КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Глава двадцать седьмая.
Ира обратилась к женщинам: - Вы уж не обижайтесь на Лизу. Садитесь, пожалуйста. Просто один нашзнакомый... - Друг, - поправила девочка маму. - Конечно, друг. Подарил ей книгу о птицах. Вот она игру и изобрела.Говорит, каждый человек похож на какую-то птицу. Наверное, и вас кем-топредставила. Гостьи оживились: - Это интересно. Мещерская и Воронова были явно заинтригованы. - А нам расскажешь, кто мы? - Это не вы, - поправила девочка. - Это только мое представление о вас.Правильно мама сказала, что это игра. Теперь уже широко раскрытыми глазами смотрела на Лизу Софья Воронова. - Ты только думай, что будешь говорить, - вступил в разговор Виктор. - Хорошо, я буду молчать, - притворно-послушно прощебетала Лиза.Мещерская даже подпрыгнула: - Как это - молчать? Обещаю не обидеться. И Софья обещает. Правда,Соня? - Правда. Скажи еще, Лиза, а этот друг... Его фамилия - Киреев? - Да. - Она его вообще коростелем назвала, - сказала Ира. - Коростелем? - изумилась Воронова. Ире опять пришлось давать пояснения: - С этого-то все и началось. Он ей что-то вроде сказки рассказал о том,как коростель берет в руки котомку и из теплых стран, где зимовал,возвращается на родину. А потом Михаил взял да и пошел сам пешком. - Я его еще раньше коростелем назвала, - возразила Лиза. - Ой-ой, прозорливица нашлась, - засмеялась Ира. Потом повернулась кгостям. - Нас она вообще парой пеликанов величает. - Пеликанов? - А мне нравится, - сказал Виктор. - Всю жизнь бобром называли, а тут вптицу переименовали. Правда, клювики у этих птичек - ого-го какие! Но ведьэто пустяки. Чувствую, за другое Лиза нас так перекрестила. Так, дочка? Лиза кивнула: - Про пеликанов в древности мифы ходили, что они ради своих птенцовкрови своей не жалеют. Вот и они у меня такие - ничего для меня не жалеют.Воронова вспомнила слова Киреева о том, как необыкновенна эта девочка. Чтож, он оказался прав. Вспомнила Софья и о стихах, которые просил передатьЛизе Михаил. Она достала из сумочки листок: - Вот, Лиза, это нам с тобой дядя Миша написал перед самым отъездом.Стихи стали читать вслух. Бобровы так бурно выражали восторг, такблагодарили Софью, что она вдруг почувствовала радость от сознания своейпричастности к Михаилу, к этим удивительным людям. Только Софья Мещерская неуспокаивалась. Но и она стала той Софьей, которую так любила Воронова: - Эй, народ, так нечестно! Мне в конце концов скажут, на кого я и вотэта девушка похожи? - А если тебе скажут, что на курицу - тебе станет легче? - отозваласьВоронова. - Между прочим, я слыхала, что курица - не птица... Лиза как-то страннопосмотрела на подруг. - Если вам правда интересно... Вы, - обратилась она к Мещерской, -славка-черноголовка. От неожиданности Мещерская рассмеялась: - Я такой птицы даже не знаю. Может, просто славка? И почему именночерноголовка? Потому, что я темной масти? - Нет, - ответила девочка, - славок много видов. Черноголовка - один изсамых лучших певцов в наших местах. - Чувствовалось, что Лизе было приятнопересказывать прочитанное. - Мне кажется, вы все делаете красиво. - Ты права, Лиза, - поддержала девочку Воронова. - Софья Михайловнадействительно все в жизни делает красиво. А уж поет она и впрямь чудесно. - Вы меня в краску ввели, - запротестовала Мещерская. - А что тыскажешь о Софье Николаевне? Кстати, ты уже поняла, что мы обе - Софьи.Третьей не будешь? - Нет, меня зовут Лиза, - улыбнулась девочка. Затем показала народителей. - Ирина Александровна, Виктор Иванович. Вот мы и познакомились. -Затем продолжила: - В первую секунду, когда я увидела вас, вы мне показалисьиволгой - вы такая же яркая и красивая. А потом... - Лиза вдруг засмущалась, - я увидела другую птичку - погоныша. Этоболотная курочка. - Я так и знала, все-таки курица, - притворно стала сокрушатьсяВоронова. Хотя не совсем и притворно. Иволга ей понравилась больше. Мещерская сочувственно посмотрела на подругу: - Да, родная, а имя-то какое - погоныш. Замени второе "о" на первуюбукву алфавита... Пришло время обижаться Лизе. Заметив это, Мещерскаяпогладила девочку по руке: - Мы же шутим, Елизавета Викторовна. - Так меня еще никто не называл, - улыбнулась девочка. - А погоныш -замечательная птичка. Она тоже... всегда возвращается... На родину. И тожепешком. - Лиза умолкла. - Любопытно, - нарушил молчание Виктор, - у нашей дочери явная слабостьк птицам, возвращающимся домой, и все больше пешком. Воронова спросила Лизу: - А почему ты смеялась, когда мы входили? Виктор опять пошутил: - А как бы вы поступили на ее месте, Софья Николаевна? Представляете,дверь открывается, и к Лизе в комнату заходят сначала славка-черноголовка, апотом болотная курочка - погоныш. Все засмеялись. - Не поэтому, - отсмеявшись, ответила Лиза. - Просто... Просто... Нет,это секрет. * * * Есть особая, притягательная магия в вечерних огнях окон. В огромномгороде их миллионы. За каждым окном - своя жизнь. Появляясь на мгновение вих свете, люди исчезают в глубине квартир, но свет окна продолжаетхранить... Что именно? Нечто неуловимое, необъяснимое. Вы не замечали - людиредко подходят к окнам. Посмотреть, какая погода на улице,полюбопытствовать, кто там бранится во дворе... Окна словно границы междунашим внутренним миром и внешним. Их одинаковый свет скрывает тоже разныемиры, миры наших душ. Вот почему подсматривать в чужие окна - такой же грех,как лезть без спроса в чужую душу. Но что мне остается делать, если дверь напервом этаже панельного пятиэтажного дома по улице Нагорной была закрыта наключ? Только в горевшем окне квартиры No 22 можно было видеть грузную фигуруеще молодого человека, висевшую в дальнем углу комнаты. Там находилосьчто-то вроде спортивного мини-городка: шведская стенка, штанга, тренажер. Наверхней перекладине стенки и была привязана веревка, на которой виселчеловек. Через несколько часов выездная бригада милиции установит фактсмерти гражданина Иванова Григория Романовича, наступившей в результатеповешения. - Самоубийство, - сказал много повидавший на своем веку старлей. -Ясно, как божий день. Все согласились. В самом деле, выпил человек и полез впетлю. Сколько сейчас таких? И никто не заметил крохотного следа слезинки нащеке покойного. Гришаня не хотел умирать. * * * А день обещал быть славным! Под стать яркому солнечному утру было инастроение Киреева. Вчера Михаил был весь зациклен на своей боли, на мысляхо том, дойдет ли он до Спас-Чекряка или нет, а сейчас просто шел. Шел ивидел изумрудную чистоту первой зелени, лазурную глубину небес. Выпив водыиз святого источника, Киреев бодро шагал полевой дорогой. Скорее, ее можнобыло назвать широкой тропой. Вот уже минул час, как он оставил за спиной домИвана Павловича. Дорога шла мимо небольших веселых рощиц, вдоль бескрайнихполей. Приходя в очередную деревню, Михаил спрашивал, как дойти доследующей. Труднее стало, когда он вошел в так называемую "ничейную зону",так Киреев будет позже называть местность на границе двух или трех областей.Орловские деревни закончились, тульские еще не начались. Наивный, он думал,что в поле невозможно заблудиться. Вот по узкой ленте дороги Михаилподнимается на возвышенность. Вид, открывающийся отсюда, - словно бальзамдля его сентиментального сердца, долгие годы томившегося в городском плену.Позади еще видны крыши домов - это Голиково, маленькая деревушка, гдекакой-то старик объяснил, как ему идти дальше. Слева - полоса леса. Сначалаузкая, она, уходя на север, становится все шире - это все, что осталось отогромного леса, некогда раскинувшегося здесь. Где-то впереди должен бытьпоселок Выгоновский - последний на территории Орловщины. Но где он? Впереди- бескрайнее поле. И - три дорожки, уходящие в разные стороны. По какойпойти? Как в древней были: налево пойдешь - коня потеряешь... Прямо пойдешь- счастье найдешь... Позже придет к Кирееву дорожная мудрость, позже он, нестесняясь, в минуты раздумий, выбора будет просить помощи у Бога,Богородицы, Николая Угодника, но это придет не сразу. А пока Михаил выбралсамую широкую и торную дорогу, уверенно пошел по ней, но когда дорога резкостала сворачивать налево, понял, что ее проложили те, кто засевал это поле.Пришлось возвращаться назад, но Киреев особо не огорчился. Он ведь никуда неспешил. Пригодилось Михаилу и то, что его память хранила огромное количествостихов. Он очень любил стихи, но раньше читать их вслух стеснялся.Единственный раз за многие годы - той девушке, Софье, которая приходила кнему домой. Здесь, в поле, Киреев был совершенно один, если не считатьжаворонка, где-то в вышине певшего свою радостную оду жизни. Киреев шел ичитал стихи. Когда сил было много - на ум приходили бодрые, жизнерадостныестрочки. Наступала усталость, спадал темп - и стихи, соответственно, читались другие. Когда же становилось ещетяжелее, помогала какая- нибудь мелодия, приходившая в тот момент на ум.Разумеется, когда сил не оставалось - тогда Кирееву было не до песен и не достихов. Но все это войдет в систему позже. Позже он узнает: случаются вжизни такие ситуации, когда не то что идти, петь или декламировать стихи нехочется - нет сил даже лечь и умереть - и тогда остается только надеяться начудо... Повторяю, обо всем этом Киреев узнает позже, а пока он возвратилсяна возвышенность и пошел по другой дорожке. Более узкой, но оказавшейсяверной. Еще час - и уже Выгоновский остался в прошлом. Михаил шел иудивлялся: всего две ночи провел он вне Москвы, всего лишь второй день идетпо России, а скольких хороших людей уже встретил, сколько имен, фамилий,названий деревень в его записной книжке. И не поймешь, чего пока в этойдороге больше - радости или грусти. Расставаясь с людьми, он прощался с ниминавсегда. А эти села и деревушки! Вчера он зашел в одну из них, онаназывалась Дьячье. Долго шел мимо бывших крестьянских усадеб, разрушенныххозяйственных построек. Сразу было видно, что некогда в Дьячьем жило сотнилюдей. Киреев долго сидел у церкви, точнее, у церковных развалин. Неслышноподошел человек. Назвался Сергеем. Оказалось, что в селе остался всего лишьодин жилой дом, в нем Сергей жил с матерью. Сергею на вид было около сорока.Он оказался словоохотливым, рассказал и о том, какая красивая церковь раньшебыла в их селе, и о том, что не женат. Уехал бы в город, да мать бросать нехочется, а она хочет умереть здесь. Неожиданно в голову Киреева пришламысль, которая поразила его. - Послушайте, Сергей, - сказал он мужчине, - а ведь может сложитьсятак, что вы станете последним жителем Дьячьего. Представляете, сколько вековстояло ваше село, сколько людей, живших здесь, лежит вот на этом погосте. Ивот вы - последний в этой цепочке. Сергей, до этого оживленно болтавший снезнакомцем, задумался. Потом сказал: - Правда. Даже не по себе как-то стало. Получается, меня не станет - иконец Дьячьему? Они молчали. В проросшей на битых кирпичах траве беззаботнострекотали кузнечики, да во дворе дома Сергея голосил петух. Все остальное -тишина. И показалось Кирееву, что сидит он на поминках. Но похоронили нечеловека, нет, а что-то очень большое-большое, чему даже названия неподберешь. Но Дьячье тоже уже осталось в прошлом. Сейчас Михаил думал о том, какдойти до речки Бобрик. Дорога вошла в лес, становясь все уже и уже,превращаясь в едва заметную тропу. Чтобы в сердце не вошла тревога - ведьесли в поле он умудрился заплутать, что же можно ждать от леса, - Киреевстал вслух читать стихи, пришедшие на память. Не смейтесь, но это были стихииз детской книги "Хоббит" английского писателя и ученого Толкиена, которуюКиреев очень любил. Дорога вдаль и вдаль ведет, Через вершины серых скал - К норе, где солнце не сверкнет, К ручью, что моря не видал. По снегу зимних холодов И по цветам июньских дней, По шелку травяных ковров И по суровости камней. Дорога вдаль и вдаль ведет, Под солнцем или под луной, Но голос сердца позовет - И возвращаешься домой. Молчишь, глядишь, глядишь кругом, И на лугу увидишь ты Знакомый с детства отчий дом, Холмы, деревья и цветы. Вначале Киреев собирался дойти до деревниЗайцево и там отдохнуть, но когда он вышел из леса и оказался на берегукрошечной речушки, а это и был Бобрик, силы оставили его. Ласково светилосолнце, ветерок почти утих, еле слышно порхая только по верхушкам берез.Комариная пора еще не наступила, а потому Кирееву никто не досаждал.Огромная стрекоза пролетела над ним. Села на лист рогоза и уставилась нанего своими огромными глазищами. К ней подлетела другая стрекоза, оникружились в воздухе... Было так тихо - только журчание воды и трепет этихкрылышек. Михаил, засыпая, подумал о том, что это не стрекозы, а эльфы изсказки Толкиена. Это они, маленькие прекрасные создания, навевают ему сон,смежают веки... Проснулся Киреев также тихо, как уснул. Всего лишь открылглаза - та же река, та же чистая молодая зелень леса. Даже стрекозыпродолжали кружиться над водой. Только что-то темнее стало. Киреев посмотрелна часы и ахнул: половина седьмого! Он умудрился проспать больше шестичасов. Странно, но впервые за многие недели даже захотелось есть. Михаилпоспешно закинул рюкзак за спину и быстро зашагал вперед. В смелых утреннихпланах он видел себя вечером в Мишенском. Теперь это было утопией - воттебе, Кира, еще один урок. Но коррективы в своем маршруте Киреев сделал:сокращая путь, он миновал Зайцево. Встретившийся пастух сказал ему, что "вотентим путем вы, товарищ, прямками в Бакину и упретися, а оттудова идите наЛентево. Хорошая дорога, товарищ. А уж с Лентево вам подскажут, как доМишенскаго дойтить". Киреев посмотрел на карту. Точно, и Бакино есть, иЛеонтьево, а там до родины Василия Андреевича Жуковского совсем близко.Разумеется, дойти он не успеет, но нужно сделать так, чтобы завтра можнобыло бы спокойно посмотреть усадьбу поэта и дойти до Белева. Он поблагодарилпастуха: "Спасибо вам, товарищ", и поспешил вслед за убегающей серой лентойдороги. Откуда ему было знать, что в Зайцево его весь день прождали четверолюдей? Откуда ему было знать, что через Бобрик в Зайцево ведут две дороги ичто само Зайцево - это как бы два населенных пункта, разделенных ручьем:небольшая деревня и большой поселок. Идя по лесу и оказавшись очередной разперед раздвоением пути, Киреев второй раз ошибся и умудрился выйти к дороге,по которой почти никто не ездил. Впрочем, ошибся ли он - вот вопрос. В этомслучае Его Величество Парадокс вновь доказывал свое всесилие. А Шурик и компания, взяв в Болхове много пива, сначала сидели весело,наслаждаясь пивом, хорошим днем и предвкушая окончание дела. Но чем дольшеони сидели, тем больше злился Гнилой, мрачнел Бугай, беспокойнее становилосьна душе у Юли. Только Шурик, казалось, оставался так же спокоен. Откуда имвсем было знать, что стоит пройти вверх по речушке, по хорошему, неболотистому берегу с километр, как можно придти к другому мосту, недалеко откоторого безмятежно спал человек, которого они так хотели увидеть... Когдаже Киреев был уже на полпути в Бакино, компаньоны переругались. Бугайпредлагал двоим ждать здесь, а двоим идти пешком в сторону Герасимовадорогой, по которой должен был проходить "этот гад". Шурик, в свою очередь,хотел, чтобы двое ждали здесь, а двое в Зайцево. Гнилой советовал продолжать"сидеть здесь и не рыпаться". И только Юля молчала... * * * - Алло, тезка, ты что делаешь? - Это была Мещерская. - Собираюсь ложиться спать. Кое-что почитать взяла. - Случайно не атлас птиц? - засмеялась Софья. - Да. А откуда... - Я, представь, тоже достала. Ну и как? - Уж лучше бы она меня иволгой обозвала. Я посмотрела на фотографиюэтого погоныша - что- то среднее между курицей и куликом. - Ладно, не буду тебя особо травить. У меня получше снимочек будет. И,действительно, пишут, что поет эта славка-черноголовка здорово. - Зато про меня написано: "Свист резкий: уить-уить". - Как? - Уить... Слушай, я обиделась. Еще смеется... - Не обижайся, я шутя. Кстати, тезка, помнишь, когда мы с Бобровымипрощались, ты еще спросила Лизу, кем она себя представляет? Она сказала -коноплянкой, помнишь? Мне показалось, что ты вздрогнула. - Разве? - Значит, показалось. - Софья, ты... Ну, не совсем показалось... - Если не хочешь, не говори. - Да и говорить нечего. Я бы на такие вещи раньше внимания не обратила,а как с Киреевым познакомилась... Короче, ты помнишь моего дядю? - Обижаешь. Конечно, помню. - Когда из Германии я вернулась, его уже убили. Он мне наавтоответчик... Одним словом, про коноплянку были его последние слова, скоторыми он ко мне обращался. А тут, оказывается, Михаил с Лизой тоже оконоплянке перед уходом Киреева говорили... - Наверное, случайность? - Как говорит Киреев, кто верит в случайность, тот не верит в Бога. - Ты уже его цитировать начала? Раньше больше дядю... Молчу. Этонормально. Я всегда говорила: мужики должны быть умнее нас, баб. Ты меняслышишь, Соня? Что замолчала? - Вспомнилось все. Дядя, Киреев - леший его дери. - Это уже ты меня цитируешь. - Надо же, не скажи ничего. Скоро будут на выражения авторское правотребовать. Шучу. Ну так вот. А сегодня девочка эта... Лиза. - Мне они очень все понравились. Я о Бобрах говорю. А девочка - чудо. - Да. Только помогут ли ей эти деньги? - По крайней мере, с ними у нее больше шансов. Кстати, тебе непоказалось, что Бобровы не очень поверили в эту организацию - "Женщиныкультуры против лейкоза"? - Это была Киреева идея. А мне показалось, что поверили. Между прочим,нам никто не мешает создать такое общество. - Ну ты и голова, Воронова. Завтра обсудим, идея хорошая. Тольконазвание поскромнее надо придумать. Спокойной ночи, тезка. - Спокойной ночи. И - спасибо тебе. - Это тебе спасибо. Знаешь, думаю: а невестка все же звучит лучшетезки? Как ты считаешь? - Все, иди дрыхнуть, свекровушка. Когда Соня легла в постель, она еще долго листала атлас. Странныйкакой-то. Про коростеля в нем ничего не было. У Лизы, наверное, был болееподробный атлас.
Дата добавления: 2015-09-13; просмотров: 100; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав |