Смятение чувств

ВНИМАНИЕ!!! ВСЕ ПРАВА ЗАЩИЩЕНЫ. ТОЛЬКО ДЛЯ ЛИЧНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ!!! ПЕРЕПУБЛИКАЦИЯ В ИНТЕРНЕТЕ БЕЗ СОГЛАСИЯ АВТОРА ЗАПРЕЩЕНА!!!

Григорий Казанский

Готика-2. Чёрная Роза

Роман

Григорий Казанский. Москва, 2011 г. Все права защищены.

Любое воспроизведение: печать, публикация в Интернете, полностью или частично, без согласования с автором ЗАПРЕЩЕНО!

Связаться с автором:

E-mail: grigoriy-kazanskiy@yandex.ru

Тел.: 8-916-194-89-99

Смятение чувств

Почему, почему такое происходит в этом мире?!! Откуда в людях берется тупая, бессмысленная жестокость?

Почему, если человек НЕ ТАКОЙ, КАК ВСЕ, в них внезапно просыпается ненависть? Неужели так легко причинить боль, унизить, пролить кровь и даже лишить жизни?.. Отчего так бывает?!! Не знаю… Наверное, есть на это какой-то ответ, но мне он неизвестен.

Начинаем это скорбное повествование…


С тех пор, как появилась Саша - Черная Роза, в жизни Алёши сразу всё перевернулось. Кто же она такая, эта Саша, что пронзила Алёшу, попав ему в самое сердце?..

«Песня хочет стать светом.
Ее в темноте пронзают
Фосфора нити, лунные нити,
А свет о желаньях своих не знает.
В опаловой раме он сам себя
Встречает, себе возвращая.»

Алёша закрыл книжку, еще раз переживая в душе странные, таинственные строки
Гарсии Лорки, поднял глаза и огляделся.

Солнце горело в полусфере эмалевого, по- утреннему синего неба, ярко освещая всё вокруг, словно золотым мёдом заливая стволы и кроны высоких корабельных сосен, просвечивая сквозь чащу. Было раннее весеннее утро, последние майские дни пришлись на выходные.

Алёша, студент первого курса одного московского художественного училища, стоял на конечной остановке трамвая, у опушки леса. Он ждал свою однокурсницу - Сашу. Ещё вчера с вечера они договорились отправиться вместе на пару дней с палаткой на речку, первый раз в этом году искупаться, позагорать и порисовать.

Алёша внимательно прислушивался, стараясь различить сквозь весёлый шум просыпающегося весеннего леса – не приближается ли стук колёс, но, кроме шелеста ветвей и пения птиц, ничего не было слышно. Вокруг было совершенно безлюдно, Алёша стоял на остановке один.

Это был высокий юноша неполных семнадцати лет, красиво сложенный, хотя ещё по-мальчишески хрупкий, сероглазый, с густыми, мягкими, льняного цвета волосами и правильными чертами лица, трогательно украшенного светлыми, едва заметными веснушками на щеках.

На нём была нарядная, новенькая кожаная куртка-косуха черного цвета, новенькие узкие черные джинсы, высокие зашнурованные ботинки, и вообще, несмотря на чёрные цвет одежды, весь он был нарядным и праздничным, словно с обложки журнала. У ног его, на траве, лежал этюдник с кистями и красками и большая спортивная сумка на молнии.

Всё – и элегантная, со вкусом подобранная одежда юноши, и то, как он следил за собой, все его движения, когда он время от времени приглаживал рукой непослушные волосы, каждый раз безжалостно растрёпываемые ветром, и книга стихов, которую он только что положил в карман, и то чудесное, мечтательное выражение его лица, с которым он рассеянно смотрел на сверкающий от капель прошедшего ночью дождя утренний лес, всякий раз останавливая взгляд там, куда уходили, исчезая за поворотом, трамвайные рельсы – всё выдавало в этом юноше живую, чувствительную натуру, жадно, по-мальчишески, немножко наивно впитывающую манящую красоту окружавшего его мира, и себя ощущающую неотъемлемой частью этого мира, причастной к его красоте.

Так оно и было в действительности.

Несмотря на то, что за свою небольшую жизнь – неполных семнадцать лет – Алёша не создал ещё никаких серьёзных произведений искусства, как он и сам понимал, кроме разве что ряда небольших учебных работ, про него смело можно было сказать, что он является истинным художником, настоящим поклонником красоты. Он видел её везде...

...По вечерам, когда город окутывали, постепенно сгущаясь, синие сумерки, Алёша всегда стоял на балконе. Он смотрел, как в соседних домах постепенно начинают светиться, одно за другим, жёлтые окна, как зажигаются на небе первые звёзды, как восходит луна, и душа его наполнялась тихим восторгом.

Он писал картины – небольшие, но вдохновенные полотна, пытаясь запечатлеть всё, что видел вокруг, хотя и понимал, что это лишь приготовления к чему-то действительно важному, серьёзному, что ему, возможно, предстоит создать в будущем.

Посещая музеи, художественные выставки, он подолгу простаивал перед шедеврами великих мастеров прошлого, стараясь разгадать их секреты, зачарованно рассматривал их картины и скульптуры. В училище преподаватели прививали ученикам любовь к красоте и гармонии обнажённого человеческого тела. Алёша воспринимал их уроки с чистотой детского сердца, старательно и увлечённо работал над штудиями, упражняясь в рисунках с натуры.

Ему было шестнадцать лет, и дома он всё чаще ловил себя на том, что задерживался подолгу перед большим зеркалом, рассматривая и изучая себя при ярком свете со всех сторон, чувствуя, как его душа наполняется смутным, неясным волнением. Он с удивлением видел, как меняется и взрослеет – это было интересно!

Ещё ничего не испытав в своей жизни, Алёшино отзывчивое сердце бессознательно искало любви, не зная по-настоящему, что это такое. Но если тебе шестнадцать с небольшим, если у тебя тонкая и нежная душа, то всё вокруг само приобретает неопределённые очертания любви, даже когда ты один.

Увлекаясь поэзией, читая о Прекрасной даме, о Незнакомке, Алёша и сам писал стихи – может быть, несколько наивные, но нежные и искренние, вкладывая в них ожидание тех чувств, которые ему ещё не пришлось испытать в жизни, но редко показы- вал эти произведения приятелям- однокурсникам, да и сам толком не понимал своих ощущений и переживаний…

А потом появилась Саша.

И сразу в Алёшиной жизни всё перевернулось…

Она появилась загадочным образом уже в октябре, когда занятия давно начались, первоначально как модель, то есть натурщица, но очень скоро была принята в число учащихся - как-то странно, без экзаменов, и оказалась на одном курсе с Алёшей.

Многие ребята, учась в этом художественном училище, очень часто позировали в качестве моделей обнажёнными, перед всем курсом, а некоторые, когда их просили, и отдельно для мастеров – преподавателей. Те специально выбирали самых красивых мальчиков и девочек на своём курсе для этой цели.

Алёша тоже иногда позировал. Это давало возможность заработать какие-то карманные деньги плюс к стипендии, и было намного легче учиться – юные красавцы-натурщики всегда пользовались особой любовью преподавателей, они же позволяли им сэкономить. Поэтому многие смазливые мальчишки и девчонки охотно шли на это – а что такого, все художники, все друг друга знают, стесняться было особенно некого. И никаких неприличных предложений Алёше пока никто не делал.

И вот появилась Саша.

Когда она появилась, она сразу привлёкла всеобщее внимание, и оказалась в центре жизни училища. Саша была яркая, красивая и странная девушка - ровесница Алёши. Она была высокая, почти одного роста с Алёшей, но гораздо уже его в плечах и очень хрупкого сложения.

Саша была готесса, как она сама величественно выражалась (или готка, готичка, херка – как ехидно выражались другие девчонки) – короче, девушка-гот, то есть, принадлежала к Готической субкультуре. Она, обладательница иссиня-чёрных, длинных волос, чёрной готической обводки глаз в сочетании с бледным цветом лица, ещё к тому же называла себя прозвищем Чёрная Роза.

Старые, вылинявшие черные джинсики, короткие и тесные, из которых она давно выросла, или рваные колготки (по готической моде) ещё больше, задорно подчёркивали его хрупкую девичью грацию. А короткая, узкая, почти детская курточка из блестящей кожи, делала её и вовсе похожей на девочку-подростка лет тринадцати, но только очень высокую – модельного роста.

У неё были очень красивые, длинные волосы – тяжёлые, необыкновенно густые и волнистые, которым позавидовала бы любая девушка, и огромные, светло-зелёные глаза – и откуда ты взялась, Саша, такая, словно нарочно сделанная? Лицо девушки было бледным, с нежным румянцем на щеках, словно никогда не знавшее солнца, и могло бы показаться несколько болезненным, если бы не было яркого блеска в её глазах, улыбки и неутомимой энергии, сквозившей во всех её стремительных движениях. Её улыбка, её глаза, её голос и весь её облик действовали магически.

Эта новая девочка-натурщица сразу сделался всеобщей любимицей. Она покорила весь преподавательский состав (они, утончённые эстеты, сдались без малейшего сопротивления – ещё бы!), и сразу стала другом авторитетных студентов-старшекурсников, членов молодёжных художественных объединений.

Она имела доброе сердце и была открытой и искренней, но в то же время обладала довольно острым язычком и со своими ровесниками нередко бывала насмешливой и ироничной, и разговаривала немного свысока.

Говорили, что Саша – девушка «с биографией», и у неё было довольно тяжёлое прошлое, но никто ничего не знал наверняка – кроме того, что она петербургская, что она сирота и живёт в Москве одна, то есть полностью самостоятельна. Это было необычно и вызывало некоторую зависть…

У натурщицы Саши, по прозвищу Чёрная Роза, были странные привычки. Когда она задумывалась, она постоянно грызла карандаш или спичку. На лекции она не могла спокойно усидеть на месте, постоянно вертелась, двигала под партой ногами и ёрзала, как на иголках. Она совсем не боялась холода, всегда была очень легко одета (привычка позировать обнажённой), но постоянно пользовалась кремом для рук и для лица, и носила в косметичке вазелин, которым смазывала губы, чтобы они не трескались на морозе.

От неё пахло безумными, какими-то просто нереальными духами, и ментоловыми сигаретами. Она много курила – хорошие, дорогие ментоловые сигареты, «Салем» или «Ньюпорт». Наверное, тратила на них половину стипендии, решил Алёша. В Сашином курении было что-то противоестественное, какой-то нонсенс, потому что она выглядела, как несовершеннолетняя девочка - подросток, но это, опять же, придавало ей особый шарм.

Саша сочиняла песни и прекрасно их исполняла, аккомпанируя на гитаре своему звонкому голосу. Она почти никогда не расставалась со своей гитарой, и приносила её в училище. Это была немецкая гитара, хорошая и дорогая, и Саша берёгла её. Она четыре года занималась в студии игры на гитаре и здорово играла – в основном, в стиле готики с этническим уклоном, поэтому и песни у неё получались в том же духе.

Если Алёшины стихи были нежные и застенчивые и в основном выражали его сокровенные чувства и переживания, то песни Саши были совершенно другие, романтически-страстные, полные двусмысленных намёков и таинственности, обычно повествовательного характера и всегда с каким-нибудь причудливым, изысканным сюжетом о какой-то другой жизни. И они волновали, словно она звала куда-то…

Саша позировала для всего курса на общих занятиях и, кроме того, для нескольких преподавателей – отдельно для каждого, в их собственных мастерских, в вечернее время. Во сколько и где у неё это «вечернее время» заканчивалось, сложно было сказать, поскольку она был иногородняя, из Петербурга и жила одна. Кто-то снимал для неё квартиру, и контролировать её было некому, так что всё это было покрыто тайной.

Утром на занятия она часто приходила усталая, невыспавшаяся, с синяками под глазами, словно похудевшая за ночь, и сладко зевала на лекциях – случалось, что преподаватель ласково отправлял её домой спать, а остальные с завистью вздыхали: «Везёт!»

То, как Саша позировала, резко отличалось от всего, что Алёша, юный художник, видел до сих пор и от того, как позировал иногда он сам – хотя, казалось бы, что тут можно выдумать особенного?

Но Саша Чёрная Роза именно позировала по-особенному, как-то дерзко держа голову, худенькие прямые плечи и бёдра, и тоже как-то по-особенному, по-балетному отводя острые локти, словно выставляя напоказ тонкие ключицы. Другие студенты, и Алёша в том числе, позировали в плавках или трусиках - стрингах, стеснялись, а она это делала совершенно голая, без всякой одежды – обнажённое тело для неё не могло быть предметом стыда.

Она не слишком-то старалась оставаться неподвижной, когда её рисовали – то рассеянно переступала с ноги на ногу, то отбрасывала изящно-небрежным жестом волосы со лба, играя острыми ключицами, то поворачивала голову – но почему-то ей преподаватели никогда не делали замечания.

Однажды она во время позирования совершенно спокойно подошла к вешалке, где висела её курточка, достала из кармана сигарету и вернулась на своё место. И учитель, вместо того, чтобы возмутиться, зажёг и поднёс ей спичку. Это было неслыханно – хотя ребятам уже разрешали курить, и были специальные места для курения – но делать это натурщику на занятии, во время урока!..

Алёша смотрел на Сашу – как она курила, стоя на подиуме, голая, на её ярко-алые губы, поразительно красивый разрез рта, словно на рисунках Бердслея, на её тело… У неё было удивительно стройное тело, прекрасно сложенное и очень изящное. Кожа Саши была гладкая, совершенно лишённая растительности, молочно-белого цвета, как и лицо.

Но главное – это та особая энергетика, которая исходила от неё при всяком её движении и даже тогда, когда она крайне редко оставалась неподвижной. Как говорили, шутя, учителя, если у всех других натурщиков метод позирования был «оборонительный», то у Саши – «наступательный».

Алёша смотрел на Сашу и не мог ничего нарисовать. У него всё перевернулось в душе. ТАКОЕ он нарисовать был не в силах. Он не мог понять, что с ним происходит.

В это время учитель что-то тихо сказал Саше и ласково погладил её по щеке. Девушка звонко рассмеялась, пронзив Алёшино сердце. Слушая этот беззаботный смех, Алёша понял, что «попался».

Он чувствовал злость и старался убедить себя, что Саша вовсе не красивая. Например, у неё очень маленькая грудь и совсем не развиты мышцы. И слишком большие глаза, и чересчур длинные ресницы. И вообще она похожа на мальчишку – немножко, хотя сейчас, без трусиков, конечно, видно, что девочка. Алёша старался убедить себя, но ничего не получалось. Он не знал, что делать.

Он пришёл домой, лёг ничком на кровать, лицом повернувшись к стенке, и заплакал. Весь его мир обрушился. Алёша, истинный юный художник, являясь поклонником красоты, с этого дня сделался её пленником – окончательно и бесповоротно, против всякой логики, против законов природы, против своего собственного желания.

Он понимал, что вот оно, настоящее, как это ни абсурдно, что он ВЛЮБЛЁН в эту девчонку с молочно-бледной кожей, влюблён не на жизнь, а насмерть. Её запах, запах дорогого парфюма и ментоловых сигарет, сводил Алёшу с ума. Он боролся с собой – но всё напрасно. Вокруг было много прекрасных девушек, целый мир – но Алёше теперь была нужна только Саша, Чёрная Роза…

Алёша смотрел на Сашу Черную Розу издалека. Его влекло к ней – и он боялся её. Он хотел дружить с ней – и не мог, стесняясь её, себя и своих чувств. Он и сам не мог понять, чего он хочет от Саши. Возможно, дружбы, взаимности, хочет держать её за руку, быть рядом – навеки вместе.

А Саша общалась тем временем с преподавателями и ребятами со старших курсов. Она смеялась с ними о чём-то, пела и играла им на гитаре свои готические песни. А ещё она скидывала майку, джинсы и всё остальное и позировала: днём в училище - для всех, вечером – для кого-то в мастерских (что они там с ней делают, что?), а утром сладко дремала на лекциях. И Алёша от этого ужасно мучился.

Но почему-то он не мог сказать кому-нибудь: «Познакомь меня с этой девушкой поближе, мне она нравится!» Он просто ходил и тихо страдал…

Алёша бродил по парфюмерным магазинам, просил показать ему самые дорогие духи, пытаясь найти те, которыми душилась Саша, но всё это было не то. Алёша начал курить ментоловые сигареты «Салем», как она, хотя это было ему не по карману.

Он упросил родителей купить ему чёрную кожаную куртку-косуху, как у неформала, высокие зашнурованные ботинки, сам купил себе рюкзак-мешок с изображением красного анкха – египетского креста бессмертия за двести пятьдесят рублей, как у гота. Ему хотелось приблизиться в этом к Саше. Но это было всё не то, всё было слабо. Были какие-то секреты, неведомые ему.

Он смотрел на себя в зеркало и едва не плакал от отчаяния. Он совсем не был похож на гота. Так себе, цивильный благополучный парень, с румяным лицом и веснушками, с некоторыми намёками на какой-то расплывчатый неформальный стиль – в лучшем случае, поклонник какой-нибудь российской рок-группы, типа «Король и шут».

Настоящие готы, особенно Саша, казались ему таинственными существами из другого мира, посвящёнными в какие-то особые тайны, с их мертвенно-бледными лицами, подведёнными глазами, с их прекрасными и страшными таинственными чёрными одеждами, серебряными украшениями. Но Алёша по-настоящему в этом ничего не понимал, и проклинал себя за эту отсталость. Он казался себе смешным и слабым, и боялся подступиться к Саше.

Однажды Саша уронила под парту бумажный носовой платок – салфетку. Когда никто не видел, Алёша осторожно подобрал её, чувствуя комок слёз в горле и сам себя презирая в этот момент.

Мятая салфетка издавала слабый запах Саши – запах сигарет, таинственного парфюма, какого-то крема для рук… Алёша спрятал её во внутренний карман, возле сердца, и дома, лёжа в постели, целовал её и плакал.

- Что ты со мной сделала? – говорил он сквозь слёзы. – Я люблю тебя… Навеки вместе…

Днём же, в училище, он, наоборот, сделался угрюмым и раздражительным. А Саша, словно что-то такое почувствовала и, наоборот, стала вдруг приветлива. Она улыбалась Алёше, кивала ему, здороваясь…