ГЛАВНЫЕ ЭСТЕТИЧЕСКИЕ НАПРАВЛЕНИЯ

Экспрессионизм возник на культурной почве Вены в недрах позднего романтизма, унаследовав от него и усилив свойственную ему субъективность высказывания, стрем­ление проникнуть в психологические тайники сознания. Му­зыкальный экспрессионизм миновал период так называемой свободной атональности (1908—1923) и вступил в период доде­кафонии. Додекафония - главный итог композиционных исканий Шёнберга (его ученики Берг и Веберн). Впоследствии этот метод сочинения применялся по-своему каждым из трех представите­лей Нововенской школы.

Вначале в образной сфере экспрессионизма ведущими темами были предчувствие и ожидание катастрофы, страх, душевная боль и страдание. Позднее, в 20-е и 30-е годы, экспрессионизм раскрывает тему «социального сострадания» («Воццек» Берга) и высокой, окра­шенной трагизмом скорби (Скрипичный концерт Берга), философскую тему действенности слова и образа («Моисей и Аарон» Шёнберга), дает примеры тонкой, пусть в известном смысле «герметичной», лирики (Веберн). Социальные, анти­тиранические мотивы («Ода Наполеону») и протест против на­силия («Уцелевший из Варшавы») присутствуют в творчестве Шёнберга.

XX век — век опустошительных мировых войн, национальной и расовой розни, насилия над личностью, отчуждения, век катастроф, экологических бедствий —; создал почву для того, чтобы экспрессионистские тенденции получи­ли продолжение в разных стилях и индивидуальных манерах. У экспрессионистов многому научились Хиндемит, Барток, Шостакович, Онеггер, Малипьеро, Даллапиккола, Мийо, Брит­тен. Экспрессионистский тонус ощущается почти во всех «во­енных» симфониях крупнейших симфонистов XX века. Доба­вим, что и додекафония как техника письма, отделившись от экспрессионистского мировоззрения, стала одной из распро­страненных композиторских техник, к которой так или иначе прибегают композиторы самых разных направлений.

Неоклассицизм — полярная противоположность экспрессионизму. Если экспрессионизму свойственна острая субъективность высказывания, то неоклассицизму — подчерк­нутая объективность его, «внеличностность», и если экспрес­сионизм отличает эмоциональный «перегрев», то неокласси­цизм — «переохлажденность». Предпосылки неоклассицизма можно проследить в творчестве Брамса, Регера, Франка, Сен-Санса, Дебюсси, Равеля; (четкая ориентация на традиции Баха, французских клавесинистов). Подобные тенденции существовали в музыке конца XIX — начала XX века внутри стилевых систем поздне­го романтизма и импрессионизма, но в самостоятельное на­правление они оформились после Первой мировой войны.

Неоклассицизм был не только реакцией на субъективизм романтиков. Он стремился найти иные, чем в романтическом искусстве, устойчивые эстетические и этические ориентиры. Неоклассицизм утверждал идеи эстетического «порядка», гармонии ми­роздания и человеческого духа, культ ясности выражения. Его приверженцы видели подобные идеалы в искусстве прошлых эпох. Смысл течения состоял не в том, чтобы имитировать высокие образцы, созданные предшественниками, а ориентируясь на эти образцы, идти вперед и решать проблемы современности. Показательно также то, что неоклассицизм не был обособлен от ряда новейших течений в искусстве, вступая с ними в активное взаимо­действие.

Основная черта неоклассицизма — обращение из современ­ности, минуя эпоху романтизма, к эпохам классицизма и ба­рокко.Причем барокко теперь более всего привлекает композиторов, которые берут самые типичные формулы старинной музыки — ритмические, мотивные, риторические и т. д., вводят их в контекст своего стиля, отталкиваясь от них, перераба­тывая, адаптируя. Использование элементов «чужого» стиля вносит момент «остранения» личного начала, создает диалог нынешней и прошлой эпох.

Движение, получившее во Франции название «н о в ы й д и н а м и з м», а в Германии — «н о в а я деловитость» (neue Sachlichkeit), было вызвано ради­кальными переменами в образе жизни, ее общем строе, про­изошедшими в 1900—1910 годах. Это еще один оппонент позднему романтизму.«Довольно облаков, туманностей, аквариумов, ундин и ароматов ночи - нам нужна музыка земная, музыка повседневности», — так словами Жана Кокто в манифесте «Петух и Арлекин» (1918) формулировало свои требования это течение, борясь с импрессионизмом. Позитивная программа «нового динамизма» вклю­чала установку на ясность, рельефность мелодии, упрощение фактуры.

Психологическая рефлексия, культивирование утонченных ощущений, переживание «прекрасного мгновения» — все это, согласно эстетике «нового динамизма», стало крайне несвое­временным в век блещущих сталью машин, индустриального грохота городов, ослепительного света реклам. Повернуться лицом к техническому прогрессу, его достижениям и отобра­зить их — вот задача, казавшаяся единственно достойной! Обращаясь к новым сюжетам, композиторы хотели выйти из круга романтической тематики и соответствующих ей средств. Одно за другим в конце 10-х — начале 20-х годов по­являются такие произведения, как балет Сати «Парад», плод коллективного творчества «Шестерки» — балет «Новобрачные на Эйфелевой башне», мюзикхолльные балеты Мийо «Бык на крыше» и «Голубой экспресс», фортепианный цикл «Прогулки» Пуленка, симфоническая пьеса «Пасифик-231» Онеггера, фор­тепианная сюита «1922» Хиндемита. В них музыка пытается отразить новую природу движения, включает индустриальные шумы или воспроизводит их, гримасничает, иронизирует, непринужденно играет цитатами из Оффенбаха,

Моцарта, Вагнера, Дебюсси, поднимает на щит новые бытовые танцы — фокстрот, шимми, регтайм, кек-уок. Некоторые находки в них оказались весьма перспективными. Так, Онеггер, воспроизводя нарастание и затухание динамики движения мощного локомо­тива («Пасифик-231»), предвосхитил ряд «механизированных» эпизодов в своих симфонических сочинениях и сочинениях современников. Взрыв интереса к «новому динамизму» пришелся на 20-е годы. Позднее в творчестве Онеггера, Мийо, Пуленка, Хиндемита его крайности сглаживаются и это течение вли­вается в общее русло современной музыки.

Н е о ф о л ь к л о р и з м (Венгрия, Польша, Чехословакия, Ру­мыния, Болгария, Югославия). Суть течения — использо­вание, в ряде случаев и открытие, древнейших слоев фольклора (прежде всего обрядового) и фольклора географически труднодоступных, глухих уголков, а главное, то, что народ­ный музыкальный материал не подчиняется мажоро-минору и другим принципам европейской профессиональной музыки: из самого этого материала выводятся новые принципы — голо­соведения, фактуры, инструментализма и т. д., причем цити­рование, бывшее ранее нормой, уступает место свободному комбинированию фольклорных элементов. Отсюда и само название направления, включающее приставку «нео», которая указывает на качественную новизну течения по сравнению с предшествующей эпохой романтизма. Не довольствуясь на­родным творчеством как предметом любования и воспевания, композиторы придают обрядовому действу, культу далеких предков некий непреходящий и актуальный смысл, заряжая архаические попевки и наигрыши острой динамикой современ­ного прочтения «вечных» проблем.

Представители этого течения — Яначек, Барток, Энеску, Шимановский. Стравинский «Весна священная» была и остается фундаментальным сочинением неофольклоризма.

Д ж а з.Оригинальная музыкальная культура, возникшая на амери­канской почве вследствие соединения негритянского фолькло­ра и местной бытовой музыки, с 90-х годов XIX века в своих разных проявлениях (стиль кантри, спиричуэлс, блюз, регтайм и др.) все более и более притягивала к себе композиторов Ста­рого Света. Сначала это были вкрапления отдельных мотивов и гармоний с целью выразить локальный колорит — как, ска­жем, у Дворжака в симфонии «Из Нового Света» (1893). Затем, около 1910 года, возникают фортепианные пьесы, воссоздаю­щие дух кек-уоков и регтаймов. Джаз стремительно входит в моду. В «Параде» Сати (1917) мы слышим подобия раннеджазовых, «нью-орлеанских» звуч-ностей. Вскоре возникают фортепианные регтаймы Стравин­ского и Мийо, причем Стравинский к тому же включает рег­тайм в «Сказку о солдате» (1918). Хиндемит вводит танец шимми в фортепианную сюиту «1922» и фокстрот в финал Камерной музыки № 1 (1921). Равель решает вторую часть Со­наты для скрипки и фортепиано (1927) как блюз, использует элементы джаза в опере «Дитя и волшебства» (1925), а также в обоих фортепианных концертах (особенно в соль-мажорном). Позднее ассимиляция джаза «серьезными» жанрами утрачивает оттенок острой новизны, но сама эта тенденция приобре­тает устойчивый характер, получая продолжение в целом ряде самых разнообразных сочинений: Маленькой симфонии Эйслера (1940), финале Третьей симфонии Онеггера (1946), Ebony concerto Стравинского (1945), Концерте для кларнета с оркест­ром Хиндемита (1947) и др.

В 1900— 1910-е годы не только резко меняются эстетические ориентиры, но и, как следствие, подвергаются пересмотру параметры музыкального мышления.

Радикальнее, чем прежде, используется так называемая система расширенного объединенного мажоро-минора, вдобавок обогащенного оттен­ками различных диатонических ладов.

Процесс новаций затрагивает также область ритма, тембра, артикуляции и динамики, фактуры, формы и т. д.

Предпринимаются выходы в совершенно другое звуковое измерение — из логически организованной звуковысотной музыкальной системы в мир шумов. Примыкавший к футу­ристическому движению итальянский композитор Луиджи Руссоло еще в 1914 году написал пьесы для девятнадцати шу­мовых инструментов.