Возвращение новичка

Я перелистал свои блокноты и убедился в том, что

последние три недели преступно бездельничал. Вот

записи этих дней:

26 апреля. Загорал.

27 апреля. Читал «Графа Монте-Кристо».

28 апреля. Ночью испортился рефрижератор. Па-

ника. Аврал. Тридцать добровольцев перетаскивали

монолиты Арнаутова в судовую установку. Бесценный

прошлогодний снег спасён.

1 мая. Праздник.

2 мая. Перешли экватор. Хожу вверх головой. При-

выкаю.

3 мая. Ночью пошёл дождь. Табор с верхней палу-

бы сыпанул в твиндек.

5 мая. Дождь.

6 мая. Загорал.

7 мая. Дежурили по камбузу. Льстивыми голосами

уговаривали Васю Кутузова варить сегодня лапшу. Он

сделал вид, что колеблется, и… притащил два огром-

ных мешка картошки.

10 мая. Приводили «Обь» в христианский вид.

11 мая. То же.

Впрочем, последние недели не только у меня про-

шли столь же плодотворно и активно. В любое время

дня и ночи можно было увидеть лунатиков, бесцель-

но передвигающихся по верхней палубе. Иногда они

объединялись в группки и принимались за недочёты.

– Сегодня пятое мая, – загибая палец, говорил один

лунатик. – А приходим двадцатого. День ухода в день

прихода – один день. Получается четырнадцать. Де-

вятое мая – праздник. Считай тринадцать. Две суббо-

ты и два воскресенья… – итого остаётся девять дней!

– А два дня по Финскому заливу? – напоминал дру-

гой. – Все равно что дома!

– Выходит, семь дней, – неуверенно кивал третий.

– Говорят, капитан получил распоряжение приба-

вить ход, – вносил свою лепту третий. – Начальник

радиостанции Юра Пулькин вроде бы кому-то сказал.

Обсудив все возможные варианты и слухи, группка

приходила к выводу, что фактически ждать уже ничего

не осталось. Но особой радости такое открытие ни у

кого почему-то не вызывало. В глубине души каждый

прекрасно сознавал, что пятнадцать суток придётся

проплавать от звонка до звонка.

Такого лютого нетерпения никогда в жизни я ещё

не испытывал. Даже самые бывалые полярники, ко-

торым возвращаться было не в диковинку, и те стара-

лись как можно больше спать. Находились и такие лю-

ди с железной волей, которые прошедший день зачёр-

кивали на календаре только следующим утром! На

них смотрели как на чудо, с глубоким уважением и за-

вистью. Лично я зачёркивал сегодняшний день после

обеда и не без высокомерия поглядывал на тех, кто

делал это перед завтраком.

Ла-Манш мы проходили в густом тумане. За ночь

многие не сомкнули глаз: каждые несколько минут

«Обь» перекликалась со встречными судами. Утеша-

лись мы тем, что лучше пусть несколько человек не

выспятся, чем весь экипаж заснёт последним сном.

В Северном море и датских проливах нетерпение

подскочило до точки кипения, в Балтике из нас пошёл

пар, а последнюю ночь в Финском заливе никто не

спал.

Да, по моему, никто. То есть объявлялись, как все-

гда в таких случаях отдельные хвастуны, которые

нетвёрдыми голосами доказывали, что всю ночь хра-

пели как ни в чём не бывало, но их поднимали на смех

– настолько всем было ясно, что заснуть в такую ночь

невозможна. Даже Димдимыч, с его единственными в

своём роде нервами, выкованными из легированной

стали, и тот первую половину ночи неистово боролся

с подушкой, а вторую – читал какую-то книгу.

Полярники возвращались на Родину, домой!

К счастью, пространство и время бесконечны толь-

ко для философов, и наступил момент, когда из-за

расступившейся дымки показался Ленинград. Боро-

датые, дочерна загоревшие, в пух и в прах разоде-

тые полярники заполнили палубу. Осмысленный, с ка-

кой-нибудь логической нитью разговор они уже под-

держивать не могли, слышался лишь бессвязный ле-

пет:

– Как по-твоему, не будет дождя?

– Нет, у моей сегодня выходной, обязательно при-

дёт.

Это была единственная, она же главная мысль:

чтобы мои обязательно пришли.

В беспросветную ночную тьму, окутавшую ледовый

материк, в чудовищные морозы и сбивающую с ног

пургу полярник находил в себе силы мечтать об этом

нестерпимо ярком, как разряд молнии, мгновении: о

встрече на причале. Нет ничего важнее этой встре-

чи. Все, что будет потом, тоже прекрасно, но сначала

непременно встреча. Так уж устроен полярник, такая

уж у него человеческая слабость ему нужно, нет, ему

необходимо, чтобы его встретили на причале!

Эта мечта у полярника в крови.

И вот «Обь» начала швартовку, а полярник до сих

пор не уверен. За ажурной стальной решёткой бушует

многотысячная толпа. Её пока не пускают на причал, и

правильно делают: когда корабль швартуется, лирики

должны быть подальше. Умом полярник это понима-

ет, но нервы ему уже не подвластны, и он курит одну

сигарету за другой.

Бесконечные полчаса швартовки, затянувшийся на

полгода десятиминутный митинг – и с причала на ко-

рабль, с корабля на причал понеслись, бушуя, два

встречных потока людей, кричащих, растерянных, за-

плаканных, безмерно счастливых.

Своего сына я увидел уже давно, когда он залез

на решётку и неистово размахивал красной косынкой,

давая понять: «Мама, тоже здесь, но разве она спо-

собна на такой акробатический трюк?»

Мои пришли. И теперь я больше всего хочу, чтобы

никто из моих товарищей не остался с поникшей го-

ловой один на причале.

Вот и все, путешествие окончено. Новичок вернул-

ся из Антарктиды.__