Герой Пуруша

Намерение действовать, словно механический пуруша, вместо того, чтобы служить настоящему пуруше, было нашей попыткой стать героями и героинями своих собственных мифов. Как пишет в своей книге «Мольбы о мифе», один из выдающихся мировых психиатров, Ролло Мей:

«Герой – это миф в действии… Герой воплощает наши надежды, наши идеалы, наши убеждения… Это объясняет, почему нам так важен героизм; он отражает наше ощущение собственной сущности, формирующей наш собственный героизм».

Хотя прямая этимологическая связь достоверно не доказана, обращает на себя внимание сходство слова миф (от древнегреческого мутос) и английского «маус» – рот (от староанглийского мутх), поскольку миф – это повествование, история передаваемая в устной традиции. Мей говорил, что было бы неверным сводить мифы до уровня сказок, поскольку он верил в то, что они произошли от исторических фактов, со временем превратившихся в известные повествования, сообщавшие миллионам о том, что есть реальность.

Изначальный герой – никто иной, как Сам Кришна, лила-пурушоттама (Верховный Наслаждающийся божественными играми). И как пахтанье молока рождает масло, так и игры Кришны пахтают вечный Брахман, порождая двенадцать эмоциональных состояний, известных как расы: 1) раудра (гнев); 2) адбхута (удивление); 3) шрингара (супружеская любовь); 4) хасья (веселье); 5) вира (рыцарство); 6) дайа (милость); 7) дасья (служение); 8) сакхья (дружба); 9) бхаянака (ужас); 10) бибхитса (шок); 11) шанта (спокойствие); 12) ватсалья (родительская любовь).

В духовном мире вечно, не прекращаясь, проходят игры Кришны. Время от времени, Он проявляет их в этом мире в виде исторических событий, как Он сделал это 5000 лет тому назад во Вриндаване, Матхуре, Двараке и на Курукшетре. Шримад Бхагаватам («Дивное повествование о Верховной Личности Бога) представляет собой запись прославления этих событий устами возвышенной души, Шукадевы Госвами. Поскольку игры Кришны представляют собой высшую реальность, слушание о них избавляет от плена мифов материального существования, дарует духовный разум, позволяет избрать Бога своим единственным героем, другом, сыном и возлюбленным.

Лила Кришны представляет собой общепризнанный стандарт героизма. В духовном мире преданные непосредственно участвуют в играх Кришны. В материальном мире всеми руководит тайный план занять Его место. Когда лилу Кришны мошеннически имитируют ряженные герои, она становится мифом. Мифы разыгрывают на сцене, отделенной (бхеда) от Кришны, на сцене тройственного космоса. Материальная энергия обеспечивает декорации, подбор актеров и их костюмы. В театре материального мира каждый рассчитывает сорвать овации, представившись идеальным правителем, родителем, другом, сыном/дочерью или возлюбленным.

Чтобы стать «звездой» театра материального мира, нам необходимо направить свою жизнь в русло модных повествований нашего времени, гарантирующих симпатию и уважение. В качестве примеров Ролло Мей перечисляет такие актуальные темы: Индивидуализм, Великий миф о Новой Земле (Америка), Путешествие в Ад, Ценность отчаяния, Величие и трагедия, Выживание и п.п. Они вновь и вновь проигрываются в истории, литературе, биографии выдающихся персонажей, поэзия, театре и кино. Встречаясь в реальной жизни, они становятся сенсационными новостями, «жизненными драмами», которые мировые средства массовой информации в полном цвете выплескивают на экран глобального сознания. Герои во плоти, живые и дышащие, завораживают всех.

Каждый хочет стать героем. И какой бы ни была эта роль, мы играем ее, когда комичную, а когда трагичную, в своем жизненном спектакле, в окружении семьи и друзей. Но, откуда в нас эти амбиции на обретение мифического статуса? Как пишет Шекспир в «Макбете»:

А дни ползут, и вот уж в книге жизни

Читаем мы последний слог и видим

Что все вчера лишь озаряли путь

К могиле пыльной. Дотлевай огарок!

Жизнь только тень, комедиант, паясничавший полчаса на сцене

И тут же позабытый; это повесть,

Которую пересказал дурак:

В ней много слов и страсти, нет лишь смысла.

В матрице материального опыта смерть обрывает все наши отношения с другими людьми. Что же тогда для меня другой человек, кроме как набор образов? И что я, как не набор таких же образов в собственном сознании? Неизбежность смерти замыкает каждого человека на самом себе; каждый из таких одиноких «героев» на короткое время вступает в туманную область воображаемых образов, своих и чужих, по большей части безвкусных и скучных, в этом нет никакого смысла. И вдруг, всему конец.