Юношеские годы

На мой взгляд, юношеский опыт наиболее важен для политической социализации будущей феминистки (Шуман и Скотт 1992, Mannheim 1952). Несмотря на определенное сходство в жизненном пути всех советских российских женщин образованного класса, опыт юношества у моих респонденток достаточно специфичен. Исследование показало, что все они прошли через опыт тех или иных неформальных образований - предстуруктр гражданского общества - тех социальных ниш, где развивалась инициатива и допускалась относительная свобода самопроявления, отличная от доминирующей культуры .

Посмотрим, как складывалась жизнь будущих феминисток после окончания школы (после 16 лет).

Политический контекст и “уход в себя”. Юность этого поколения, так же как детство и отрочество, пришлись на тот период советской истории, который получил название застоя - конец 1970-х - начала 1980-х годов. Это период максимального развития коррупции, двойных стандартов и “расхождения между словом и делом” (Левада 1993). Этот период в рассказах о жизни называется “безвременьем, где один день похож на другой, и ничего не происходит столетиями.” (К.Я.)

Конфликт с родителями в ряде семей (особенно номенклатурных) приобрел в юношеском возрасте характер конфликта поколений, протеста против лицемерия советского образа жизни.

Из интервью:

“ Я не была никогда диссидентом, я не думала, что надо изменить строй. (Однако,) мне ближе была компания... вот такая художественно-консерваторская, где... выпивали, говорили о дзэн-буддизме и так далее. А вопросы карьеры... Ну, не знаю, не нравилось мне все это. Ну может быть, я была нормальным человеком просто... Мне не нравились родители собственные - их политические взгляды меня совершенно не устраивали... Я была очень интравертный человек, а вся эта жизнь была очень экстравертна: слишком активна, слишком много гостей, слишком весело... Мне нравилось сидеть у моря, читать шведские, норвежские книжки...” (К.Я.)

Юношеская “интравертность” как защитная эскапистская реакция против лицемерия советской публичной жизни сильно выражена в юношеские годы . Сначала это был “уход в себя” от семьи, затем от советских разрешенных образцов общественной активности, а впоследствии и от профессиональной карьеры. Т.е. для целой группы феминисток, принадлежащих к старшему поколению, юношеская рефлексия привела к отказу от амбиций и привычек детства, отказу от себя.

Университеты. Все будущие феминистки были ориентированы на получение высшего образования. Эта ориентация была поддержана родительской семьей. Высшее образование - “это даже не вопрос - это естественно”. Профессиональная карьера и материальная независимость были эксплицитно сформулированными целями их жизненного пути. Большинство из них получили дипломы высшего образования. По профессии среди респонденток мы находим инженеров, музыкантов, писательниц, журналисток, экономистов, социологов, юристов и пр. Некоторые их них имеют два высших образования и научные степени.

Есть, однако, исключения из этого правила. Но и в тех случаях, когда феминистки не получают высшего образования, они ориентированы на него и на студенческую среду общения. Такое исключение лишь подтверждает правило.

Для девушек из провинциальных городов начало самостоятельной жизни связано с переездом в столичный город (Москву-Петербург) и поступлением в вуз. С пафосом чеховских героинь респондентка вспоминает:

“Да, бежать, бежать. В Москву, в Москву, просто “Три сестры”, просто единственное, о чем я мечтала.”. “Я помню, у нас школа была недалеко от виадука, где поезд на Москву шел, и вот он шел в конце первого урока. Вот точно Чехов. И мы с моей подругой, она: “поезд, поезд, поезд... а-а, в Москву, в Москву!” Да, и поэтому я считала... я из провинции еду в столицу нашей родины, то тут все более образованные, тут музеи, тут все...” (К.Я.)

Большинство рассказчиц отмечало, что они поступили в высшие учебные заведения без взяток и блата, иногда не с первой попытки. Впоследствии часто совмещали учебу с работой. В тех случаях, когда блат все-таки имел место при поступлении на престижные факультеты, он приобретал лишь характер рекомендации при прочих равных условиях. Например:

“На международное отделение я поступила по блату... Но я действительно должна сказать, что, поступив, я в ужасе поняла, что я подготовлена почти лучше всех.” (К.Я.).

Образ, который с легкостью реконструируется из их рассказов - это образ человека, который сделал себя сам, используя культурный капитал семейного воспитания и личных способностей.

И вот затем наступает период острой относительной депривации. Реальность не соответствует ожиданиям - возможности самореализации в разрешенных формах деятельности имеют мощные барьеры. Большинство девушек испытывают острое разочарование в советской системе высшего образования, особенно в сфере социальных и гуманитарных наук. Их социальный активизм периода ранней юности за эти годы снизился или вовсе “сошел на нет”. Прежде очевидный общественный темперамент, воспитанный родителями, школой и клубными практиками, подавляется системой.

Огромное раздражение вызывало идеологическое давление, которое практически шло вразрез с убеждениями и привычными практиками молодых женщин. Аполитичность и антикоммунистические настроения часто формировали эскапистскую позицию. Лишь одна из респонденток стала членом КПСС, и то это произошло на волне горбачевского призыва в 1989 году.

Общее правило таково:

“В комсомольские студенческие годы уже стыдно было быть активной... Меня не могли сподвигнуть ни на что, понимаете: ни на участие, ни на - ну, я не говорю про вступление в партию, это как-то вообще было невозможно... Ну просто ни на что...” (К.Я.)

Вот до сих пор, как мне представляется, истории будущих феминисток соответствуют некоторым типичным сюжетам из жизни советских российских горожанок, принадлежащих к образованному классу.

Потом в нарративах излагаются иные практики, отличающие их от тех, кто не станет себя идентифицировать с феминизмом. Это другое - та специфическая среда, (социальная сеть, mileu), в которую они входили в период юности (некоторые раньше в возрасте 15-17 лет, некоторые позже, когда им было уже за 20, в период перестройки). Эта среда представляла контекст их политической социализации

Среда - тусовка - общественное движение.Я считаю, что именно эта среда, о которой речь пойдет ниже, и давала тот опыт, который привел этих женщин к феминистским убеждениям и самоидентификации. Эта среда являлась той экологической нишей, где формировались их предпочтения и ценности, осваивались и рутинизировались практики. Таких “сред” в ходе интервью было названо несколько. Рассмотрим предложенные рассказчицами варианты. К ним относятся - творческая котркультурная среда; хиппи и рок- культура; интеллектуальное движение, отличное от обычных научных советских школ.

В это время молодые женщины уже отделены от родительской семьи. Это происходит либо в связи с их переездом в центральный город из провинции, либо по так называемым семейным обстоятельствам: есть комнаты бабушек, переходящие к внучкам; есть ранние браки, которые становятся причиной и/или поводом отделения от родительской семьи. Одним словом, характерно, что все респондентки довольно рано начали жить отдельно от родителей.

Вот узнаваемый рассказ:

“...Уже после 10-го класса - я жила одна. И жизнь у меня была такая лихая и крутая, там у меня такой был салон, где собирались всякие там - хиппи и фарца, и все там поэты, там, диссиденты. Все время ментов вызывали, ну, все так, как обычно бывает в таких ситуациях, квартирные выставки там, все дела...” (Н.Б.)

Семью заменяют круг друзей, “клубящаяся по мастерским среда”, городские контркультурные кафе. Эта общественная жизнь является одновременно и приватной сферой. Эти среды не были прямо диссидентскими (никто из моих респондентов не говорил о своем участии в антисовесткой деятельности), но часто их называют “диссидентствующими”. Рассказы о своей среде, своем круге в интервью пространны и образны.

Для этих сред характерны политический критицизм, имплицитная оппозиция советскому политическому режиму и образу жизни, тесные неформальные отношения, ориентация на западный образ жизни (каким его воспринимали тогда), сексуальная свобода. В этой среде говорилось “нет” советским практикам и советским лейблам. Позднее возможность “быть другой” помогла женщина из такой среды воспринять самоназвание, которое вызывает протест у массового человека. Люди этой среды - российские ваганты периода застоя, в среде которых женщинам отводилась традиционная вторичная роль - музы, наперсницы, подруги и сексуальной партнерши.

Приведу рассказы о среде.

“Это был просто...рассадник антисоветских идей.... И там нам читали - я еще была совсем юная - один выгнанный за антисоветчину аспирант читал нам лекции Левады и давал нам их конспектировать. И я их как бы вот просто наизусть знала. И для меня было колоссальным потрясением; я считала в те годы, что Левада - это вот Солженицын...” (О.Б.)

Или:

“...Какие-то нити пронизывали вот эти все мастерские художников; я подрабатывала натурщицей у этого художника, потом у его друзей; туда ходили поэты, туда ходили эти хиппи, это все была одна среда... эта клубящаяся по мастерским среда.” (О.Е.)

Описывая свою роль и место в этой социальной сети, респондентка рассказывает:

“Я (.) очень высокого была о себе мнения, сидела такая, знаешь, писюха и в кафе сидела и писала, значит, свои эти самые... Тут же рядом сидели проститутки профессиональные, которые нас дико любили, нам все про жизнь объясняли, покупали мороженое, потому что у нас были деньги только на кофе. Тут же сидели хиппи, там вся эта наркота, уголовка, в кафе... Ну в общем, как бы я там довольно рано оказалась, и мои политические пристрастия довольно быстро сформировались.”(Н.Б.)

Тусовка - вот одно из имен такой среды. Значение этого термина легче реконструировать иностранному исследователю, этнографу советской реальности, которые смотрит на нее “со стороны”. Томас Кушман, посвятивший исследование советской рок-культуре, пишет о тусовке таким образом:

“Контркультура может быть описана как тусовка в широком смысле, в которую вовлечены тусовщики, которые ценили, дорожили и разделяли альтернативные опыты, практики или хепенинги в мире советской современности...Сама идея тусовки ассоциируется с альтернативным коллективом, собранием индивидов, объединенных общим интересом к тому, что не является частью официального советского мира.” (Сushman 1995: 92)

Политический климат среды способствовал тому, чтобы будущая феминистка утверждала:

“Я сформировалась в ненависти к социализму, (.) это вот то, что было самое определенное, у меня на лбу была написана гражданская позиция... во все времена.”(Н.Б.)

Для такого круга характерна усиленная творческая и интеллектуальная работа, обладавшая для рассказчиц чрезвычайной привлекательностью. Приведу несколько выдержек из интервью.

О творческом клубе :

“Ощутив всю эту ауру, я совершенно в первую секунду просто пала жертвой этой атмосферы, и для меня вопрос был решен однозначно... И все.... была атмосфера, это был клуб,.. где сидели молодые ребята, ну, как бы, скажем, ученики шестидесятников, которые в тех условиях ...делали какое-то тихое хулиганство, они делали вот эту полоску в газете для подростков, где обсуждали все. И где на самом деле печатались: Окуджава, которого тогда не печатали; там были какие-то материалы из вроде бы там уроков литературы - что-то такое из моих любимых 20-х годов; там был такой живой разговор, там была масса юмора. Но главное - там была фантастическая совершенно атмосфера вот такого... для меня это было очень все ново и непривычно, какая-то творческая очень, такая энергетическая и удивительно полная - полная действительно творческих этих импульсов. Поэтому я туда рвалась, я прогуливала уроки, я туда приходила и на все заседания ходила. И когда у меня еще стало получаться, то тут это... какая-то осмысленность существования.”(1976 год. О.Б.)

Об интеллектуальном движении:

“Мы ходили на семинары, и это была действительно очень тщательная работа. Т.е. мы читали книжки, (.) друг другу доклады делали.Причем доклады как связанные с книжками, так и не связанные с книжками. У него (лидера группы - мужчины) такой сильный понятийный аппарат, и он как-то всех вот так вот вытягивал в слой понятийной работы.” (Л.О.)

Тусовка - как среда межличностного неформального и конткультурного общения, в которой сильны диссидентские настроения и интеллектуальная творческая фантазия - была чрезвычайно притягательна. Она становилась образом жизни.

Ниже представлен пример того, как проходил день работы интеллектуального выездного семинара, длившегося иногда около недели:

“ Он (лидер группы - мужчина) читал лекции по философии, по истории и по логике, и по ходу игры проводились рефлексивные мероприятия. И часто очень затягивалось это до часу ночи. А потом, он считал, что нужно плясать. И врубали музыку громкую в зале где-нибудь, все страшно-страшно прыгали, сгоняли какую-то энергию и уже расходились спать. Но часто не спали вообще круглосуточно. Потому что группы работали в совершенно безумном режиме, изобретали практики жизнестроительства и всего чего угодно, в совершеннейшей эйфории и восторге.” (Ж.Н.)

Рефлексия как элемент жизни тусовки приводила к росту самосознания участников таких движений:

“...Шло такое распредмечивание, проблематизация людей, всей предыдущей жизни, неправильностей этой жизни - это называлось “выдергивание коврика из-под ног”: иногда люди очень сильно падали и расшибались.” (С.Б.)

Молодые женщины проводили в этом кругу дни и ночи. Личная сфера была и публичной. Их сексуальный опыт, а иногда и супружеский также, был связан с этой средой.

Как указывают и другие авторы, описывающий тусовку, промискуитетные отношения для некоторых из таких сред были вполне типичны (Сushman 1995).

По словам одной из респонденток:

“(В этой среде переживалась) сексуальная революция, такая борьба с социализмом в постели. Все что “нельзя”, значит мы вам сейчас вот покажем.” (Н.Б.)

Для молодых женщин включение в эту среду длилось вплоть до начала перестройки (1986), т.е. практически в течение нескольких лет в решающем для политической социализации возрасте.

Это был круг, чрезвычайно ценный для наших героинь. Ценна была политическая атмосфера, интенсивность творческой деятельности, атмосфера дружественности. Такая среда способствовала росту самосознания. Однако именно рост самосознания и рефлексивные практики среды способствовали осознанию дискриминации. Росла сензитивность по отношению ко всем формам дискриминации. Атмосфера дружбы, творчества, интеллектуальной деятельности и антисоветской солидарности мотивировала их к протесту против дискриминации по признаку пола, которую они испытывали в этой же среде. Постепенно гендерная иерархия и связанный с нею нравственный климат стали вызывать неудовлетворенность.

Одна из героинь, которая была близка к этой среде, но сознательно дистанцировалась от нее, рассказывает:

“...Абсолютно мне не нравилась (контркультурная атмосфера). Мне не нравились морально - нравственные отношения внутри этого. Я сидела и молчала все время. Мне не нравилось все, потому что мне казалось, что это все вранье. Мне не нравилось, что там рождаются дети, которых потом бросают. Вот это я помню. Что это все идет за счет кого-то. Что весь этот выпендреж идет именно за счет какой-нибудь несчастной дуры.”(К.Я.)

Другая женщина, отдавая должное интеллектуальной атмосфере и сильному, почти харизматическому, мужскому лидерству, тем не менее отмечает:

“Это (интеллектуальная игра - Е.З.) очень мощное оружие манипулирования людьми.... А в игре они как бы (.) разрушали людей очень сильно, как бы не давая ничего взамен.... Их как бы переиначили, раскачали, и они уже потом не попадают в ритм общий и выбиваются, либо сами уходят, либо их увольняют (с работы). (.) Нельзя распредмечивать так людей, нужно давать тогда что-то взамен. Хотя это были хорошие годы, но постоянно были какие-то срывы. И видела я, (.) что они высасывают (энергию).” (Ж.Н.)

Гендерная социальная организация тусовки была традиционно патриархатной. Вот как описывает ее в контексте интеллектуального движения одна из его участниц:

“Там было много умненьких девочек. И было понятно абсолютно, что... структура отношений такова, что есть как бы некоторая... прорывающаяся группа... а есть информационно обеспечивающая часть. И понятно было, что девочки должны писать рефераты...” (Н.О.)

Таким образом разделение ролей было традиционным: лидерские -мужские, вспомогательные - женские. При смешении личного и общественного, характерного для таких сред, харизма лидера-мужчины в общественном движении имела тенденцию превратиться в образ желанного возлюбленного и партнера в частной сфере. Описывая восприятие женщинами мужчин- лидеров группы, рассказчица свидетельствует:

“У девочек было очень много личных трагедий. Поскольку на самом деле было непонятно, что их двигало: то ли страсть к какому-то мужчине как мужчине интересному, блестящему, сексуальному, как угодно; то ли возможность приобщиться через какого-то лидера к какой-то вот такой очень яркой, наполненной, интеллектуальной жизни... Это все-таки... всегда и то, и другое, но просто я хочу подчеркнуть этот момент, который был довольно своеобычным. Т.е. вот эта вот страсть к интеллектуализму - она была страстью у девочек... И, вот, этот момент — разобраться все-таки с собой, с этим различием между человеком и женщиной — он был определяющим.” (Н.О.)

Ощущение несправедливости приводит к разочарованию и последующему когнитивному освобождению от зависимости от бывшего значимого другого. Примеры такого переживания, связанного с личным кризисом, приводятся во многих нарративах.

Из интервью:

“У меня был большой личный кризис, который начался несколько лет назад, когда я поняла, что люди, которые для меня долгие годы были каким-то эталоном во всем - какие-то мои учителя, какие-то старшие, какие-то люди, которые были, ну, просто более чем авторитетны, лично очень важны, - что они не всегда как-то себя ведут по жизни... Когда этот человек... отказался на суде признать ребенка этой девушки и что-то долго по этому поводу говорил, для меня и, кстати, для одной из моих учительниц, которая про него книжку хотела писать... Она отказалась про него писать книжку и заболела физически. Я физически не заболела, но вот это пример такого отношения... И вот такого рода вещи, они очень болезненны, как-то болезненно я их очень переживала.” (Н.Б.)

Постепенно росло противостояние женщин таким практикам. Вот тут-то и появились женские группы как один из вариантов противодействия иерархическому строению организации, связанного с гендером:

“..Мы начали собираться в такой кружочек, и как бы делать всякие занятия для себя. Потому что было как бы понятно, что нужно как-то понять, что такое быть женщиной в таком очень специфическом коллективе... У нас возник чисто женский кружок,.. потому что как бы чувствовался момент очень сильной несправедливости и несоответствия наших интеллектуальных амбиций такой внутренней социальной организации... Мужчины туда не ходили, мы их особо и не приглашали как-то, нам было достаточно хорошо друг с другом. Вот, у нас был этот кружок, мы в нем собирались, там писали всякие истории, потом у нас начали какие-то накапливаться работы... Конечно, спасибо ему (лидеру), он как-то сделал такой большой, в общем-то, жест доверия.” (Л.О.)

Итак, эта контркультурная среда- тусовка- общественное движение стали референтной группой для молодых женщин. Именно такая среда способствовала росту их самосознания, и сделала их чуткими к любой форме дискриминации в том числе к той, которую они там испытывали.