Феминизм и перестройка

Решающими событиями для феминисток стали изменения в общественной и личной сфере, произошедшие в период перестройки (1985-1991). Перестройка стала этапом их ресоциализации. Прежние юношеские ориентации на политический и социальный активизм и профессиональную самореализацию возродились в этот период, благодаря политическим возможностям, появившимся в процессе развития цикла реформ и протеста (Duka, Kornev, Voronkov, Zdravomyslova 1995; Zdravomyslova 1996-c). В целом, можно сказать, что перестройка способствовала дальнейшему развитию творческой инициативы практически во всех сферах деятельности этих талантливых и в высшей степени ориентированных на успех женщин. Они начали подвергать сомнению все - политический режим, прошлый и настоящий, базовую идеологию и свой собственный образ жизни, стереотипные практики, в частности, в их гендерном измерении. Они стали “возвращаться к себе”.

На ранний период перестройки приходится по всей стране подъем неформального комсомольского активизма, и все наши респондентки, которые в этот период еще находятся в комсомольском возрасте, проявляют его в полную меру.

“Я страшная активистка была. Я была заместителем секретаря комитета комсомола по шефской работе, у меня было три школы, у меня была боевая комсомольская дружина, у меня было 60 трудных подростков, у меня был целый микрорайон. Каждый завод шефствовал над микрорайоном. И работали мы круглыми сутками, проводили военно-спортивные слеты, выездные игры летние, зимой - зимние кроссы... И пели, и плясали, и стенгазету выпускали, стихи я сама писала, и вообще, всегда была центром и душой всех этих тусовок. У меня есть фотография, где я командир военно-спортивного слета всего завода; каждый цех выдвигает свою команду; я там стою, все в пилотках, в форме, честь отдают... Бесились, совершенно здорово было, самые интересные такие годы.” (Ж.Н.)

Для более молодых женщин именно возможности перестройки открыли ту привлекательную среду, которая оказала решающее влияние на развитие их самосознания и феминистских взглядов. Это было время, когда полуподпольные, диссидентствующие среды периода застоя стали публичными и открытыми и для тех людей, которые не имели к ним доступа ранее. Те круги, в которые можно было попасть лишь благодаря специальным талантам или в условиях протеста с родительским поколением, во второй половине 1980-х годов оказались гостеприимными для всех желающих.

Приведу подробный рассказ о том, как в период перестройки люди получали доступ в формирующую среду:

“В 28 лет (1988 год! - Е.З.) попала на игру Щ., вот это был абсолютнейший поворот в моей жизни. Город вообще всегда славился разными новациями. Кто-то случайно попал на одну из игр, кто-то из начальства большого. После этого у нас их было шесть игр, это вообще редкий такой случай, чтобы много раз запускали такого разрушителя просто и времени, и всего на свете... Ну, в мае, это было в мае 88-го года. Была выездная 68-я деятельностная игра. Я попала туда совершенно случайно. Как-то дали такую разнарядку, чтоб было там несколько социологов; меня послали просто, как в командировку. Т.е. это собирал... зам.генерального директора по связям с общественностью и информацией; и он дал такое распоряжение, чтобы всех отправили на эту игру. Игра была по региональному развитию. Вот, я первый раз увидела вообще ребят и самого Г.П. Конечно, это воображение потрясает.., и я совершенно подпала под магию этого действия.” (М.Н.)

Другие женщины, особенно в столице, активно вовлекаются в демократическое движение периода перестройки.

Вот еще один рассказ из интервью:

“Потом, начинается... В 88-м году возникает движение диаспоры... После Сумгаита стали как бы со страшной силой создаваться армянские общества, и я вот стала зам. председателя армяно-русского общества (.) “Северное сияние”. И в общем, года четыре я очень активно в этом участвовала.” (О.Д.)

Не только политический активизм, но и профессиональные возможности для самореализации возрастают:

“В 90-м году у меня изменилось - как бы настрой рабочий и вообще ситуация... Во мне было много, так сказать, неиспользованного. Я никогда не работала активно, и, мне казалось, что я уже этого не хочу. И так вот я немножко проснулась, как большинство, видимо, людей в этот начальный перестроечный период.”(К.Я.)

“Ну, а у меня был чисто вот такой азарт, который был связан еще с тем, что вот как-то это была перестройка, мне было там тридцать с чем-то лет, и мне казалось, что вот, я ничего не сделала раньше, хотя было много достойных людей, которые, значит, вот участвовали в протесте каком-то... Ну, и как многие, наверное, люди: было какое-то определенное чувство вины - мне казалось, что вот в этот момент, если я что-то могу сделать... Ну, кроме того, что мне это самой хотелось. Т.е. это было достаточно искренне. И мы этого добились, как ни странно.”(К.Я.)

Появились возможности для профессионального роста и признания:

“А когда у меня начались дела, вот Перестройка когда началась, как-то ... времени стало меньше оставаться...Цензуру отменили, мои пьесы разрешили к исполнению. А как Союз (театральных деятелей) развалился, так у меня действительно пошли все дела. Тут же появились западные продюсеры, которые... они на нас до этого не могли выйти - им не давали адресов просто. Пьесы по рукописям-то на Запад попадали, а вот найти невозможно было нас; потому что приглашение приходило в Союз театральных деятелей - его аккуратно рвали и бросали в корзину.” (Н.Б.)