государственная и международная институциональная и правовая инфраструктура, обеспечивающая трансграничные потоки и определяющая соотношение между барьерными и контактными функциями границы, иными словами, степень ее прозрачности. Эта инфраструктура отражает приоритетные цели государства, приграничных регионов и местных властей, включает стимулы и ограничения приграничной деятельности, регулирует процессы внутренней и внешней (трансграничной) территориальной интеграции. В-третьих, исследуется восприятие границы, т. е. характер, эволюция и каналы влияния на социальные представления о границе, приграничных районах, отношениях соседних государств и районов, приграничном сотрудничестве, включая соответствующий дискурс на уровнях «высокой» и «низкой» геополитики29. Пограничная деятельность, восприятие границы и пограничная институционально-правовая инфраструктура взаимозависимы. Вопрос о «первичности» или главенстве какого-либо из этих трех элементов анализа - это вопрос о курице и яйце. К «ПВП-подходу» близка теория поведения людей в приграничной зоне30, также связанная как с функциональной теорией Хауза31, так и с постмодернистскими подходами. Согласно этой теории, близость границы сковывает свободу поведения граждан, изменяя мотивы и затрудняя условия перемещений. В результате меняется жизненная сфера человека в целом. В идеальном случае она имеет форму концентрических окружностей, отражающих падение интенсивности контактов человека по мере удаления от места его жительства и в зависимости от пола, возраста, образования, социальной факторов. Под воздействием барьерных функций границы эта форма сильно деформируется, причем влияние государственного рубежа особенно заметно зависит от уровня образования. Так, «интеллектуалы» (учителя, журналисты, чиновники и др.) теснее связаны со своим государством, чем менее образованные люди. Близость границы трансформирует как внутренние, так и внешние факторы, определяющие жизненную сферу и поведение человека. К внешним факторам относятся социально-экономические условия (уровень экономического развития, состояние рынков товаров, услуг, труда и капиталов, обеспеченность транспортом и коммуникациями, особенности национальной системы образования, охват средств массовой информации и т.п.), государственно-правовые ограничения. К внутренним факторам можно отнести пространственные предпочтения, «ментальную карту», существующую в сознании человека, систему ценностей и возможностей, которая характеризует как каждую личность, так и социальные группы в целом. Важнейшее место принадлежит этнической и политической (государственной) идентичности людей, т. е. отождествлению себя и своих интересов с интересами лиц своей национальности, граждан своего государства, жителей своего региона или местности. Отдельно требуется сказать об экополитическом подходе. Как известно, природные процессы не знают границ. Многие единые горные массивы, речные бассейны, ареалы обитания животных, памятники природы, внутренние моря и другие природные ареалы разделены политическими и административными границами. Нередко месторождения полезных ископаемых, в том числе нефти и газа, также разделены границами. В то же время единые в природном отношении ареалы составляют пути распространения веществ, загрязняющих воздушную и водную среду. Осознание остроты региональных и глобальных экологических проблем - сильный стимул междудународного, в том числе приграничного сотрудничества32. В лимологии сформировалась мощная междисциплинарная отрасль, изучающая трансграничные эколого-политические проблемы и развиваемая главным образом политологами, специалистами по международному праву и географами (в таблице 3.1 указаны лишь немногие имена из длинного ряда крупных ученых, занимающихся этими проблемами). Разбор их работ выходит далеко за рамки настоящей главы. Укажем лишь на одно направление - бассейновый подход, позволяющий связать воедино естественно- и общественно-географические исследования и, в частности, способствовать решению многих международных конфликтов, разработать новые принципы управления качеством окружающей среды и территорией. Речные бассейны обладают высокой степенью единства природно-антропогенных процессов и составляют основу развития систем расселения и транспорта, фундамент исторической общности населения. В то же время проблемы использования их водных, энергетических и биологических ресурсов, загрязнение окружающей среды, судоходство и транзит - «классические» причины международных и пограничных конфликтов. Наконец, в качестве отдельного аналитического подхода важно рассмотреть схему исследования границ через призму концепции «мира без границ». Среди теоретиков лимологии существует представление, разделяемое в первую очередь сторонниками неолиберальных взглядов, что благодаря влиянию процессов интернационализации и либерализации экономики, новым технологиям и развитию коммуникаций, растущему благосостоянию населения функции границ претерпевают линейную эволюцию от отчуждающих (жесткие барьеры) до интеграционных. Такая эволюция определяется и осознанием людьми опасностей обострения глобальной экологической, энергетической и других проблем, развитием международного сотрудничества, в том числе мирным разрешением территориальных споров на основе международного права. Многие пограничные противоречия удается преодолеть благодаря разделению экономических и идеологических функций границы. Так, неолиберальные теоретики склонны полагать, что эксцессы национализма и попытки абсолютизировать право наций на самоопределение останутся в прошлом вследствие демократизации политической жизни «вширь» (в «новых» странах) и «вглубь»33. Внушает оптимизм быстрый рост приграничного сотрудничества, причем его развитие повсеместно проходит весьма сходные этапы34. Однако большинство авторов не согласно с теорией отмирания границ. Ее противники подчеркивают, что границы остаются существенным барьером даже в тех регионах мира, в которых процессы интеграции зашли наиболее далеко. Так, несмотря на высокую зависимость канадской экономики от американской, товарооборот «средней» канадской провинции с другими регионами страны, скорректированный по численности населения и душевому доходу, в 12 раз, а обмен услугами - в 40 раз больше, чем с соседними штатами США. Взвешенные таким же образом показатели миграционного обмена между канадскими провинциями в 100 раз выше, чем с соседними штатами35. Сходная картина наблюдается и в ЕС. Дискурс об отмирании границ относится только к «интеграционным», открытым, мирным и давно признанным государственным рубежам, которые пролегают в основном в Европе и Северной Америке и составляют не более 5 % общей протяженности сухопутных государственных границ в мире. О сохраняющемся высоком конфликтном потенциале границ в Азии и Африке говорят следующие факты. Около 42 % всей длины сухопутных границ в Африке проведены ло параллелям, меридианам и равноудаленным линиям - без какого-либо учета социальных реалий. При этом 37% границ были навязаны африканцам британскими и французскими колониальными властями36. Националистические движения остаются мощной силой во многих регионах мира. Принцип неограниченного права наций на самоопределение находится в очевидном противоречии с другим основополагающим принципом международного права - недопустимостью нарушения территориальной целостности и нерушимости границ суверенных государств. Это и есть главные факторы, которые заставляют сомневаться в осуществимости неолиберального сценария эволюции системы мировых границ. Поэтому важно определить районы наиболее высокого риска дестабилизации, в том числе обострения территориальных и пограничных конфликтов. * * *
В целом, несмотря на богатые исторические традиции, традиционные подходы оказались не способны объяснить, почему в одних случаях даже небольшое изменение государственной территории иногда вызывает бурю страстей и приводит к территориальному спору, а в других новые границы воспринимаются как окончательные и не подвергаются сомнениям. «Традиционная» политическая география не смогла ответить на такие вопросы: почему казавшиеся долгое время мирными пограничные зоны вдруг в считанные дни превращаются в очаги кровопролитных конфликтов, почему правительства и общественное мнение так часто болезненно чувствительны ко всем вопросам, касающимся государственных границ. Естественной реакцией на аналитические и методологические тупики последних десятилетий прошлого века и явилась разработка концепций, о которых шла речь выше. Постмодернисты, конечно, не смогли предложить исчерпывающего разрешения всех противоречий лимологии. Но их работы дали сильный стимул научному поиску, способствовали появлению новых взглядов на традиционные проблемы и позволили сформировать повестку исследований на обозримое будущее.
|