Анализ источников по походу Тимура на Русь

«Я никогда не встречал людей с более совершенными телами. Они подобны пальмам, белокуры, румяны лицами и белы телами» Ахмед Ибн-Фадлан, Арабский путешественник 10 в.

В Орде начались междоусобицы, и вскоре власть объединил эмир Идику, предавший Тимура. Но прежде, когда Хромец находился еще в Восточной Европе, перед Тимуром открылась прямая дорога на златоглавую Русь. Нашествие Тамерлана на Русь в конце XIV века – одно из самых малоизученных событий отечественной истории. В первую очередь это касается исторической науки нашего столетия. Тамерланов сюжет она умудрилась продержать взаперти, не выпустив его – даже в конспективном изложении – ни в один из популярных учебников по истории. Это тотальное неведение об одной из самых страшных угроз существованию древнерусского государства объясняется, однако, удивительно просто...

Известно, что Москва на тот час вовсе не была готова к достойному военному отпору. В стратегическом отношении она выглядела еще беззащитнее, чем при тринадцатилетней давности нападении хана Тохтамыша. Всякое сугубо материалистическое объяснение выходки Тамерлана, вдруг благоволившего пощадить обескровленную Русь, выглядело бы жалким.

На Руси же появление Тимура вызвало огромнейший переполох. По словам московского летописца: «Сын святого благоверного князя Дмитрия Ивановича Донского, нынешний самодержец Руси Василий Дмитриевич, собирает в Москве рать и ополчение, спускается с войском к Коломне и выстраивает оборону по северному берегу Оки». Василий Дмитриевич, конечно, не стал бы затевать этих чрезвычайных и изнурительных для казны воинских передвижений, фактически общей мобилизации, если бы получил от своих дальних дозоров известие о малочисленном разведывательном рейде Тамерлана. В комментариях к «Повести о Темир Аксаке» читаем: «В августе 1395 года Тимур неожиданно повернул к Ельцу, разграбил его и, простояв у Дона около двух недель, по неясным причинам повернул обратно, направляясь в Крым. По-видимому, вполне трезво оценивая обстановку, Тимур не пожелал связываться с «мятежными улусами». Он только что вторично и уже окончательно разбил своего соперника, Тохтамыша, и продолжал карательные экспедиции по ордынским землям, подчиняя их своей власти. Выход на Русь был разведкой, подобной той, которую осуществил военачальник Чингисхана Субудай-Багатур в 1223 г., дав бой русским и половецким князьям на Калке. Тем не менее, решение Тимура на Руси было воспринято как Божье заступничество и как чудо».

Комментатор, как очевидно, вовсе не утруждает себя документальными доказательствами происшедшего, рассчитывая, похоже, что его трактовка события будет принята на веру. Между тем в таком произвольном и алогичном построении нелепо выглядят обе стороны – и Тимур, по неожиданной прихоти вышедший к Ельцу и «по неясным причинам» повернувший обратно, и Русь, поспешившая этот якобы случайный, вовсе необязательный военный демарш Тамерлана осмыслить «как Божье заступничество и чудо». Если причины ухода завоевателя в Крым неясны, то совершенно лишено основания рассуждение о, якобы, трезвой оценке обстановки со стороны Тимура и о его опасении ворошить «мятежные улусы», под которыми комментатор имеет в виду русские княжества. Но мог ли струсить перед этими не ему, а его только что наголову разбитому противнику Тохтамышу подведомственными улусами непобедимый восточный цесарь? И мог ли быть его выход на Русь только разведкой? Ведь Тохтамыша он только что разбил вовсе не во главе малого разведывательного отряда, иначе бы и не кинулся тут же в малом числе добивать ордынцев в Крым. Как ни исхитряется комментатор, ему так и не удается представить приход Тимура на Русь в виде случайной, неожиданной, легкой и необязательной разведывательной прогулки. А русскую сторону – в виде фанатичных простаков, которые случайное появление и необъяснимое исчезновение любопытствующих азиатов раздули до размеров «Божьего заступничества и чуда».

Те сравнительно немногочисленные, но достоверные исторические факты нашествия Тимура и русского ему отпора, которые доступны исследователю, подтверждают как чрезвычайность угрозы, так и реальность благодатной чудотворной помощи.

Средневековые биографы и мемуаристы обычно отмечают, что Тимур, будучи неграмотным, обладал замечательно прочной и цепкой памятью, постоянно держал при себе личных чтецов, хорошо знал турецкий и персидский языки. Судя по масштабам его завоевательных походов, евразийская география также входила в круг хорошо усвоенных дисциплин. О Руси он знал никак не меньше, чем о Кавказе и Индии, о Китае и Ближнем Востоке.

Древнерусский летописец, повествуя о нашествии Мамая в 1380 г., приводит любопытную подробность: Мамай «начал испытовати от старых историй, како царь Батый пленил Русскую землю и всеми князи владел, якоже хотел», ибо он, Мамай, «хотяше вторый царь Батый бытии». В соответствии с этим вожделением и штудированием «старых историй» Мамай и на Русь пошел именно по тому самому коридору между притоками Волги и Дона, по которому когда-то вторгся в Рязанское княжество внук Чингисхана, Батый.

Но ведь в «Повести о Темир Аксаке» об этом новом завоевателе говорится почти в тех же выражениях, что и о Мамае в повестях Куликовского цикла: «Оттоле возгорелся окаянный, нача мыслити в сердце своем тако и Руськую землю, аки прежде сего, за грехи попустившую Богу, поплени цесарь Батый Руськую землю, а гордый и свирепый Темир Аксак то же помышляше...». Неслучайность этого сопоставления Тамерлана с Батыем подчеркнута автором повести почти тут же, при описании его полумесячного стояния у Ельца: «Темир Аксак уже стояще на едином 15 дни, помышля, окаянный, хоте ити на всю Руськую землю, аки вторый Батый, разорити крестьянство».

Историческая аналогия с внуком Чингисхана неизменно сохраняется во множестве списков и более пространных редакций повести. «Яко вторый Батый» Тимур аттестован и в «Повести на Сретение Чудотворнаго образа Пречистыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии...».

К тому же Василий Дмитриевич знал незваного гостя не понаслышке. В свое время ему пришлось наблюдать за чудовищным ростом фантасмагорической империи Тимура с близкого расстояния. В 1371 г., то есть в год рождения Василия, Тамерлан уже владел землями от Маньчжурии до восточного берега Каспия. Во время своего трехлетнего пребывания в ставке хана Тохтамыша в качестве заложника старший сын Дмитрия Донского был свидетелем созревания розни между Тимуром и хозяином Золотой Орды. В 1386 – год бегства Василия Дмитриевича из ставки Тохтамыша – Тимур проникает на Кавказ и захватывает Тифлис. В 1389 г., когда в Москве умирал Дмитрий Донской, Тамерлан предпринял первый из трех походов против Золотой Орды. В канун вторжения в русские пределы, в 1395 г., состоялся третий поход: Тимур разгромил армию Тохтамыша на Тереке, подверг страшному разграблению золотоордынскую столицу – Сарай-Береке, после чего этот город фактически прекратил существование в качестве имперского мегаполиса. Как бы строго ни относились наши старинные летописцы к Темир Аксаку, именуя его «гордым», «свирепым» и «окаянным», мы не вправе забывать, что такими же или даже более крепкими эпитетами награждали его при жизни и после смерти многие закоренелые враги Древней Руси и всего славянства. В случае с этим жесточайшим из тиранов Божественное провидение распорядилось так, что Тимур стал подлинным бичом прежде всего для государств и народов, угнетавших Русь и, шире, православное славянство. В 11-м томе Никоновской летописи сразу вслед за сообщением о победе Тимура над Тохтамышем читаем: «...и оттоле возгореся окаянный яростию на Русь пойти; и царя Турскаго Баозита в железной клетке с собою вожаше. И прииде близ предел Рязанския земли...».

В этом сообщении мы имеем дело с интереснейшим анахронизмом, с грубой хронологической ошибкой, которая, как нам кажется, была сделана все же намеренно. Дело в том, что в 1395 г. Тамерлан никак не мог прийти на Русь, имея в обозе клетку с турецким султаном Баязетом, поскольку битва при Анкаре, в итоге которой Баязет Молниеносный попал в плен к Тимуру, состоялась в 1402 г., то есть семь лет спустя после того, как Тимур нежданно отменил свое нашествие на Русь. Тут нужно напомнить, что пленный султан – это тот самый Баязет, которому достались лавры победителя на Косовом поле в 1389 г., когда в итоге кровопролитного сражения погибли с турецкой стороны султан Мурат, отец Баязета, а с сербской – великомученик князь Лазарь. С того времени Баязет весьма преуспел на европейском театре военных действий: в 1396 г. он одержал победу в знаменитом Никопольском сражении, разгромив армию крестоносцев. В течение многих лет подготавливал Баязет взятие столицы Византии Константинополя. Одновременно методичным ударам подвергались болгарские земли. В 1393 г. турки взяли после трехмесячной осады Тырново, положив конец Тырновскому, а вскоре и Видинскому болгарским царствам. Появление войск Тимура в Малой Азии пусть и не очень надолго, но все же приостановило вторжение турок на православные и славянские Балканы. Знаменательно: в Анкарской битве на стороне Баязета вынужден был участвовать сербский деспот Стефан Лазаревич, сын князя Лазаря, убиенного на Косовом поле. Но вскоре после Анкарского сражения Стефан – ему удалось уйти и спасти часть своего войска – на том же Косовом поле наносит поражение туркам, как бы творя историческое возмездие за первое Косово, за гибель родителя, за унижение Сербской земли.

Эти события (прежде всего поражение турок под Анкарой) также были восприняты русским автором «Повести о Темир Аксаке» в качестве возмездия, Божьей кары, насланной на османов-завоевателей. Вот почему повесть, написанная уже после вторжения Тимура в Малую Азию, свидетельствует о вполне сознательной «ошибке» автора, сажающего Баязета в железную клетку еще в 1395 г., с тем, чтобы Тамерлан как бы на зрелище привез ее к русским рубежам.

Мартом того самого 1402 г. (когда состоялась битва Тимура с Баязетом) помечена краткая статья русского летописца, дающая замечательное по своей масштабности обобщение военного и геополитического характера: «...явися знамение на западе, в вечерней зари, звезда велика зело копейным образом... се убо прояви знамение, понеже возсташа языци воевати друг на друга: Турки, Ляхи, Угры, Немцы, Литва, Чехи, Орда, Греки, Руси, и иныя многая земли и страны смятошеся и ратоваше друг на друга; еще же и моры нача являтися» .

В этом образе повсеместных раздоров между народами нет преувеличения: то была эпоха поистине тектонических сдвигов на этнической карте евразийского материка. Эпоха великих битв и нашествий (Куликово, Косово поле, разорение Тохтамышем Москвы, Никопольское сражение, битва на Ворскле, Анкара, Грюнвальд, битва на Марице, нашествие Эдигея, Гуситские войны...) охватила жизненное пространство большинства славянских государств и народов. Она глубоко потрясла православный мир. Итогом этой эпохи явилось крушение Византии, зарождение нового центра православия в Московской Руси.